Кибер Арена: Вера в смерть

Кухня была маленькой и тесной, но это не мешало ей быть центром квартиры. Здесь стоял старый, но ещё работающий автомат для подогрева пищи, небольшой стол, где Павел ел, и пара шкафчиков с минимальным запасом продуктов. Большую часть времени он питался простыми и дешёвыми блюдами, иногда покупая что-то получше, если позволяли деньги. На столе валялась газета с объявлениями о работе – очередная попытка найти что-то, что принесло бы больше дохода, но он уже знал, что все стоящие вакансии требовали связей или внушительных взяток.

Личная комната Павла была его крепостью, хоть и не очень надёжной. Узкое пространство, было перегружено вещами, которые не сильно то и имели смысла. Шкаф, кровать, стол – всё это было как бы не на своём месте. На столе всегда валялись детали от оружия – странные, переливающиеся, с непонятными целями. Он мог часами ковыряться в этих кусочках металла, не понимая, зачем это ему, но не мог остановиться. В углу шкафа стояли пистолеты, винтовки и лазеры, как трофеи в запутанном, но странном мире. Некоторые из них не могли даже работать, но он всё равно хранил их, как коллекцию, как будто в их разрушенной форме был скрыт какой-то смысл. Возможно, в будущем удастся что-то восстановить.

Это было не просто хобби, а было его объяснение хаосу вокруг. Здесь, в своей комнате, он ощущал иллюзию контроля. Иногда ему казалось, что в какой-то момент, когда всё обрушится, он будет готов. Но в следующий момент его мысли сбивались: он тут сидит, разбирая оружие, в то время как весь город рушится за окном. Знания? Механизмы? Всё это звучало абсурдно. Но это было единственное, что было у него, пока мир вокруг не остановится и не начнёт рушиться на части.

Небольшой балкончик, буквально висящий на жалких кусках старого бетона, с каждым порывом ветра качался, как в сумасшедшем танце. Откуда-то сзади доносился шум, как будто сама квартира пыталась проглотить его, а город под ногами бесконечно ревел, ползая по трещинам и тротуарам, забыв про само существование законов гравитации. Вдали, за полем искорёженных многоэтажек и заброшенных рынков, в небе нарисовались несколько небоскрёбов – глянцевые отвратительные гиганты, высокие и яркие, как чьи-то незавершённые мечты, которые решили быть чем-то большим, чем просто зданиями. Свет от их стеклянных поверхностей бьёт в глаза, а неоновый блик режет душу, создавая из этого абсурдного мира странную картину, где богатство и власть мерцают в своих глупых зеркалах, не понимая, как смехотворно всё это на самом деле.

Чуть правее, за горизонтом, где всё и всё теряется в пелене сумерек, мрак ночного города и его туман превращались в нечто вроде морской бездны. И море, чёрное, с туманными шлейфами, словно засасывающее всё живое в свои жуткие глубины, манило куда-то туда, в вечную пустоту. Невозможно понять, что там – пустое пространство или нескончаемая пропасть, которая когда-то пыталась быть чем-то важным, но сейчас просто хранила в себе забытые истории.

– Как ты себя чувствуешь сегодня? – Павел вошёл в комнату матери, прислонился к дверному косяку и внимательно посмотрел на неё, а затем нежно взял за руки.

Женщина, лежащая в постели, улыбнулась слабо, но тепло. В её глазах читалась усталость, но и что-то ещё – мягкая забота, которую не смогла стереть даже болезнь.

– Сегодня… чуть легче, чем вчера, – сказала она, пытаясь придать голосу бодрости, но в конце её голос ослабел. – Но это ненадолго. Завтра, может быть, снова станет хуже. Всё, как обычно, хаос.

Павел кивнул, сел рядом на стул. Он знал, что так и будет – день за днём одно и то же, без стабильности, без улучшений.

– Помнишь, как раньше всё было по-другому? – внезапно заговорила мать, её взгляд на мгновение прояснился. – Когда мы могли гулять по городу, заходить в маленькие кафе, ходить в местный зоопарк, смотреть на витрины и мечтать о чём-то большем?

Она замолчала, улыбка дрогнула. Павел тоже вспомнил. Воспоминания о прошлом казались призрачными, но в них было столько тепла, что на мгновение стало больно.

– Помню, – тихо ответил он. – Тогда казалось, что впереди нас ждёт что-то хорошее.

– А теперь кажется? – слабо усмехнулась мать.

Павел промолчал, но она и так поняла.

В комнате повисла тишина. Павел смотрел на старый, потёртый плед, которым была укрыта его мать, и чувствовал, как в груди сжимается что-то тяжёлое. Воспоминания сами нахлынули на него, слишком яркие, слишком живые.

Когда-то всё было иначе, совсем иначе. Мама работала в небольшой библиотеке, её голос был всегда бодрым, а в глазах светилась жизнь. Она часто приносила домой старые бумажные книги, которых почти не оставалось в городе, и вечерами они читали их вслух, обсуждая сюжеты и спорили о персонажах. Дом тогда казался чуть уютнее, тёплым, несмотря на серость города за окнами. Она всегда находила способ сделать их жизнь чуточку лучше, даже если в семье денег оставалось совсем мало и приходилось сильно экономить.

Теперь всё стало сложнее. Болезнь лишила её прежней энергии, превратила в тень той женщины, которую он помнил. Её голос звучал слабее с каждым месяцем, движения становились медленнее, а лекарства высасывали последние остатки их денег. Иногда ей становилось лучше, но это длилось недолго – словно обманчивая передышка перед новым ухудшением.

Он видел, как ей тяжело. Видел, как иногда она хочет сказать что-то, но не решается, чтобы не тревожить его. Видел, как прячет усталость за слабой улыбкой. И это было самым мучительным – знать, что он ничем не может ей помочь. Лекарства продлевали жизнь, но не помогали полностью выздороветь.

Кровать была неудобной, но необычной – её поверхность могла подстраиваться под форму тела, обеспечивая хоть какой-то комфорт. Встроенные в изголовье маленькие динамики тихо звучали будильником, который сам настраивался на нужное время, когда наступала ночь. Но сейчас, когда Павел пытался заснуть, не было ни силы, ни желания отдаться этому механизмам. Он ворочался, чувствуя, как каждый взгляд на старый потолок лишь усугубляет его беспокойство.

Не выдержав, Павел встал и, медленно шагая по тёмной квартире, вышел на балкон. Холодный воздух мгновенно обжигал лицо, и он сделал глубокий вдох. Город казался другим здесь, на высоте. Далеко внизу звуки улиц сливались в сплошной гул, а над ним только холодный свет уличных фонарей и редкие огни автомобилей. Он прислонился к перилам, наблюдая за пустыми улицами, и мысли унесли его в прошлое.

Когда-то в детстве он слепо верил, что сможет выбраться отсюда. Это была не просто мечта, это была цель, которая поддерживала его. Он помнил, как мальчишкой смотрел на высокие здания в центре города, где никогда не бывал. Тогда ему казалось, что если бы он мог только дотронуться до этих небоскрёбов, это бы принесло в его жизнь что-то важное, что-то, что изменит абсолютно всё в его нынешней и будущей жизни. Он мечтал, что однажды будет жить в этом свете, среди тех, кто не знает, что такое бедность, среди тех, у кого есть выбор, а не только борьба за выживание. Но никто не знал, что за этими мечтами скрывалась огромная боль. В садике и школе над ним смеялись из-за его странности, за его замкнутость. Его аутизм стал поводом для постоянных насмешек – дети не понимали почему он не умел быть как все, почему его реакции такие необычные и странные. Это ощущение чуждости и изоляции, которое он носил, заставляло его чувствовать себя ещё более одиноким среди толпы. Он был как будто не на своём месте, не там, где должен был.

Теперь же, стоя на этом крошечном балконе, он чувствовал, как город давит на него своим холодным, искусственным светом. Всё это – высотки, рекламные голограммы, беспилотные дроны, проплывающие в воздухе, – казалось реальным, но он знал: это просто блестящая декорация, пустая и бездушная. Для таких, как он, выбора не существовало. Грязь улиц, грохот старых поездов, дешёвая синтетическая еда – это был их удел, прописанный в алгоритмах давно умерших бюрократов. Пройти через этот город, не сломавшись, не став винтиком в этой гниющей машине – наивная мечта. Но даже самым слабым иногда удавалось пробиться. Разве не так?

Он прикрыл глаза, вспоминая мать. Её голос, тихий, но твёрдый. Руки, дрожащие от усталости. Слёзы, которые она не позволяла себе показывать, но которые он видел слишком часто. Пока она жива, у него есть цель. Пока она дышит, он обязан держаться. Вырваться, изменить что-то, хоть на йоту сдвинуть эту чертову систему – да хоть плевок в лицо бросить, если больше ничего не останется! Но день за днём эта цель становилась всё туманнее, а силы – всё меньше. Как долго он ещё сможет стоять? Сколько ещё продержится, прежде чем просто… сдастся?

Глядя на далёкие огни мегаполисов, он чувствовал горькую иронию: там, среди сияющих небоскрёбов, жизнь казалась лёгкой и свободной, но для таких, как он, эти места были недосягаемыми. Однако с каждым днём эта надежда становилась всё слабее, растворяясь в бесконечной ночи Неосити.

Павел проснулся от звука будильника, который мягко подстраивался под его форму и усиливал свет. Не всегда удавалось проснуться нормально – слабое здоровье постоянно напоминало о себе в любых ситуациях. Он встал, потёр глаза, принял таблетки бодрости и пошёл на кухню. На старом столе уже стояла чашка с кофе, который он сделал на автоматической кофеварке, и пару тостов с мёдом. Привычно взяв из ящика коробку с таблетками, он аккуратно разложил их на столе, передавая матери, которая уже проснулась и слабо улыбнулась ему.

– Доброе утро, мам, как ты себя чувствуешь? – спросил он, наливая ей стакан воды.

– Сегодня вроде легче… – она на мгновение замолчала, глядя на таблетки. – Но кто знает, что будет вечером.

– Главное, что хоть немного помогают, – Павел сел напротив. – Я оставлю деньги, куплю ещё на днях.

Она кивнула, опуская взгляд на стол. Павел не стал продолжать разговор – каждый день как день сурка. Закончив завтрак, он встал, попрощался с матерью и вышел из дома.

Туман висел тяжёлым одеялом, давя на улицы, смешиваясь с дымом заводов и выхлопами транспорта. Всё вокруг было мокрым, липким, будто город сам по себе взял и вспотел за ночь. Прохожие пробирались сквозь этот влажный лабиринт, плечи подняты, капюшоны натянуты, взгляды опущены. Павел сунул руки в карманы, ускоряя шаг – работа не ждёт, да и город не прощает опозданий.

Он скользнул взглядом вверх, но небо было где-то там, за смогом, за этим свинцовым навесом, который придавливал Неосити к земле. В этом городе можно было просто идти вперёд и исчезнуть – не в смысле умереть, а в смысле раствориться, стать фоном, частью серой массы, потерять даже самого себя.

Но со временем идеальная концепция дала трещину. Неосити строили для порядка, но он быстро превратился в город-клетку, где свобода существовала только в рекламных слоганах. Районы, задуманные как организованные пространства, превратились в слои общества – от стерильных башен элиты до грязных подземных трущоб, которые даже не отмечались на официальных картах.

Крупнейшие корпорации, когда-то создавшие этот город, стали его неофициальными правителями, управляя всем – от доступа к чистой воде до распределения рабочих мест. Неосити уже не был проектом спасения человечества. Он стал ареной, где выживали только те, кто принимал его правила, а остальные исчезали в тумане улиц, словно их никогда и не было.

На первых этапах город задумывался как место, где каждый человек сможет найти работу, жильё и достойную жизнь, но реальность внесла свои коррективы. Богатые и влиятельные корпорации, профинансировавшие строительство, быстро монополизировали ключевые сферы: производство, торговлю, технологии, безопасность. Власть в Неосити окончательно перешла в руки технократов и корпоративных магнатов, сделавших из него город-эксперимент. Так появились жёсткие классовые разграничения: в центре располагались элитные кварталы с небоскрёбами, парками и автономными системами жизнеобеспечения, а ближе к окраинам – рабочие районы и промышленные зоны, где царили бедность и выживание.

Всё это происходило под лозунгами прогресса, инноваций и высоких технологий. Благодаря передовым разработкам город был снабжён искусственным климатическим контролем, автономными энергостанциями, системой тотального видеонаблюдения и полицейскими подразделениями, использующими дронов и боевых андроидов для подавления беспорядков. Однако технологии служили только верхушке общества, а для бедных они стали инструментом контроля. Если в центре Неосити люди передвигались на скоростных поездах с магнитной левитацией и наслаждались полностью автоматизированным бытом, то в трущобах едва хватало электричества, а любое проявление неповиновения каралось с молниеносной жестокостью.

Несмотря на это, город продолжает расти. Его границы расширяются, поглощая прилегающие территории, и все новые поколения рождаются уже внутри этой агрессивной и жалкой системы, не зная иной жизни. Возможно, когда-то Неосити действительно задумывался как символ будущего, где все равны между друг-другом, но теперь он стал скорее символом неравенства и тотального контроля.

Автобус подъехал к остановке, издав сигнал, который предупреждал пассажиров о прибытии. На его корпусе было много рекламы, неоновые вывески постоянно мелькали не останавливаясь ни на минуту. Павел зашёл внутрь, стараясь не толкать стоящих рядом людей. Даже тут в автобусе был едкий запах бедного города, но благо вентиляторы и фильтры помогали снизить его концентрацию практически до нуля. Сиденья немного тёртые, но в принципе более удобные.

Автобусы были единственным наряду с метро доступным транспортом для людей. Они двигались строго по маршруту, зависимые от пробок и центральной системы, которая регулировала их передвижение. Водителя не было – вместо него работал искусственный интеллект. В отличие от элитных поездов, которые плавно скользили над городом, эти машины грохотали во время передвижения и частенько ломались прямо посреди запланированного маршрута.

Павел устроился у окна, наблюдая, как серый пейзаж сменял сам себя. Высокие дома с облупившейся краской, старые фабрики, давно заброшенные и никому не нужные, да вывески магазинов, от которых остались лишь пустые каркасы.

До работы ехать недалеко, пару остановок, и ты уже на месте. Работа в автосервисе давалась ему порой с трудом – хрупкое тело и слабые руки иногда очень сильно подводили во время очередной замены деталей у автомобиля или того же автобуса. Хоть автосервис и был полулегальным, как и большинство в этом районе, но роботы-инженеры всегда помогали, выполняя всю тяжёлую и грязную работу, а ему оставалось лишь проверять все данные на компьютере, но некоторые операции всё же предполагали человеческий труд. Тем не менее сами роботы тоже нуждались в своём враче, частые поломки здесь были не редкостью.

Рыжая кошка прогуливалась около сервиса, ища себе пропитание – будь то очередной мышонок или остатки еды из мусорных баков. Автосервис находился на самом краю города. Дальше – только пустыня, сонный край, за границами которого не было ничего. Она – мёртвая, безжизненная, бессмысленная, лишённая даже намёка на существование. В этом есть некая параллель: пустыня не создавала иллюзию жизни, в отличие от города, где постоянно мерцали огни неоновых вывесок и был шум моторов, но стоило заглянуть в его сердце и в лица его жителей, как становилось понятно – именно он и был той самой пустотой.

Маленький мир просыпался. В сервис начали заезжать первые клиенты.

Павел сидел на своём рабочем месте, попивая кофе из очень старой кофемашины 90-х годов прошлого века. Он задумчиво смотрел на улицу и думал о том, что будет делать сегодня после работы. Нельзя было сказать, что ему нравилось место, где он был, или работа, которой он занимался. Деньги – вот что держало его здесь – в старом, хоть и немного отремонтированном здании. Здоровье и благополучие мамы всегда стояли на первом месте, даже если это съедало половину его зарплаты.

Он окончил колледж по той самой специальности, где сейчас и работает. Но прежде чем оказаться в автосервисе, ему пришлось сменить немало профессий – всё из-за отчаянной попытки заработать хоть немного денег. Был курьером в местной компании, таскал посылки по узким переулкам, где дроны оказывались вне зоны сети из-за технических ограничений, либо в самых опасных районах. Работал в такси – в центре города богачи давно пользовались автономными машинами с супер искусственным интеллектом, а вот в трущобах всё ещё нужны были водители из плоти и крови. Пробовал себя в продажах, работая менеджером. Товара было слишком много, а времени разбираться в нём – слишком мало, но при этом старался быть уверенным в своих словах. Администрировал гостиницу, расположенную на одной из главных улиц Неосити. Место было далеко не из лучших: облезлые стены, тусклое освещение – всё это придавало отелю атмосферу дома с привидениями. Лифты часто застревали во время работы, но хозяину заведения было по большей части всё равно, главное, что лестницы с неоновой подсветкой работали исправно. Павел никогда не понимал, зачем люди бронировали номера в этом месте, ведь есть гостиницы и получше, тем более рейтинг у заведения всегда был ниже среднего.

Заводы всегда работали в будние дни, и только изредка приходилось брать выходные, чтобы полностью закрыть план рабочей недели. Система работы оставалась прежней, как раньше: если хорошо учишься, местное правительство приглашает на стажировку, а после обучения полностью нанимает тебя на работу с достойной зарплатой. К сожалению, в городе была проблема с образованием: учителей было мало, и их место занял искусственный интеллект – программа, которая могла обучить детей до 11 класса по заранее заданному алгоритму. Нередко родители выбирали путь самообучения, когда робот полностью вживлялся в мозг ребёнка и передавал знания напрямую, прямо во внутрь. Но такой метод не обходился без побочных эффектов. Заводы выжимали из людей все соки, калечили, делали инвалидами. Роботы порой не справлялись с перегрузами, поэтому грязная работа чаще доставалась людям. Те, кто плохо учился, получали меньшую зарплату и нередко попадались на улице, прося милостыню после очередной смены под звуки шумного города. Современная молодёжь практически не шла на заводы – они выбирали подработки потому что видели, чем заканчивают жизнь те, кто туда пошёл. На подработках платили немного, чуть выше среднего, даже если бы ты был отличником на какой-нибудь фабрике. Но на самом деле, если бы был выбор, никто бы не захотел заканчивать свою жизнь в ржавых цехах, где ни прошлое, ни будущее не имели значения, а всё внимание было сосредоточено лишь на настоящем.

– Тут есть кто-нибудь? Эй ты, красавчик! Ты сейчас свободен? – женщина с каштановыми волосами и идеальной фигурой неожиданно прервала глубокие раздумья Павла. – У меня, кажется, сломался инвертор. Вы сможете поближе осмотреть электрокар?

Заехав внутрь сервиса, Павел достал техпад – тонкое устройство, отдалённо напоминающее планшет. Арочный сканер, встроенный в потолок, быстро отсканировал всю машину: тонкие неоновые лучи бесшумно пробежались по всей поверхности, выдав отчёт на экране пошатанного недопланшета:

Скан: завершён.

Проблема: перегрев инвертора.

Решение: требуется калибровка системы охлаждения и замена термопрокладки на инверторе. Рекомендуется проверить термосенсоры и обновить управляющий микрокод.

Окончив работу над электрокаром, Павел направился к морю – нужно было немного отдохнуть во время обеденного перерыва. Набережная выглядела очень красиво, хотя и немного бедно – светящаяся дорожка, которая загорается ярким светом ночью, когда на неё наступают люди, древняя каменистая стена, служащая в некоторых местах оградой от воды, фонари, идеально ровные и прямые вертикально и изогнутые на 45 градусов в конце, словно увядшие цветки. Справа была дорога для пешеходов, слева – для техновелосипедистов и мотобайкеров. Недалеко от его места хождения находилась мини-парковка, служащая в основном туристам, которые приезжают отдохнуть на ближайшем пляже. Зоны отдыха практически не было – пару одиноких скамеек и гамаков, которые расстилались на привезённых из другой части региона пальмах. Как всегда, на пляже людей практически не было. Павел всегда любил приходить на это место, любоваться природой и наслаждаться запахом морского бриза, он ощущал здесь себя призраком, или личностью, которая существует только в виртуальном пространстве, не способная ни на что повлиять. Небольшие волны бились о скалы огромного города, словно конфликт между двумя силами, противостояние которых никогда не заканчивается.

За набережной находилось несколько домиков – двух- и трёхэтажные здания, оформленные в азиатском стиле. Было довольно странно видеть, что дома выглядят очень чисто и стилистически красиво, несмотря на то, что стоят почти на краю города. Дополнительную привлекательность придавали сакуры, которые только-только начинали входить в сезон. В городе все общины имели свою регистрацию и прописку в базе данных; эта же община, состоявшая, судя по всему, из китайцев и японцев, кажется, явно уделяла много внимания окружающей среде – в отличие от большинства коренных жителей города.

Павел подошёл поближе к дереву. Яркий аромат сакуры дарил лёгкий вишнёвый оттенок – стоило только вдохнуть его, как на душе становилось спокойно. Можно было забыть о шуме города и разговоры людей, бормочущих что-то на одном из азиатских языков себе под нос, и просто утонуть в аромате этого розового дерева. На ветках были мириады лепестков, наполнявших своим ароматом весь квартал.

Работа действительно доставалась нелегко – слабые руки, ноги, глаза, а в конечном итоге чуть ли не всё тело из-за накопленной усталости шаталось из стороны в сторону во время очередной проверки машины или замены какой-либо детали, случалось это обычно к концу дня. Нередко из-за болезни возникали и негативные мысли – вплоть до суицидальных. Но он боролся. Боролся с ними любыми способами: от таблеток до пробежек по утрам. Он знал, что рано или поздно победит это и станет нормальным человеком, просто твёрдо верил в это. Природа с самого рождения не наделила его хорошим здоровьем – красоваться можно было разве что интеллектом и необычным подходом к решению задач, где важны были даже мельчайшие детали. Но там, за большими, недосягаемыми стенами, где процветают безопасность и свобода, медициной давно занялись лучшие врачи современности. Они практически (а может уже и полностью) искоренили все болезни – вплоть до рака и любых его проявлений. Они заранее предугадывают, какие болезни и генетические проблемы могут быть у человека при рождении. Они могут менять волосы, цвет кожи, лицо, характер – и, в конечном счёте, даже пол будущего ребёнка. В их силах – создать сверхчеловека. У них есть то, чего так не хватает остальному миру.

Павел возвращался к автосервису. Погода менялась – на экран нейроинтерфейса молниеносно пришло уведомление: через 3 часа 21 минуту начнётся слабый дождь. Конец: 4:02 по Восточному координированному времени. Уже виднелись небольшие серые тучки за океаном, небо было тёмно-синее.

После обеда всё только начиналось. Толпы людей ехали к автосервису, чтобы узнать, всё ли в порядке с их транспортным средством, провести диагностику и, если нужно, заменить детали на более новые и совершенные. «Parlak kıvılcım» был единственным автосервисом в этом районе с самыми продвинутыми технологиями, поэтому почти всегда оставался вне конкуренции – отсюда и нескончаемый поток клиентов.

Клиент попросил окрасить его гоночную тачку в серый цвет, на капоте которой должен был находиться вулкан, время от времени извергавшийся, словно живой и настоящий. Машина, казалось, жила своей жизнью. Нанотехнологии меняли мир до неузнаваемости. Когда Павел почти закончил прописывать задачу роботам, попутно разбирая код программы машины через свой интерфейс, в помещение зашёл мужчина лет 50, на голове которого была шапка, как у ковбоя 19 века, и кожаная куртка; на его лице рисовался очень серьёзный вид. Это был владелец сервиса. Немного постояв между дверью и помещением, он, осмотрев, что делает Павел, обратился к нему:

– Как всегда, приятель, ты всё так же углубляешься в детали, – сказал Санжар с лёгкой улыбкой на лице. – Как закончишь, зайди ко мне наверх, в комнату – нужно кое-что обсудить.

Поковырявшись ещё немного в коде и технике, Павел завершил покраску. Клиент был в восторге от проделанной работы и даже заплатил немного сверху нанитов – в качестве чаевых.

Санжар Гюнеш по национальности был на 95 % коренным турком. Его дедушка ещё в молодости переехал в Неосити, когда в Турции начались масштабные протесты. Здесь он встретил любовь всей своей жизни и решил не возвращаться обратно. Дед был настоящим трудоголиком, по профессии – инженер-строитель, помогал местным строительным компаниям в самом начале становления города. Поначалу было нелегко, но накопленный опыт и багаж знаний всегда выручали в трудные моменты его непростой жизни. И хотя сегодня вся семья Санжара давно обосновалась в городе и живёт своей счастливой жизнью, тоска по родной стране никогда не угасает в их горячей тюрской крови.