В Авлиду

В ожидании прошло, наверное, минут двадцать. Пенелопе они показались бесконечными. Как будто время остановилось прямо возле дома царя Итаки. Все тихо. Только Одиссей продолжал методично уничтожать лужайку.

Наконец вдалеке наметилось движение. Пенелопа громко заголосила, направилась к упряжке:

– Что ты делаешь? Остановись, мой бедный муж. Что на тебя нашло? Прошу тебя…

Именно такие вопли услышали три путника. Они переглянулись, прибавили шагу, и через пару минут вышли на лужайку перед царским домом. К ним уже бежала расстроенная женщина, заламывала руки, кричала что есть мочи:

– Смотрите, люди добрые. Мой муж сошел с ума. О, горе мне. Что делать, я не знаю. – металась Пенелопа меж гостей.

Те замерли. Действительно, картина, что предстала перед ними, была нелепа и смешна одновременно. Огромный вол тащил осла и плуг, за ними шел Одиссей в какой-то драной шапке и важно разбрасывал соль по свежей борозде.

– Он сеет соль – рыдала Пенелопа. – Что делать, я не знаю. Помогите.

– Вот это да. – чесал затылок Менелай.– Что это с ним? Неужто помешался?

Менелай никак не ожидал застать старинного приятеля утратившим рассудок.

– Он обезумел – стенала Пенелопа. – Как мне быть? О, горе мне…

Менелай соображал довольно медленно. Какая неприятность. Как жаль, что Одиссей свихнулся так некстати. Но, что поделаешь? Одни лишь боги способны отнять разум. Но как не вовремя такое приключилось. Менелай смотрел во все глаза на друга и понимал – Одиссей не сознает, что вытворяет. Какие тут походы на войну? Как жаль…

Агамемнон удивлен не меньше брата. И раздосадован. Итакийский царь оказался недееспособен. Совсем не отдает себе отчета, что делает. Дебильный вид, такие же поступки. Становилось совершенно ясно – Одиссей сошел с ума.

Агамемнон качает головой, раздраженно кривит губы и морщит лоб. Он не ожидал такого поворота. Теперь на Одиссея надежды никакой. Досадно. Напрасно только прокатились на Итаку и потеряли время.

И только Паламед сообразил довольно быстро – перед ними спектакль и самый настоящий. Практически театр одного актера – но зато какого. Не даром Одиссея прозвали хитроумным. Вон что придумал. Но, ничего, меня не проведешь. В следующий момент Паламед метнулся к Евриклее, выхватил у нее из рук младенца. От неожиданности та завизжала, однако Паламед уже бежал к упряжке Одиссея. Он быстро положил перед животными ребенка – всего пара шагов и мальчик попадет прямиком под ноги грузного вола.

– Что ты делаешь, придурок? – прогремело над самым ухом.

Одиссей моментально оказался рядом и выхватил сына из-под копыт.

– Сволочь. Идиот – ругался царь Итаки – Совсем сдурел?

В пылу стремительных событий Одиссей не сразу узнал Паламеда. Во-первых – давно его не видел, во вторых – не ожидал увидеть именно его. Впрочем, Одиссей никого не горел желанием увидеть. Оно понятно – вестников несчастий никто не ждет.

– Похоже, ты в полном порядке, Одиссей. – рассмеялся Паламед в ответ.

– И правда – обрадовался Менелай – Ты здоров. Какое счастье.

– Тебе бы в цирке выступать. На ярмарке смешить людей – продолжал потешаться сын Навплия.

Одиссей сверкнул глазами исподлобья на Паламеда и быстро отвел свой взгляд. И вовремя. В глазах царя Итаки отразилась такая ненависть к разоблачителю, что тот бы содрогнулся и пожалел о сделанном, о каждом своем слове, если бы, конечно, мог прочитать все мысли Одиссея. Те лихорадочно бежали, сменяя одна другую:

– Я их практически провел. И если бы не этот Паламед… Будь он не ладен. Раскусил меня. Теперь из-за него придется мыкаться по свету двадцать лет. Проклятый Паламед. Я это не забуду никогда. Но, может быть, еще есть шанс…

А рядом сокрушался Менелай:

– Мы к тебе с таким серьезным делом. А ты тут дурака валяешь. Актерствуешь. – упрекал тем временем царя Итаки спартанский царь.

– Правда, Одиссей – подошел Агамемнон. – Ты нужен нам.

– Зачем? – напрягся Одиссей

11. Выкручивание рук

Агамемнон с некоторым официозом пояснил. Заметно было, что к разговору он готовился и подбирал слова:

– Грядет война. Великая война. Я призываю все народы объединиться против Трои. Тебя сам, лично, прошу принять участие, царь Одиссей. В числе почетных военачальников. Что скажешь?

Царь Микен никак не ожидал услышать буквально следующее:

– Я не поеду. Не могу. И не просите. Не уговаривайте. Это бесполезно. Не тратьте время зря. – сыпал Одиссей коротенькими фразами.

Царь Микен опешил, смог только пробурчать:

– Как это…

Пауза зависла над лужайкой. Сначала Агамемнон покосился на Пенелопу с младенцем на руках, затем на Евриклею, что суетилась рядом, подхватил Одиссея под руку, повел в сторону от женщин. Ни к чему им слушать мужские разговоры.

– Ты понимаешь, друг мой… Мне неприятно об этом говорить, но прежде всего это наше семейное дело. Ты не чужой нам. Ты мне зять. Ты должен это знать. – доверительным тоном молвил Агамемнон.

Действительно, возразить тут нечего. Агамемнон абсолютно прав: жена Одиссея Пенелопа – двоюродная сестра Клитемнестры, жены царя Микен, и Елены, жены Менелая.

– Нашу Елену похитил какой-то проходимец. Троянец. Ты представляешь, если мы оставим все, как есть? Сделаем вид, что ничего не произошло? В следующий раз украдут мою жену, а может быть твою. Ты это понимаешь?

Трагичный тихий тон сменил пафос вступительных фраз. Казалось, вот-вот в глазах микенского владыки появится слеза.

Агамемнон с Одиссеем отошли на самый край лужайки. За ними с понурым видом тащился Менелай. Он слышал слова брата:

– Никто теперь не может поручиться за безопасность наших женщин – с умным видом вставил Менелай.

Агамемнон рад такой поддержке, немедленно воспрянул духом и стал давить на самое святое:

– Ты, кстати, когда-то тоже искал руки Елены. Я знаю, вы давали клятву прийти на выручку ее избраннику. Момент настал, и Менелай в беде.

– Это была как раз твоя идея насчет клятвы. Не так ли, Одиссей? – снова вмешался Менелай.

Одиссей усмехнулся. Да, то была его идея, верно. В обмен на руку Пенелопы Одиссей дал Тиндарею такой совет.

– Это правда. – согласен царь Итаки – Но, Менелай, я клялся заодно со всеми, но при этом руки Елены точно не искал. То есть, поначалу было дело, но изменились обстоятельства.

– Какие обстоятельства? Что значит заодно со всеми? Как это – не искал ее руки? – обиженно бубнил Менелай. – Как можно дать торжественную клятву, а потом сказать – я совсем не то имел ввиду?

А что тогда ты делал у Тиндарея? – пожимал плечами Менелай.

– К тому моменту я точно знал, что Пенелопа выходит за меня. – ответил Одиссей.

Увы, но десять лет спустя Елена не слишком занимает Одиссея. У него жена ничем не хуже признанной красавицы и царь Итаки любит именно ее. Елену Одиссей забыл давно.

– Но, тем не менее, ты клялся? – уточняет Агамемнон.

– Клялся – пусть неохотно, но признается Одиссей.

– Клятв не нарушают, мой друг. – с важным видом заявляет Агамемнон. – В нашем обществе это не принято.

Царю Итаки остается только усмехнуться:

– Едва ли та клятва предполагала, что за Елену придется умирать. Выручить по мелочи, дать денег, одолжить лодку, но чтобы воевать…

С таким утверждением, понятно, не согласен Менелай:

– Что ты такое говоришь? За мою Елену я умереть готов. – возмущается спартанский царь – Какая лодка?

Агамемнон, в свою очередь, поддерживает брата:

– Что скажут люди? Что Одиссей не выполняет клятвы? Взгляни на Паламеда. Он сразу согласился. Моментально. И глазом не моргнул. Не стал расспрашивать зачем да почему.

– Паламеду проще. – возражает Одиссей – Он неженат.

И это правда. Об этом знают все. С детских лет младший сын Навплия занят алфавитом, звездным небом, рисует чуднЫе схемы на песке – он занят чем угодно, но никак не личной жизнью. Паламед погрузился с головой в учебу – о женщинах и думать позабыл. Теперь изобретательство составляет смысл жизни Паламеда.

– Навплией управляет его отец. – раздраженно продолжает Одиссей – У Паламеда нет никаких забот. А у меня – Итака вся на мне, я день и ночь в трудах. Что вы хотите? Чтобы я все бросил? Поехал черт знает куда в погоне за чужой женой?

Но Агамемнон не собирается так просто отступать:

– Зачем все бросать, Одиссей? Таких жертв никто не требует. Ты думаешь у одного тебя дел полно? Я сам в Микенах словно раб – как проклятый тружусь.

И вновь Агамемнон понижает голос, смягчает тон:

– Мы быстро обернемся. Навалимся на эту Трою всем народом, разберемся с паршивым ловеласом и сразу по домам.

– Именно поэтому ты очень нужен нам. – подхватывает Менелай – Твоя смекалка, твоя хитрость, умение найти оригинальное решение позволят быстро выиграть войну. С тобой мало кто сравнится в этом деле.

Менелай грубо льстит, но, в общем, это верно. Совсем не зря прозвали Одиссея хитроумным. Совсем не зря.

– Ты, как всегда, преувеличиваешь, Менелай. – принимает похвалу в свой адрес итакийский царь, но так просто купить его не выйдет. Он потому и хитроумный.

– У вас уже имеется один сообразительный боец. Я бы сказал – чересчур сообразительный. – указывает Одиссей на Паламеда. И в голосе его звучит упрек – Я-то вам зачем?

Однако перевести стрелку на другого, увы, не удалось.

– Менелай прав. – немедленно реагирует Паламед – Скорее, я – ученый, я – изобретатель. А это совсем другое дело. Переиграть, обмануть противника – здесь, Одиссей, первенство точно за тобой. Я это признаю. Мы без тебя не справимся.

Эти слова взбесили Одиссея. Что Паламед все время лезет? Кто его спрашивал? Какого черта? Если бы не этот паршивый изобретатель, никто бы не разоблачил царя Итаки. Далась ему эта война. Сидел бы дома. Нет, приперся, сволочь, на Итаку. Одиссей налетел как коршун на всех своих гостей:

– Легко тебе судить. Кто ждет тебя дома, Паламед? Одна лишь мать и все? Менелай, сколько у тебя детей? Понимаю, понимаю – у тебя хотя бы есть причина – жену украли. А твоему сыну сколько лет, царь Агамемнон? Что молчите? Вот что я вам скажу. Мой сын только что родился. Я столько ждал, и вот, когда он наконец-то появился, вы приезжаете звать меня на какую-то войну. За тридевять земель, куда-то далеко, скорей всего надолго.

Отчаяние ясно прозвучало в словах царя Итаки. Паламед с Менелаем молчали, выпучив глаза, но Агамемнон знал, что следует сказать:

– Никто не собирается торчать там долго, Одиссей. Зато какая слава ждет нас. Наши дети будут гордиться нами. Твой сын будет гордиться. Он будет знать – его отец – величайший герой. Или ты хочешь отвечать на неудобные вопросы, вроде того, почему ты, папа, не принимал участия в войне? Где бились все народы? Подумай хорошенько, Одиссей.

И добавил словно между прочим:

– К тому же в Трое богатств немерено – я Диомеда посылал туда с разведкой.

– Диомеда? – удивился царь Итаки – С разведкой?

– Да, мой друг. Ты вернешься домой богатым человеком. На пике славы. Героем большой войны. – искушал зятя микенский царь.

Ты вернешься через двадцать лет. Одиноким и нищим. – звучит для Одиссея грозное пророчество. – Если только отправишься туда.

– Нет. – решительно отрезал Одиссей – Вы как хотите, я не поеду. Не могу. И не хочу.

Но Агамемнон упорно продолжает выполнять поставленную перед самим собой задачу – призвать все народы и всех царей Эллады. Он приобнял Одиссея, похлопал по плечу:

– Что значит не хочу? Настоящее мужское дело ждет нас. Что сидеть возле женской юбки? Мужская дружба выше.

– Правда, что ты уперся? Все будут думать, что ты струсил. – не совсем удачно высказался Паламед.

Агамемнон сразу постарался Одиссея заболтать:

– Ты на Итаке устроил себе маленький мирок и процветаешь. Неужели не болит твоя душа за всех ахейцев? За эллинов? За локров? За дорийцев? Ты не можешь не знать, что наши народы живут довольно скромно, а после этой войны Эллада обогатиться на много лет вперед. Соглашайся. И тогда твое имя будут произносить с благоговением. Все люди будут знать и славить героев этой войны. Твой сын, конечно, тоже. Ведь ты не хочешь оказаться в числе трусов?

– Чтобы тебя упоминали, как недостойного вождя? – снова брякнул Паламед.

Нарочно что ли провоцирует? Изобретатель чертов.

– Я не трус. – оскорбился царь Итаки.

– Но ты не хочешь клятву выполнять. – развел руками Агамемнон – Ребенком прикрываешься. Друзей совсем не ценишь. Это недостойно царя Итаки.

А так и получается на самом деле. Агамемнон продолжает:

– Одиссей, все соберутся. Все, с кем десять лет назад ты сидел за одним столом у Тиндарея. Все узнают о твоем отказе, Одиссей.

– Вести сами разнесутся. Кому потом ты сможешь доказать, что ты не клятвопреступник и не трус? – конечно, это снова Паламед.

– Ославят быстро люди – согласен Менелай – Все отвернутся от тебя. Всем миром. Срамотища.

Они практически выкручивают руки царю Итаки. Неизбежный и немыслимый позор ждет Одиссея в случае отказа.

– Скажут – родич, а не захотел принять участие. Пятно на репутацию. Бесчестье. Никто руки тебе не даст. – опять противный голос Паламеда.

Агамемнон почел за благо Одиссея приобнять, сам сделал спутникам знак рукой – мол, немножко погодите. Затем увлек царя Итаки в сторонку от чужих ушей.