
Полная версия:
Кресло для курения
Он начал потирать ладошки как хитрый бандит. Это вызвало у меня улыбку, и тут послышался звук открывающихся засовов. Начал играть гимн нашего государства, и все разом встали. Дурацкая патриотичная привычка, но что поделать? Если не встать, можно вызвать негодующие взгляды и пару ударов палкой от старушки за неуважение к родине.
Наш род многоликий стремится к высотам,
И гимн будет вечно звучать в небесах,
Шагаем мы дружно к вселенским просторам,
Врагов ждет забвенье, предателей – страх.
Ты славься, родная, любимая сердцем,
Свободная, сильная наша страна!
Тебя защитим и возвысим навеки,
Ведь дом нам родной не забыть никогда.
Где дети играют, стремясь только к миру?
Где песни поют вековые дубы?
Мой дом дорогой, до конца тебе предан,
Даю клятву верности нашей стране.
Эта громкая мелодия вызывала у меня чувство раздражения ещё с той поры, когда нас заставляли учить текст в школе. Второй куплет пролетел незаметно, пока я разглядывал судью. Одетый в строгий обтягивающий китель серого цвета, он шёл вместе со своим подчиненным, у которого в руках был планшет. Лишь золотой глаз в квадрате, что был у него на предплечье, выделялся как-то на фоне серых волос и очков. Встав у центральной трибуны, он начал ждать окончания гимна, а его помощник, одетый в такой же китель, начал подпевать, стоя позади. Вот наконец и подошел к концу этот безумный вопль патриотизма, и все продолжили стоять в ожидании.
– Достопочтенный судья Бурзунов Дмитрий Степанович приветствует всех собравшихся на заседании номер двести восемьдесят девять, – начал объявлять помощник судьи в планшет, и голос его разлетелся через динамики. – Дело о смерти Муразова Рената Павловича. Со стороны обвинения выступает достопочтенный майор Лайев Сергей Михайлович, со стороны защиты – гражданин Фердюков Максим Иванович. Слово судье.
Судья ещё раз осмотрел весь зал взглядом хищной птицы и уселся в свое кресло. Его примеру сразу последовали все. Мне не давало покоя, почему именно из всех судей нам попался этот и откуда это могла знать Вика? Не может быть простым совпадением, что она угадала фамилию. Неужели на всё это огромное здание всего один судья, или просто у всех моих знакомых есть связи в этом чертовом городе?
– Дамы и господа, начинается слушанье номер двести восемьдесят девять, на котором мы выявим причастность или невиновность подсудимых к смерти Муразова Рената Павловича, – голос у судьи был глубоким и железным. Казалось, непоколебимость его голоса можно проверить снарядом танка, и снаряд точно примет во внимание его слова. – После ознакомления с делом наших беспристрастных умов часть вердикта была вынесена. Это заключительный этап, где будет проходить слушанье свидетелей защиты и обвинения, первое слово предоставляется достопочтенному майору Лайеву Сергею Михайловичу.
Антон, сидящий рядом со мной, всё время тянулся к телефону рукой и, вспоминая, что очень дорого может поплатиться за неуважение к суду, отдергивал руку. Всё происходящее напоминало мне театральное представление. Даже декорации подобрали с умом.
– Благодарю вас, достопочтенный судья, – мужчина с рыжей бородой и круглыми очками поклонился в его сторону и вышел в центр. Он развернулся в сторону зала и начал пересказывать детали всего дела, которые я уже слышал миллион раз. Утром, обнаружен, вопиющая несправедливость, мои мысли находились далеко в моей новой лаборатории и возможностях, которые открывались. Интересно, можно ли назвать меня бесчувственной скотиной, ведь мой друг сидел в это время за решеткой.
– И после всего этого двое задержанных находились на свободе продолжительное количество времени! Они обвиняются в халатном убийстве Муразова Рената Павловича с помощью наркотических веществ, именуемых в простонародье «скорость»! – повысив тон, он ткнул пальцем в сторону Андрея и Расула, которые беззаботно пожимали плечами, на их лицах читалась полная отстраненность.
– Для доказательства этого ужасного поступка вызывается свидетель обвинения Лимов Виктор Денисович, – из зала встал смутно знакомый парень, но вспомнить, где я его видел на том событии, было трудно. Он прошёл за трибуну по правую сторону от судьи и посмотрел на зал испуганными глазами.
– Поклянитесь на Конституции нашего государства говорить правду и только правду, – сказал судья.
– Клянусь говорить правду и только правду, – отозвался Виктор, касаясь дрожащей рукой огромной книги серого цвета.
Они ведь даже не проверят, если он лжет. Такой принцип ведь чистая формальность, что случится с ним, если он скажет неправду? Его ударит молния?
– Где вы находились в тот день? И не могли бы вы описать ситуацию, свидетелем которой стали? – задал вопрос майор Лайев, поправляя очки.
– Большую часть времени я находился под лестницей, ведущей наверх, и наблюдал за всем, что происходит, – начал свидетель, и я сразу его вспомнил. Тот парень в состоянии отруба, который спал сидя в кресле под лестницей. Неужели он не спал? Невозможно, тогда он мог заметить меня, – и примерно в самый разгар вечеринки большая часть людей вышла на улицу потанцевать и пожарить мясо. В доме остались лишь Расул, Андрей и Ренат.
Как же хорошо, что он не упомянул меня. Странно, я ему ничем не помогал, какой резон скрывать от следствия моё пребывание на первом этаже? Этот человек мог создать мне кучу неприятностей, начиная от лжесвидетельства и заканчивая соучастием. Захотелось быстро выйти из здания суда и побежать куда глаза глядят.
– В тот же момент Андрей начал избивать Рената руками и ногами, а Расул пытался его остановить, но остановить его было почти невозможно. После Андрей достал пакетик с наркотиками и начал насильно заставлять Рената их вдыхать, – четко отбарабанил Виктор.
У меня отпала челюсть, Антон же, не подавая вида, смотрел на камеру Рената и Андрея. Как можно так перевирать факты? Одна часть моей души хотела встать и накричать на него, обозвать всех их лжецами и рассказать правдивую историю, но друга часть понимала, что, если это произойдет, моя новая работа, карьера, да и вообще жизнь будут проходить за железными прутьями. Андрей же с недоумением и широко раскрытыми глазами переводил взгляд с Расула на адвоката. Они, в свою очередь, отворачивались от него как от прокаженного.
– После всего этого Расул вышел на улицу через главный вход, а Андрей потащил Рената к заднему выходу, – закончил Виктор и начал смотреть в пол.
Судья тяжелым взглядом посмотрел в сторону Виктора и переключил внимание на прокурора.
– Достопочтенный судья, большинство людей подтверждают, что Расул вышел через главный вход и ушел без своей машины. Наш наряд, который был отправлен по вызову на звуки шума и был атакован людьми в состоянии алкогольного и наркотического эффекта, также подтверждает, что видели его идущим в сторону города по дороге.
– Достопочтенный судья! – ожил адвокат. – Не сочтите за дерзость, но кто в здравом уме оставит свою машину и пойдет пешком домой? Да и что мог делать свидетель всю вечеринку в кресле?
– У него явно стальные яйца, если он решил прервать прокурора, – шепнул мне Антон, слегка наклонившись.
– Максим Иванович, будет и ваша очередь задавать вопросы, отклоняю ваше возражение, – ответил судья, приподнимая шарообразный молоток.
– Ничего страшного, достопочтенный судья, я уже закончил со свидетелем, показания всех второстепенных можно найти в деле у вашего помощника на планшете, – с улыбкой прокурор вернулся на свое место.
– Как я уже говорил, с делом коллегия ознакомилась и находит доводы обвинения более чем уместными, также у нас нет повода сомневаться в словах свидетеля, – Бурзунов расстрелял взглядом прокурора, у которого моментально пропала улыбка и поник вид. – Тем не менее ввиду недавнего исчезновения ряда свидетелей в лице капитана Калымова, что проводил задержание, и гражданина Гренова слово передается Максиму Ивановичу.
– Костя исчез? – шепнул я на ухо Антону, не в силах сдержать любопытство. Мы мало с ним общались с той заварушки, но порой он встречался мне на улице и всегда, улыбаясь, жал руку. А теперь он пропал, и это было подозрительно.
– Сам не понимаю, куда он мог испариться, говорят, пропало много народу в один день, человек двенадцать – четырнадцать, а вместе с ними автобус, – перешептываясь, мы заслужили громкое ругательство от старушки, что сидела рядом со мной. Заметив взгляд судьи на себе, всё желание говорить сразу отпало у нас обоих.
– Свидетель, не могли бы вы уточнить время, когда это все произошло? – начал Максим Иванович, выйдя на место, где недавно стоял прокурор.
– Не могу точно вспомнить, я был слегка подвыпивший, и часов у меня не было, – всем своим видом Виктор давал понять, что он вообще ничего не помнит.
– Вы хотите сказать, что были в состоянии алкогольного опьянения и затрудняетесь ответить на вопрос?
– Нет, у меня просто не было при себе часов. Сам же я находился в трезвом уме и здравом рассудке, – Виктор запутался в своих словах и начал нервно чесать руку. Будь моя воля, ушёл бы отсюда и не смотрел на этот цирк.
– Но вы недавно сказали, что были подвыпившие.
– Максим Иванович, переходите ближе к сути дела. До следующего дня мы не будем ждать, пока вы определите, был пьян свидетель или нет в тот вечер, – произнес судья, вновь поднимая молоток, который был похож на огромный лакированный чупа-чупс, что придавало серьезному виду судьи нотку юмора.
– Простите, достопочтенный судья, – адвокат поклонился и продолжил: – Почему вы не остановили их или не позвали кого-нибудь на помощь? Вы же видели, что над человеком совершается акт насилия.
– Мне казалось, что они опять что-то не поделили. У Андрея с Ренатом вечно были проблемы, но они их решали. Не знал, что Андрей способен на такое.
– Это все ложь! Я не делал этого! Пошел нахуй, тупой дятел. В следующий раз думай, прежде чем лизать жопы серым. Ты всегда был продажной сукой, жаль, что твой крошечный мозг ни хера не стоит! – Андрей, видимо, не выдержал и начал бешено хвататься за прутья и трясти их, как животное в клетке.
– Подсудимый, вы исключаетесь со слушанья номер двести восемьдесят девять. Охрана, будьте любезны вывести подсудимого, – произнес спокойно судья, глядя на адвоката, который пытался успокоить Андрея.
– А ты! – продолжил Андрей, показывая в сторону адвоката. – Что за тупые вопросы ты им задаешь? Все вы заодно! Просто свора продажных блядей, которые списывают меня в утиль! Вы продажное говно, и никогда я вам, паскудам, не доверял! Надеюсь, вы все попадете на эшафот! – в это время к нему залетели два охранника, что стояли у двери, и, проворно скрутив, прижали к полу. После этого Андрей мог кричать только в плитку до момента, пока совсем не затих. Охранники легко подобрали сто килограммов мышечной массы и унесли из зала. При этом из-за двери им на смену вышли два охранника и заняли места рядом с камерой. В зале повисла пауза. Расул же всё это время просто сидел и наблюдал за происходящим с отстраненным видом.
– У вас есть ещё вопросы к свидетелю? – прервал тишину судья.
– Вопросов больше нет, достопочтенный судья, – Максим Иванович со вздохом вернулся обратно за свою трибуну.
– Обвинение будет вызывать ещё свидетелей?
– Достопочтенный судья, мы только что видели животную ярость и агрессию подсудимого, думаю, в этом деле пора поставить точку, – произнеся это, Лайев Сергей Михайлович занял свое место с самодовольным видом.
– Слово предоставляется Максиму Ивановичу.
Трудно не растеряться, когда у тебя на глазах выводят подсудимого, спровоцированного на такое поведение. Но с гордо поднятой головой адвокат вышел в центр зала и, посмотрев на судью, развернулся в нашу сторону.
– Уважаемые дамы и господа, данный процесс очень сложен и занял уйму времени у вас и у меня. Защита пересмотрела свои позиции и согласна принять условия обвинения, – с этими словами он вернулся на свое место, никого не вызывая.
По залу впервые за процесс прокатился шепот, а у меня в голове возникла куча вопросов. Меня таскали почти четыре года по участку и заставляли давать показания, которые я знал уже наизусть. И все это было ради этого момента? Конечно, мне не хотелось выходить к трибуне, но зачем вообще весь этот цирк? На какое решение согласен адвокат и что вообще тут происходит? Подняв свой символ власти, судья моментально создал тишину.
– Если обе стороны согласны, прошу подтвердить это.
– Сторона обвинения полностью согласна с условиями приговора, – проговорил, улыбаясь, прокурор.
– Сторона защиты полностью согласна с условиями приговора, – раздался голос, больше походящий на шум ветра, от адвоката. Пустой и сухой. Голос проигравшего.
– Решено, дело двести восемьдесят девять объявляется закрытым, – Бурзунов стукнул своим круглым молотом по деревянной подставке. – Помощник, зачитайте приговор.
– Достопочтенный судья, – выйдя в центр зала, помощник сразу начал читать с планшета, – в связи с соглашением двух сторон дело двести восемьдесят девять объявляется закрытым. Приговор для граждан следующий, – он повернулся в сторону клетки, где Расул стоял в одиночестве. – Признать Андрея Заранова виновным по статье двадцать три дробь четыре в причинении тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смерть, а также по статье сто три пункта А в хранении и распространении наркотических веществ класса Б, и назначить ему наказание в виде смертной казни через повешенье.
Он сделал паузу, чтобы все обдумали приговор, или просто для драматизма. Лично у меня было ощущение, будто меня стукнули камнем по голове. Андрей не заслужил такой участи и был совершенно невиновен, как описывали это Виктор и прокурор. Но я и Расул просто молча слушали, как человеку выписывают билет в один конец. Возможно, это даже более гуманно, чем держать под замком человека на протяжении всей его жизни и тратить при этом деньги государства. Но я был виноват в этом приговоре не меньше, ведь спокойно мог опровергнуть слова свидетеля, подставив под удар свою шею.
– Признать Расула Мамбековича виновным по статье пятьдесят девять части б в сокрытии факта преступления и бездействии. Назначить наказание в виде общественных работ на срок до двух месяцев, также установить выплаты в размере десяти месячных зарплат матери пострадавшего. Приговор привести в исполнение не позднее чем через два дня.
На этих словах судья встал, и вслед за ним резко подорвались все остальные. Расул выглядел опустошенным, хотя ему сегодня уже ничего не угрожало. До сих пор не верится, что такой приговор вообще можно было принять. Что чувствуешь, когда твоего друга казнят, а тебя выпускают на волю, но виноваты вы оба? Я понимал Расула, понимал, что он теперь живет за чужой счет, и в его глазах я видел лишь пустоту.
– Да здравствует суд наш гуманный и честный! – проговорил громогласно Бурзунов, и вслед за ним большая часть зала повторила это выражение. Конечно, гуманный и честный, я обернулся и увидел, как родители Андрея, два старичка, беспомощно рыдают, произнося эту фразу. На душе сразу стало тошно, и все проблемы, которые вообще волновали меня до этого момента, показались бредовыми и незначительными. Что может быть ужаснее, чем потерять сына, и при этом я мог это всё остановить. Люди начали постепенно расходиться, и Антон подтолкнул меня локтем.
– Пойдем, тут все равно больше нечего делать. У нас ещё куча времени, прогуляемся до бара пешком?
– Да, конечно, пошли прогуляемся, – мой порыв радостных эмоций от приобретения новых возможностей будто раздавила система и рассмеялась над этим. Жутко захотелось почувствовать вкус сигареты, выйти и больше не возвращаться в это здание. Забыть стариков, что смирились с приговором. Как в общей массе мы выходили из здания суда, я совершено не запомнил, ведь теперь я думал, что убил двух человек.
Солнце все так же светило теплыми лучами, которые совершенно не согревали меня, и состояние депрессии от него только усилилось.
– Мне кажется, их всех купили, наша система самая продажная на свете. Жалко Андрея, но что поделать, он знал, к чему могут привести его дела. Ты вообще меня слушаешь?
– Конечно, – солгал я, перебирая ватными ногами. – Может, навестим родителей Андрея и поможем им?
– Что? Зачем? Их горю твои слова никак не помогут. Очнись, мы живем в веке, где каждый человек рассчитывает сам на себя. Сегодня солнце светит нам, а завтра – другим.
Он будто говорил моими мыслями, мыслями, которые были до этого процесса. Теперь же я не мог поверить в такое бездушие. Мы ведь люди, которые должны помогать друг другу, спасать и выручать, а не быть бездушными тварями, которые строят дома на костях.
– Знаешь, Антон, иногда ты мне кажешься бездушной скотиной.
– Ха, душа. Андрей хоть и был нашим знакомым, но ежедневно много таких Андреев заканчивает на виселице.
Мы шли по центру города, где среди толп людей трудно было протолкнуться. Хотелось просто укутаться дома в одеяло и пережить день. В огромном количестве прочитанных мной книг людей сравнивали с муравьями. Ходят себе по кругу, следуя правилам, которые навязаны выживанием и обществом. Но мы не муравьи, скорее тараканы, подбирающие крошки и выживающие в этом злобном мире, где правят наши боги, люди. Сильный резонанс в моих мыслях создавала и атмосфера. Парк, который мы пересекали, направляясь в наш район, был заполнен детьми. Они бегали и играли, радуясь наступающему лету. Как же захотелось вернуться обратно в тот беззаботный возраст, когда всё, что тебя волнует, – это жвачка и немного денег на газировку. Что мама будет ругать за грязные штаны и сигареты, что нашла в кармане. Она будет любить тебя всегда и пожалеет, если случится какой-то нелепый, но важный для тебя казус.
– Завидую этим детям, – нарушил я тишину, не в силах больше находиться в своих мыслях, – они еще не подозревают, какая жопа их ждет в будущем.
– А какая их жопа ждёт в будущем? Нам с тобой ещё неплохо живется, – Антон прижал меня к себе, улыбаясь. – У нас есть дом, работа, ну, у меня есть любимая девушка, – он засмеялся заразительным смехом, и я поддержал его, но не так уверенно. – Что ещё для жизни надо? Только поддерживать это всё клеем, что называется «деньги».
– Как-то всё просто у тебя. Зачем дом, если всё время находишься на работе? Зачем любовь, если она не вечна? Зачем работа, если она нужна только для поддержания вещей, которые тебе не нужны?
– Ууу, парень, ты совсем раскис, смотри на мир шире! Природа цветёт, люди улыбаются, разве твои раздумья приведут тебя к гармонии и счастью? Рассуждаешь как школьница, которую бросил любимый парень!
– Твой отец оставил мне душевную рану, – рассмеялся я.
– О, эти шуточки про отцов и матерей! Вот видишь, забей на все невзгоды и дыши полной грудью, пока сердце не перестанет биться. Всё, что произошло, уже не изменить, лишь смириться и идти дальше.
Если следовать такому простому правилу, то, наверное, можно прожить счастливую жизнь. К сожалению, когда я находился дома, в одиночестве раздумывая над своей жизнью, работало всё совсем иначе. Каждое утро и поздний вечер были пыткой разума, когда просыпаешься и понимаешь, что в твоей жизни всё идет не так и чего-то не хватает. Ожидания и реальность схлестнулись в настоящем, и реальность побеждала.
– Пойдем купим сигарет, после такого процесса хочется покурить, – предложил я.
– Достопочтенный судья, у меня для вас есть лишняя сигаретка, – достав пачку, Антон предложил мне одну.
– Мне кажется, это неуместная шутка, – закурив, мы перешли кольцевую дорогу, что овивала наш район, через подземный переход. В нём как обычно ютились люди, которым не особо повезло в жизни, прячась под дырявыми покрывалами и малюя на стенах замысловатые узоры. После красивого и разнопланового города они напоминали пещерных людей.
– У меня всегда есть с собой пачка сигарет для моей любимой, вдруг она захочет покурить, – хвастался Антон частью своей романтичной души.
– Антон, ты невыносимо ванильный каблук, по секрету скажу, что таким быть не надо.
– Ага, стану я слушать человека, у которого последние отношения длились пару месяцев, – огрызнулся он в ответ.
– Зато меня подвозят красивые дамы на дорогих машинах.
– Значит, всё-таки не просто работа? С каких пор ассистентки могут позволить себе такие тачки? – его лицо стало больше походить на Чеширского Кота.
– Она сегодня приедет к нам в бар, вот у неё и спросишь, и прошу, давай не как в прошлый раз, когда ты обыграл полбара в двадцать одно, а потом все узнали, что у тебя крапленые карты.
– Ну кто их заставлял играть? Точно не я, – в этот момент у Антона зазвонил телефон, и, достав его, он удивленно показал мне экран. Там было имя «Расул».
– Алло. Привет, да так, по улице идем к бару. Тебе уже всё вернули? – ответил Антон, пока мы проходили мимо полицейского участка, что было довольно символично.
Вновь оставшись один на один с собой, ко мне вернулась та тоска, от которой я пытался избавиться на протяжении всего похода до бара. Расул только одним своим звонком сумел вывести меня из равновесия и вернуть обратно в зал суда. Перебирая ногами по знакомым улицам, солнце вновь перестало греть, и что-то пустое медленно начало заполнять внутренности души.
– Хочешь приехать? Ну ладно, давай приезжай к семи, если успеешь. Нет, угостит тебя Глеб, он у нас при деньгах. Всё, давай, ждем тебя там, – Антон посмеялся в трубку и убрал её в карман. После звонка его веселое настроение улетучилось, и он достал сигарету.
– Расул приедет? – вопрос скорее был риторический, ведь из разговора можно было понять, что так оно и есть.
– Да, забежит на пару часиков. Поболтаем, узнаем, как правильно в хату входить, от него. Вдруг пригодится, – сместив губы в подобие улыбки, Антон посмотрел на меня, а потом добавил: – Только, думаю, про Андрея лучше не говорить.
– И что, сделать вид, что мы не присутствовали на процессе, где человеку не за что подписали смертный приговор?!
– Тише. Тебя могут услышать, и закончится твое рассуждение рядом с Андреем, ты же знаешь, как в последнее время любят приписывать статьи.
Я понял, что за пустота наполняла меня, сжимая будто клещи, – это злоба. Но также я понимал, что Антон прав. После инцидента с Кобозовым, который прогремел на всю страну, люди начали сомневаться в её идеальности. Поэтому одиночные пикеты перерастали в беспорядки, ходили слухи, что это не первый выдающийся ученый, что бежал из системы, и масло в огонь подливали подростки с юношеским максимализмом. В связи с этим ты мог спокойно идти и рассуждать о безумии государства, а за поворотом тебя ждал наряд серых. Раньше на улицах боялись бандитов и психопатов. Сейчас они работают в униформе.
– Дай закурить, погано что-то на душе, – сказал я, подходя к порогу нашего бара, половина дороги прошла у меня как в тумане.
Антон без промедления вытащил сигарету, и я попытался расслабиться, разглядывая вечерний город. Снаружи бар ничем не выделялся из сотни других, но это было что-то вроде родного прибежища. В нём мы могли не бояться высказывать свои идеи, будто снимали и оставляли маску у порога на вешалке. Рассказывая, как прошел месяц, друг другу, мы просто были собой. Часовая стрелка указала на шесть вечера, и скоро все будут в сборе. Рассматривая свое отражение в окне, я задумался о том, как быстро летит время. Недавно у меня не было ничего и в то же время была толика счастья и понимания мира. Сейчас все исчезло, и остался только человек, которого по ночам мучают сомнения и неизвестность. Страх перед будущим порой пугал и мешал сосредоточиться, но, находясь в компании близких людей, он просто исчезал, предоставляя место другим чувствам. И тогда приходило осознание, что я сам выдумываю этот страх.
– Знаешь, что всегда мне нравилось в этом городе? – Антон встал рядом со мной, смотря на наше отражение в окне. – Количество разноплановых людей. Никогда не знаешь, с кем столкнешься на улице и как у тебя после этого повернется судьба.
– Устаешь от незнакомых людей. Они все тянут одеяло на себя, – бросив бычок в забитую урну, я отвернулся от окна. – Доминируют, пытаются победить в спорах, которых не существует. Убеждают тебя в своей правоте. Некоторые просто присаживаются на уши и пытаются рассказать свою историю. Делятся одиночеством. Это порой помогает, но по большей части не приносит пользы.
– Иногда мне кажется, что ты более меркантильная сучка, чем я, а это пугает! Город создан для того, чтобы уметь правильно использовать любую возможность, поэтому хватай свою судьбу за жопу, – при этом почему-то за жопу Антон схватил меня, и, повернувшись к его улыбающейся физиономии, я начал пилить её взглядом.
– Пупсик, хватит хандрить, пошли в бар, а то весна совсем не греет, – смеясь, Антон начал подниматься по ступенькам, потирая руки.
Сам бар находился на возвышении, и чтобы добраться до дверей, нужно было подняться по пяти ступенькам. Сейчас это казалось простым делом, но когда ты пьяный пытаешься спуститься, это целое приключение. Придерживая стеклянную дверь, я зашёл вслед за Антоном и сразу почувствовал знакомый аромат орешков, жареных сосисок и пива. В данный момент тут было пустовато и лишь за барной стойкой сидело два молодых человека, которые очень активно капали на мозги бармену. Завидев нас, бармен расцвел в улыбке и, отлучившись от пары, поспешил в нашу сторону. Звали его Махон, но мы ласково обращались к нему Мах.