Аркан общемировых историй

Скакалов вокруг Армирры становилось все больше и больше.

Медведь еще пока не отказавшим обонянием понял, что ситуация еще плачевнее, чем кажется – скорее всего, скакалы были в подобное бешенство приведены специально, ибо Армирра чувствовал неизвестный, но явно травяной запах от каждого из этих существ – похоже пахнут лечебные настойки, которыми пользуются люди. Тем не менее, медведь не собирался сдаваться, расшвыривая и придавливая зарвавшихся карликов.

Однако силы были уже на исходе.

– Гляньте-ка! На льдине – медведь! – услышал Армирра чей-то голос.

Скакалы прекращали прибывать, и медведь, разорвав на части последнего, обессилено взглянул на берег – там стояли люди, подававшие руками медведю опознавательные знаки.

До берега было относительно недалеко.

Армирра нашел в себе силы для того, чтобы работать лапами в воде. Кто-то из людей бросился в холодную воду – видимо, хотели помочь добраться.

– Давай, дружище, ты справишься…

Ободряющие голоса прибавили медведю сил. Он практически догреб до берега, как понял, что его глаза закрываются. Последним, что он услышал, был возглас:

– Тащите его к нам!

Открыв глаза, Армирра понял – его смогли спасти.

Он лежал в теплой хижине, в которой, помимо него, находилась симпатичная темноволосая девушка, чье тело было прикрыто шубой в пол. Девушка стояла у котелка, всыпая в него какие-то семена.

Армирра потряс головой, попытался схватиться за нее лапами, как до него дошло, что у него – не лапы, а руки, покрытые в некоторых местах кусочками белой шерсти.

Все стало ясно – Армирра превратился в человека.

Он издал чуть слышный стон. Девушка повернула голову в его сторону, после чего сказала:

– Очнулся? Слева покрывало – прикройся. Медведя-то шерсть прикрывает, а у человека все видно…

Армирра понял, что лежит абсолютно голый. Присев на кровати, он накинул на себя покрывало так, чтобы не смущать ни девушку, ни кого-либо, кто мог зайти в хижину, после чего смог дотронуться рукой холодного лба.

Девушка налила из котелка в глиняную чашку некое варево, после чего подошла к Армирре и протянула ему чашку со словами:

– Выпей. Неприятно, но поможет.

Армирра залпом выпил лекарство, и в организме поднялась буря возмущения.

– Давай знакомиться, – начала разговор девушка. – Меня зовут Лео́на. А тебя как называть? Я знаю, что переве́ди никогда не называют свое настоящее имя – считается, что тогда их силы будут отняты безвестным духом…

– Можешь звать меня Армирра, – представился переведь, а потом поинтересовался: – Как ты узнала, что я – не совсем медведь?

– Я уже лечила таких, как ты. Непосвященный человек может не отличить переведя от дикого сородича, но все знахари прекрасно знают, что переведи обладают несколько другим телосложением.

– Понятно, – кивнул Армирра.

– Можешь не волноваться – я залечила все твои раны. Тебе нужно только отдохнуть… Как и всем нам.

– Что это за поселение?

– Собственно, это – не совсем поселение. Сюда сбежались выжившие из Лура́на, Амва́ма и Носко́на.

– Выжившие? На вас тоже напали скакалы?

– И похоже, даже раньше, чем на вас… Из какого ты поселения?

– Ве́лен.

– Тогда все ясно…

– В Носконе тоже ведь жили переведи… Что с ними?

– Из переведей мы нашли только тебя.

Армирра тяжело вздохнул.

– Похоже, со своим племенем мне увидеться больше не получится, – медленно произнес он.

– Я слышала, что в Велене жило крупное племя переведей. Сколько вас было?

– Тридцать четыре, – безжизненным тоном произнес Армирра.

Леона отвлеклась от котелка, подошла к Армирре и села рядом.

Они помолчали – видимо, каждый думал о своем. Молчание прервала Леона:

– Мне очень жаль.

– Мне тоже, – кивнул Армирра. – Ты из какого поселения?

– Амвам.

– Много у вас погибших?

Леона едва заметно кивнула, после чего сказала:

– Сама еле ноги унесла.

– Скакалы придут и сюда рано или поздно… – вздохнул переведь. – Надо готовиться.

– Тебе нельзя лезть в драку – ты еще не выздоровел, – возразила знахарка.

– Кроме меня, переведей здесь нет. Вы точно погибнете, а у меня есть хотя бы минимальный шанс…

– Судя по тому, как тебе досталось от скакалов – не похоже.

– В этот раз они будто взбесились. Я почувствовал от каждого из них запах какой-то странной травы. Ничего подобного не почуяла?

– Было что-то подобное. Я, конечно, разбираюсь в травах, но этот запах не узнала.

– Бывает, – вздохнул Армирра. – Сколько я здесь провалялся?

– Сейчас – раннее утро.

– Ясно… Пора бы мне вставать.

– И что собираешься делать?

– Дождусь, пока появятся эти твари, придушу каждую из них, а потом… – и Армирра запнулся.

Леона взяла его за руку.

– Ты не знаешь? – скорее утверждала она, чем спрашивала.

– Попытаюсь найти кого-то из своих, хотя это вряд ли возможно, а так… – переведь задумался, а потом с грустью подтвердил: – Не знаю. Я лишился дома и семьи, а это – худшее, что можно себе представить.

И по щеке Армирры прокатилась крохотная прозрачная слеза.

Через полчаса, выпив еще кружку отвара и одевшись, Армирра вышел на улицу.

Хижина Леоны оказалась вовсе не хижиной, а юртой, которую было легко как собрать, так и разобрать. Таких юрт на покрытой снегом земле появилось штук двадцать. Люди ходили с потерянными лицами – многие до сих пор не верили, что у них не осталось родного дома. Кто-то громко оплакивал погибших родных.

Когда Армирра, высокий, сильный блондин с ясным светом голубых глаз, показался людям, те ахнули – они редко видели переведей в человеческом обличье. Переведи-люди, как и переведи-медведи, мало отличались от собратьев как внешне, так и внутренне – их выдавали разве что торчащие кусочки медвежьей шерсти.

К Армирре подошло несколько довольно крепких по человеческим меркам мужчин. Один из них громким, зычным голосом спросил:

– Как себя чувствуешь, переведь?

– В порядке… Зовите меня Армирра, – представился блондин. – И спасибо, что спасли меня.

– Хорошо, что Леона определила, что ты – переведь… А то мы голодные до сих пор, – честно признался другой, за что тут же получил от соседа по голове.

– Понимаю вас, – кивнул Армирра.

– Даже с переведем нас мало, чтобы противостоять этим одичавшим… – начал было «зычный», как вдалеке раздался визжащий голос:

– Ска-ка-лы!!!

– Легки на помине… – выругались мужики. – Что ж, разберемся с ними!

Толпа скакалов надвигалась на поселение буквально из ниоткуда.

Армирра попытался превратиться в медведя, но понял, что это сделать не получится – организм упрямо отказывался. «Выхода нет…», – подумал переведь. «На этот крайний шаг мне нужно пойти, ибо не могу допустить, чтобы погиб кто-либо еще».

Армирра побежал навстречу скакалам, на полпути громко прорычав:

– Ро-о-о-ри-и-и!

И тут все увидели, что Армирра увеличивается в размерах, будто собирается стать медведем, но в медведя он не превратился – скорее, это был гигантский человек, получивший силу медведя.

Переведь в одиночку стал разрывать на части, втаптывать в снег, выдирать руки-ноги, ломать лица-маски, откусывать части серых тел, спешно их проглатывать, ослеплять, оглушать – всячески истреблять скакалов, которые, казалось, впервые почувствовали искренний испуг и стали трусливо бежать туда, откуда явились. Армирра догнал каждого, и последним, что издало каждое из этих существ, был непривычный для человеческого уха писк…

Кусочки тел хаотично валялись на снегу, в некоторых местах его даже заменяя. Сам переведь издал оглушающий рык, после чего потерял сознание и громко свалился на то, что еще с минуту назад было толпой злобных карликов.

Люди смотрели на все это, искренне раскрыв рты от удивления. Отмер лишь один, сказав несколько циничную фразу:

– Опять Леоне будет работа.

– Ну что, очнулся? Еще раз что-то подобное выкинешь, заставлю вместо отвара есть червей…

Армирра встал, пропустив мимо ушей возмущения Леоны, осмотрелся, взглянул на свои руки, после чего кратко сказал:

– Не волнуйся – больше не выкину. Не получится.

– Это почему? – удивилась Леона.

– Потому что когда переведь называет свое настоящее имя, он на некоторое время приобретает огромную силу, но после уже никогда не сможет стать медведем.

– Так значит, что ты навсегда останешься человеком?

– Боюсь, что так.

– Мне сказали, что перед тем, как напасть на скакалов, ты прорычал что-то типа «Ро́ри»… Это – твое настоящее имя?

Рори-Армирра кивнул.

– Теперь ты можешь не бояться его называть, – улыбнулась Леона.

– Это – меньшая из всех проблем. Я не знаю, куда идти и чем заниматься дальше.

Знахарка улыбнулась краем рта:

– Ты можешь остаться здесь. Сомневаюсь, что кто-то будет против…

Рори посмотрел на девушку, тоже позволив себе легкую улыбку, после чего сказал:

– Можно и остаться.

«Дым бывает без огня»

А днем, сквозь пар и коричневый дым

Свет солнца кажется кровяным.

Хакасский эпос «Албынжи».

Ка́ливэл А́льмен нисколько не удивился, когда утром на пороге своего тюма увидел запыхавшегося Мэ́цорму Ле́браги и крайне серьезного То́мту Ко́рмак.

Что бы ни случилось в тю́млене Стре́ва, подобное появление было крайне серьезным.

Тревогу забил Мэцорма. Единственный на все поселение то́рвансен – говорящий заяц, превышающий ростом большую часть проживающих в Стреве людей – часто ходил по утрам в ближайший лес, чтобы собрать там ягод для своих чудесных напитков и пирогов. Пару дней назад к нему приехали племянники, с которыми заяц хотел прогуляться в лес, но прогулка отменилась, ибо Лебраги, заранее отправившись туда с целью разведать обстановку (племянники-то еще маленькие!), увидел, что глубь леса укутана странным густым серым дымом. Поняв, что в одиночку туда лучше не лезть (если вообще лезть стоит), он направился обратно за помощью, и обратился он к Томте Кормак, что было неудивительно, ибо Томта был не только проводником богини Э́рма-Эня́ма (проводники были так же известны как Э́ркана), но и стародавним другом Мэцормы. Томта, внимательно выслушав торвансена, понял, что нужно звать еще и Каливэла – будущего ни́ссу Стрева, который мог общаться с другими богами великой Э́стмеры, а то и куда более великой Хосто́пы.

И Каливэл прекрасно понял, почему эти двое пришли именно к нему.

В пять лет он лишился не только большей части семьи, но и родного тюмлена после нападения странного дымообразного существа, которое называли Су́тта. Как оказалось, Сутта могло быть не только дымом, но куда более телесным созданием, разрывающим тела как внешним воздействием, так и внутренним. Каливэл тоже мог запросто стать жертвой Сутты, когда к нему приближались уродливые щупальца, украшенные острыми когтями, но почему-то существо раздумывало, убивать его или нет, и это было странно, потому что почти всех жителей тюмлена, как и сам тюмлен, Сутта уничтожило быстро и безжалостно. Странной задумчивостью Сутты воспользовалась Ли́нтори – тетя Каливэла: будучи ни́ссэйнен – ученицей ниссы, она смогла не то что бы уничтожить Сутту, но как минимум отступить и затаиться. После этой трагедии Линтори с Каливэлом – единственные выжившие жители уничтоженного поселения – переехали в Стрева. Со временем Линтори сама стала ниссой Стрева, а Каливэл обнаружил в себе способности стать ниссэйнен, чему, с одной стороны, радовался, но в то же время искренне жалел, что эти способности не пришли к нему тогда, когда это было действительно нужно.

И уже четырнадцать лет он искренне боялся любого неестественного дыма.

Мэцорма видел, что Каливэл заметно побледнел во время разговора, однако торвансен знал – младший Альмен способен переступить свой страх, ибо он никак не мог допустить, чтобы Сутта уничтожил и Стрева.

И заяц оказался прав.

Сборы заняли минимум времени, и троица довольно быстро оказалась в лесу – не последнюю роль в этом сыграл Мэцорма, с легкостью схвативший Томту и Каливэла и доскакавший с ними до места назначения (Эркана терпеть не мог, когда Лебраги так делал, ибо после таких скачек его обычно тошнило, но ради дела мог потерпеть).

Каливэл, вглядевшись в дым, уверенно произнес:

– К счастью для нас, это – не Сутта.

– Ты точно в этом уверен? – на всякий случай спросил Кормак.

– Эта тварь источала такую силу, что не узнать ее невозможно, – чуть сдавленно произнес Альмен.

– Тогда что это может быть? – поинтересовался высоким голосом торвансен, и его длинные темно-коричневые уши странно зашевелились.

– Сейчас попробуем понять, – сказал Томта, встал на колено и прижался ладонью правой руки к земле. Прикрыв глаза, он, казалось, застыл на несколько мгновений на месте, но внезапно резко встал, произнеся:

– Странно. Эрма-Эняма ничего толком мне сказать не может.

– Это плохо, – вздохнул Каливэл. – Если бы мне было что сказать еще, помимо того, что это – не Сутта, я бы сказал…

– Тогда что, нам придется пройти сквозь дым? – спросил заяц.

– Придется, – кивнул Каливэл.

– Я пойду вперед, вы – за мной, – дал команду Томта. – Прикрываем друг друга. Если что-то увидите из ряда вон выходящее – немедленно говорите.

– Да уже увидели… – вздохнул торвансен.

Каливэл сглотнул слюну и кратко сказал:

– Пошли.

Томта медленно «приоткрыл» дымовую завесу. Каливэл и Мэцорма пошли за ним.

Дым, как выяснилось, занял внушительную часть лесного пространства. Он то и дело поднимался вверх, застилая глаза, чем затруднял передвижение. Каливэл чувствовал, как его ноги трясутся – он хоть и не солгал, когда сказал, что это – не Сутта, но ожидать можно было всякое.

– Пока тихо… – прервал тишину Мэцорма.

– Неестественный дым, – произнес Томта. – Хорошо, конечно, что он для нас безвреден, но клубится как-то странно. Такое ощущение, что им кто-то управляет.

– А есть существа, которые родственны Сутте? – запоздало поинтересовался торвансен.

– Я сам интересовался этим вопросом, потому могу сказать – таковых нет, – покачал головой Альмен. – Да и о Сутта записей очень мало. То нападение вызвало множество вопросов у многих умов Эстмеры, но до сих пор никто толком не нашел ни одного ответа…

– Да быть того не может… – произнес Кормак, встав на месте.

– С чего ты взял? – неприятно удивился ниссэйнен.

– Да я не про то, – отмахнулся Эркана. – Ничего не видите?

– Нет, ты же у нас – Эркана, – покачал головой заяц. – А что должны увидеть?

– Это он…

– Да кто он, Томта? – не выдержал Каливэл.

– Уро́строн Тэ́йнтусэль… Собственной персоной, – ошарашено выдал Эркана.

– Да ладно? – вопросил Лебраги. – Тот самый «смертный приговор Хостопе»?

– А у кого еще могут быть длинные бордовые волосы, рост почти с тебя, металлические отметины на руках и взгляд, в котором бездна встретилась с яростью?

Каливэл знал – Эркана врать не умеют, потому его не удивило подробное описание того, кого видит Томта. Заинтересовало его совсем другое:

– И что он делает?

– Стоит напротив. Обратил свой взгляд на Мэца. Обнажил один из мечей.

– Что-о-о?!? – вопросил Мэцорма.

– Стой спокойно, Мэц, я с ним разберусь!

– Ты? То́мирт, я, конечно, ценю тебя как воина и нисколько в тебе не сомневаюсь, но идти против «смертного приговора»…

– Себе я его не подпишу, не надейся! – воскликнул Томта и громко крикнул:

– Му́кса ху́тпа те́йстпэн я́хвийн!

Руки Эркана стали покрываться волчьей шерстью, а ногти указательных и средних пальцев удлинились, превратившись в небольшие лезвия.

– Добром это не кончится… – произнес Каливэл.

– Каливэл, иди дальше! Мы тут сами разберемся… – сказал Кормак, взмахнув пальцами-лезвиями.

– Ты уверен?

– Да! – крикнул Эркана, после чего внезапно был сбит с ног, отлетев назад на пару метров.

– Томирт! – бросился к нему Мэцорма, как вдруг сам подлетел и резко бухнулся на землю.

– Надо что-то предпринять… – сказал сам себе Каливэл и неуверенно пошел дальше, обдумывая в голове возможные действия. Не последнюю роль в неуверенности ниссэйнена сыграла боязнь дыма.

Но спасти друзей ему жизненно необходимо…

Томта и Мэцорма сражались с невидимым противником – пока расклад был не в их пользу, но обошлись они разве что синяками и ушибами.

– Надеюсь, что справитесь… – произнес Альмен, и тут пелена дыма скрыла его от друзей.

Ноги парня подкашивались, но сдаваться он не собирался.

Внезапно он увидел какой-то зеленоватый свет. Подойдя ближе, Каливэл разглядел, что свет дают два маленьких, находящихся параллельно друг другу источника. Каливэл предположил, что это – глаза некоего существа.

И это оказалось так.

Сквозь дым к Альмену подлетел небольшой каплевидный дух. Ниссэйнен узнал его – это был Ске́йла, один из главных персонажей детских сказок. Что он здесь забыл, было непонятно, но Скейла, взяв Каливэла за руку своей появившейся из ниоткуда рукой, повел его в непонятном направлении.

Парень не скрывал – ему было страшно. Скейла это чувствовал – он повернулся к Каливэлу, искренне, широко ему улыбнулся, и повел дальше. Они сделали еще несколько шагов, после чего дух остановился и показал рукой куда-то вниз. Каливэл опустил взгляд и понял – возможный «виновник» дыма найден.

Это было что-то длинное и явно металлическое.

Скейла чуть спустился и вновь куда-то показал. Каливэл, развеяв руками дым, увидел, что на этой металлической лапе (а устройство оказалось действительно чем-то похожим на лапу) есть некий круглый переключатель. Парень не особо разбирался в технике, но предположил, что этот переключатель нужно поставить на ноль, ибо он стоял, судя по всему, на самой высокой отметке.

Повернулся переключатель неожиданно легко.

«Только бы не было последствий…» – подумал Каливэл. Последствие, правда, было, но всего одно, и то положительное – металлическая «лапа» начала всасывать в себя весь дым.

Увидев, что пелена спадает, Альмен бросился к друзьям.

Томта и Мэцорма лежали на земле, кряхтя и охая. Судя по всему, с ними было все в порядке, не считая того, что с синяками они будут ходить еще долго.

Каливэл помог им подняться.

– Дым исчез! – воскликнул торвансен.

– Что ты сделал, Каливэл? – поинтересовался Эркана, посмотрев на свои руки – и лезвия, и волчья шерсть исчезли даже быстрее, чем появились.

– Пойдем, покажу кое-что.

– Какое необычное приспособление… – удивился Томта, прикоснувшись к металлической лапе. – Теперь понятно, почему Эрма-Эняма ничего мне не смогла сказать: эта вещь – не из нашего мира.

– А еще она странным образом похожа на ступню моего гигантского собрата, – заметил Мэцорма, приподняв лапу-ногу так, чтобы все смогли разглядеть его ступню.

– Отнесем в Хи́йрли Си́ва – кто-то будет такой находке очень рад, – сказал Каливэл.

– Ее бы еще поднять… – протянул Мэцорма.

– А сейчас позову мужиков – мы и донесем общими усилиями, – потер руки Эркана.

– Но почему вы оба видели Урострона Тэйнтусэля, а я – Скейлу? – задал более важный вопрос Каливэл.

– Это тебе у Линтори стоит спрашивать… – сказал Томта.

– А у кого ж еще? – пожал плечами парень. – Похоже, темное молоко отменяется с утра – придется снова заниматься делами…

– Соберу ягоды, приготовлю пирог, так что не нужно ничего отменять! Просто перенеси на вечер… – предложил Лебраги.

Каливэл в ответ улыбнулся – когда торвансен вновь заговаривал о радостных его сердцу вещах, это значило, что все вернулось на свои места.

«Острая вилка Мортона-Козлова»

Вилка с четырьмя зубцами – для гарнира. Вилка с тремя зубцами – для мяса. Вилка с двумя зубцами – для рыбы. Вилка с одним зубцом – это нож.

Народный фольклор

Август Козлов до последнего не хотел связываться с новой выставкой картин художницы Минны Сорокиной, но вице-мэр Уфы настойчиво попросил его сначала оказать финансовую помощь, а затем и прийти на выставку лично. Этот вечер глава компании «Ёмсо Фармасьютикал» планировал провести совсем иначе, но ему пришлось садиться в шикарный «Мерседес» и колесить до одной из художественных галерей, где его присутствие в любом случае вызвало бы неоднозначные оценки.

Тема выставки нагоняла жуть даже на более-менее стойких ко всему личностей: одно ее название – «Оставь всю радость всяк, сюда входящий» – говорило само за себя. Недавнее событие под названием «бойня в лицее №351», когда неизвестными были расстреляны два десятых класса, несколько человек с одиннадцатого, преподаватели и персонал, не могло не отразиться на общем настроении уфимцев, потому мало кто удивлялся, когда чуть менее чем через месяц после случившегося открылась подобная выставка. Август же, однако, был настроен скептически, и не потому, что трагедия оставила его равнодушным – просто он слишком хорошо знал Минну, чтобы понять, что за счет подобной спекуляции она хочет выйти на новый уровень популярности.

Всего было представлено шестнадцать крупномасштабных картин, и все они не были прикреплены к стенам, как это положено, а свисали с потолка, удерживаемые странными конструкциями в форме человеческой руки – до пола картины не доставали, но слишком высоко для глаза тоже не висели. Впечатлил Августа и столик, на котором лежали плеть, странные пузырьки, блокнот, заляпанный кроваво-красными пятнами и муляж пистолета, который был сделан особенно хорошо: неискушенный в огнестрельных делах человек вряд ли отличил бы его от настоящего.

В галерее собралось приличное количество народа, хотя до официального открытия было еще целых двадцать пять минут (что оно могло представлять собой, учитывая контекст, Август боялся даже предположить). Минна, расхаживая меж гостями в шикарном темно-бордовом платье с нескромным вырезом на боку, улыбалась, что-то говорила и размахивала фужером с красным вином в одной руке и мундштуком без сигареты в другой. Заметив Козлова, она чуть пригасила улыбку, но старалась выглядеть дружелюбно, когда подходила к нему.

– Давно не виделись, Минна, – нейтрально поздоровался с художницей Август.

– И еще бы столько же, но жизнь – смешная штука… – цинично ответила Минна, показательно тряхнув волосами, уложенными в замысловатую укладку. – Как дела в «Ёмсо»?

– Успешно поставляем косметику в Восточную Азию. Недавно у нас появилась известная покупательница. Ли Черин, она же Си-Эл. Слышала про такую?

– Не понимаю, о чем ты… – покачала головой художница.

– Как на личном фронте?

– Тебе действительно интересно или хочешь позлорадствовать? – хохотнула Сорокина.

– Зависит от того, как ты это восприняла.

– Встречалась с одним олигархом, но он меня послал. Мало того – нашел какую-то шваль девятнадцати лет без роду и имени. В результате я его послала в ответ… Теперь одна.

– Как и я.

– Да неужели? Кторий Ариманов нисколько не повзрослел?

– По твоей прихоти я не имею ничего общего с этим человеком уже почти десять лет.

– По моей? Ты сам прилично косячил в своих статейках…

– Давай не будем ворошить прошлое.

– Что, до сих пор неприятно? Зато ты сейчас богат и влиятелен…

– Не настолько, как тебе кажется.

– Сарказм ты понимать так и не научился, – фыркнула Минна. – Наслаждайтесь шедеврами, Август Козлов.

Выпалив нелюбимую фамилию, художница пошла к другим гостям.

Августу стало неприятно, но он решил сконцентрировать свое внимание на картинах. Он никогда не воспринимал творчество Минны всерьез, а потому ее работы не вызывали у него особых эмоций, но вот стоящий на фоне испускающего дым завода козел, которого почти заклевали вороны, ударил ему, что называется, ниже пояса.

Сей шедевр назывался красноречиво: «Жертвоприношение».

«Ты меня до сих пор ненавидишь», – с грустью подумал Август, до сих пор сохранивший к Минне добрые чувства.

Отвлекшись от творчества, Козлов бросил взгляд в сторону и увидел Катарину Кригер – представительницу известнейшей уфимской семьи, которая, как говорили злые языки, фактически управляла городом. Рядом с ней Август увидел еще одного знакомца – журналиста «Уфимских ведомостей» Ростислава Волжского. Парочка что-то негромко обсуждала и особо на гостей не обращала внимания, но для главы крупной фармацевтической компании сделала исключение.

– Август Федорович! – окликнул Ростислав.

Август подошел к парочке.

– Здравствуй, Слава! – крепко пожал руку журналисту Август, поприветствовав его вполне искренне – Волжский брал в свое время интервью у Козлова и произвел на него вполне себе положительное впечатление. Посмотрев на Катарину, которая была настолько красива, что ее должен был рисовать художник куда талантливее, чем Минна Сорокина, он взял ее руку, чуть коснулся губами и мягко произнес:

– Добрый вечер, Катарина.

– Добрый вечер, Август. Очень рада Вас тут видеть, – улыбнулась женщина.