скачать книгу бесплатно
9. В значительном большинстве этнических культур магия являлась обычным «ингредиентом» разнообразных культурных практик – и обыденных, и интеллектуальных, и творческих и пр. При этом она не становилась основой миропонимания и мировоззрения, чем был и остается миф, а на определенных историко-культурных этапах – религия.
С развитием и усложнением культурных практик «магическое» постепенно отделялось от «обыденного», как параллельно в духовной сфере «сакральное» отделялось от «профанного» (и формировались первые религии), а позже, наряду с «религиозным», в ходе развития теоретического и абстрактного мышления, возникало «оккультное», «эзотерическое», наконец, «мистическое». Формировавшись в течение тысячелетий, магия в ее разнообразных формах и проявлениях существует и сегодня.
Кратко об особенностях магии в древних
цивилизациях
Безымянное есть начало неба и земли,
Обладающее именем – мать всех вещей.
/…/
Вместе они называются глубочайшими.
Переход от одного глубочайшего к другому —
Дверь ко всему чудесному.
Дао Дэ Цзин
Не имея возможности и особой необходимости подробно исследовать пути развития и трансформации магии в древних цивилизациях, обозначим только важнейшие для нас моменты в аспектах, необходимых для нашего дальнейшего исследования мистики.
Остановимся на тех особенностях древней магии, например, Китая, которые уже были исследованы выдающимися синологами.
В Китае традиция поклонения первопредкам (и родовым предкам) остается незыблемой в течение тысяч лет. В наиболее архаичных мифах прародительницей вещей и людей (но не мира!) считалась Нюй-ва, полуженщина-полузмея, которую позднее считали женой Фу-Си, первопредка преимущественно восточных племен, изображавшегося человеком- птицей.[164 - Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. М.: Советская энциклопедия, 1982. Т.2. С.232—233; 572—573.]
Как отмечают современные исследователи китайской культуры, «Древняя мифология воспринималась и часто воспринимается до сих пор, как неотъемлемая часть реальной истории Китая. Она продолжает жить не только в религии и народном фольклоре, но и в сочинениях философов, ученых. В разных текстах некий персонаж мог выступать историческим лицом, а в других, порой даже синхронных текстах, этот же персонаж мог выступать мифологическим героем».[165 - Мартыненко Н. П. Легендарный первопредок китайской нации и первый правитель: к вопросу о первоистоках концепта Хуан-Ди //Politbook, 2015, №4. С.155.]
Ши Хуан -Ди (2697—2599 гг. до н.э.) почитается в Китае как первопредок нации (в некоторых древних версиях мифов связан с тотемами медведя, дракона, драконоподобной ящерицы и пр.; по версии Ван Чуна, в конце жизни Хуан-Ди улетел на небо на драконе). Одновременно он культурный герой (давший народу топор, ступку, лук и стрелы, платья и туфли, лодки, колесницы и многое другое), а также первый правитель, «желтый император», заложивший основы государственности. Знаменитые «Исторические записки» («Ши цзи») Сыма Цяня начинаются со времен деятельности Хуан-Ди.[166 - Мифы народов мира, т.2., с.605—606.]
По данным эволюционной генетики, в период 4000—3000 лет тому назад на территории Китая началось расхождение языковых общностей – протокитайской и прото-тибетско-бирманской. Характерно, что мифы и предания о Хуан-Ди, обычаи возведения к нему своих родословных имели широкое распространение и носили над- этнический характер.[167 - Мартыненко, Легендарный первопредок, с.159.]
Заметим от себя, что этногенез прото- китайской общности (сначала рассыпавшейся на множество племен, затем организованных в царства, и наконец – объединенных под рукой первого императора) сохраняет и из века в век транслирует мощный архетип Хуан-Ди, подпитываемый энергиями фактически уже религиозной народной веры. Как у племени догонов, постоянное ритуальное воспроизведение связи с первопредками (дополняемое, по утверждению догонских жрецов, регулярными сообщениями с Сириуса), позволяет этносу поддерживать жизнеспособность и не опускаться до мемориальной фазы (как, например, рассмотренное нами племя индейцев пираха), так и осознанное и культурно-плодотворное отношение к древним мифам является, вероятно, одним из секретов долголетия самобытной культуры Китая.
При этом, как подчеркивал Е. А. Торчинов, китайская культура «…не знала ничего о трансцендентном Боге (или богах) и не имела ни малейшего представления о креационизме».[168 - Торчинов Е. А. Пути философии Востока и Запада: познание запредельного. СПб.: Азбука-классика; Петербургское востоковедение, 2005. С.54.] В китайской культуре мир развертывается сам из себя, подобно цветку, раскрывающемуся из бутона.
Далее, по утверждению Е. А. Торчинова, «… китайская культура не знала духа как начала, иноприродного чувственному бытию».[169 - Торчинов, Пути философии, с.54.] По мысли ученого, китайская культура – это «натурализм, витализм и холизм». В течение тысячелетий в ней сохраняются основы традиционного миропонимания: «Единый и целостный космос, пронизанный потоками жизненной силы, космос, все элементы которого находятся во взаимосвязи и гармоническом единстве, одновременно непрестанно трансформируясь и изменяясь в своей энергийной пластичности».[170 - Торчинов, Пути философии, с.54.]
Важнейшую роль в китайском миропонимании играет многозначное понятие «ци», в котором нет непреодолимой грани и тем более разрыва между духом и веществом, материей и сознанием. Как замечает Е.А.Торчинов, древнекитайский философ Ван Чун (1 в.н.э.) природу «ци» сравнил со льдом: нагреваясь, он становится водой, а затем – превращается в пар. Так и «ци», сгущаясь, становится веществом, а истончаясь – духом.[171 - Торчинов, Пути философии, с.58.]
Как мы понимаем, в сущности, подобные представления о взаимосвязи «материального» и «духовного», «земного» и «иного» были характерны и для мифо- магического мышления архаических племен средиземноморского региона, Африки и протоарийских кочевых племен.
Энергийность космоса в китайском понимании ведет к тому, что можно понимать как тотальный магизм. Е.А.Торчинов подчеркивает: «…в основе своей китайская картина мира глубоко магична. И этот магизм базируется на органицизме китайского космоса, отличающегося от новоевропейского космоса так же, как организм отличается от механизма».[172 - Торчинов, Пути философии, с.60.] С точки зрения европейца, в китайской мысли магизм может трактоваться как деизм, рационализм, иррационализм, даже – атеизм, и конечно – как мистицизм.
Здесь мы остановимся, поскольку сделали важнейший для нас вывод о связи магизма и мистицизма в китайской мысли. Далее, в главе о современных формах западного псевдо- мистицизма, мы еще вспомним главные принципы китайского магического миропонимания – «коррелятивное мышление» и доктрину «сродства видов» (или «теорию симпатии»). В настоящий момент нам важно было подчеркнуть категорическое различие между культурными основами китайской и западной культур и, соответственно, различную роль магии и ее значение в них.
Что касается древнеиндийской цивилизации, то сохранились мифы о нагах, змеевидных существах, прибывших с планеты-океана и правивших в Индии в древности. До сих пор в индийских деревнях есть праздник змей, когда жители ловят диких змей (в том числе кобр), держат их целый день в руках, проводят определенные ритуалы, и змеи их не кусают. А в конце дня змей отпускают на волю, в джунгли.
Наги, по индуистской мифологии, это полубожественные существа со змеиным туловищем и одной или несколькими человеческими головами. Им принадлежит подземный мир и они считаются мудрецами и магами, способными оживлять мертвых и менять свой внешний облик. В некоторых источниках наги – божественные змеи смешиваются с представлением о нагах -исторических племенах, живших на северо-западе Индии до прихода ариев. Предполагается, что реальные наги были племенами монголоидной расы, имевшими своим тотемом змею (кобру).[173 - См.: Мифы народов мира, т.2, с.195.]
Мы обратим внимание на более-менее изученный ведический период, определивший древнейшую форму индуизма. Как отмечает Е.А.Торчинов, «…религия вторгшихся в Индию в середине II тыс. до н.э. кочевников- ариев, была прежде всего религией жертвоприношений (яджня), включавших в себя значительный элемент магии, поскольку жертвоприношение предназначалось не для умилостивления божества, а для его подчинения воле жертвователя. Отсюда и поговорка: «все повинуется богам, а боги – брахманам (жрецам) «».[174 - Торчинов Е. А. Религии мира: Опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. СПб.: Центр «Петербургское Востоковедение», 1997. С.187.]
Мы не можем не отметить, что арийские кочевые племена, вторгшиеся на полуостров Индостан, – это близкородственные племена тем мидийцам, что, прибыв примерно в тот же исторический период на территорию нынешнего Ирана, стали магами/жрецами в зороастризме (см. выше).
Однако на территории Древней Индии и в уже довольно зрелом дравидском культурном поле арийская магия подверглась серьезной трансформации, а главное – она не смогла доминировать над мощными и вполне определенными мистическими тенденциями, основанными на отработанных психотехнических практиках.
В определенном смысле, можно сказать, что в древнеиндийской культуре мистика сразу была отделена от магии и развивалась своими собственными путями, в соответствии с конкретными религиозными направлениями индуизма (брахманизма, шиваизма, древнего кришнаизма), буддизма, джайнизма, ислама и т. д.
Мы не будем вмешиваться в жаркие споры по вопросу – кто же был родоначальником классической йоги – древние дравиды или пришлые арии; для нас главный факт заключается в том, что йогические психотехнические практики взаимодействия с запредельным в течение тысячелетий были и до сих пор являются образцовыми в мировом мистицизме. Они широко варьировали и включались в целый ряд религиозно-философских направлений (напоминаем, что йога была также оформлена в одну из шести классических даршан – школ классической индийской философии). Характеризуя наиболее известный источник йоги, видный историк классической индийской философии С. Дасгупта отмечал, что Патанджали «…не только собрал различные формы йогических практик и отделил разнообразные идеи, которые были или могли быть связаны с йогой, но и пересадил их на метафизику санкхьи и придал им тот вид, в котором они и дошли до нас».[175 - Dasgupta S. Yoga Philosophy in Relation to other Systems of Indian Thoughr. Calcutta, 1930. P.51.]
Магия в древнеиндийской культуре была чрезвычайно развита и связана не только с брахманизмом или другими религиозно-философскими системами (в первую очередь, с религиозными культами), но включала и широкий пласт народных обыденных практик. Достаточно упомянуть, что в ведической традиции одна из четырех основных Вед – Атхарваведа носит ярко выраженный магический характер, прямо именуется «ведой заклинаний». Автор перевода и комментариев избранных фрагментов древнего памятника Т.Я.Елизаренкова отмечает: «Название „Атхарваведа“ (atharvaveda „веда заклинаний“ или „веда атхарванов“) происходит от имени мифического жреца огня Атхарвана (atharvan „жрец огня“, имя собственное родоначальника жрецов огня, имя собственное потомков Атхарвана). Связь этого собрания со жрецами огня очевидна: заговоры произносились обычно над огнем, в который совершались жертвенные возлияния. <…> Первоначальное название АВ (Атхарваведы -В.К.) не включало в себя слова „веда“. Это было „Атхарва“ или „Атхарвангираса“ (atharvangirasa) – название, состоящее из имен двух мифических родов: Атхарвана и Ангираса (angiras – название полубожественных существ, мудрецов-риши, посредников между богами и людьми или angirasа „связанная с Ангирасами“). По индийской традиции считается, что связь АВ с двумя родами – Атхарванами и Ангирасами – отражает двоякую природу заговоров этого собрания. Белую магию (заговоры, обращенные на достижение добра) связывают с Атхарванами, а черную магию (заговоры, обращенные на достижение зла) связывают с Ангирасами. Таким образом, АВ противостоит трем каноническим ведам и по характеру названия, и по содержанию, как текст магического названия текстам собственно религиозного культа. <…> В основе АВ лежат магические народные обряды, уходящие корнями в глубокую древность. Некогда они пронизывали собой весь быт древних ведийских племен… Типологические параллели этому встречаются в ранней истории самых различных цивилизаций».[176 - Елизаренкова Т. Я. Об Атхарваведе // Атхарваведа: Избранное. Пер., комм. и вст. ст. Т.Я. Елизаренковой. М.: Наука, 1989. С. 3—4.]
Взаимодействие магии и мистики в индийской культуре – чрезвычайно сложная и многоаспектная проблема, далеко выходящая за рамки нашей работы.
Выше, рассматривая истоки термина и понятия магии, мы вкратце проследили обозримые сегодня начала древнейшей зороастрийской (древнеперсидской) магии, судя по всему, тесно связанной со всем комплексом древних арийских культур, как цивилизованных народов, так и кочевых этносов. Для целей дальнейшего исследования трансформации древнейших этнических форм магии в условиях формирования высоких цивилизаций, рассмотрим вкратце историко-культурную динамику магии в средиземноморских цивилизациях.
Основные моменты трансформации римской магии
При всем том, учитывая воззрения простого народа, и в коренных интересах государства необходимо поддерживать и нравы, и религию, и учения, и права авгуров, и авторитет их коллегии.
Цицерон. О дивинации
Одним из важнейших примеров трансформации магии для нашего исследования является процесс «расслоения» древней магии на «теоретическую» и «практическую» в средиземноморском ареале. Подчеркнем важный для нас момент: «расслоение» древнейшей магии проходило по тем же уровням сакральной и профанной магии, что и в других культурных ареалах.
В Древнем Риме мы можем рассмотреть трансформацию от древних форм этнической магии к – функционированию магии и отношению к ней в имперском Риме, как воплощенной идее цивилизации. Мы кратко обратимся к проблеме рассмотрения магии в Риме, поскольку, с нашей точки зрения, здесь происходили процессы трансформации, в первую очередь, «обыденно-практических» и «профанных» форм магии, во многом определивших ее понимание в позднейших ареалах европейских культур.
Обратимся к знаменитой «Естественной истории» Гая Плиния Секунда, о которой исследователь А. В. Белоусов справедливо замечает: «…мимо Плиния не удается пройти ни историку собственно античной магии, ни исследователю средневековых западных и… даже славянских магических практик. И правда, в „Естественной истории“ мы обретаем великое разнообразие магических рецептов, которым можно найти параллели в истории почти любой культуры».[177 - Белоусов А. В. Вновь о магии у Плиния Старшего // Homo omnium horarum. Сб. ст. в честь 70-л. А.В.Подосинова. /под ред А.В.Белоусова и Е. В. Илюшечкиной. М.: Ун-т Д. Пожарского, 2020. С.71.]
Но нас интересует не то, что это многотомное сочинение предлагает компендиум доступных Плинию сведений о магических «рецептах», а тот факт, что в этом известном произведении ярко выражено разделение магии не только на «сакральную» (о которой Плиний, судя по всему, имел слобое представления) и «профанную», но также – на магию «легитимную» и «запретную».
На первый взгляд кажется, что Плиний высказывает негативную оценку магии в целом, называя ее «магическим пустословием», а магические средства лечения – «безнравственными и нечестивыми». Однако то, что Плиний называет «магией», относится, в первую очередь, к тем явлениям «чародейства, колдовства и волшебства», которые он связывал с таинственными практиками других народов. Судя по всему, к «магии» Плиний относит медицину, которую считает «наиболее противоречивой наукой»; астрологию, в которую не верит, и «uires religiones», которые, скорее всего, представляют собой «силу суеверий»
Таким образом понимая «магию», Плиний предлагает рассмотрение ее «истории», видимо, опираясь, главным образом, на сочинение Бола Мендесского, в котором от имени Демокрита излагалась теория вселенской симпатии и антипатии (скептически Плинием воспринятая), а также магические рецепты, заинтересовавшие его в наибольшей степени.
По мнению Плиния, история магии начинается в Персии от Зороастра; при этом он замечает, что речь идет о первом Зороастре, который, согласно Евдоксу Книдскому, жил за 6 тыс. лет до смерти Платона и сведения о нем якобы подтверждает Аристотель. (Известен и второй Зороастр из Проконнеса, который жил во времена Ксеркса). Согласно Гермиппу Смирнскому, Зороастр научился магии от некоего Азонака, который жил за 5 тысячелетий до Троянской войны.
Поскольку не сохранилось никаких древнейших магических сочинений, Плиний довольно скептически относится к сведениям о древней магии. И несмотря на то, что магия процветала и процветает по всей ойкумене во все времена, она – самое обманчивое из всех «искусств»…
Плиний называет имена известных магов, сочинений которых не сохранилось до его времени: Апусора, Зарата, вавилонян Мармара и Арабантифока, а также ассирийца Таврмоенду. Плиний отмечал распространенность магии в Фессалии, в связи с чем Менандр даже написал комедию «Фессалиянка», в которой рассказывается о магических ритуалах привлечения Луны к Земле. Также он упоминал магию во Фракии.
Удивление Плиния вызывает то, что, по его мнению, о магии нет никаких упоминаний у Гомера. Если только, по его словам, не считать таковыми рассказ Гомера о Протее, пении Сирен, о Цирцее и призвании мертвых… Плиний также не находит в своих источниках сведений о том, что магия появилась в карийском Тельмесе, который он называет «суевернейшим городом»; он не определил, когда магия возникла у «фессалийских матушек», которые у большинства античных авторов ассоциировались с магией… Также Плиний удивляется тому, что народ Ахилла приобрел такую прочную колдовскую репутацию.
Напомним, недоумения Плиния связаны, в первую очередь, с тем, что он ограничил представление о магии медициной, астрологией и «суевериями».
По сведениям Плиния, первым, кто написал о магии, был Остан, сопровождавший персидского царя Ксеркса в его походе на греков, по пути посеявший семена этого «отвратительного искусства». Плиний перечислял имена тех греческих философов, которые, по его сведениям, прославились магическими интересами и магическими сочинениями: Пифагора, Эмпедокла, Демокрита (который якобы проник за сочинениями Дардана Финикийского прямо в его могилу) и даже Платона.
Плиний сообщал и о другой, иудейской ветви магии, появившейся через много тысяч лет после Зороастра, родоначальниками которой были Моисей, Ианний и Иотап. Он подчеркнул, что распространению магии во многом способствовали походы Александра Великого, которого сопровождал некий второй Остан.
В предыстории Рима, по Плинию, следы магии заметны среди италийцев. В 28-ой книге «Естественной истории» Плиний рассматривает магическое. содержание законов 12-ти таблиц. В Галлиях магия практиковалась друидами: Британия была «страстно охвачена магией».
В качестве одного из важных доказательств существования магии в Риме, он приводит тот факт, что в 657 г. от основания города (94 г. до н.э.), в консульство Гн. Корнелия Лентула и Публия Лициния Красса, было запрещено человеческое жертвоприношение.
А.В.Белоусов вполне справедливо выявляет основные идеологические и моральные «скрепы», характеризующие как центральную идею произведения Плиния, так и предпринятое им рассмотрение магии. «„Естественная история“ представляет собой описание природы (natura), которая есть жизнь (vita), и которая при этом неразрывно связана с человеком и ориентирована на человека. Она, …вся целиком существует для того, чтобы человек благодарно пользовался ее дарами…»[178 - Белоусов, Вновь о магии, с.83.]
Взгляды Плиния, осуждавшего «магию», отражали отношение «цивилизованных» народов – к «варварским», к тем племенам, которые, живя в природе, сохраняли близкое родство с животными и не видели в человеке уникальное и «над-природное» существо. Эту «варварскую животность» он подчеркивает и в ненавидимом им Нероне, который, по мнению Плиния, не случайно увлекся магией, отличаясь «…свободой выбирать для магических ритуалов любой день и любой скот, а совершать человеческие жертвоприношения было для него вообще самым приятным занятием… Нерона посвятил в магические таинства армянский царь Тиридат, который пришел в Рим для того, чтобы Нерон справил свой армянский триумф, приведя с собою и магов».[179 - См.: Белоусов, Вновь о магии, с.76.]
«Идейная» борьба с «магией» у Плиния – это, в первую очередь, полное отвержение недопустимой «медицины» вместе с «внешними и варварскими обрядами», к которым он, в первую очередь, относит различные формы каннибализма (вкушение человеческой крови, внутренностей и частей человеческого тела), а также использование таких «лекарств», как костный мозг человека и мозги новорожденных младенцев…
Плиний откровенно возмущался: «…может показаться, будто превращение человека в животное и есть выздоровление…». И, прямо обращаясь к образу Октана, распространителя магии, заявлял: «Разглядывать человеческие внутренности считается нечестивым, а что насчет того, чтобы их есть? Кто придумал эту дрянь, Октан? Ты, ниспровергатель человеческих законов и изобретатель чудовищ, есть тот, кто первый это заложил. Я полагаю, дабы никто о тебе не забыл?»[180 - Белоусов, Вновь о магии, с.78.]
Плиний делает вывод, что магия – «отвратительна, тщетна и бесполезна»; в ней есть только «некие тени истины», да и то только в том, что касается «отравительства, а не чародейства».[181 - Белоусов, Вновь о магии, с.76.]
При этом, как справедливо отмечает А. В. Белоусов, «Плиний стремится описать „природу“ с высоты римского могущества… Плиний замечает, что боги сделали Рим „как бы вторым светочем для человеческого рода“… И отсюда проистекает для Плиния постоянная необходимость соизмерять практически все, о чем он говорит, с Римом, его обычаями и его историей».[182 - Белоусов, Вновь о магии, с.83.]
Плиний как бы не замечает, что «суеверия», гадания (в том числе, по внутренностям животных), вызывания «теней мертвых» и т. п. – часть обычной жизни Рима. Но утверждение человеческого и отвержение животности – для цивилизованного римлянина важнее всего.
Рассматривая действительно целебные средства, имеющие исток в самом человеке, он признает, что главным является слово. Для Плиния очевидно, что именно разумная речь отличает человека от животного. Но равную ли силу имеют слова в признаваемой им официальной римской религии и в магических заклинаниях?
Плиний убежден, что без произнесения необходимых слов нельзя совершить жертвоприношение и правильно спросить совета у богов. Он предпринимает классификацию молитв: молитвы о благих предзнаменованиях, апотропеические молитвы и препоручающие. Он явно считает, что эти «обязательные формулы» (precationes) существуют одновременно и в одобряемой им религии и в магии, в которой они, следуя его терминологии, становятся заклинаниями (incantamenta), стихами (carmina) или музыкальными зкклинанями (incantamenta carminum).
Он приводил примеры из римской практики: рассматривал молитвенные формулы, которые четко, ничего не пропуская, должны произносить в официальных религиозных обрядах высшие магистраты; молитву Деция; молитву весталки.[183 - Белоусов, Вновь о магии, с.79—80.]
Что касается магической речи – формул, заклинаний и т.п., мы согласны с А.В.Белоусовым, который, определяя взгляды Плиния, отмечает: «Во-первых, магия, поскольку она видит в человеке средство и, тем самым, спокойно относится к его умерщвлению и употреблению в своей практике частей тела мертвеца, есть занятие мерзкое. Во-вторых, магия активно пользуется теми же речевыми практиками, что и официальный римский культ, но поскольку она – вещь частная и оккультная, она есть деятельность антиобщественная. В-третьих, магические заклинания, оторванные от официального и гражданского культа, применяются весьма разнообразными способами…».[184 - Белоусов, Вновь о магии, с.80. В приведенной цитате Белоусова лучше бы не использовать термин «оккультная», имеющий вполне конкретный культурно-исторический смысл, который мы будем рассматривать далее.]
Таким образом, в знаменитой и весьма влиятельной «Естественной истории» Плиния отражен официозно-римский взгляд на древнюю магию, которая в цивилизованных сообществах стала претерпевать существенные трансформации, сообразуясь с новыми антропологическими, социокультурными и даже политическими тенденциями.
Основные моменты трансформации магии
в Древней Греции
Так говорил он, молясь.
Услыхал его Зевс промыслитель.
Был им послан орел, безобманная самая птица…
Гомер. Илиада
В древнегреческой цивилизации трансформация магии происходила в процессе глубинного влияния древнейших культур Египта, Эгейского мира, Передней Азии, возможно, в первую очередь, крито-минойской культуры, а позже все более тесного взаимодействия различных племен (ахейцев, дорийцев, и пр.), что способствовало проникновению развитых мифо-магических идей и практик в эллинскую культуру.
Приведем только одно соображение известного исследователя Э.Р.Доддса об определяющем заимствовании греками от других народов того, что он называл «шаманизмом» (в нашей терминологии – древней магией).
Э.Р.Доддс писал о древних греках: «…1) источники начинают фиксировать шаманский стиль уже после того, как Черное море открылось для греческой колонизации, и не раньше; 2) из наиболее ранних засвидетельствованных «шаманов» один – скиф (Абарид), другой – грек, посетивший Скифию (Аристей); 3) существует большое сходство в деталях между древним греко-скифским и современным сибирским шаманизмом…».[185 - Доддс Э. Р. Греки и иррациональное. СПб.: Алетейя, 2000. С.237.]
Поскольку сложилась уже слишком сильная традиция связывать древнегреческую культуру, как «колыбель» европейской, с исторически поздними «нарративными» (профанными) мифами и поздними мистериями и религиями, в данный момент нет возможности проанализировать собственно древнегреческую пра-магию и этнокультурную специфическую магию. Подчеркнем лишь, что наличие «ядра» древней магии непосредственно предполагается и у этнических культур древних племен, со временем составивших высокую (безусловно, «химерную», этнически-многосложную) эллинскую культуру.
Особо подчеркнем наиболее исследованную связь магии и мантики (прорицания, пророчества, гадания) в древнегреческой культуре
Как отмечает Е.В.Приходько, «Мантическое искусство было столь же неотъемлемой частью эллинской культуры, какой были, например, и поэмы Гомера. Греки всегда считали его определенным видом ремесла, мастерством столь же привычным, как и искусство кормчего и плотника, полководца и врача».[186 - Приходько Е. В. Двойное сокровище. М.: Прогресс- Традиция, 1999. С.27.]
Опираясь на проведенный исследователем глубокий лексико-семантический анализ греческих источников, связанных с мантическим искусством, попробуем очертить основные моменты, демонстрирующие тот факт, что мантика – это определенная форма магии, трансформированной на этапе цивилизационного развития древнегреческого общества.
Сразу отметим, что в древнегреческой мантике проявляются некоторые черты «ядра» древней магии (см. выше), но также – и существенные отличия от нее:
1. Мантика базируется на исходном представлении о «двойственности» вселенского бытия и возможности устанавливать прямую и непосредственную связь между здешним и Иным. В диалоге Платона «Пир» греческий натурфилософ Эристимах говорит: «…все жертвоприношения, все то, чем руководит мантика, – а это все служит к взаимному общению богов и людей – имеет в виду исключительно только охрану и врачевания Эрота…. Мантике и предписано наблюдать за любящими и врачевать их; мантика, в свою очередь, есть создательница дружбы между богами и людьми, поскольку ее ведению подлежать элементы любви в людях, относящиеся к тому, что освящено обычаем и что благочестиво».[187 - Платон Пир (188 С). (пер. С.А.Жебелева) // Платон. Полн. собр творений Платона в 15 т. Т.V. Пер. под ред С.А.Жебелева, А.П.Карсавина, Э.Л.Радлова. Петербург: Academia, 1922. С.32.]
Как величайшее «тайное знание» и высшая «наука», мантика предполагает возможность управлять внутренней энергией и взаимодействовать с таинственными силами и сущностями.
2. Специалист в области мантики (прорицатель, пророк, гадатель) является фигурой неоднозначной, но, бесспорно, выдающейся. В нашей терминологии ЭЭК, он – как минимум страстный, а часто – и супер-страстный (пассионарный) человек. Если он имеет официальную (социальную, государственную, религиозную) поддержку, он может быть чрезвычайно влиятельной и значимой персоной.
3. В отличие от других видов магии, мантика не предполагает прямо вызывать изменения в физическом мире, а она призвана раскрыть тайну возможных вариантов событий, возлагая обязанность исполнить те или иные действия, а также ответственность за их последствия на самого вопрошающего. Иначе говоря, в отличие, скажем, он древних шаманов, которые и прорицали, и сами могли непосредственно воздействовать на предметы, явления и события, – мантики (пророки, прорицатели и гадатели) только давали необходимую информацию о будущем (и то в пределах «дозволенного» богами и духами). В определенном смысле, можно сказать, что в древних цивилизациях в сфере магических «услуг» произошло некое «разделение труда» и сфер деятельности: мантика отделилась от колдовства/ведовства (как грубых остатков древнейших форм магии), приняла более рафинированные формы и получила социальную легитимность, государственную поддержку и значительный общекультурный вес (особенно – политический).
4. В мантике сохраняется высокий эмоциональный накал магических практик, но определяющую роль играет индивидуальная работа с клиентами. Именно от вопрошающего часто зависит сам ход и результат (форма) предсказания. В рамках ЭЭК мы можем прямо говорить о непосредственном энергетическом взаимодействии не только между предсказателем и Иным, но и между предсказателем и вопрошающим. Не только психологические состояния участников действа, но и «уровень» вопроса будет предполагать обращение к тем или иным уровням энергий: на этапе этнического подъема, когда даже обыватели интересуются проблемами, важными для определенного сообщества или даже общества в целом (о войне и мире, о серьезных социальных или политических коллизиям и пр.), прорицатель поневоле вынужден выходить на высокие уровни эгрегора и «включать» высокие космические энергии. А на этапе упадка, стагнации этноса, когда задают преимущественно бытовые вопросы (поиск утраченных вещей, частные семейные проблемы и т.п.), энергетическое взаимодействие минимально.
5. В отличие от древней магии, в мантике античности проблемы нравственности играют значительную роль. Как и в древнеримской, в древнегреческой магии в целом проходили существенные трансформации – оцениваясь с позиций гуманизма, общественной пользы и развивающегося логического мышления.
6. Мантика, как и магия в целом во все времена, является неотъемлемой частью культурного кода данного этноса: племени, народа, нации, сообщества; одной из ключевых сторон его самоидентификации, определяя основные внешние символы, практики, способы межличностных взаимодействий. В главе, посвященной видам мистики, мы, рассматривая мистические аспекты древнегреческой мантики, подчеркнем этнокультурные черты эллинского мантического искусства.
7. Мантика, как и любое магическое действо, представляет собой особую систему ритуалов, действий и практик, которые формируются в определенном культурном поле и несут на себе его неповторимую энергетику.
8. В древнегреческой мантике, в отличие от древнейшей магии, большую роль играет не примитивное доверие, которое еще сохраняется, а сформированная вера в богов общепризнанного пантеона. При этом, как и в древнем шаманизме, в древнегреческой мантике редко обращаются с вопросами к верховному богу. В древности зачастую спрашивали духов, а в мантике – бога-прорицателя Аполлона и души некоторых древних прорицателей (например, Тиресия). (Более подробно о прорицалищах Аполлона – см. в главе 8. Пифийская мистика)
9. Наконец, в отличие от культур древнейших сообществ, древнеэллинская мантика находилась в тесном взаимодействии с олимпийской мифологией и религией, которые являлись основой древнегреческого эгрегора и менталитета.
Магия и теургия
…из того, что может быть познано посредством рассуждений, мы ничего не упустим. Нами будут рассмотрены все богословские, теургические и философские вопросы – соответственно богословскими, теургическими и философскими методами, причем в вопросах относительно первопричин мы добьемся ясности, восходя до самих первопричин.
Ямвлих. Ответ учителя Абаммона на письмо Порфирия к Анебону…
А. В. Петров, исследовав эволюцию магии в древнегреческой, а затем – средиземноморской культуре, а целом[188 - А. В. Петров отмечал: «Магия как явление, общее практически для всех известных нам форм культуры, присутствовала и в античной – греческой и римской – цивилизации с самых древнейших времен. Однако с конца периода классики античная магия начинает превращаться в уникальное явление, перерастая рамки греческой и римской культур и становясь средиземноморским явлением. Она объединяет в себе в разных пропорциях наряду с традиционными греко-римскими формами магии элементы магии египетской, еврейской и вавилонской. В общих чертах этот процесс, видимо, закончился к началу новой эры.» – Петров А. В. Феномен теургии: Философия и магия в античности. СПб.: Изд-во РХГИ; Издат. Дом СПбГУ, 2003. С.5.], показал, что к началу новой эры магия прошла определенную трансформацию: 1) она вышла за рамки древнегреческой культуры, впитав в себя элементы магии египетской, еврейской и вавилонской; 2) наряду с существованием определенных стереотипов в построении магического действия (праксиса) сформировалась философски обоснованная «теория» магии, которая называется теургией[189 - Петров: «Впервые магия получает позитивную философскую интерпретацию, обосновывается теоретически и обозначается как теургия на рубеже III и IV. вв. н.э. в трактате философа-неоплатоника Ямвлиха „О мистериях египтян“. С этого времени начинается эволюция магического искусства как целостной дисциплины, содержащей как эмпирическую, так и теоретическую часть. Эта дисциплина разрабатывается представителями интеллектуальной элиты – философами, принадлежащими к наиболее влиятельному в ту эпоху философскому направлению, а именно к платонизму». – Петров, Феномен теургии, с.4.]; 3) появляется новое социальное разделение магов – практикующих в традиционные формах магии, которые могут преследоваться и отторгаться обществом, ориентирующимся на развивающиеся религии, и философствующих теургов, относящихся к интеллектуальной элите и на первый план выдвигающих теоретическое обоснование некоторых форм магии и трансформирующих одновременно и сами магические практики.
Рассмотрим подробнее обозначенные А. Петровым моменты трансформации эллинско-римской традиционной магии.
Именно в древнегреческой культуре оформляется четкое понимание различий древней, традиционной магии и – новой теургии, философски обосновываемой и оснащаемой. Так, в текстах папирусов (важнейших источниках традиционной магии), как показал А. Петров, «…всякое магическое действие – будь то получение оракула, возбуждение любовной страсти или удача в путешествии – обязательно сопровождается вступлением в контакт со сверхъестественными силами, вплоть до высочайшего (с точки зрения призывающего его мага) Бога».[190 - Петров, Феномен теургии, с.5.]
Подчеркнем важнейшие различия между магией и теургией.
А) различные цели магии и теургии: в древней магии цель всегда утилитарная, а основная цель теургии – слияние с Высшим..
А.В.Петров отмечает: «В магических папирусах мы можем обнаружить великолепные космогонии… и процедуры призывания самых важных богов… Однако и изложение космогоний и контакт с богом являются для мага лишь промежуточными целями. Конечная же – всегда вполне утилитарная».[191 - Петров А. В.К истории религиозно-философской мысли поздней античности (учение Прокла о магических именах) // Вестник СПбГУ, сер. 2, 1995, вып. 4, с. 15.]
В теургии же эти промежуточные цели становятся основными. Прокл определяет слияние с богом как цель всякой философской деятельности и ее высшей ступени – теургии – в том числе…
А.В.Петров, комментируя содержание сохранившихся «Халдейских оракулов» (т.е. записанных на папирусах древних магических процедур, которые нужно не понимать, а только неукоснительно исполнять), отмечает очевидную цель древней магии. «Фразеология заклинаний и молитв магических папирусов выражает лежащую в основании магии мысль: существуют некие средства, правильно используя которые, можно заставить бога сделать то, что нужно магу».[192 - Петров, К истории, с. 16.]
И здесь же он подчеркивает причину, по которой на следующей фазе этногенеза эллинской цивилизации, в акматическую эпоху, когда активно развивается философия (в первую очередь, логика и пра-научное мышление), практическая магия получает теоретическое обоснование.
