Сны Диониса!

Виктор Стекленев

Сны Диониса!

Стишки и песни, басни, сказы, И всякие другие штуки Помогут не заснуть от скуки Или любой другой заразы

«Дионис», город Находка, Озерный Бульвар

Как мало надо человеку

Среди безумной жизни волн,

Где нет приюта и просвета,

Где мир и тьмы, и страха полн!

Где Ночь сжимает клешни смерти,

И в доме не горит очаг, —

Как Вера и Надежда светит,

Горит «Диониса» свеча.

Как мотыльки, на свет слетаясь,

Сюда разбитые сердца

Сползаются, с Судьбой смиряясь

 В преддверье Страшного Конца

И получают отпущенье:

Кто стопку Водки, кто Пивко,

И отступает наважденье.

Сбивая сталь земных оков.

 «Дионис» горе разбавляет,

И зажигаются глаза:

Вино от Страха избавляет,

Кусочек Рая показав.

Гром усмиряя диких игр,

За стойкой бьющих через край,

Выходит Князь Забвенья —

Игорь, Хозяин троп, ведущих в Рай:

«Весь день на каторжной работе

Ты был прикованным рабом.

Но, дня пустого на излете,

Ты посетил сей чудный Дом,

И сбросил тяжкие оковы,

Стаканом грудь раскрепостив.

Ты в Мир вступил красивый, новый,

Тот глупый, грешный мир простив!

«Дионис» дал тебе Свободу,

На Счастье он тебя обрек.

Пусть даже пьяный в хлам у входа

Лежишь. Но стал ты Человек!»

Здесь не услышать брани Хама

(Где Хам – начальник, ты – Дурак),

Здесь нищеброд последний самый,

Пусть даже и Дурак, – не Враг.

Здесь мысль сливается в едино.

В ней Космос, Бабы и Вино.

И каждый здесь – Непобедимый,

И целый Мир у каждых ног.

Наверно, Божьим Провиденьем

Здесь Рай создать хозяин смог.

«Дионис» – сердца наслажденье,

Родной Свободы уголок.

Облака

Я смотрю в облака в высоте, там, над городом нашим.

Как красивы они в угасающих солнца лучах:

Нежный фон голубой золотым предзакатьем раскрашен,

Горизонт утопает в румяно-седых облаках.

Точно так же вы плыли над князем Андреем спокойно,

В небе Аустерлица, где вас он впервые узнал

Ничего кроме неба, – для тех, кто уходит достойно, —

Тишины и спокойствия, – так нам Господь завещал.

 Отражаясь в застывших глазах, словно тени Аскольда и Дира,

Над Олегом, убитым змеей, – Вещим князем Руси,

Проплывали вы в сини небесной огромного мира,

Что бы мир о державе великой собой известить.

И еще, сто веков до того, не оставив Истории имя,

Вождь, приведший в бескрайний простор белокурый народ,

Руку к небу простер, и над предками плыли моими,

Облака, – на века украшая собой голубой небосвод! ********************************************************

Точно так же спустя триста лет, возвращаясь из бездны Вселенной,

Подлетая к Земле моей, сказочной, словно кристалл,

Я увижу плывущими их, так же медленно, так же нетленно.

Обращусь к облакам: «Как давно же я вас не видал!»

Нечаянная ошибка

Он тихо сидел на Вечере,

С Учителем, бок о бок.

Единственный и Доверенный,

Делая всё, что мог.

Ему лишь открыл Учитель

О завтрашнем главном Деянии:

Спасении грешных жителей,

И будущем Наказании.

Но не словами этими

Был озабочен он.

Мучили дыр просветины:

Учителя стар хитон.

«Завтра, с зарей рассветной,

Надо денег найти.

Учителю, – главное это, —

Одежду приобрести.

Спрашивал первосвященник

Узнать о планах Учителя.

И обещал дать денег!

Куплю хитон восхитительный!»

Утром Иуда стремительно

На встречу спешит, радуясь.

Будет хитон Учителю!

Будет учителю Праздник.

 **************************

Разливы слов непонятных

Не принесли добра.

О! тридцать монет проклятых

Из адского серебра!

Смерть от неверья мучительна:

Без веры мучительно жить.

А он лишь хотел для Учителя

Новый хитон купить

Харон

Харон, сын Нюкты и Эреба,

Работу славную вершил:

По водам Стикса в Земли Неба

Людишек бывших он возил.

Бессменно, сквозь тысячелетья

Его служил нетленный челн:

И скольких он свезти успел?

(Не многим ведь дано Бессмертье)

И вот, от нудности труда,

Стал он к работе равнодушен.

 Для развлечения тогда

 Решил клиентам тешить души:

То стопку крепкого нальет,

То впарит косячка затяжку,

То песню с ними подпоет,

И шприц подкатит, если тяжко

Совсем наш мир с ума сошел!

Закон традиций смежил вежды.

Но ведь и это – хорошо:

Он уходящим дал Надежду!

Законодательство дало

УДО за супер-преступленья!

Быть может, и в Аид пришло

Для всех умерших послабленье?

Когда серийный зверь-маньяк

На Зоне есть икру и крабов,

Быть может, двери отворят

Обратно, через Стикс прорабы

Аида. Дома погостить

На пару дней из Царства Мертвых?

Свобода ж! Что ж не отпустить

На выходные даже Черта?

Ведь можно всё! Дожили мы

Когда вступают в брак мужчины,

Когда решетки у тюрьмы

Распахивают без причины,

Когда Закон диктует Вор,

А учит деток, – псих-тупица.

О чем, простите, разговор:

Ведь может всякое случится!

И для кого то новый день

Свиданья с трупами настанет.

С застольным тостом встанет тень:

Труп Гитлера над миром встанет.

И Рузвельт красного нальет,

Сведя бокал с Наполеоном.

И Сталин песню запоет

Про Сулико под мертвым кленом.

Быстрей, быстрей греби, Харон,

Вези меня в Аида царство.

Надеюсь, что и там Закон,

Что сделал Ад из Государства!

Сегодня дом мой, Русь моя

Превращена в Реальный Ад.

Я буду умирать смеясь:

Любому Аду буду рад.

О Вере

Я не умею врать. Не научили.

И так же не умею воровать.

Не моден я, ведь в современном стиле

Без этих навыков проблемно выживать.

Не научился я лизать чужие жопы:

Хотя, как вижу, это стимул для карьер.

Не приобрел я популярный нынче опыт,

Чем депутат владеет, и премьер

Я даже толком не обучен отвечать

На хамство, – хоть в автобусе, хоть в блоге.

Ругнусь всем, что умею: «Твою мать!..»

И лапу пососу в своей берлоге

Я очень много не умею что.

Родители работать научили,

И сдерживаться, если «как бы» что,

Когда вдруг «ненароком» оскорбили

Но часто я родительский наказ

Не сдерживаясь, все же нарушаю.

И всё же, Люди, я прощаю вас.

Как и меня родители прощают.

Их нет. Год мамы, двадцать – бати лет.

Но почему то, до сих пор я в них уверен:

Они простят. Я помню их совет:

«Верь людям. Это ж люди, а не звери».

Лебеди в Находке 30 марта

А сегодня кончается март в самом центре весны.

Значит, кончен морозовый зимний холодный концерт.

Дальше лишь нарастанье тепла, и зеленые сны,

С летом жарким, таким долгожданным в конце.

Жаль, конечно, – растает наш зимний каток,

Жаль конечно, в снежки нам уже не сыграть.

Жаль конечно, от нас не зависит тот срок,

Что судьба порешала: нам жить летом иль умирать

Что за мысли дурные, когда за окошком капель?

Что за мрачные думы, весной, где небес синева?

Ведь закончилась ночь, и утихла над миром метель,

И о чем в зародившейся радости нам горевать?

И набухшие почки сулят возрожденье листвы,

Море дышит ветрами далеких чужих островов,

В новом царстве, рождающем жизнь, просыпаетесь вы,

И весь мир вас приветствовать счастьем готов

Только там, в глубине, на пределе сознанья, звенит,

Что, вступая в прекрасный и теплый весенний сезон,

Как манкурты, без памяти вдруг оставляем мы дни,

Где волшебен хруст снега, и так для души нужен он.

Забываем под елкой камина мы запах тепла,

Мандариновых корок, сквозь пихт аромат, Новый Год.

Снежной нежности пух, что сумела зима разослать,

И живем мы лишь тем, что на завтра нас ждет.

Так устроена жизнь: обретая, теряешь чуть-чуть.

А чуть-чуть ведь и было прожитою жизнью твоей.

Даже став абсолютно счастливым, постой, не забудь,

Не предай тех холодных, но жизни твоей, – важных дней

А тепло пригревает, растаял на Озере лед,

И – о чудо! – к нам Лебеди в гости пришли

Пусть на этой Планете, как было, так всё и идет.

Никому не нарушить Вселенной Орбиту Земли!

Морской Вальс

Рушит кильватерный след волна,

В брызги Луну разрезая.

Но собирается в блин Луна,

Будто с волной играя.

Будто танцует с волной Луна,

В ритм приглашая нас.

Сверху и снизу смеется она,

Морской кружится вальс.

И на корме, где под талями я один стою

Робкие вальса шажки, – в них я тебя узнаю.

Ветер соленый мне вдруг напомнил запах твой.

Как бы сейчас я хотел закружиться в вальсе с тобой!

Привычный машина ритм задаёт

Винт бурлит контрабасом,

Скрипкой в талях ветер поет.

Судно вальсирует галсом.

Только один у слипа я

Да волны с Луной танцуют.

Как бы хотел увидеть тебя

Желанную и родную.

Волос твоих завиток на виске хочу поправить чуть-чуть,

Запах твой пьянящий и милый я уловить хочу.

В танце, закрыв глаза, с тобой, я над морем лечу.

Слушаю вальс ночной морской. Слушаю и молчу.

Тщетность

Как будто звезды сорвались

   Со своих мест и понеслись

      В каком-то танце сумасшедшем

         Как будто ветер вдруг утих

И в тишине стал слышен звук:

   С березы капающий сок.

      Как будто ночь, взошла луна,

         День промелькнул и снова ночь.

И этот круг, как будто, вечен.

   И время строит города

      Они растут, и вдруг потом

          На их местах один песок.

Лес и рядом

сказ

СЛОВАРИК:

*Чунояр – поселок Красноярского края при лагере общего режима на 10 000 заключенных (1986 г.)

*ТБ (техника безопасности) – строго запрещала одиночные маршруты в полевых подразделениях

*кроки – (здесь): схематическая зарисовка маршрутных съемок *таксация – (здесь, упрощенно): подсчет запасов древесины на корню

*чифир (ь) – (здесь): очень крепкий чай *пал – (здесь): лесной пожар

*дог-хантеры – (здесь): сволочи, отстреливающие бездомных собак

СИБИРЬ, 1986 г.

Такое было вот еще:

Мы перешли на хозрасчет.

Зарплаты больше нам Москва не выделяет.

Завлаб нас вызвал и сказал:

Пора поднять лесоповал,

Наука пусть от вас чуть-чуть поотдыхает.

Завлаб вообще наш юморной,

И за страну  всегда горой,

Но тут, поверьте, было как-то не до смеха.

 А он все просто разъяснил:

 «Я договор тут заключил

 Лесоустройства. В общем, в поле надо ехать.

Есть чудный лагерь  Чунояр*,

Вокруг него леса стоят,

И лес тот рубят ровно десять тысяч зеков.

И, что бы план им выполнять,

Леса округи описать

Должны на месте два ученых человека.

 Командировочный расчет,

И вот  билет на самолет.

Летим мы в край такой далекий Красноярский.

Чуна там к Ангаре бежит,

Чуть северней – метеорит

Оставил в памяти тунгусов образ яркий.

Начальник встретил на «козле».

А через час,  навеселе,

Мы за столом с ним «новоселье» отмечали.

«Пишите,  все, что надо. Дам.

С Парижа – устрицы сюда,

Если дадите леса ПЛАН», – сулил начальник.

«Нужна мне спелая сосна,

И лиственница мне нужна.

Кубов  сто тысяч.

Карта трасс, речные броды.

Запасы точно оценить,

Ну, в общем, мне ли вас учить:

Есть план: дать древесины для народа»

На завтра вышли налегке.

Соль, спички, сахар в рюкзаке.

Есть карта, компас, карабин, пять пачек чая.

Тропы таежной впереди

Верст двести. Не спеша иди,

Таксируй* лес, наделы в карте отмечая.

Второй ночевкой был сюрприз.

Напарник мой слегка раскис.

Радикулитом поясницу прихватило.

«Пока недалеко ушли, —

Решаю я, – домой вали!

Добраться до деревни хватит силы»

Он мне: «Куда же ты один?

Нельзя ж, ты знаешь, погоди,

День – два, и я, мол, расхожусь, мол, легче станет!»

«А если эта ерунда,

И не отпустит. Что тогда?

Сорвать работу, – план такой меня не манит».

Забрал патроны, карабин:

«Мне не впервой,  пойду один.

ТБ* простят: ведь победителей не судят.

За десять дней петлей пройду,

А ты давай, в деревню дуй!

Работу мы сорвать не можем ЭТИМ людям».

Я с ним простился и пошел.

Неделю шло все хорошо.

А в этот день  еще с утра в башке тревога.

На кроках*  броды по реке,

Два ПЛАНА леса в дневнике.

Идти осталось тоже вроде бы немного.

Костер у речки разложил,

Под спальник лапник нарубил,

Чифир-бачёк* из банки над костром подвесил.

Сегодня глухаря стрелял,

Разделал, перья ободрал.

Хорошим должен получиться вечер.

 В лесу у дня прощаний нет:

 Как будто выключили свет.

Исчезли сосны,  рядом светят три ствола.

И слышен даже слабый треск,

Когда мышонок топчет лес.

Шуршанье, вздохи, писки – это ночь пришла.

Ну вот! Как будто  ждал. Шаги.

К огню шел кто-то из тайги.

В такой момент немного жалко, что один.

Гляжу спокойно на костер

И жду, что дальше прорастет.

Рука, случайно так, легла на карабин.

Он осторожно кашлянул,

Из темноты к костру шагнул.

«Вам вечер добрый, незнакомый человек!»

«И вам добра! Темна пора:

Вы размещайтесь у костра,

Глядишь, вдвоем чуток быстрей придет рассвет.

Вот половина глухаря.

В бачке довольно чифиря»

«Спасибо, сыт. И воду пил из родника.

Я шел, свернул на свет огня.

Зимуха рядом у меня.

Дай Бог – не пал*. Ну, я пойду, тогда. Пока!»

«Да как вы сразу же – «пойду»?

Зимовье, чай, не украдут?

Я уж неделю человека не видал!

А вы, наверное, лесник?

Я б попросил вас объяснить

Дороги, тропы

как ведется: что – куда?»

Задумался лесной мужик.

Мне показалось,  как то сник.

К костру поближе он на корточки присел.

Как будто что-то он решал,

Вдруг резко так глаза поднял,

Через костер в глаза мне прямо посмотрел.

«А вы издалека у нас?

Немного ходоков сейчас

И карабин. Охоты, вроде не сезон»

«Да я из Чунояра здесь.

Иду, учитываю лес.

А без оружия в тайге ведь не резон?»

«Прости, чего-то не пойму:

А лес учитывать к чему?

Растет, живет себе тот лес, и пусть живет».

«Его здесь будут вырубать.

Объемы надо подсчитать.

Вот я таксирую, веду лесной учет».

Не то я видимо сказал.

Каким-то странным путник стал.

Он помрачнел, как будто вспомнил о плохом.

Поднялся, головой тряхнул,

И снова мне в глаза взглянул.

И начал объяснять, спокойно и легко:

«Тебе на Чунояр? На юг.

Дойдешь ты быстро, милый друг.

Да только здесь болото рядом, впереди.

Через него тропа ведет,

Слепой лишь только не найдет.

Мои зарубки там. И ты по ним иди».

Сказал,  и резко в лес шагнул.

Во тьме как будто утонул.

И даже звук шагов через минут стих.

Я тоже, почему то, встал.

Смотрю. Но нет! Мужик пропал.

Ну, словно призрак. Как мираж в глазах моих.

На утро я на юг пошел.

Зарубки сразу же нашел.

Тропа и впрямь меня в болото уводила.

Но карта с компасом не врут,

Совпал с зарубками маршрут.

Ушел листвяк. Меня береза обступила.

Все реже и беднее лес.

Серьезно я в болото влез.

Ориентир – на одинокую сушину.

Там сяду, да передохну,

Немного чифиря хлебну.

Хлебнул и встал. Ну а кругом  одна трясина.

Я в разных побывал делах.

Но тут пришел реальный страх.

Смотрю назад:  и нет тропы, одно болото.

Опушка леса далека,

И марь туманится слегка,

И кажется: из мари смотрит кто-то.

Такой вот вышел закидон.

Я третьи сутки Робинзон.

Чай кончился. А подыхать так неохота!

Костер пока еще горит.

Надежды ноль. И мозг кипит.

И тут донесся с высоты звук вертолета.

Мне нужен дым. Я траву рвал.

Так даже трактор не пахал!

Но дыма столб для летунов уже заметен.

Пилотам крики не слышны,

Мои махания смешны

А я был счастлив. Так, как счастливы лишь дети.

Судьба-рулетка: дашь на дашь.

Простой пожарный экипаж

Случайно дым заметил на подходе к дому.

Могли и мимо пролететь,

Да вот, решили посмотреть.

Мне стали братьями  четверка незнакомых.

 Когда работу я сдавал

Никто вопросов не задал:

Жив,  да и ладно.

Победителей не судят

Сидельцы выполнят свой план,

 А мы  наш «полевой роман».

 А дальше? – дальше будет то, что дальше будет. ***************************

НАХОДКА,

2016 г.

 ***************************

Я просыпаюсь весь в поту.

Мне сон рассеял темноту:

Костер. Мужик. Его глаза  как прожигают.

Я поднимаюсь и курю,

И долго в зеркало смотрю.

Как будто в памяти чего-то не хватает.

Мне вырваться бы из оков:

Я был припасть к Христу готов,

Но, видя, как попы бабло приподнимают,

Возненавидел их душой,

Тропою Церковь обошел,

И Веру  голыми руками защищаю.

Прошли года. И навсегда

Ушел Союз наш в никуда.

Давно дог-хантеры* с Кремля тот лес продали.

И я стою среди берез,

И вою, как бездомный пес.

Здесь вертолеты четверть века не летали.

Вокруг болота-города,

Прохода в топях не видать.

Один на острове: спасения не будет.

Кричу,  от крика горло рву, —

Людей напрасно я зову:

Ведь перестали быть спасателями люди.

Южный Крест

песенка Летучего Голландца

Мой парус порван штормом. Не скрипит

Под южным ветром сломанная мачта.

Моя команда слишком крепко спит.

О ней давно нигде никто не плачет.

Устали доски палубы моей.

Моих огней бояться даже чайки.

Мой свет – огни от звезд южных морей,

И я ношусь от Кука до Ямайки.

И Южный Крест.

А Южный Крест —

В мире не лучшее из мест:

Мой курс, проколотый в тумане.

И Южный Крест.

Мой Южный Крест

Единственный маяк окрест.

И никогда он не обманет.

И день и ночь я режу Океан.

Опять спешу, и снова опоздаю.

И южный зыбкий призрачный туман

Я только Южному Кресту прощаю.

И снова парус мой наполнен ветром.

Как в буйной юности несусь на юг.

И, Южного Креста хранимый светом,

Я не умру от времени и вьюг.

Старый сад

песенка

О чем ты грустишь, старый сад?

О чем ты молчишь под Луною?

Где старый фонарщик? – огни не горят

Холодной ночною порою.

Ты помнишь и лучшие дни.

Ты помнишь хрустальные ночи.

Но в чаще глухой заблудились они,

И юность вернуться не хочет.

Ты дышишь уже тяжело.

Ты медленно листья роняешь.

Где солнце и счастье? – все это прошло

Ты радости больше не знаешь.

Один, на печаль обречен.

И мхами седыми задушен.

И жизнь пролетает, как будто сквозь сон.

И голос твой глуше и глуше.

Влюбленных ночами скрывал.

Делил на троих счастье с ними.

Но дни пролетели,  друзей потерял,

Пугая ветвями своими.

Кому же ты нужен, старик?

И кто одиночеству рад?

Лишь тот, кто как ты, к расставаньям привык,

Приходит в заброшенный сад.

Части

Мир не меняется в лучшую сторону.

Черное с белым не делится поровну.

Зло и добро не сравнительно разные.

В море отвратного – капля прекрасного.

В космосе тьмы огонек мироздания

В мире безумия крохи сознания.

В царстве гордыни – скромности хижина.

Стая довольных. Планета обиженных.

Тьма

Падение в темноту.

Ты ничего не знаешь.

Ты перешел черту, —

Падаешь, не понимаешь.

Падая в темноту,

Ты друзей оставляешь.

Ты обо всем забываешь, —

Ты уже не тут.

Ты оставляешь свет,

Ты оставляешь небо.

Там никогда ты не был,

Там где тебя уже нет.

Здесь никто не ждет.

Это чужой слот.

Разум не поймет:

Что же произошло.

Тени вокруг стоят.

Ждут, что сделаешь ты.

Ты узнаёшь мечты,

И ушедших ребят.

Ты видишь мертвых друзей,

Ты видишь старую мать.

Они не хотят встречать.

Стало еще темней.

Тьма задает вопрос:

В чем же твоя вина?

Словно желает знать —

Что ты с собой принёс.

Что ты с собой забрал,

И что ты оставил там,

Где лучик тепла и добра

Солнце дарит цветам?

Может, ты стал богатым?

Может быть, знаменит?

Здесь золото не звенит.

И быть здесь звездой не надо.

Кто ты был и как?

Что за собой оставил?

Чем ты себя прославил

Перед собой, чудак?

Честь или работа?

Труд или семья?

Радость жизни твоя:

Ползанья или полета?

И вдруг  ответа нет!

Ты осознаешь.

Ты больше не живешь.

И не светит свет.

Только ответ держать

Вечный оставшийся срок

Жизнь короткий урок

А дальше  существовать

Тьмою прочерчен трек

Чтоб не страдать во тьме, —

Жить на Земле сумей

Просто, как Человек

А тебе повезло

Там, в темноте знать

Жизни твоей ремесло

Будут всегда вспоминать

С Рождеством, честной народ!

Поздравление радикал-атеиста

Я – атеист. Нет, это не гордыня,

Так воспитали в школе и в семье.

В дни черные, что пролетают ныне,

Когда за это светит клетка на скамье,

Одна утеха: я пока не террорист.

А жизнь сложилась так, что прямо рядом,

Со мной живет любимый человек.

И с Богом она связана навек, —

Следят за мной Иконы мудрым взглядом.

Поддерживая в мелочном быту

Того, с кем до конца жизнь разделяю,

Сижу я на Рождественском Посту.

И вот сегодня Рождество встречаю.

На Службу в Храм, конечно, не пойду.

Хотя и понимаю: там красиво.

Я лучше встречу первую Звезду:

Мне Звезды отчего-то дарят силы.

Звезда мне доверительно шепнет:

«Поздравь друзей, пусть сам не понимаешь,

Им поздравленье счастье принесет,

Которого ты, может быть, не знаешь!»

Возьму листок, чтоб пару строк черкнуть:

«Всех с Рождеством! Всем радости и счастья!

Минуют Вас пусть беды и ненастья,

И пусть по жизни будет чистым Путь,

Как чист был Путь, Того кто в этот час

Родился так давно и так далеко

Как ясен Свет ночной Звезды высокой,

В ночи который согревает нас!»

И, вслушиваясь в сумрак полуночный,

Чудесной песни вдруг почудится мотив,

С которым мир омоется порочный,

Все слышащие души освятив:

«Рождество Твое,

Христе Боже наш, возсия мирови свет разума,

в нем бо звездам служащии звездою учахуся

Тебе кланятися, Солнцу правды,

и Тебе ведети с высоты Востока.

Господи, слава Тебе!..»