
Полная версия:
Сценарии, пьесы, сценарии. В трёх книгах. Книга 2
Пригорин. Но мы же все хором говорили, что его поступок не имеет оправдания! И ты тоже!
Аркаева. Его – нет. А я – это же всё по-другому. (задумчиво) Может быть, такая решимость у нас в крови…
Пригорин. Что же ты со мной делаешь?! Твои слова режут меня на части!
Аркаева тоже опускается на колени лицом к Пригорину, обнимает и часто-часто целует его.
Аркаева. Милый мой! Единственный, незабвенный, солнышко, радость моя! Никто не полюбит тебя так, как я! Видишь – ради нашей любви, нашего будущего я готова на всё, не пожалею и жизни!
Пригорин тихо плачет.
Аркаева. Ведь ты веришь мне, да! Ты ведь не убьёшь меня, правда? (прикрывает ладонью рот Пригорину) Молчи, умоляю! О! Как ты будешь вознаграждён! Ты никогда, никогда не пожалеешь об этом!
Всхлипывая, Пригорин опускает голову на плечо Аркаевой, которая гладит его по волосам.
Аркаева. Мир, Боренька? Мир?
Пригорин безвольно и обречённо кивает утвердительно головой.
Аркаева. Сейчас мы пойдём в нашу комнату. Ты полежишь, успокоишься и отдохнёшь. А я потихонечку начну собираться. Прочь, прочь из этого гнилого болота! Москва тебя быстро освежит. Ты вернёшься к любимой работе, к своим зрителям. Или мы слетаем на пару недель в Бразилию – Петя сколько раз советовал. Сейчас там как раз зима, нежарко. Хочешь в Бразилию? Всё будет только так, как ты захочешь. Всегда-всегда! Ты ведь уже не плачешь, Боренька?
Не поднимая глаз, Пригорин отрицательно качает головой.
Аркаева. Умница. Ты смог. Ты пересилил. Я горжусь тобой.
Пригорин тяжело встаёт, вытирает пальцами под глазами слёзы. Через несколько секунд он отряхивает пыль с колен.
Пригорин. У тебя есть платок?
Аркаева. В сумке у фонтана.
Пригорин. Мне нужно побыть одному.
Аркаева. Конечно, милый. Я тебя понимаю. Так мы уезжаем сегодня? Как ты хочешь?
Пригорин. Уже поздно. Завтра с утра.
Аркаева. Хорошо. Пусть будет по-твоему.
Пригорин медленно уходит в сторону дома. Проводив его взглядом, Аркаева поворачивается к озеру и некоторое время молча смотрит на него, воздев руки и сладко потянувшись
Аркаева (воздев руки и сладко потянувшись). И всё-таки…!
Несколько раз покачав головой вправо-влево, Аркаева массирует себе шею пальцами, затем делает несколько полных круговых движений головой вправо и влево. Потом включает радиоприёмник (раздаётся мажорная мелодия) и уже под музыку начинает тщательно делать гимнастическое упражнение: взяв полотенце за концы, она поднимает руки, отставляя ногу назад и делая глубокий вдох, затем опускает руки с полотенцем до колен, приставляя ногу и делая акцентированный выдох.
Со стороны дома слышится голос Соркина.
Соркин (кричит). Ира!!! Где она?! Полина, где Ира?!
Аркаева (про себя, не переставая делать гимнастическое упражнение). Да что они все сегодня с ума посходили. (кричит в сторону Соркина) Петя! Я в беседке! (продолжает делать упражнение)
Быстрым неровным шагом появляется Соркин. Он задыхается и крайне возбуждён.
Аркаева. Ну что ты ревёшь как раненый пароход.
Соркин. Ты!!! … Ты! Как ты могла?! Только не говори, что это не ты!
Аркаева (спокойно продолжая свою гимнастику). Да что стряслось-то?
Соркин. И она ещё спрашивает! На всех сайтах новость – самоубийство сына звезды сериалов Аркаевой! Нет, ну как только ты додумалась?!
Аркаева. Перестань кричать, тебе вредно.
Соркин смахивает со скамьи радиоприёмник – ударившись о землю, приёмник замолкает. Аркаева спокойно садится на скамью.
Соркин. Господи, ведь это же твой сын!
Аркаева. Это мой сын, и по крайней мере сегодня с ним не случилось ничего плохого.
Соркин. Как?! А эти сообщения?! Ты же ославила его на всю Россию!
Аркаева. Пётр, его репутация ничуть не пострадала.
Соркин. Если только в глазах таких, как ты сама! А ты подумала, как это воспримет сам Костик?! Бедный мой мальчик…
Аркаева. Не твой, а мой. И сейчас (к сожалению, конечно) он в таком состоянии… что вряд ли его интересуют какие-либо публикации.
Соркин (менее эмоционально). Ты ведь не круглая дура. А значит, у тебя просто нет сердца! Тебе годится любой способ привлечь к себе внимание. Абсолютно любой. А тут возможность такой рекламы! Ты даже через чур умна – сказано, не попытка самоубийства, а самоубийство. Специально, чтобы через пару дней был повод дать уточнение. Будет и третья новость – сын Аркаевой вне опасности. Не по-ни-ма-ю! Спекулировать самым святым!
Аркаева. Боже мой! Сколько пафоса! На самом деле ты просто плохо знаешь Костю – он же всего-навсего посмеётся над всем этим, и всё. Ты понимаешь – всё!
Соркин (снова возбуждаясь). Нет! Это ты пойми! Он же уже решился на это! Уже! Счастье, что этого не случилось! А ты его снова подталкиваешь к этой мысли! Ты, его мать! Ведь накликаешь беду!
Аркаева. Какие там клики… Это на клавиатуре. Пётр, ну помысли трезво и рационально – ведь ничего же не случилось! Подумаешь, какое-то сообщение, да ещё и недостоверное. А ты раздул из мухи… тираннозавра какого-то.
Соркин. Как об стену… Доводы сердца тебе абсолютно непонятны… Но ты хотя бы понимаешь, что нагадила Доренке? Он оказывал медпомощь при огнестрельном ранении и не сообщил об этом в органы. Между прочим, ради нас, ради Костика! И он же просил нас всех помалкивать!
Аркаева. Вот видишь – если бы всё было по закону, информация всё равно ушла бы из семьи! А ты набросился на меня аки тать в нощи. А оказывается, так должно было случится по закону!
Соркин. Да ведь просил же Доренко!
Аркаева (отмахивается). Евгений Сергеевич – милейший человек. Я с ним поговорю и всё улажу. Да и какие строгости могут быть тут, в деревне.
Соркин (негромко). …Какая же ты дрянь.
Аркаева. Жалкий склеротик! Лох! Тупица!
Соркин. …Бедный Костик. Он же…
Соркин откидывается на спинку сиденья и начинает с него медленно сползать.
Аркаева (тревожно). Петя, что с тобой? Приступ?
Соркин отмахивается вялым, неопределённым жестом.
Аркаева (кричит в сторону дома). Боря! Илья! Костя! Доктора!!!
Аркаева бросается в сторону дома, но с трёх-четырёх шагов возвращается, забирает полотенце и окончательно убегает.
Вечер того же дня.
Голос Кости – ещё из-за кулис.
Костя. Эта беседка – моё любимое место.
Появляются Костя и Аркаева.
Костя. Сегодня с утра тут было столпотворение. А когда гостей нет, в неё никто, кроме меня, и не заходит. Я даже Интернет сюда провёл. Особенно хорошо вечером. Тихо… и экран не бликует.
Аркаева. А комары?
Костя. А, ерунда – намазался, и всё! Другое дело мошки, мотыльки – приходится сдувать. Когда темно, и экран в ночи, как-то всё по-особенному. Вы поженитесь с писателем?
Аркаева (после небольшой паузы, неуверенно). Да.
Костя. А в чём проблема?
Аркаева. Проблемы нет… Просто… мы же с Борисом Алексеевичем публичные люди. Понимаешь, для нас помолвка, свадьба – это мощный пиар. А такого рода ресурсы нужно тратить рационально, в оптимальный момент, а кое-что и на чёрный день приберечь, понимаешь?
Костя. Свадьба на чёрный день? Мир сошёл с ума. Точнее, та его часть, в которой ты живёшь.
Аркаева. Увы, таков путь к успеху.
Костя. В жизни?
Аркаева. … Скорее, в профессии.
Костя. Значит, не в жизни… А тогда зачем успех?
Аркаева. Ты хочешь расстроить меня!
Костя. Что ты, мамочка! Я так тебя люблю! Я просто хочу, чтобы ты была счастливая.
Аркаева (обнимает и целует Костю). Милый мой! Кровиночка моя! Золотой ты мой! Ну, почему, почему мы так далеки друг от друга, почему мы не живём вместе!
Костя. Почему, мама?
Аркаева (отстраняется). Как же трудно с тобой разговаривать. Твоя прямота…
Костя. А разве с мамой надо говорить по-другому?
Аркаева. Нет, но… Иногда чувствуешь, что сколько не объясняй, тебя не поймут… Ты влюблен в Нину?
Костя. … Если честно и коротко, то да.
Аркаева. Она мне не нравится.
Костя. Я ей тоже. Особенно после вашего приезда. Или моей попытки с мюзиклом. Или чего-то ещё.
Аркаева. Мюзикл… Костик, ты даже не понимаешь, что это такое. Знаешь, что в мюзикле самое главное?
Костя. Современные технологии?
Аркаева. Нет.
Костя. Синтез разных искусств?
Аркаева. Нет – бюджет в миллионы долларов, десятки миллионов! Пойми, не может быть мюзикла в дачном театре – принципиально!
Костя. Значит, гениальные стихи не могут быть написаны на плохой бумаге – что-то не верится.
Аркаева. Причём тут стихи. Я ведь тебе говорю конкретно. Напрасно ты всё это затеял.
Костя. Да.
Аркаева. Вот видишь – ты со мной уже согласен. Молодец. Я понимаю, в твои годы переживания так остры – и безуспешная любовь, и эта неудача. Но уверяю тебя всем своим и чужим опытом – ты даже удивишься, как скоро схлынет твоя печаль. Особенно, если постараться отвлечься и не расковыривать болячки.
Костя. Нет, это другой случай. Мне не удастся забыть Нину. Никогда.
Аркаева. Значит, всё-таки из-за неё ты сделал эту глу… извини, не глупость, конечно… я же понимаю.
Костя. Мама, не мучайся в поисках слов. Не из-за неё. Из-за себя. Из-за своей слабости и бесталанности.
Аркаева. Ты слишком строг к себе. Твой спектакль был очень мил. Жаль, что мы его не досмотрели.
Костя. Мил?!
Аркаева. А нельзя его повторить? Сцена всё ещё стоит.
Костя. Нет, он умер. И я уничтожил всю память о нем – и тексты, и музыку. Все файлы.
Аркаева. Ну, и правильно! Пора тебе начинать жить серьёзно. И кстати, хотела поговорить с тобой о твоём обучении… Разумеется, ты будешь учиться в том университете – экзамены сданы, и всё такое… И вдруг на ровном месте проблема – оказывается, Пётр не хочет за тебя платить!
Костя. Нет у него.
Аркаева. Да откуда ты-то знаешь?!
Костя. От него. Знаю я его расклады.
Аркаева. Ну, знаешь или не знаешь, а только он в вызывающей ультимативной форме потребовал, чтобы за всё платила я! Обучение, проживание, транспорт и вообще все расходы, ты понимаешь, все!
Костя. Так ведь это же ты моя мама.
Аркаева. Но он мог бы учесть, какой у меня сейчас сложный финансовый период! Я сижу без гроша, можно сказать, на шее у Бориса.
Костя. Дядя отдал тебе все деньги за нашу квартиру. Всего пару месяцев назад.
Аркаева. Во-первых, не отдал, а дал взаймы. Но вы все об этих деньгах забудьте – они целиком вбухнуты в антрепризу! Вы же знаете, какой пойдёт крупный проект. Денег не хватает катастрофически!
Костя. И какой вывод?
Аркаева. С выводом подожди! Я хочу, чтобы ты меня понял. Так вот… Снимаюсь я не часто и по мелочам. В театре – сам понимаешь. То есть с деньгами – плохо. Но ведь нельзя же опуститься, иначе окончательно выпадешь из обоймы! Надо изо всех сил поддерживать реноме, ты понимаешь? В конце концов, нужно же просто достойно, респектабельно выглядеть! Как же это, Костя, непросто и недёшево! На одни шмотки уходят сумасшедшие деньги! И другие расходы… Да что говорить – денег не остаётся практически ни на что!
Костя. В том числе и на меня?
Аркаева. Но разве трудно понять – в этом же нет моей вины!? Это же обстоятельства!
Костя. А теперь какой вывод?
Аркаева. Ну что ты заладил – вывод и вывод. Вывод такой – будет ещё один тяжеленный разговор с твоим великодушным дядюшкой.
Костя. Ну зачем ты его обижаешь?
Аркаева. Да?! А за меня? За меня кто заступится? А ты, родной сын – на его стороне!
Костя. Мам, ну что ты… Я же тебя тоже люблю, жалею.
Аркаева. «Тоже»… Константин, не нужна мне твоя жалость, не нужна! Разжалелся. Себя бы пожалел – вступаешь в жизнь без единой полезной мысли в голове! Да ты и учиться-то не хочешь!
Костя. Почему, я не против.
Аркаева. Он не против! А платить мне! Короче, если Пётр откажет, буду просить на тебя в долг у Бориса.
Костя. Да ты что! Чтобы я на его деньги! Он же чужой! Что я – побирушка что ли?!
Аркаева. А что ты надуваешь щёки, а? Ты пока ещё никто! Своего ничего нет, и неизвестно, когда будет. Но вместо того, чтобы поскорее взяться за ум, он, видите ли, мюзиклы сочиняет! Рэпом своим любуется, а цена ему – грош!
Костя. Мама!!!
Аркаева. Нет, я понимаю Нину! Она же видит…
Костя (очень спокойно, окоченевшим тоном). Ну, я пошёл. Не бойся – стреляться не буду. Спокойной ночи, мама.
Костя уходит.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Большая холл в доме Соркина, примыкающий к прихожей. Напротив зрителей расположены дверь, выходящая в прихожую, и камин. Справа и слева – широкие двери, левая ведёт (через другие помещения) в комнату Константина, непосредственно за правой дверью располагается столовая. Большая люстра, торшер, телевизор, два дивана, массивные кресла, стол, стулья и пр.. Один из диванов стоит так, что с него хорошо виден камин. На камине стоит статуэтка – чайка с расправленными крыльями (в натуральную величину)
Поздний вечер. В люстре горит только одна слабая лампочка. В камине догорают угли.
В холле никого.
Открывается левая дверь и появляется Маша.
Маша (остановившись в дверях и оглядывая комнату). Костя, ты здесь?
Маша проходит в комнату. Вслед за ней входит Медведев.
Маша. И тут нет… Чересчур дом большой.
Медведев. Ну чего ты вызвалась Костика искать… Набрать по мобильному – всего и делов. Они и так перезваниваются сто раз на дню. Денег не считают. Да…
Маша. Опять ты «дакаешь». Знаешь же – не люблю… Жалко Николая Петровича – весь больной, пальцы трясутся…
Медведев. Да… Совсем стал никакой. Позавчера-то – правда что ли, что он чуть не помер? Полина Андреевна сказала…
Маша. Напугалась мама очень. Хорошо, Доренко быстро приехал, откачал.
Медведев. Интересно, кому всё отойдёт – Костику или Ирине?
Маша. Тебе-то что?
Медведев. Мне ничего, а вот матушка твоя стала перед Костей лебезить. Раньше и внимания не обращала.
Маша. Бросил какашку в человека – и доволен.
Медведев. Да я ничего, просто видно же. Может, что узнала… или догадывается. Да… Интересно, чем дело кончится. Вот вызвал Пётр Николаевич и Ирину, и Костика, а сам не помер и в ближайшие дни не собирается. Что же им теперь – уезжать?
Маша. Костя сказал, поживет дней десять.
Медведев. Может, и Ирина тоже. Вот ведь и Борис с ней приезжает.
Маша. Сейчас зайду к Николаю Петровичу – и домой, да?
Медведев. Куда торопиться? Тут самое интересное начнётся. Да и ужин не пропускать же.
Маша. Поедем – Олечку надо покормить.
Медведев. Мама покормит. И уложит, и сказочку расскажет не похуже нас.
Маша. А мы то кто? Родители или обсевки?
Медведев. Ты, как родила, какая-то постная стала, скучная. Ничего тебе кроме дочки не надо, не интересно.
Маша. Зато тебе всё интересно, кроме Олечки! Придётся отца просить, чтобы отвёз – стыдно не будет тебе?
Медведев. А он тоже сейчас не поедет. Разве что после ужина. Спорим на стольник?
Маша. Да ну вас всех!
Маша выходит в левую дверь, но сталкивается там с Костей и Полиной Андреевной, которые несут подушку, одеяло и постельное бельё, и остаётся в комнате.
Маша. Костя, тебя дядя просит зайти к нему.
Костя. Только что у него был, секунд тридцать назад. (в сторону Медведева, сухо) Привет, Семён.
Маша. А я тебя по всему дому искала…
Медведев (в сторону Кости, приветливо). Здравствуй Костя. Я вот тоже… зашёл… (Полине Андреевне) А зачем это, мама?
Полина Андреевна. Петр Николаевич просил постелить ему у камина.
Полина Андреевна начинает застилать постель на диване, но Костя вмешивается.
Костя. Не на этом, дядя просил, чтоб ему был виден камин.
Маша. Мама, дай я.
Маша застилает постель на другом диване. Полина Андреевна садится на стул
Полина Андреевна. Пётр Николаевич говорит, что возле камина ему не так одиноко.
Медведев. Да… Плохо ему одному, без Кости жить.
Костя. Всякий человек одинок.
Медведев. Это не скажи. Семья, понимаешь ли, большое дело… А у тебя, что же, своя судьба. Не жить же тебе тут, в деревне…
Полина Андреевна. Кто бы подумать мог, что ты, Костя, артистом станешь, да так скоро. И деньги, и успех – по всей России.
Костя. Сменили бы тему.
Костя выходит. Маша садится на свободный диван, Медведев – рядом с ней.
Медведев. Да…
Маша. Опять ты!
Медведев. Прости, милая – больше не буду…. (целует Машу, та отворачивается) Вот ведь повезло Костику. Кому какая судьба! По всей России ездит – концерты, стадионы… и эти… как их… «корпоративны».
Полина Андреевна. Как-то вдруг у всех у них дела в гору пошли. Костя – это уж само собой, Педро бразильский стал вдруг много денег слать, Ирина тоже… Пётр Николаевич говорил, всё у неё отлично.
Медведев. А как вам Костина машина?
Полина Андреевна. Огромная – жуть! Я таких и не видала
Медведев. Это, мама, в Америке их делают из военных вездеходов. Очень дорогие.
Маша. При нём бы хоть о нём не говорили. Видите же – не любит.
Медведев. Любит, не любит… женский разговор… (встаёт) Я в туалет.
Полина Андреевна. В жёлтый иди.
Медведев (на ходу). Знаю.
Медведев выходит в левую дверь.
Маша. Надоел он мне – сил нет! Раньше хоть заботливый был, внимательный, а как машину купили – ничего ему, кроме своих «Жигулей» не надо, только с ней и возится.
Полина Андреевна. Так ведь не новую взяли.
Маша. Где ему новую… Рылом не вышел.
Полина Андреевна. Говорила тебе – не спеши за него! Сейчас бы, может, Костя тебя заметил, а? Ты вон, после родов, даже расцвела – ей Богу, похорошела!
Маша. Мам, какие роды, если б я замуж не вышла?! Ты прям как скажешь…
Полина Андреевна. Так ведь болит за тебя душа!
Маша. Таких, как я… у таких, как он, сто штук – после каждого концерта. Да и получше меня найдутся. Уж будь спокойна – он своего не упустит.
Полина Андреевна. Да откуда ты-то знаешь?
Маша. Мам, ну ты как ребёнок! Взрослые же все люди.
Полина Андреевна. А я всё же надеюсь, что будет у тебя и счастье, и любовь.
Маша. Много у тебя любви с отцом-то было? И ничего – живёте себе не хуже других. А про Костю я уже и забывать начала. Как он уехал. Как замуж вышла…
Полина Андреевна. И тебе… ухать бы вам отсюда. Полегче бы стало.
Маша (после паузы). Ты прям как в воду глядишь. Так уж и быть – скажу… Семёна в Чирково завучем приглашают. Там и жить можно при школе, две комнаты есть – директорская квартира, у директора-то свой дом. В декабре переедем, к третьей четверти. И до матери ему будет недалеко – тридцать километров всего, да по шоссе.
Полина Андреевна. Вот и хорошо, вот и отлично! У нас только будешь реже бывать…
Маша. А сейчас что – часто? … Ничего, налажу жизнь! Был у меня с Доренко давний разговор, до свадьбы ещё – правильно он мне мозги вправлял про семейную жизнь. Главное – нюни не распускать!
Полина Андреевна. Ты его слушайся, он тебе плохого не посоветует!
Маша. Своим умом пора жить… А его я теперь почти и не вижу.
Слева со стороны Костиной комнаты раздаётся грустная и мелодичная гитарная музыка.
Полина Андреевна. Надо же как – ведь нигде не учился. Иной раз играет – прямо за душу берёт.
Маша. И никто в него не верил – даже Пётр Николаевич… и эта Ниночка его… тоже.
Полина Андреевна. Пётр-то Николаевич запрещает Костин театр разобрать – стоит на самом ходу, уж сколько раз Илья хотел. Надеется, что Костя ему всё же покажет тот спектакль до конца – про Буратино.
Маша. А что Костя?
Полина Андреевна. Ни в какую. Сам Петр Николаевич просит – а он всё равно, наотрез. А ведь души в нём не чает. Ближе-то нет никого… Не мать же.
Тихая певучая музыка в Костиной комнате сменяется очень громкой (с эффектами искажения звука и перегрузки усилителей).
Маша. А вот такой музыкой он зарабатывает.
Полина Андреевна. Страсть!
Маша. У меня его диски есть. Такой-то музыки у там немного. В основном что-то вроде рэпа.
Полина Андреевна. Это как в спектакле?
Маша. Другая, но всё равно рэп. Тебе не объяснить.
Полина Андреевна. Я больше советскую музыку люблю. Магомаев мне нравился, Ротару.
Маша. Кто погромче пел…
Через правую дверь входит Медведев; обернувшись, он широко распахивает дверь и в комнату (на управляемом джойстиком инвалидном кресле с электромотором) въезжает Соркин, следом входит Доренко.
Соркин останавливает своё кресло поближе к камину, Медведев садятся возле Маши, Доренко остаётся на ногах, время от времени похаживая по комнате.
Соркин. Поля, они уже Марьино проезжают – шла бы стол накрывать, пора.
Полина Андреевна. Успею. Только с кухни всё принести
Соркин. Вот и принеси. И вино надо расставить.
Полина Андреевна (неспешно вставая). Любите Вы, Пётр Николаевич, суматошничать.
Полина Андреевна выходит в правую дверь, вслед за ней и Маша.
Маша. Мам, я помогу.
Соркин (вслед Полине Андреевне). И салфеток я на столе не заметил – вечно забываешь!
Доренко (подойдя к окну). Ну и погодка!
Медведев. Сейчас ещё поутих ветер, а я когда ехал вдоль берега, волны были метра по полтора, не меньше, и брызги несло до самой дороги.
Соркин. Это вы не имели удовольствия попасть под тропический ливень! Вот там да – дождь несёт горизонтально, да и не дождь, а как из миллиона брандспойтов, пять-десять метров – и ничего не видно, громы, молнии, сущий ад – и страшно, и почему-то весело!