Наследие Бурале

– Далеко? А билетик не покажешь? – Александр не шелохнулся.

Оглушенный ударом и воспоминаниями, Виктор закричал:

– Вы не понимаете! Я должен бежать! Срочно! – он бился, стремясь освободиться от оков.

– Эй! – Александр видел, что Виктор его не слышит. – Эй! – несколько раз окликнул следователь. – Слышишь, – он со всей силы огрел Виктора папкой по голове, – а ну сел! Ты думаешь, мне нечем заняться больше? Сел на место, быстро, иначе позову своих бандерлогов, они тебя вмиг в сознание приведут!

Виктор затих и ответил, стараясь говорить спокойно:

– Простите, но вы и я должны бежать, – он поднялся, снова неохотно сел и продолжил: – Если меня найдут, все кончится очень плохо. Они и вас не постесняются!

– Во-первых, не нужно тут устраивать цирк! Во-вторых, будешь себя так вести, я исполню обещанное. Ты чего нервный такой? Я добрый сегодня, но не нужно испытывать мое терпение!

– Простите… – Виктор снова отпил из стакана; вода потекла в пересохшее горло, успокаивая.

Следователь встал, прошел в сторону, поднял с пола сигарету, брошенную Виктором.

– Докуришь?

– Да, простите…

– Итак, поджигатель, значит? Помнишь что-нибудь?

– Я… все помню. С самого первого дня. Все расскажу, – Виктор нервно затягивался сигаретой. Его переполнял ужас, родившийся из воспоминаний.

– Это как? С первого дня? Ты не один поджог учинил?

– Что? Нет! Один. Храм поджег я. Честно. Но если бы вы были там, сделали бы то же самое.

– Хорошо. Уже прогресс, видишь? – следователь повеселел. – Так, Виктор Сказ, рост сто восемьдесят три, русский, – он вел пальцем по листу, – ага, примерный семьянин… Член клуба «Сквозь горы и реки». Это что? Турбаза какая?

– Да.

– Хорошо. Журналист. Год назад пришел в «Аномалии и феномены». И как? Платят?

– Да, – Виктор немного успокоился и даже откинулся на спинку стула.

– Ну вот, смотришь на твою карточку – примерный член общества. Что на поджог-то потянуло, а?

– Я могу рассказать, но только с самого начала, иначе вы не поймете.

Следователь демонстративно посмотрел на часы. Его уши покраснели. Он явно терял терпение.

– Так! – следователь хлопнул ладонью по столу. – Слушай сюда, хмырь! Ты не смотри, что я с тобой тут любезничаю! Просто дело это – не мое. Было бы мое, ты бы уже под шканарем дерьмо свое доедал! Будешь играть со мной, я тебя вмиг с говном смешаю и не посмотрю, что Гарифуллину долг торчу. Либо будешь по делу говорить, либо разговор окончен!

От сказанного Виктор потерял дар речи. Ноги задрожали, живот скрутило. Дым от сигареты «пошел не туда» и вызвал надрывный кашель. Страх сковал все тело. От волнения Виктор ухватился свободной рукой за живот, и его тревога усилилась – он почувствовал что-то твердое и сухое, словно кровавая корка. «Я ранен? Или…»

– Просто… – заикался Виктор, – вы же хотите знать, что случилось! А как я расскажу, если вы не ничего поймете? Я человек честный и справедливый. Только выслушайте.

– Честный и справедливый он… – следователь поутих, – честные и справедливые храмы не жгут, понял?

– Но я ведь не просто так. Можно я начну?

– Хорошо. Рассказывай все. Я готов тебя выслушать, но только по делу. Если будет иначе, скажу Гарифуллину, что ты горбатого мне лепишь, а уж он не станет зря время тратить. Дело его, может творить с тобой все что захочет!

***

Похороны Патрика Мазурека, чье тело было найдено в съемной квартире, проходили в закрытом режиме, несмотря на то, что туда пытался попасть чуть ли не каждый уважающий себя журналист. Со скромной личностью Патрика это не было связано, а вот роль Ивана Дмитриевича Салтыкова здесь была видна невооруженным глазом. Хронология событий заставляла задуматься.

Патрик Мазурек решается провести журналистское расследование, связанное с Иваном Салтыковым. Что его мотивирует? Этого никто не знает – по крайней мере, по словам родных и близких, которые согласились хоть что-то сказать для публики. Потом выходит «Белое расследование», в котором личность Ивана не затрагивается прямым путем, но он упоминается в ряде противозаконных случаев. После публикации расследования проходит три дня. Все экземпляры из четырех издательств полностью отзываются и уничтожаются; о них забывают. На самом деле во время выхода расследования, до интервью Ивана, ажиотаж был небольшой. По польскому телевидению о нем ничего не говорилось, а сам Патрик не особо афишировал свою работу. Поэтому «обиженным» было несложно почти полностью удалить расследование из информационного поля. А еще через два дня на программе «Доброе утро, Польша!» Иван Дмитриевич делает странное объявление. На следующий день Патрик Мазурек погибает. По отдельности каждое из этих событий – не что иное, как упоминание на последней странице захудалой газетенки. А вместе – материал на первую полосу. Вот только для финала не хватает главной детали – заявления родственников Патрика Мазурека. Они не обратились в полицию. А если нет заявления, значит, нет убийства. Нет убийства – нет убийцы. В таком случае вся сенсация рушилась. Единственным «лучиком надежды» оставалась мать погибшего.

В 2005 году «Новостник», одна из крупнейших газет Варшавы, делает заявление: Анна Мазурек, мать покойного Патрика Мазурека, решила опубликовать переписку сына с неким «информатором». И в этот момент каждый новостной редактор готов был сам себе перегрызть горло от зависти. Вдруг ни с того ни с сего в информационное поле начали вылезать непонятные личности, предлагающие купить «Белое расследование» за баснословные деньги. Все-таки «тем самым» не удалось полностью избавиться от злополучного слова ныне покойного. Но большинство торгашей намеревались обмануть публику – они предлагали приобрести 188-й выпуск «Голден Тейлс», в котором и было напечатано расследование, а по факту высылали либо другой журнал, либо копию, в достоверности которой никто не мог быть уверенным.

Слова о публикации породили вторую волну. Об этом упомянули даже в «Доброе утро, Польша!», где, правда, уже не работали те самые телеведущие. Здислава Матеуша и Паулину Каминскую заменил Анджей Ковальчик, ныне продолжающий работу на телеканале «Родной».

Первая часть переписки была опубликована в 2005 году в 229-й выпуске «Новостника». Все выпуски, посвященные переписке Патрика Мазурека и «информатора», по сей день хранятся в библиотеке Абрахамаского университета и в архиве, на сайте Университета.

Имя «информатора» было предусмотрительно вырезано, так как Анна Мазурек переживала за свою безопасность.

«Патрик Мазурек мистеру N. 8 июля 2000 года

Дорогой мистер N., пишу вам в надежде, что вы решились поделиться правдой. Последнее ваше письмо я получил два дня назад. Хотел ответить незамедлительно, но моя любимая жена заболела после нашей поездки в Гданьск. Скорее всего, причиной стали морские ветра, обычно спокойные в это время года. В предыдущем сообщении вы были категоричны в своем намерении остаться в стороне. И я ваш выбор уважаю. Вот только до меня дошли некоторые сведения, получив которые, я сделал свой выбор. Я твердо намерен осветить зверское уничтожение храма в Белом Роге.

Я долго думал, как попросить вас изменить ваше мнение, как добиться от вас помощи. Но, вероятно, вы уже поняли, что никаких веских аргументов в мою голову не пришло. В связи с этим через три недели я выдвигаюсь в Россию, на Урал. Мне нужно посетить то место, чтобы собрать все детали в единую, истинную цепочку повествования.

В моей экспедиции мне будут помогать мои верные друзья и соратники. Они были удивлены тем, что я хочу отправиться туда только для того, чтобы узнать об обычном пожаре в глухой деревне. Но я поговорил с профессором Гордоном Торенсом, чья самоотверженная любовь ко всему, что я пишу, сыграла мне на руку. Он поверил мне и решил оказать влияние на прочих участников “Породного клуба”. Через четыре дня, когда все участники прибудут в Варшаву, мы проведем первое собрание. Мне кажется, многие выскажутся против, но у меня есть план действий.

Пока будет идти подготовка, я займусь поиском других информаторов из селения Нижний Рог. Мне кажется, среди местных старожилов найдется тот, кто захочет не то чтобы помочь иностранным журналистам, но хотя бы заработать на своих воспоминаниях. Более того, у меня предчувствие, что кто-то сможет поведать мне о личности Ивана Дмитриевича Салтыкова.

И все же мое письмо – мольба. Вы тот, кто может помочь мне в поисках, тот, кто располагает информацией о роли Салтыкова в этом страшном происшествии. Что бы я ни говорил, какие помыслы не имел бы, я буду ждать и верить, что вы мне поможете.

Вечно ваш, Патрик Мазурек».

Перед тем как мы прочтем ответ на это письмо, стоит прояснить. Патрик Мазурек был выпускником Польского корпуса Абрахамского университета. Английское учебное заведение сумело разрастись по всей Европе. Польский корпус, второй по величине, имел большое влияние в обществе. Учиться в этом вузе значило выиграть счастливый билет, конечно, если вы были готовы учиться. Патрик попал туда не случайно – в возрасте одиннадцати лет он оказался в детском приюте Павла Новака по причине болезни матери-одиночки. Приют полностью спонсировался Абрахамским университетом. Он готовил только мальчиков для поступления после выпуска из приюта в это учебное заведение. Такой старт позволил Патрику успешно поступить в Университет и стать почетным студентом. Более того, перед выпуском ему предложили вступить в «Породный клуб», куда входили лучшие студенты профессора Гордона Торенса.

«Мистер N. Патрику Мазуреку. 13 июля 2000 года

Уважаемый Патрик, я твердо решил, что больше не напишу вам, и до вашего последнего письма оставался верен своему выбору. Но вы вынудили меня написать ответ.

Не смейте приезжать в Россию. Вашего прибытия в Белый Рог будут ждать, и ничего хорошего вы тут не найдете. Более того, не смейте посещать Нижний Рог, так как здесь повсюду “слушают”. Если вы писали прошлое письмо только в надежде получить мое содействие, то я вас вновь огорчу: помочь вам я не могу. От меня информацию по поводу пожара и участия в нем Ивана Дмитриевича Салтыкова вы не получите.

С уважением, мистер N.»

«Патрик Мазурек мистеру N. 20 июля 2000 года

Я получил ваше письмо. И, как уже писал, уважаю ваше мнение. Сейчас пишу вам с целью рассказать, как прошло собрание “Породного клуба”, на котором мы обсуждали экспедицию на Урал.

Прибыло шесть человек – все те, кто мог выделить месячный отпуск для поездки. Со мной едет Евгений Морозов, инженер, чья родина – Россия. Он был на Южном Урале три раза в рамках работ по поиску золотых рудников. Его товарищ – Артур Валиев, механик. Артур совершил головокружительное путешествие по арктическому поясу в составе группы Калина. Доктор Здислав Ковальский – профессор медицинского факультета нашего Университета. Вместе со Здиславом едут два его сына – Анджей и Петр. Оба примерные студенты. Их конек – польский фольклор, однако оба стремятся в журналистику. И конечно, Мария Штольц, чья статья о “Секте Бурого Края” повергла в шок всю Европу, – эта выпускница филологического факультета решила вступить в состав нашей экспедиции.

Мы, семеро ученых, стремимся раскрыть тайну необыкновенного события. Мы все еще спорим о точной дате вылета, так как пока не определились со спонсорами. Если наши данные верны, то это путешествие поможет нам оставить след не только в журналистике, но и в антропологии.

Мистер N, я решил, что это мое письмо вам будет последним. Я более не хочу вызывать у вас чувство вины и пытаться воздействовать на вас морально. Вы предостерегли меня, и я сообщил об этом моим коллегам. Но мы решили: если нет того человека, который мог бы нам помочь словом, мы решим все делом.

Ваш Патрик Мазурек».

Конечно, это письмо вызвало в душах читателей странные эмоции. Патрик, не прикрываясь, пытается шантажировать своего собеседника. Он прямым текстом заявляет: «Если с нами что-то случится, то в этом будете виноваты вы».

Конечно, «Породный клуб» не имеет отношения к этой «псевдоэкспедиции». Каждое имя, упомянутое в письмах, вставлено туда только потому, что оно известно в определенных научных кругах. Таким образом Патрик придавал вес своим словам и планам, которым не суждено было сбыться. И, как ни странно, это помогло, потому что ответ пришел незамедлительно.

«Мистер N. Патрику Мазуреку. 26 июля 2000 года

Вы действуете ужасно, Патрик. Вы ведь это понимаете? Мы ведем переписку более двух лет. Я отношусь к вам как к великолепному журналисту, писателю и фольклористу. Однако я не ожидал от вас такого. Чтобы вы понимали, что я не вру, говоря о врагах, что поджидают вас тут, мне придется пойти на сотрудничество. Но я сделаю это иным способом, чтобы обезопасить себя как информатора.

Знайте, я делаю это только потому, что дорожу вами. Вы не оставляете мне выбора. Хотя вы, наверное, этого и добивались!

ежтди апмиьс ноди аатвсгу»

Шифр, размещенный в конце письма, был в мгновение разгадан читателями журнала. Но информатор оказался куда умнее, чем все думали, – шифр был лишь частью большой запутанной системы кодирования, применявшейся для передачи информации о пожаре в Белом Роге. Все эти события вызвали бурю интереса. «Не будут два человека так шифроваться только для того, чтобы передать семейный рецепт или компрометирующие слова против власти», – думали читатели. Тут крылось что-то посерьезнее. Тем более если за эти письма одного из собеседника убивают.

Патрик Мазурек скончался в своей квартире. Конечно, негласным подозреваемым стал Иван Дмитриевич Салтыков, прилюдно угрожавший всем, кто будет копаться в его прошлом. Но предъявить ему хоть что-то не вышло. «Белое расследование», написанное Патриком и его информатором, мистером N, кануло в лету, и только опубликованные письма напоминали об этом.

***

Виктор Сказ сидел перед следователем. Он получил то, что хотел, – время. Время рассказать историю о том, что произошло в Белом Роге. Объяснить, как он, Виктор, примерный семьянин и патриот, смог совершить сожжение храма.

«Так, нужно рассказать все. Не упустить ни капли. Если он подумает, что я вру, тогда мне крышка. Но как рассказать все, что я видел, так, чтобы мне поверил следователь, советский человек, чья связь с Богом так хрупка, что…»

Внезапно Виктор осознал: «Он не поверит мне ни за что!»

– Ты только что рвался побыстрее все рассказать, а теперь молчишь сидишь? Не много ли тебе чести? – следователь, полностью успокоившись, закуривал вторую сигарету. Синий дым поднимался перед его лицом вверх, к желтой лампе.

– Товарищ дознаватель, разрешите вам задать вопрос перед тем, как я начну, – Виктор потер запястье, ноющее от кольца наручников.

– Ну давай, раз мы с тобой го-во-рим, – последнее слово Александр демонстративно произнес по слогам.

– Вы верите в Бога?

– Нет.

– Я надеюсь, что мне получится вас переубедить…

ГЛАВА 7

«ЭТО ВСЕ ДЛЯ СЕМЬИ!»

Я Виктор Сказ, журналист. Моя работа – репортажи для ежемесячного журнала «Аномалии и феномены». Жизнь моя размеренна и спокойна. Не знаю почему, но мне всегда казалось, что у меня все получится, несмотря на мою бесхребетность, – и во время учебы, и на личном фронте. Даже в те моменты, когда я испытывал отвращение к жизни как таковой, мою голову посещали мысли: «Все в любом случае наладится. Ведь я знаю – у меня такой путь!» И я думал, что так жить правильно! Такие же мысли пришли в мою голову в тот самый день.

Наша редакция располагается на Большой Сергеевской, в здании бывшего Союза журналистов Московской области. Помимо нас в этом здании обосновались еще три журнала, чья участь – кануть в лету, так как единственный способ выжить для них – «игра на выбывание» в отношении союзных политических партий.

Я был знаком почти со всеми журналистами и репортерами нашей редакции, при том, что их было не так уж мало. Большинство работали вне штата, так как выжить на оклад штатника – дело непростое. Поэтому лица в офисе менялись чуть ли не каждый день. Но мне приходилось общаться почти с каждым, так как я стал участником редакционной коллегии с самого начала существования «Аномалий» – с 1988 года.

Вся наша команда считала, что лучше мы будем небольшой группой держаться вместе, чем работать на все фронты и писать для множества изданий. Сосредоточились исключительно на нашем продукте, что и сделало наш журнал интересным и востребованным.

Главный редактор, он же директор, – Вячеслав Мурыжкин, человек грубый, но справедливый. Мог внезапно урезать заработную плату и так же внезапно выписать премию. Беспринципному и жесткому, ему нравилась фраза, сказанная его отцом, майором советской армии: «Если про руководителя не пишут плохих слов на заборе, значит, он плохой руководитель». И принципу этому он следует до тех пор, пока не найдет в сотруднике друга. Правда, мы, его подчиненные, никогда о нем плохо не говорили, так как Слава нравился всем не только как директор, но и как человек.

В тот день я прибыл на работу пораньше, так как Слава намеревался провести совещание коллегии по вопросу нового цикла статей. О теме, которая выносилась на слушание, говорили уже очень давно, и в тот день все уже должно было наконец решиться.

В кабинете находилось шесть человек. В начале совещания все были в недоумении, так как не хватало двух членов коллегии.

– Привет всем! Вячеслав Антонович прибудет минут через двадцать, а вот Назар, будь он неладен, не отвечает на звонки. Слава просил начинать без него и обсудить разброс сотрудников по локациям, – перед большой доской в общем кабинете стояла Зинаида Мурыжкина – заместитель директора и супруга Славы.

– Ой не с того начинаем, – возразил Михаил, штатный репортер.

– Это еще почему? – Зинаида стирала с доски предыдущие записи.

– Ну как? Мы еще не определились, стоит ли в целом эта тема свеч.

Я заметил:

– Я думал, тему утвердили.

– Так, народ… Вячеслав дал нам понять, что мы работаем на тему Виктора Сказа… Как она звучит полностью? – Зина указала на меня карандашом. Вместе с ее обращением на меня уставились остальные пять человек.

– «Настоящие экстрасенсы и где они обитают, или Как распознать лжеца» – прочитал я из своей папки.

– Вот. Как я поняла, Виктор уже предложил план работы? – Зина повернулась к доске, продолжая говорить со мной.

– Верно. Я уже передал Вячеславу план и контакты всех лиц, которые будут принимать участие.

– Так! Стоп! А почему мы не выносили тему на голосование? Я думаю, сейчас актуальнее говорить о космосе, а не о паранормальщине! – Миша явно прибывал не в лучшем настроении.

– Начало-ось… – послышалось с дальних мест.

– Миша, коллегия предложила шесть тем для цикла. Три мы отмели сразу, так ведь? – Зина смотрела на тройку журналистов. – Оставались «экстрасенсы» и «горизонт событий». Мы решили рассуждать логически. Тема «экстрасенсов» не только соответствует тематике журнала, но и преследует великолепную цель – отучить наш народ обращаться ко всевозможным гадалкам, чародеям и знахарям! Это хорошо скажется на общественном мнении о следующих десяти выпусках. А то после «лягушачьих дождей» в Англии, – Зина одарила грозным взглядом одного из присутствующих, – кое-кто решил над нами посмеяться…

– Зина, ну не нужно сравнивать «горизонт событий» и «дождь из жаб»! – Миша был готов взорваться.

Тут дверь в кабинет открылась и вошел Слава, директор. Выглядел он на редкость нервозным.

– Привет всем! Витя, давай ко мне, быстро!

– Слав, это срочно? У нас тут проблема, – крикнула Зина вслед своему мужу.

– Десять минут… – донеслось из коридора.

– Вить, давай только быстро, прошу… – в голосе Зины слышалась усталость.

Я вышел из общего кабинета и направился вслед за Вячеславом. Его кабинет располагался в самом конце коридора – небольшое уютное помещение с собственным балкончиком. Внутри, как и всегда, царил беспорядок: куча разобранных архивных коробок, запах табачного дыма и несколько грязных кружек из-под кофе. Слава всегда был в поиске – в поиске информации. Если ему что взбредет в голову, то он всех вокруг поставит уши.

– Проходи, – Слава спускал полные коробки со своего рабочего стола на пол. Он в спешке закурил. – Садись, у нас проблема.

– Что случилось? – я протянул ему руку, так как он забыл поздороваться.

– А, точно, – Слава пожал руку в ответ. – Ты садись, садись… – он что-то искал по ящикам и карманам.

– Возьми, – я протянул ему зажигалку, которая лежала на столе прямо перед ним. – Может, скажешь уже?

– Спасибо. Извини, – он затянулся, выдохнул и расплылся в кресле. – Назар умер.

– Чего? – меня прошиб пот.

– Назар Волков, у нас работал.

Мне стало не по себе. Воротник вдруг стал давить, рубашка прилипла к телу, ладони вспотели.

– Слав, я знаю, кто такой Назар. Что случилось?

– Движок стуканул походу…

– Чего? Какой движок? – моя голова отказывалась соображать.

– Сердечная недостаточность…

–Двадцать девять лет парню, не курит, не пьет, в походы ходит! Что за бред!?

– Я пока сам ничего не знаю. Завтра будем разбираться. А сейчас есть другие проблемы, – Слава достал лист бумаги.

– Так, ты прекращай меня пугать, – я тоже достал сигарету и закурил.

– Ты с ним работал. В курсе насчет семьи его?

– Ну, он говорил, что с Урала. Что мать и отец есть. Сестра вроде еще. Все там живут. Не помню я.

– Родители с сестрой живут небогато. Болеют. Он все деньги домой отправлял. Сам в общаге жил, питался чем попало, лишь бы родители не нуждались. На три фронта пахал. Сам знаешь, о семье он не распространялся. Но я от него узнал, что помогать им некому. Назар все на себе тащил.

– Так… – я внимательно слушал.

– Короче, нужно организовать сбор. Хочу, чтобы ты по редакции прошелся и каждого предупредил. Нужно денег собрать, и побольше. Я Зинку пошлю по первому и второму этажам, может, коллеги по цеху соблаговолят. А тут к тебе все хорошо относятся, да и сам ты с Назаром знаком был. От редакции мы еще обсудим – может, тысячи две получится выудить.

– А ты знаешь, где он жил-то? Он мне так точно и не сказал. И что с похоронами?

– Это самое сложное. Жил он в поселке Белый Рог. Спросишь: где это? Отвечу: не знаю. Сегодня выясню и сообщу. Похороны тоже сами организуем, но проблема в том, что родители против могут быть. А связаться с ними оказалось большой проблемой, потому что в его Белом Роге ни связи, ни электричества, ни почты. Понял? – он загадочно посмотрел на меня.

– Как это – нет почты? Ты как деньги собрался отправлять? И как Назар отправлял?

– А ты думаешь, почему я позвал тебя?

– Так, Слав! У нас цикл горит, там Миша волосы на голове рвет из-за того, что мою тему утвердили. А ты хочешь, чтобы я сейчас тащился в какую-то глушь? Кто работать будет? Если свалю, Миша сто процентов свою тему протолкнет, и тогда плакал мой цикл.

– Витя, давай спокойно. Ты план передал. Мы начнем без тебя. Пока подготовимся. Я ребят погоняю по адресам, чтобы собирали материал. Тебе на поездку недели вот так хватит, – он провел большим пальцем над головой, – нам цикл запускать через месяц. Ты как раз приедешь и будешь заниматься своим творением.

– Блин, Слава, так нельзя! Я так долго работал над всем, чтоб в самый ответственный момент свалить? – меня пробирала злоба. – Если нужно просто деньги отвезти, то отправь кого-нибудь другого, – я не мог поверить, что это говорю я, – обычно я не перечил начальству.

– Не могу, Витя. Нам еще некролог нужен. Ты же знаешь, что сейчас такими вещами работодатель занимается. Да и… Вить, ну Назар хороший же парень был! Душа рвется от того, что теперь предки его загнутся. Ну ты тоже пойми меня, – он судорожно затягивался, – что я за руководитель такой, если не могу в беде помочь? Ну?

– Я тебя понимаю. Просто как можно отправлять меня, когда сроки жмут?

– Если тебе так неймется, забирай материал с собой – во время поездки поработаешь. Туда приедешь, передашь деньги, от редакции поблагодаришь за такого паренька хорошего и сразу домой.

– Слава, мы можем, если что, цикл еще на выпуск отложить?

– Если все в порядке будет, то да, можем. Нам все равно еще юбилейный выпуск нужно верстать. Если хороший получится, то его вместо цикла выпустим. А со следующего «экстрасенсы» пойдут.

– Ну а Миша какой-нибудь не сможет денег отвезти и некролог написать?

– Не могу доверить ему это. Никому не могу доверить, ты же знаешь. Зинку бы отправил, да ее отпустишь, так она через месяц вернется, потому что: «О, в Екатеринбург заеду, к Вальке, к Настьке, к Маринке…» Ну, сам же знаешь.

– Ты узнай, куда ехать и как добраться. Может, сможем быстро все дело провернуть. Если на самолет раскошелишься, совсем сказка будет.

– Дело говоришь, – он пожал мне руку, – все узнаю, Вить! Все. Ты, главное, давай не огорчайся. Должен тебе буду. А насчет цикла не переживай – и не с такими сроками справлялись.