Загон

Увы, ему не повезло. А может, не повезло мне, поскольку в тот момент Жан все равно уже был мертв. Машина Моиза сломалась, едва он отъехал от церкви, и ремонт ее занял еще сутки. А в общем итоге получилось, что каким-то невероятным чудом, я прожил, а точнее просуществовал раненным, без еды и практически без питья, почти три дня, которые, к счастью, вылетели из моей памяти. За это время я вырыл могилу своему другу и похоронил его, быть может, и не совсем по-христиански, но, по крайней мере, по-человечески. Наш проводник нашел меня, лежавшим без сознания на могиле друга.

Пока Моиз и его спутник говорили, передо мной всплывало качающееся чернильное, голубое, серое небо, а может, то качались ветви деревьев, склонившееся ко мне знакомое черное лицо, ах, да, это же лицо Моиза, пожелтевший от табачного дыма потолок машины, мелькание рук, череда лиц и ощущение, что я лечу по воздуху. И следом за всем этим пустота…

В полуразрушенном помещении Моиз обнаружил два уже изрядно разложившихся от жары трупа. При виде столь чудовищной картины, наш конголезский друг от неожиданности и страха чуть не лишился рассудка. Там ведь уже было не разобрать, кем были эти амбалы при жизни. А смрад стоял такой, что разносился на несколько метров вокруг развалюхи. Как я понял, спасла меня все та же жажда наживы. Поначалу Моиз посчитал, что я мертв, поскольку лежал неподвижно, весь в земле и крови, но решил удостовериться в этом, перевернул меня и попробовал нащупать пульс. Я застонал и, как он понял, я был всего лишь без сознания. А, значит, пока я был жив, оставалась и надежда получить деньги. За путешествие, за спасение. Мертвый я был бы бесполезен. Моиз извлек из своего багажника припасенную нами канистру с водой, как смог, ополоснул меня и даже переодел в чистую рубаху, со штанами только церемониться не стал, слишком это было хлопотно. Как он объяснил, если бы его остановил хоть один пикет и нашел бы меня в его машине в столь плачевном виде, то есть грязным и окровавленным, его могли бы обвинить в чем угодно. А так он объяснял всем, что был моим проводником, но я не выдержал африканского климата, к тому де еще и отравился, подхватил какую-то заразу, и он везет меня в посольство. При упоминании о заразе, кордоны расступались молниеносно, и он без проблем доставил меня в Киншасу. Он уверял, что временами я приходил в себя, что-то говорил по-русски, стонал и всхлипывал. Он поил меня водой и вез дальше.

Прибыв в столицу, он отправился прямиком к Лорану, а тот проводил его к уже знакомой нам однорукой знахарке. Она-то и выходила меня. Узнав, что на дворе сентябрь, я чуть не лишился сознания вновь. Выходит, я провалялся в бреду целый месяц. И к тому же ничего не помнил! Из рассказа «африканского китайца» я узнал, что на момент прибытия к Аджали, так звали мою спасительницу, я был на грани смерти. Она не сразу согласилась выхаживать меня, но после долгих уговоров все же позволила им устроить меня на циновку в углу. Меня она отпаивала какими-то зельями и снадобьями, обрабатывала рану, да и все тело, мазями и растирками собственного приготовления. Зелья помогали держать меня в забытье и не позволяли прийти в себя, покой тоже оказывается не плохое лечебное средство. Ну, а что касается раны, то и сама по себе она была страшной, и нагноение проникло довольно глубоко, и тут уж не обошлось без «колдовства». Знахарка знала много секретов. Именно ее стараниями я и остался жив.

В конце своего рассказа, Моиз, ничтоже сумняшеся, заявил, что уж коль скоро я пошел на поправку и выздоравливаю, то он хотел бы, чтобы я расплатился с ним за его работу и мое спасение. Ведь он мог бы и бросить меня в джунглях, а не рисковать, вывозя оттуда по жаре полутруп.

Я спросил его, что сталось с нашими вещами, и он указал мне на слежавшееся тряпьё, подстеленное мне под циновку на уровне головы. Я узнал свои брюки и рубашку Жана, в которую, видимо, и переодел меня Моиз. Остальных вещей не было, они, по словам моего проводника, остались там, в заброшенной церкви, откуда он постарался убраться как можно скорее. Честно говоря, это было сомнительно, ведь нашел же он время, чтобы переодеть меня в рубашку моего друга. А чтобы бросить на произвол судьбы вещи, сумки, да и вообще что бы там ни было, пусть даже все и находилось в чудовищной близости с разложившимися телами… ну, да Бог ему судья! Спасибо ему за то, что он спас меня, тут уж любые деньги покажутся мелочью. Вот только паспорт мой тоже пропал, а ведь я находился в чужой стране! Но пока я отбросил прочь всякие смутные думы и исполнился решимости набраться нужных сил, которые понадобятся мне в самое ближайшее время. А ускорить этот процесс можно, лишь находясь на попечении однорукой негритянки. Все это время я практически целыми сутками спал, а бодрствовал лишь короткую часть светового дня. Мое ранение оказалось крайне серьезным, к тому же рана была сильно воспалена, мне грозило заражение крови, и лишь благодаря знахарскому чуду я остался жив.

Ухаживая за мной, чернокожая женщина ни разу не проронила ни единого слова. Она безмолвно приносила мне пищу и различные травяные отвары, после которых я моментально засыпал. Моя спасительница беззвучно перемещалась по лачуге, и лишь мерное побрякивание пестика в ступе, говорило о ее присутствии.

В периоды моего неоднозначного бодрствования часто являлся Моиз со своим шоколадным другом китайской наружности. Наше общение сводилось к тому, что они справлялись о моем здоровье и, убедившись в том, что мне становится лучше день ото дня, удалялись. Навязчивая вежливость Моиза порой начинала раздражать, но была она вполне объяснима, человек хотел как можно быстрее получить свои деньги. Да, собственно, и не только в этом было дело! От бессилия и вынужденного безделья я и сам психологически крайне устал, во мне горело нестерпимое желание поскорее вернуться в цивилизованный мир, и забыть о Конго, как о страшном сне. Я считал дни и торопил, торопил ленивое африканское время…

В очередной свой приход Моиз кое-что рассказал мне об Аджали, так звали мою спасительницу. Судьбой ей была уготована смерть еще в юном возрасте. Старик Самбе нашел её, лежавшую без сознания. Семья девочки была растоптана дикими слонами, которые совершили набег на деревню. Самбе подобрал девочку, втоптанную в грязь, тело которой представляло одну сплошную травму, и находилась она буквально на грани жизни и смерти. Кости левой руки были так раздроблены, что спасти ее не удалось: операцию по ампутации старику пришлось проделать самому. Девочке было лет пять. Самбе выходил ее, оставил у себя и назвал Аджали, что на суахили обозначает «несчастный случай». Девочка выросла, и старик Самбе передал ей многие тайны, которыми владел сам. Аджали оказалась прилежной ученицей, она переняла все его знахарские секреты, научилась различать и собирать травы и готовить из них лечебные отвары, благодаря которым я выжил и сейчас быстро набирался сил. Поговаривали, что, кроме всего прочего, старик познакомил ее с основами магии, поэтому заговоры и привороты были знакомы ей не понаслышке. Часто, засыпая, я видел, как она садилась у моего изголовья, проводила единственной рукой по тому месту на моем теле, где была рана, и губы ее беззвучно шевелились. Я никогда не мог понять, было ли все это на самом деле, или же все виделось только во сне…

Так проходили дни.

И вот, не знаю уж точно, сколько времени провел я в лачуге своей спасительницы, но однажды проснувшись, я почувствовал себя если не совершенно, то практически здоровым, и четко решил, что хватит, достаточно, не позже, как сегодня, я прекращу всю эту мышиную возню относительно моей персоны. Пора расплатиться за услуги и возвращаться к нормальной жизни, наметив предварительно первые шаги в этом направлении.

Однако уже в самом начале все оказалось не так просто, поскольку обнаружилось, что в моем «гардеробе» нет приличных вещей, как, собственно, нет и самого «гардероба». Рваная, в пятнах крови рубаха Жана, и жалкие останки от моих штанов, вот и все, чем я мог располагать.

Тем не менее, я все же попробовал примерить на себя сей скудный комплект. Увы, в подобном облачении я больше походил на бродягу, и вызвал бы, безусловно, только повышенное внимание у окружающих к своей персоне. Хочешь того или нет, но придется обратиться к Моизу с просьбой о приобретении более или менее приличных вещей.

Я хотел было снять то, что еще называлось штанами, но как-то машинально пробежал пальцами по карманам, словно в них должны были заваляться несметные миллионы, и вдруг, в правом маленьком кармашке, расположенным над основным карманом, и потому не сразу заметным, что-то нащупал. Я сразу же догадался, что это было, но не сразу поверил, что найденная вещь могла сохраниться до сих пор, и не привлечь к себе излишнего внимания любопытных конголезцев. Достав трясущимися руками маленький сверточек, я обрадовался как ребенок. То было сокровище Жана, памятная частичка его бытия.

Я принялся бережно разворачивать упаковку. Какой-то еще предмет зацепился за волокна ткани и по ходу дела я освободил и его. Лишь когда он упал на пол, я увидел, что это было. А был это мой крестик, чудом спасенный мною в тот вечер в Киншасе, когда на нас с Жаном напали конголезские бандиты. Оказывается, я все время носил его с собой в кармане. Сердце забилось учащенно. Я поднял крестик и, крепко зажав в руке, развернул упаковку до конца. Еще только слабый лучик света проник под последний слой ткани, а из-под нее уже выбилось несколько завораживающих взгляд огоньков. Я отбросил последний тканевый лепесток, и камешек заиграл всеми цветами радуги. Перед глазами поплыли приятные воспоминания, я с отцом на американских горках в парке Горького, с мамой на катамаране, последний кадр, мы с Татьяной и Катюшкой на ромашковом поле.

Камень разливался изумрудными лучами, казалось, будто неведомая звездочка светит изнутри. Из самой сердцевины минерала лучились желтые световые иглы, которые растворялись в его успокаивающем зеленом цвете. Камень был живой.

В тот момент, когда я наслаждался безмятежным покоем, навеянным камнем, в лачуге вновь появился Моиз. У меня только и хватило времени, чтобы спрятать сокровище обратно в карман.

– О, какой приятный сюрприз! – воскликнул Моиз, которому помогал все тот же переводчик. – Ты уже встаешь! Совсем поправился?

– Думаю, да, – порадовал я его, – вот только проблемка возникла…

– Какая же?

– Уйти отсюда не в чем!

– О… – Моиз критически оглядел меня и не мог не согласиться.

Я был в своих старых, грязных брюках, на которых кое-где еще виднелись застарелые следы крови, а в руках держал рубашку, которая некогда была совсем целой и даже могла похвастать бежевым цветом.

– Да, ты прав… и, что же делать?

– Ну, тут все просто. Одолжи мне брюки и рубашку, нет, не то я говорю. Моиз, купи где-нибудь, да на том же базаре, самые дешевые. Мне в них нужно будет только добраться до отеля. Там, в камере хранения остались мои вещи, деньги, я за все с тобой расплачусь.

Моиз вернулся примерно через час и уже без переводчика. Он принес мне старенькие хлопковые брюки, оказавшиеся слегка великоватыми, и некое подобие вылинявшей гавайки. Она также была на пару размеров больше, чем нужно. Но это уже не имело никакого значения. Брюки я подвязал куском веревки, рубаха закрыла своими широкими полами это неприглядное зрелище, и таким образом я был готов отправляться навстречу новой, нет, своей старой жизни.

Тепло простившись с моей спасительницей, я заверил ее, что непременно еще вернусь, чтобы отблагодарить ее от всей души. Но переводчика у меня не было, Аджали была женщина не из болтливых, и уж совсем не эмоциональна, поэтому, не могу утверждать, что она поняла о чем это я так сумбурно говорил ей. Но сейчас задерживаться хоть на минуту и растолковывать ей сказанное на пальцах, не было никакого желания. Я решил, что обязательно вернусь сюда и отблагодарю ее, но все это будет потом, а сейчас, самое главное, вернуть себе прежний, цивилизованный вид, восстановить паспорт и определиться с обратным билетом до Москвы.

Аджали явно не одобрила моего столь внезапного ухода, она нахмурилась, укоризненно покачала головой, вручила мне мутную бутыль с травяной настойкой, а потом, видимо утратив ко мне интерес полностью, вернулась к своим обычным занятиям. Наверно в глубине души она понимала, что любое, даже кратковременное путешествие, мне пока не под силу, но она не знала, на что я способен, если настроился. Возможно, что она обиделась на то, что я так неожиданно сорвался с места. Ладно, перед ней я реабилитируюсь позже.

До гостиницы «Мемлинг»       мы добрались на машине Моиза минут за 15. Но даже этот путь показался мне бесконечным. Езда по неровностям дороги и скорченное положение на сиденье автомобиля, привело к тому, что в боку снова начало саднить, голова пошла кругом, да еще и душила нестерпимая жара. Да, я не вполне оценил свои силы, и, как оказалось, был еще чрезвычайно слаб.

Хорошо, что в дорогих отелях есть портье, иначе я бы не справился с такой огромной дверью. Однако уже в следующую секунду мне пришлось пожалеть, что этот портье все же имеется. Он преградил нам дорогу с вопросом:

– Что вам угодно?

Моиз стал что-то объяснять ему по-французски, но он только брезгливо поглядывал в мою сторону и отрицательно качал головой. В конце концов, я не выдержал хамского отношения:

– Послушайте, вы, – благо он понимал по-английски, – неужели меня трудно узнать? Мне всегда казалось, что в таких отелях у обслуживающего персонала глаз должен быть наметан! Кстати, я и отсутствовал не так уж и долго! И следовало бы не забывать, что перед отъездом мы с другом больше недели мозолили вам глаза.

Он так искренне удивился моим словам, что я и сам усомнился, а в тот ли отель мы заглянули. Да нет же, все правильно! Вот стойка регистрации, вон удобный диван и кресла для ожидания, а вон большущее зеркало, перед которым дамы обычно поправляют свой макияж. Я бросил беглый взгляд в это зеркало, и оторопел…

Да… реакция портье, была абсолютно оправданна. Я бы и сам себя сейчас не узнал. Передо мной в зеркале маячила худющая, долговязая фигура какого-то заросшего, неряшливого хиппи. Взъерошенные, изрядно отросшие сальные волосы, клокастая бороденка, и то, и другое с изрядной долей седых волос, поношенная одежка висит, как на вешалке, из-под широких, но коротковатых брюк торчат две хилые ножки в сандалиях сорок четвертого размера. Бог ты мой, да неужели же это я?!

Пока я с изумлением, нет, пожалуй, все-таки с отвращением, взирал на собственное отражение в зеркале, к нам с громкими претензиями подкатился администратор, которого я также уже видел раньше. Совместными усилиями и на двух языках, нам с Моизом удалось-таки убедить наших собеседников в том, что я, – это действительно я. Мы пояснили, что путешествовали с другом по джунглям, я немного прихворнул, потому и решил вернуться. И вот я здесь! Более того, я знаю свой код в камере хранения, и готов незамедлительно расплатиться за хранение, а также снять и проплатить номер, по крайней мере, на пару дней вперед. Это и решило все проблемы.

Уже через несколько минут я забрал из камеры хранения наши с Жаном вещи. Странное это чувство, когда ты держишь в руках вещи своего друга, которому они уже никогда не пригодятся… Мурашки побежали по коже при виде чемоданчика фирмы «Самсонит», еще недавно принадлежавшего Жану. Волна воспоминаний уже захлестывала меня, но сейчас было не до сантиментов. Передо мной по-прежнему стоял Моиз в нетерпеливом ожидании. Да, признаться, и мне уже хотелось поскорее от него избавиться. Я проверил наличность. На двоих с Жаном у нас было полторы тысячи долларов, плюс, кроме того, моя кредитная карточка и еще две карты моего друга. Среди оставленных документов были два обратных билета до Москвы с открытой датой…

Мы обещали нашему проводнику триста долларов за поездку в джунгли. Я подумал, что если заплачу ему двойную цену, то это будет справедливо. И увидев, как засветилось лицо Моиза, после того, как я отсчитал и выдал ему шестьсот долларов, я подумал, что жизнь моя могла бы стоить и немного дороже. Это я сам продешевил. Перед уходом Моиз еще нацарапал мне на листке бумаге свой адрес, на тот случай если он вдруг понадобится мне снова, и был таков.

Я поднялся в свой новый номер, в точности такой же, как и те, предыдущие, и обессиленный рухнул на кровать. Уснул я прямо в одежде. И мне снова приснился Жан…

Опять тот же бескрайний луг c зеленой сочной шелестящей травой, то же голубое безоблачное небо над головой, та же веселая радуга и тот же знакомый силуэт вдалеке, медленно приближающийся ко мне. Но на этот раз мне хочется так много у него спросить, так много ему сказать, а я знаю, что не успею, что он здесь пробудет не долго. Тоскливо становится мне, а Жан уже рядом, я вижу, как он улыбается и лицо его спокойно и безмятежно.

– Жан! – кричу я и бросаюсь к нему, но мои движения плавны и тягучи. Чем ближе я к нему, тем дальше он от меня….

– Не торопись! – смеется Жан. – Твое время еще не пришло!

– А твое? – тает неслышимый ответ и исчезает мой друг в набежавшей дымке…

Похожие друг на друга мне теперь снятся сны. И такое ощущение, будто Жан только что вышел из номера. Нет его, и это понятно, но, видимо, я с ним еще не расстался. А может, и он тоже?

Проснувшись, я почувствовал, что наконец-то по-настоящему отдохнул и полон сил. Наконец-то я забрался в ванную и долго стоял под прохладным душем, смывая со своего тела грязь, пот, остатки сильно пахнущих растираний однорукой Аджали, а со всем этим и то ощущение боли и утраты, которые не оставляли меня последнее время. Потом я долго брился, и пытался хоть как-то привести в порядок свои непослушные, изрядно отросшие космы. Когда со всем этим было покончено, я почувствовал сильнейший голод, и наскоро одевшись в чистые и такие родные вещи, спустился в ресторан отеля.

Мне кажется, что я давно не ел на завтрак так много и с таким аппетитом. Яичница с хрустящим беконом, пара сосисок, поджаренные тосты с джемом, ароматная булочка с шоколадом и французский круассан. Все это было запито парой чашек невероятно душистого кофе со сливками, и только тогда, наконец-то, я почувствовал насыщение и здоровый прилив сил. Да, вот теперь я совершенно здоров. Пора было подумать и об отъезде.

Прежде всего, я поднялся в номер и попытался дозвониться до Москвы. После некоторого количества тщетных попыток, в трубке вдруг раздался такой знакомый и далекий голос Виктора.

– Господи, Боже! Стас! – завопил мой верный сотрудник и друг. – Куда ты пропал? Где ты сейчас? Мы ж тебя в розыск объявили!

– Да вы что? Правда, что ли? Ну, вы даете!

– Так где же ты?

– Ну, где, в Конго! Где же еще мне быть?

– Ничего себе! Почти два месяца от тебя ни слуха, ни духу! Что ты там делаешь, в этом Конго, поселился там, что ли?

– Слушай, Витя, это долгая история. Расскажу все при встрече. Сейчас у меня небольшая проблема… У меня утерян паспорт, а мне же нужно как-то выехать обратно…

– И зачем? – не преминул пошутить мой верный помощник. – Разве тебе уже там надоело?

– Витя, мне не до шуток! Как там Катюха и Татьяна?

– А как ты думаешь? Все с ума сходят… Ну, то есть… не пойми буквально… Таню выписали давно, с ней все хорошо, работает. Но они извелись из-за тебя. Ребенка бы хоть пожалел!

– Витя, это не моя вина… Расскажу, не поверишь, никто не поверит. Но сейчас, главное паспорт.

– Я понял, но с ходу не могу ничего сказать. В такую ситуацию ни я, ни кто-либо из знакомых никогда не попадал. Мне нужно время, чтобы все разузнать. Где ты находишься? Тебе можно позвонить?

– Да, конечно. Я остановился в гостинице Мемлинг. Сейчас поищу номер телефона. – Я открыл тумбочку, в которой лежала папка с различными рекламными буклетами и конверты с логотипом отеля, и, продиктовав Виктору нужный номер, условился ждать его звонка. Ожидание было мучительным, делать было совершенно нечего, и я слонялся из угла в угол, прокручивая в голове одни и те же мысли.

Через некоторое время тишину номера разрезала резкая трель телефонного аппарата. Я вздрогнул, тут же подскочил к телефону и схватил трубку.

– Алло! Да! Слушаю! – выпалил я на одном дыхании.

Некоторое время трубка молчала, но терпение было вознаграждено, и я услышал голос Виктора. – Стас! Алло! Это я. Алло!

– Хорошо, Витя, я понял, что это ты. Не тараторь, я тебя отлично слышу. Говори, что ты узнал?

– Хорошо, не буду спешить. Слушай и записывай. Тебе надо лично явиться в консульство Российской Федерации в твоем Конго. Ты знаешь, где консульский отдел? Я могу подсказать тебе адрес, я все узнал. Ты же в Киншасе?

– Да, – ответил я. – Именно там, диктуй адрес, я пишу.

– Киншаса, авеню Жюстис, 80. Ты должен лично подать письменное заявление на оформление свидетельства в связи с утратой паспорта, но до этого ты должен собрать ряд документов, которые необходимо будет приложить к этому заявлению.

– Что за документы?

– Так, зачитываю: анкета, 2 фотографии 3,5 на 4,5. Ну, думаю, это просто. Дальше, скажи, у тебя какие-то документы, удостоверяющие личность, есть? Ну, там права или удостоверение какое-нибудь?

– Права есть, они со мной.

– Тогда проще. Значит дальше: права и некий документ, который тебе должна выдать, как я понял, местная полиция. Этот документ должен подтвердить факт твоего обращения по поводу утраты паспорта. Скорее всего, это будет некая справка о том, что тебя обокрали или ты его утратил каким-либо другим способом.

По мере перечисления необходимых справок, фотографий, анкет и прочих бумажек мне становилось дурно.

– Боже, Витя, ты даже не представляешь, какой тут везде царит бардак! Боюсь, что если я заявлю в полиции о том, что потерял паспорт, меня тут же посадят за несоблюдение условий пребывания в чужой стране.

– Да, перестань! Неужели все так страшно? Это ведь простая формальность. Копию твоего заграничного паспорта я уже выслал на электронную почту отеля. Возьмешь на ресепшн.

– Вот за это, спасибо, обязательно возьму. Но ты даже себе не представляешь, в каком месте я нахожусь! Дикая страна, дикие нравы….

– Стас, я, может, и не представляю, но зато абсолютно уверен, что без этой справки тебе в посольстве никто не поможет! Так что иди, и достань ее. Кстати, я позвонил Татьяне и сказал, что ты объявился. Как появишься, устроит она тебе Кузькину мать! Берегись!

Сообщение о Татьяне немного разрядило возникшее напряжение, я даже улыбнулся, представив разгневанное выражение лица моей жены.

Мы поговорили с Виктором еще пару минут, и расстались на том, что я пообещал перезвонить завтра, сообщить свежие новости, и больше не пропадать так надолго.

Повесив трубку, я задумался о том, что же теперь предпринять. Обращаться к Моизу смысла не было, вряд ли у него были какие-то серьезные связи в верхах, а, кроме того, он был в курсе гибели Жана и частично того, что с нами произошло. Мало ли что взбредет ему в голову. Просто самому пойди в полицию, представлялось мне вообще редкостной глупостью. Белый, не бельмеса не понимающий по-французски, – это просто находка для издевательства местной властью. Просто пойти в посольство и попросить, чтобы они замолвили слово в полиции о своем нерадивом гражданине? Нет, куда не глянь, замкнутый круг. Что же делать? И тут меня осенило. Ведь есть же в Киншасе человек, который был в состоянии мне помочь! Профессор Мабобо со своими поистине бесспорными связями! Ну, что ж, нужно рискнуть! Именно к нему я и решил отправиться немедленно.

Момент истины

Мои сборы заняли несколько минут. Все это время я пытался выстроить в голове те фразы, которые скажу Мабобо.

– Здравствуйте, помните меня? Мне нужна ваша помощь.

– Не могли бы вы мне помочь, я потерял паспорт, и вы единственный к кому я могу обратиться.

– Вы уважаемый человек, у вас большие связи. Помогите мне получить справку в полиции. Нет, извините, я не могу вам ничего объяснить. Я просто потерял паспорт.

– Помогите, вы единственный к кому я могу обратиться.

Или просто, как в фильме «Брат» : I need help!

Ни одна из предполагаемых к высказыванию фраз мне не нравились, не хотелось выглядеть глупым подростком, не хотелось и унижаться, мне и без того досталась немалая доля переживаний, но, вспоминая суровость и нежелание Мабобы общаться с нами, я все же полагал, что придется именно упрашивать эту черную непроницаемую глыбу. Кстати, хорошо бы он вообще оказался дома, я еще не забыл наш последний визит к африканскому другу профессора Столпова…

Удивительно, но мне удалось довольно быстро разыскать дом Мабобо. Наверно потому, что профессор проживал недалеко от отеля, так что труд был не велик. Подходя к шикарному, по конголезским, да и не только, меркам особняку, я изрядно нервничал. Позвонил, и мне показалось, что трель дверного звонка гулким эхом отозвалась в моей голове. Ответом была тишина. Я позвонил снова. И вдруг дверь открылась, и на пороге возникла уже знакомая мне сухонькая чернокожая женщина в аккуратной форме горничной. Она сурово глянула на меня и что-то спросила по-французски. Я лишь мог догадаться, что она спросила, и быстро выпалил, что мне нужен профессор Мабобо, что я Станислав из Москвы, от господина Столпова. Выпалил я это по-английски, дама кивнула, явно дав понять, что она меня прекрасно поняла, дверь закрылась и снова воцарилась угнетающая тишина. Одно радовало, что Мабобо оказался дома, и я надеялся, что он примет меня.