скачать книгу бесплатно
О, Боги светлые, о черти,
краснеющие тут и там,
зачем не придавал значенья
всему на свете я? – снята
с меня итоговая мерка,
и вышло – хуже не могло, –
сгорела, ах, не только дверка,
а вся деревня, всё село!
А что звезда? – о ней не только
забыли все и навсегда:
кричат озлобленные «То-то!
Ишь, угораздило! Балда!
Пора изгнать его! Поджечь ли?
А может быть, на дно – в овраг?»
Всех по домам: детишек, женщин, –
смерть не доводит до добра.
«…Нельзя же мне дышать огнём…»
…Нельзя же мне дышать огнём
и ждать Добрыню – ночью, днём –
которому до лампы
на все мои таланты.
Кощеем также мне нельзя
скакать меж наглых обезьян,
без цели и без толку,
пугаясь за иголку.
И уж конечно Вурдалак
не выйдет из меня никак,
поскольку сам на кровь я
смотрю ребенком кротким.
Жар-птица, Леший, Водяной,
и всяк Царевич – добрый, злой –
чужды мне или чужды,
как милосердья чувства.
Но есть один такой смельчак –
я расскажу о нём сейчас,
или смолчу – не стану
я нарушать уставы…
Пускай живёт во мне, со мной
тот скрытый ото всех герой
и ни во что не ставит
порядок сей престарый.
Его душа, как тёмный лес,
и неизвестно, сколько лет
ещё он будет бегать
на этом свете белом.
Не всё ль равно? – я вижу, как
он будет плавать в пустяках,
но не утонет в них он
одним лишь только мифом.
Его задача – утонуть,
не позволяя никому
додуматься до тайны
жестокой и фатальной.
Да и особой в том беды
не будет, если у воды
его потом отыщут
годков так через тыщу.
Не думаю, что б рассказал
он то, как я во все глаза,
дрожа всем тонким телом,
заплакал о потере.
«Есть сумочка: в ней все мои ресурсы…»
Есть сумочка: в ней все мои ресурсы, –
прошу тебя, пожалуйста, не суйся –
не трогай за изгибы ремешка,
иначе между нами будут войны
(ох, не люблю я вздором своевольным
судьбине предначертанной мешать).
Она лежит, моя большая сумка,
поблизости тебя вторые сутки,
и так она твоё сердечко злит,
что как бы кони в яблоках с возницей
тебя сегодня ночью в психбольницу
галопом от меня не увезли.
«Я продам свои стишки за три моря…»
Я продам свои стишки за три моря
даже платы не возьму ни гроша,
в этом будет «ого-го» не прямое,
а подпольное, и мне помешать
(выходите, не боюсь!) не сумеют,
потому что я всегда всех сильнее, –
пусть не всех и уж совсем не всегда:
одного лишь… одного лишь себя?
«Осторожно! Я вышел из дома…»
Осторожно! Я вышел из дома
и гляжу непременно в глаза
всякой целомудренной дуре,
всякому…
Надо сказать,
мне в ответ, совсем безотказно,
тоже бросают глаза
всякие…
Надо сказать,
взгляды их летят мимо кассы.
Так мы глядим и глядим,
глазки понемногу бросаем, –
почему ж я в мире один?
почему они в мире стали –
так ли? – далеки-далеки? –
ой ли? – навсегда одиноки?
Осторожно! Глаза в меня кинь
и лови мои понемногу!..
«Радость моя…»
Радость моя,
неразменное, старое детство,
поздно заснувшее,
вставшее рано с утра, –
где-то внутри тебя
бегают грубые дети,
прут, неизвестно зачем,
но всегда на таран.
Этот за куколку взялся,
другая за танчик,
после за криками страшными –
в общий комок
…и никогда меня к ним,
ни за что не затащит
детство проклятое
или проклятье само.
«Уже совсем не вяжем лыко…»
Уже совсем не вяжем лыко,
но выход найден – я нашёл
то место, где нам хорошо
и петь, и плакать.
То место, где берут взаймы
одну лишь грусть, одну тоску лишь,
где смерть свою заранье купишь
в канун войны.
«И ужасы, и зверства…»
И ужасы, и зверства
давным-давно известны –
приелись, нет ли? – я им не судья:
могу я только сбоку
стоять, как будто с Богом
мы вместе – наблюдателей семья.
Отрубленные головы,
на виселице голые
девицы, парни – всё им ни по чём, –
стоим вдвоём, и думаем
беспомощными дурнями,
и усмехается над нами чёрт.
«И не вплотную…»
И не вплотную,
и не поодаль,
и не продавшись
тем, кто не купит.
Правильно было б
знать, что мы оба
умерли молча,
но не от скуки.
Так, от песочка
или от моря
в сонных круженьях
тёплого ветра.
Только я знаю:
стали одною,
стали единой
частью навек мы.
«Надо мной Экзюпери…»
Надо мной Экзюпери,
может быть, летает,
