Призрак

– Мисс Флетчер, мистер Кэмерон вас ожидает. Проходите.

Переступив порог кабинета, я оказываюсь в настоящем оазисе современности: светлые стены, минималистичная мебель, высокие технологии и тихая классическая музыка фоном. Панорамные окна во всю ширину демонстрируют красивый вид на город.

Мне как творческой личности очень нравится впитывать в себя все новое, а заодно пытаться угадать, какой характер у человека, предпочитающего именно такой дизайн, ведь он может стать прототипом героев, которых я рисую для книг. Мистер Эндрю Кэмерон обладает приятной, располагающей внешностью, благородной сединой на висках и теплыми карими глазами. Дорогой костюм на нем говорит о наличии вкуса или личного стилиста. А еще от него пахнет очень дорогой туалетной водой с нотками древесины и табака.

– Здравствуйте. Я – Алана Флетчер, – мне удается произнести слова ровно, с трудом спрятав нервозность.

– Здравствуйте, мисс Флетчер, – он указывает на кресло напротив.

– Благодарю.

Я усаживаюсь и кладу перед ним на стол папку со своими работами.

– Не стоит, – мистер Кэмерон останавливает меня, вытянув перед собой ладонь. – Я ознакомился с вашими работами на сайте. Сразу скажу, что заказ получит только один из пяти кандидатов.

– Разумеется, – бубню я, не показывая разочарования.

Так и знала, что будет мини-кастинг! А мне очень хочется получить этот заказ. Если выберут меня, мой гонорар составит пятьдесят тысяч долларов за серию баннеров для рекламной кампании строительного холдинга. И это стократно улучшит мое портфолио!

Мистер Кэмерон улыбается одним уголком губ, но взгляд его становится сосредоточенным, оценивающим, как у хищника перед прыжком.

– Вы готовы переспать со мной?

Я замираю, как олень, попавший в свет фар. Вопрос очень долго доходит до меня, будто огибая Америку, но, достигнув цели…

– До свидания, мистер Кэмерон. Прошу больше не звонить мне! – тараторю я и подскакиваю с места, чуть не опрокинув тяжелое кожаное кресло.

Кровь приливает к щекам, а в мыслях зарождается одно желание: треснуть его папкой по холеной физиономии, и плевать на портфолио. Вот же кретин!

– Успокойтесь, Алана. Вы прошли первый этап отбора.

– Что? – кажется, я ослышалась.

– В первую очередь я ценю в людях личные качества. Ваш ответ меня более чем устраивает. Присаживайтесь, – просит он, одаривая меня снисходительным взглядом.

– Ну знаете! Я к вам не секретаршей пришла устраиваться!

Его вопрос меня обескуражил, такие проверки мне не по вкусу, но меня все же радует само осознание, что если я и не получу этот заказ, то точно не из-за более пронырливой девицы, которая с легкостью раздвинет перед ним ноги.

– Знаю, Алана. Поэтому в отборе осталось всего пять кандидатов, – мистер Кэмерон делает небольшую паузу, а потом интересуется: – Алана Флетчер – это ваше настоящее имя или псевдоним?

Конечно, я догадываюсь, что он имеет в виду. Алан Флетчер – одна из самых влиятельных фигур в истории графического дизайна, но когда я полюбила рисование, то понятия не имела о том, кто он такой. У нас не было интернета.

– Это мое настоящее имя. Вот такие бывают совпадения, – отвечаю я уже более дружелюбно и немного смущенно улыбаюсь.

– Хорошо. Вообще, о вас я узнал от дочери, – признается он и подталкивает ко мне планшет, на котором красуется обложка книги.

Это определенно меня подкупает, и я просто не могу сдержать улыбку, ведь это моя работа! С книжным издательством я сотрудничаю почти два года. Моя подруга Кристи – автор любовных романов, и именно она порекомендовала меня в крупное книжное издательство «Фьюжн», обеспечив мне этим хороший заработок и толпу поклонников моего творчества. Иногда я участвую в фан-встречах и сопровождаю Кристи на презентациях ее книг. Количество подписчиков в моем блоге недавно перевалило за семьдесят тысяч человек, и все больше поступает вопросов, планирую ли я проводить мастер-классы.

– Мне нужны баннеры в таком же стиле, как на книжных иллюстрациях. Нолла выдаст брендбук[3]. Ознакомьтесь и подготовьте эскизы на свой вкус к следующей пятнице, и тогда я приму окончательное решение, кого выбрать. Постарайтесь придумать что-то такое, что произведет на меня неизгладимое впечатление.

* * *

Всю дорогу до дома я прокручиваю и тасую идеи, как колоду карт. Для вдохновения порой достаточно прогулки по городу, поэтому я не поднимаюсь домой, чтобы сразу приступить к эскизам, а решаю чем-нибудь перекусить. Ну а потом пройтись по скверу, где я обычно бегаю по утрам. Нужно развеяться, ведь мысли о загадочном фотографе никуда не уходят. Зудят и зудят в голове.

Пока я иду в сторону закусочной на углу, меня захватывает странное чувство, от которого мурашки ползут от шеи до затылка. Это сложно объяснить: кажется, будто кто-то буравит меня колючим взглядом. Останавливаюсь и оборачиваюсь, оценивая обстановку: прохожие спешат по своим делам, мойщик окон закрепляет страховочный трос, продавец газет копается в мобильном, мимо на велосипеде проезжает доставщик пиццы, женщина пытается успокоить хныкающую дочь леденцом. Никто. Абсолютно никто не смотрит на меня.

Боги… У меня разыгралась фантазия! Это уже напоминает паранойю.

И все же. Кто прислал фото?

Закидывая в себя сочные сырные равиоли, которыми так славится забегаловка «У папочки Барри», я решаю съездить в клуб и попросить видео с камер наблюдения. Как говорит Джесс, у этого парня точно был большой профессиональный фотоаппарат. Одна из фоток сделана у двери в дамскую комнату, а значит, он точно должен был попасть на запись. Если только там ведется видеосъемка.

В памяти всплывают болезненные воспоминания двухгодичной давности…

Ночной клуб в самом сердце Лос-Анджелеса, громкая давящая музыка, невозможно длинный пустой коридор. Я медленно открываю дверь, все еще думая о дьявольских глазах незнакомца в маске и о том, что он мог делать в женском туалете, внутри которого стоит отталкивающий запах влажного металла и чего-то паленого.

– Холли? Ты тут?

Ответом мне служит тишина, а потом мой взгляд падает на зеркала, по которым тягучими каплями стекает плотная алая жидкость…

– Мисс, с вами все хорошо?

От голоса сбоку я вздрагиваю и роняю вилку. Она громко ударяется о тарелку, привлекая внимание посетителей. Слова застревают в горле, пока я беспомощно смотрю на официантку, осознавая, где нахожусь. Я снова веду себя как ненормальная.

– Да, Голди, все в порядке! Спасибо! – я кладу на стол пятидолларовую купюру. – Сдачи не нужно.

– Заходите еще! – доносится дежурное прощание мне вслед.

«Прости, Голди. Теперь я нескоро здесь появлюсь».

Глава 4

Погружение в тьму

«I know if I’m haunting you,

Я знаю, что если я преследую тебя,

You must be haunting

То и ты, должно быть, преследуешь меня»

Beyoncе – HauntedАнгел

Вывеска «Парадайз» не светится неоновыми огнями, а внутри клуба царит мертвая тишина. Яркие огни танцпола и динамичная музыка – теперь только отблески прошлого.

Стучусь в запертую высоченную металлическую дверь. Потом еще раз, пока двери не открывает здоровенный афроамериканец в черной тактической форме.

– Рановато вы, мисс. Мы открываемся в восемь, – недовольно бурчит он, собираясь захлопнуть дверь прямо перед моим носом.

– Да, я знаю. Простите. Но я пришла именно к вам.

– Ко мне? – у него удивленно приподнимаются густые брови, а в кофейных глазах появляется азартный блеск.

Он смеряет меня заинтересованным взглядом, но я тут же машу руками и объясняю:

– Мне нужно просмотреть записи с камер. Вчера мне показалось, что я видела одного своего знакомого.

– О нет, мисс. Это строго запрещено, если вы, конечно, не из полиции, – цедит мужчина, теряя ко мне едва появившийся интерес.

Он снова собирается закрыть дверь, но я успеваю вставить ногу. Раз уж я здесь, то намерена во что бы то ни стало выяснить, кто прислал фотографии. Моя подруга – писатель, я много раз была свидетелем того, как она сочиняла сюжетные линии. Мы с Кристи могли сидеть в кафе или прогуливаться по улице, разговаривать о чем-то незначительном, пока она внезапно не замирала, а потом, подняв вверх указательный палец, делилась свежей мыслью о том, в какую сторону направить героев своей будущей книги. Так что… солгать для дела вовсе не сложно.

– Подождите. Вы не понимаете. Мой знакомый – муж моей подруги. У них трое детей, а он был с другой! Чтобы открыть несчастной жене правду, мне нужны неопровержимые доказательства его неверности. Прошу вас! Хотя я очень надеюсь, что ошиблась… – тараторю я на одном дыхании, вытаскивая из кармана шорт заранее заготовленную двадцатидолларовую купюру. Взгляд охранника меняется, он смотрит мне за спину, убеждаясь, что за нами никто не следит, забирает у меня деньги и открывает дверь шире, впуская меня.

Саймон – так зовут этого верзилу – разрешает сесть рядом с ним перед монитором и начинает перематывать записи с разных ракурсов. На экране мелькают кадры, в которых люди, как марионетки, кружатся под ритмы музыки. Я жадно впитываю каждую деталь, каждый миг, боясь упустить загадочного поклонника из виду.

Спустя час я выхожу в полной растерянности. Все как и два года назад – ни одного «подозреваемого». Даже кудрявый брюнет, который, как мне показалось, фотографировал меня на мобильный, не мог быть одновременно и на танцполе, и около кабинки туалета, поэтому его тоже пришлось исключить из списка поклонников. Это очень странно. Он же не призрак! И дело даже не в фотографиях, а в том, что у него есть мой адрес, и он не захотел показать лицо. Что задумал этот человек? Я в душе не романтик, а наоборот – я везде ищу подвох, жизнь научила меня не доверять людям. Доверять человеку – все равно что вручить ему в руки заряженный пистолет и надеяться, что он не выстрелит в тебя. Увы, в нашем мире это роскошь.

Зверь

Кто уверен в том, что возбуждение и страх не имеют между собой ничего общего – заблуждается. Страх выкручивает вентиль эмоций на максимум и заставляет нервы искрить, как оголенные провода под водой. Именно в такие моменты мозг способен влюбить жертву в охотника. Ничего сверхъестественного, просто так срабатывает инстинкт самосохранения.

– Алл-лла-нна, – смакую я ее имя на вкус, рассматривая сделанные утром снимки.

Вчера я весь день следил за ней – моя девочка взвинчена. Она уже чувствует опасность, не просто так она вернулась в клуб. Но на камерах меня не обнаружить, оставаться невидимым – моя суперсила, отточенная годами.

Сейчас моя девочка только начинает нервничать, думать: кто же я такой, что мне от нее нужно, опасен ли я. На самом деле она меня знает и еще не догадывается, как сильно мы похожи.

Пару лет назад – толком и не помню даты – мы получили от босса задание: убрать одного говнюка, Шона Уилсона, любителя убивать, а потом трахать еще теплых, но уже мертвых девушек. Ну, кого он трахал, нас не волновало, просто об этом его фетише мы узнали, наводя справки о нем: чем занимается, как проводит время, где чаще всего бывает. Избавиться от него захотел его бизнес-партнер, возможно, такой же некрофил, но нашему братству на это плевать. Главное, чтобы платили. Одним извращенцем меньше, одним больше…

Шон не был простой задачей, он ускользал от нас, как мокрое мыло из рук. Он психопат, а такие умеют прятаться, даже если это спины пятерых здоровенных охранников. Мы долго выслеживали его, готовились, пока не подвернулся подходящий случай. Ублюдок, как голодный пес, увязался за симпатичной блондинкой в розовом платье, запретив охране следовать за ним. Девчонку спасти не удалось, я зашел как раз в тот момент, когда он расстегивал ширинку, стоя над ее трупом. Я поморщился от омерзения. Да, я психопат, люблю чужую боль, кровь, убивать ублюдков, но чтобы трахать труп… Этот чувак просто конченый извращенец. Выпустив ему пулю в висок, я даже удовольствия не получил. Быстро вложил пушку ему в руку, сделал снимок для отчета и свалил оттуда.

Девушки с большими зелеными испуганными глазами не должно было быть в том коридоре.

Ее образ должен был растаять, стереться из памяти, как удаленный из корзины файл, но ее глаза, язык тела… Она напоминала затравленного зверька, поломанную жизнью куклу. Алана – это неумело склеенная стеклянная ваза с острыми выступами, трещинами. Тронь – и порежешь руку до крови, а кровь – мой любимый нектар. Хватило долей секунд, чтобы понять – она такая же, как и я.

Нет, я не думал о ней с того дня – в нашем мире морально искалеченных людей предостаточно, – но испытал невообразимо яркие эмоции, возбуждение, какой-то новый вкус на языке, узнав, что мой образ врезался в ее память. Черт! Словно выиграл джекпот или застрелил Дерека – он меня в последнее время сильно бесил.

Мои интересы далеки от предпочтений обычных людей, но это не означает, что я целыми днями сижу в темной комнате, завешанной плотными шторами, и точу ножи под звуки органа, чтобы ночью выйти на охоту потому, что мне по ночам не дают спать души моих жертв. Вовсе нет. Я смотрю кино, слушаю музыку, хожу в кафе и рестораны, ношу обычные вещи, покупаю продукты в супермаркете, обожаю навороченные гаджеты, трахаю симпатичных девчонок, занимаюсь спортом, шлифую колесами байка дороги тех городов, где мы останавливаемся на время. И, конечно же, я пользуюсь соцсетями, ведь всемирная паутина – наше все.

Мы с Оливером сидели в баре в Чикаго, отмечая завершение заказа. Пока Оливер клеил девчонку с розовыми волосами, я бездумно листал соцсети. Сначала я прокрутил ленту вниз, но сработал какой-то рефлекс – может, феномен двадцать пятого кадра. Вернувшись обратно, я понял, что именно меня зацепило – мое лицо. Мое лицо на обложке книги, черт возьми!

Стоило нажать на фото обложки, чтобы рассмотреть внимательнее, и я лишь убедился, что на этой гребаной книге изображен именно я. Автор – Кристаллина Вуд, и название «Мой кошмар». Совпадение? Ни черта подобного! На странице этой Кристаллины полно иллюстраций из книги, и одно подарило мне стопроцентную уверенность, что образ героя срисован именно с меня. Мое худи, маска на лице, взгляд, цвет волос. А под каруселью фоток длинный текст:

«Моя дорогая Алана! Тот пасмурный день сентября так и остался бы пустым, ничего не значащим днем, если бы не ты. Ты же помнишь, как я притащилась к тебе с огромной коробкой воздушных разноцветных пирожных, а ты еще минут двадцать возмущалась, что нам не мешало бы сбросить парочку лишних фунтов? И именно в этот день я увидела у тебя рисунки этого парня. Я не знаю, кто он, но в тот самый миг я пропала, растворилась в пространстве, ведь мой мозг со скоростью света напечатал сюжет моей будущей книги! Тот день стал отправной точкой. И вот теперь она есть, живая и осязаемая! Я держу в руках свое новое сокровище с невероятно харизматичным героем, которого смогла создать лишь благодаря тебе! Спасибо тебе большое, ты моя муза, фея, мой личный бог вдохновения! Безмерно люблю тебя и преклоняюсь перед твоим творчеством!»

Я нажал на имя «Алана», и меня тут же перебросило на страницу с названием: «Творильня Аланы Флетчер».

– Кто же ты такая, Алана? – спросил я себя.

Музыка и голоса вокруг меня перестали существовать. Я, как Алиса из «Страны чудес», провалился в глубокую бездонную яму, летел и летел вниз, изучая страницу Аланы. Я ее сразу вспомнил, но поразило меня другое – я бы даже сказал, пронзило – как она смогла воссоздать настолько точно мое лицо, волосы, телосложение, если я был в бесформенной одежде, маске и капюшоне на голове?

Между нами определенно возникла особая, незримая связь.

Нет, я не рассматривал ее работы, мне стала интересна она. Сотни снимков с ее улыбающимся лицом, но я знал, что на ней маска. Она другая в жизни.

По правилам нашего братства я должен был сразу избавиться от свидетеля, но я промолчал, как и тогда…

С этого самого дня Алана стала моей навязчивой идеей. Каждая новая смерть была посвящена ей – моей музе. Я изучал ее, фантазировал, придумывал, создавал мысленные образы нашего будущего. Даже прочел эту гребаную книгу, но… в ней нет души Аланы. Если бы книгу писала Алана, я уверен, образ героя вышел бы более глубоким, а не грозным снаружи и плюшевым внутри.

Нас разделяло лишь расстояние, пока Дерек не объявил, что наша новая точка на карте «заказов» – Атланта. В мои планы входило показать моей девочке, насколько мы похожи, подчинить или… Не буду забегать вперед. Время покажет.

Глава 5

Расплата за грех

«Don’t complicate it

Не усложняй ничего,

Don’t let past dictate

Не давай прошлому говорить, что делать»

Skylar Grey – I know youАнгел

Два дня я практически не выхожу из дома, решив полностью погрузиться в проект. Исключением становятся утренние пробежки по скверу, без них мне сложно начинать день – это своего рода ритуал.

Я никогда не была спортсменкой, раньше моя жизнь и вовсе была похожа на бессмысленный круговорот дней. Доктор Маркус Фьюри восстанавливал меня буквально по кусочкам, и именно он объяснил важность распорядка дня, ценность постоянства и соблюдения правил для внутренней гармонии. До клиники я была поломанной, но доктор Фьюри починил меня, вкрутил разболтавшиеся винтики и добавил новые. Он день за днем внушал, что я не становлюсь грязной, живя жизнью обычных людей, что Господь не накажет меня за веселье, плохие мысли, просмотр телевизора и вкусную еду.

Когда папа ушел из семьи, мне было около пяти лет. Я плохо помню его лицо: мама уничтожила все фотографии с ним, выбросила все купленные им вещи, в том числе и мои игрушки, и запретила произносить слово «папа». Эбигейл Флетчер целиком погрузилась в религию, оборвала связь с родственниками, разбила единственный телевизор, развесила по всему дому распятия. Она стала не просто верующим человеком, а настоящим фанатиком. И это отражалось на мне. В плохом смысле. За любой провинностью следовало суровое наказание.

Я ненавидела наш дом: он был похож на заколдованное место. На улице, в церкви, в магазине мама всегда была доброй, общительной и улыбчивой. Стоило зайти в дом, как он превращался в тюрьму: холодную и колючую, где нельзя было улыбаться, даже если читаешь смешной момент в книге – это означало, что мной овладевал Дьявол.

Мы читали молитвы, стоя на коленях перед распятием, порой по несколько часов, чтобы плохие помыслы и грязь обходили нас стороной.

– Молись, Алана. Больше молись, тогда Господь пощадит тебя.

В школе меня сторонились все одноклассники, кроме Джесс. До сих пор странно, что она дружила со мной, и порой я спрашивала себя: реальна ли она или Джесс мой воображаемый друг? Но Джесс тоже была изгоем из-за очень высокого роста, излишней худобы и прыщей на лице. Мы просто нашли друг друга. Рядом с Джесс я могла выдохнуть, вдоволь насмеяться над разными шутками, только с каждым годом религия сильнее порабощала меня, вонзалась в меня колючими шипами, оплетала органы изнутри раковыми метастазами. Переключаться на обычную жизнь становилось сложнее, молитвы на повторе крутились в голове, перемешиваясь со школьной программой.

– Ты пришла позже обычного, Алана.

– Прости, мама. Нас задержали после уроков.

– Я звонила в школу, ты вышла из нее час назад. Где ты была, детка?

– Прости, мама, я сейчас все объясню…

– Где ты была, Алана?

– Дома у Джесс… Ее мама встретила со школы и пригласила меня на чай. Клянусь, я пила только чай! Без сахара! Я не ела малиновый пирог! Клянусь!

– Вкусно было? Скажи, я ругать не буду.

– Очень…

– Ты только что солгала…

– Но ты же обещала не ругать меня!

– Я не стану, но ты клялась, тебе придется просить прощения у Иисуса…

– Нет! Не надо! Пожалуйста! Я не хочу в подвал! Мама, прошу тебя, только не подвал!

– Милая, это для твоего блага…

Все изменилось, когда мама заболела. Рак поджелудочной железы. Эбигейл Флетчер искренне верила, что Господь излечит ее, если она будет молиться и днем, и ночью, наказывая себя плетью.

Господь не излечил ее.

Мама умерла в адских муках через несколько месяцев. Хотя стоны и крики резко затухли, тишина стала такой громкой, что хотелось зажать уши ладонями. Мне казалось, что я оглохла и, если закричу, не услышу своего голоса.

Я просидела около маминого тела несколько часов. Несмотря ни на что, я очень любила ее и просто не представляла, как жить дальше. Мое сознание словно разделилось на две части. Я кричала на нее и обвиняла в обмане:

– Ты же обещала, что Господь излечит тебя! Ты обещала! Ты врала мне, врала!

Я плакала на ее бездвижной груди:

– Мама, мамочка! Проснись, пожалуйста! Я обещаю тебе, что никогда больше не запачкаю себя, только проснись! Я не знаю, как мне жить дальше! Не оставляй меня!

А потом снова обвиняла во лжи до самого рассвета.

Смерть близкого человека – это больно, это навсегда, это тишина, которая говорит громче любых слов, это пустота, что становится тяжелее любого груза. Что бы ты ни делал, как бы ни кричал, молился, просил – бесполезно. Ты не вернешь его. Смерть беспощадна. Смерть главнее Бога.

После похорон я узнала, что на мамином счету скопилась немаленькая сумма. Из-за болезни она не ходила в банк, чтобы перевести деньги на счет церкви, как поступала из года в год. Думаю, деньги ей переводил мой отец. Почему он не искал встречи со мной? Или… хорошо, что не искал?

То, что деньги присылал именно отец, я поняла, когда позже стал пополняться мой счет. Отправитель – аноним.

Но почему? Что мы ему сделали, что он даже не заглядывал к нам?! Зачем переводил деньги? Мучала совесть? Если мама запрещала приходить, почему после ее смерти он так и не появился?! Ни одного ответа. По нему я не скучала – для меня он родной, но посторонний мужчина.

Как я попала в клинику? Я слетела с катушек. Теперь можно все! Почти сто тысяч долларов я спустила на покупки за один день: планшет, сотовый, телевизор, модная одежда, косметика. В бургерной я заказала столько еды, что не смогла съесть за раз! Мне помогала Джесс. Одноклассники не узнавали меня в новом имидже. Я пребывала в состоянии эйфории ровно до тех пор, пока второе лицо моего сознания не дало о себе знать.

Вера взбунтовалась во мне, боязнь кары Господней загнала меня в церковь, бросила на колени и потребовала просить прощения, сдирать мочалкой кожу до крови, бить себя плетью и молиться, молиться, молиться.

Я выбросила все новые вещи, разбила телевизор и телефон. Целым остался лишь планшет. А на следующий день я плакала до заикания, жалея выброшенные вещи и ненавидя себя за веру. Я выдрала с гвоздями все распятия со стен, сорвала крестик с груди и сожгла в цветочной урне на заднем дворе. Снова спустила несколько тысяч на покупки и радовалась им. Но биполярное расстройство похоже на маятник – оно всегда возвращается в отправную точку. Я несколько дней не выходила из подвала, прося у Господа прощения. Так повторялось снова и снова, пока в один из холодных осенних вечеров я не оказалась на крыше четырехэтажного дома. Мне казалось, что всех моих молитв не хватало и нужно было что-то большее, чтобы искупить вину. Я не хотела умирать, ведь убить себя – огромный грех. Мне требовалась боль, чтобы заслужить прощения и избежать огня Чистилища.

Так я и оказалась в психиатрической клинике.

И именно там я познакомилась с Кристи Вуд. Мы лежали в соседних палатах и быстро нашли общий язык. Двум творческим личностям всегда есть, о чем поговорить. По улыбчивой, жизнерадостной девушке со здоровым румянцем сложно сказать, что еще год назад она выглядела, как ходячий скелет, а в пятнадцать лет весила, как три меня вместе взятые. Анорексия – не только пищевое расстройство, но и психологическое.

Несмотря на то, что мы с Кристи подружились, я так и не смогла рассказать о своем диагнозе, иначе пришлось бы говорить и о маме. Кристи с Элис верят, что я страдала обычной депрессией, какая может быть у любой творческой личности, тем более после смерти близкого человека. Мне не хотелось ворошить прошлое – эта книга прочитана и спрятана на самой дальней полке, чтобы никто не попросил рассказать о ее содержимом. В ней слишком много слез и боли.

* * *

Сегодня

Это утро ничем не отличается от предыдущих. Вернувшись с пробежки, принимаю душ, потом надеваю пижамные шорты и футболку с милыми сердечками, а после подхожу к комоду и выдвигаю верхний ящик. Меня что-то царапает в душе, но я не могу сообразить, что именно. В целом все на месте, только будто бы что-то не так. Просовываю ладонь дальше и не нахожу баночку с литием.