Пошехонцы

Вот на таком фоне жизнь плавно подкатилась к пенсии и к завершению карьеры. И ушёл бы наш герой на заслуженный отдых, но с наступлением рыночных отношений открылись перспективы накопления капитала. Должность позволяла. Накапливай, дорогой! Все сейчас так делают. Капитализм на дворе! Родной завод стал федеральным государственным унитарным предприятием, кратко ФГУП. Де–юре – Виктор Алексеевич представитель государства, де–факто – полный хозяин, пока не снимут с должности. У Каменева, как у бегуна на длинные дистанции, открылось второе дыхание на работу. План уже никто не спускал сверху. Делай что хочешь. Но радость от предоставленной свободы отсутствовала. Оказалось, делать особо нечего. Что требовалось Родине вчера, сегодня совершенно было не нужно. Из–за неопределённости во всём и дикого воровства везде очень много предприятий сгинуло в пучине зарождающего капитализма. Цифры по этому вопросу засекречены до сих пор, что является результатом проявления трогательной заботы о народонаселении в стране. Так как организм у большинства индивидуумов при оглашении данных может не выдержать. Не дать дуба от «шоковой терапии» и не утонуть в океане рыночных отношений Каменеву помог случай. Будучи в Москве в очередной командировке, попал он на раздачу центральными властями полномочий во время рекламной акции по поводу процветающей демократии в стране под лозунгом: «Бери столько свободы, сколько сможешь взять». Не поверив в реальность происходящего, озвучил такую же безумную просьбу: «Разрешите, пожалуйста, торговать своей продукцией, то есть ракетами, напрямую, без участия государства». Получил добро. Ущипнул себя. Понял, что не спит. Позже обратился к хорошему психиатру, прошёл обследование, получил заключение: «полностью здоровых людей не бывает, директором работать можно». Каменев семь лет без посредников торговал оружием, выучив слова: «здравствуйте», «наша цена», «хорошо» и «до свидания» на сорока пяти языках мира. Противоположная сторона усвоила тактико–технические данные ракет на русском языке: «Как шандарахнет – и всем амба». Про свой интерес тоже не забыл. Весь сбыт продукции направил через общество с ограниченной ответственностью «Торговый дом «Аполлон»». Учредителями данного ООО были родная дочь Перепелкина Ольга Викторовна и супруга Каменева Анна Митрофановна. Имущественные паи учредителей – в соответствии со списком, приведённым выше: письменный стол – одной стороны, стул с калькулятором – другой. Клондайк! То есть живи и радуйся.

А радоваться надо ещё уметь. Может, не совсем по фэншуй жил Каменев, но стремился где–то к этому. В летний субботний вечер он вместе с внуком, улучшая настроение и избавляясь от плохой энергетики, парился на даче в бане. Глаз радовала банька семь на восемь метров, с небольшим бассейном, построенная из сибирской лиственницы. Внук Антон – пятнадцатилетний мальчик, любимец деда, неплохо учился в школе, занимался плаваньем, кроме этого, посещал ещё несколько факультативов. «Антон своего добьётся, а если что – помогу», – рассуждал дед. Компанию им составлял зять Витёк. Витёк да Витёк, приклеилось и всё. Домашние по–другому и не звали. Окрестила его так Анна Митрофановна, следом подхватила Ольга. Только Виктор Алексеевич долго величал его Виктором, но и он со временем поддался общему влиянию. Распаренная троица, наплескавшаяся в бассейне, сидела в предбаннике, утоляя жажду домашним квасом. Прохладный кисло–сладкий напиток способствовал восстановлению организма после банных процедур. Первым одеваться стал Витёк. Какая одежда летом? Трусы, брюки, сандалии и рубашка.

Главное преимущество маленьких городов – близость между собой мест отдыха, работы, жилья. Одним из минусов таких населённых пунктов является отсутствие дорог. То есть они как бы есть на картах, но по понятиям современного человека – это не дороги, а всего лишь обозначенное направление, по которому нужно двигаться, чтобы попасть из пункта А в пункт Б. Через двадцать минут Перепёлкин был уже дома. Он мог и быстрее доехать, но тогда он мог потерять колёса. Поэтому Витёк неспешно объезжал каждый ухаб и выбоину на дорожном полотне.

Ольгу он застал на кухне за чашкой чая.

– Привет, моя радость! – произнёс Витёк, зайдя в квартиру.

– Прекрати, – с раздражением ответила она.

– Почему?

– Не надо этого.

– Я вот ягоду привёз, – промямлил Перепёлкин.

– Привёз, так бери и обрабатывай, – отрезала Ольга.

– Давай я вымою клубнику. А ты сваришь варенье, – пытаясь вернуть расположение Ольги, Витёк предложил вариант совместного труда.

– Пошёл ты…, – выругалась Ольга и направилась в зал, не допив чай.

– Зачем ты так? – жалобно произнёс Перепёлкин, семеня следом.

– Отвали, – она была непреклонна.

– Я же не для себя стараюсь. У нас есть ребёнок… Зима… Витамины, – пытался аргументировать Витёк.

– Сейчас всё в магазине можно купить, – привела свои доводы Ольга.

– Но это – не то. Домашнее варенье вкуснее, – настаивал Перепёлкин.

– Ты что стараешься?

– Ради ребёнка, ради тебя.

– А он твой?!

– Как?! Что это значит?! – уже голосом далеко не ягнёнка, взяв Ольгу за плечи и пару раз встряхнув её, спросил Перепёлкин.

– А–а–а! – широко открыв рот, негромко закричала она. Ей не было больно, крик был лишь поводом избежать дальнейших разбирательств. Выбранная тактика сработала. Витёк отпустил её. Не нашёл больше других слов, как сказать:

– Дура!

Она осталась в зале, он побрёл, ссутулившись и склонив голову, на кухню. Тут до него доходит весь смысл сказанного. И она не соврала. Появляется ощущение, что это происходит не с ним, а с каким–то другим человеком. Сколько–то пробыв в прострации и придя в себя, Перепёлкин, пытаясь успокоиться, стал мыть ягоду. Дав клубнике обсохнуть на дуршлаге, он аккуратно упаковал её в полиэтиленовые пакетики и сложил в морозильную камеру. Сам конфликт на ровном месте для Перепёлкина не стал неожиданностью. Отношения натянутыми были всегда, в разные периоды отличались они только степенью напряжённости. Ругались часто. Если кратко – совместная жизнь не удалась совсем. Да и трудно назвать её совместной, каждый сам по себе. Единственным объединяющим фактором был сын. Но теперь… Что Антон – не его ребёнок… Сомнения закрадывались давно. Эти мысли каждый раз Перепёлкин гнал от себя, как назойливую муху. Сейчас он услышал подтверждение своим догадкам. В это время Ольга, сидя в зале на диване, оправдывала себя: «Сам виноват. Тюха–матюха. Не мужик, а размазня. Ни одного мужского поступка. Всё приходится самой решать». Оставаться в одной квартире с Ольгой в этот вечер было невыносимо. Перепёлкин вышел на улицу. Решение было принято – ехать на дачу. Именно на свою дачу. Это участок из членов семьи кроме него никто не посещал. Строительный вагончик, купленный по случаю, вместо домика. Небольшая банька из соснового бруса – собственные усилия одного летнего сезона. Забор из подручных материалов. Всё по–простому. Тут он выращивал картофель, обеспечивая семью, кое–какую зелень, ловил рыбу в рядом протекавшей реке. Варил уху. Одним словом – отдыхал, как умел.

– 4 –

«Тойота–Камри» с рулевым Перепёлкиным кралась по просёлочной дороге в сторону садового общества «Берёзка». Вдали возник силуэт человека, двигающегося в том же направлении. Он показался Витьку знакомым. Перепёлкин во избежание возможных неприятностей никогда не подбирал попутчиков, даже если те активно жестикулировали о своей просьбе. А тут, поравнявшись с пешеходом, не имея от того каких–либо сигналов, Витёк остановился.

– Земляк, на дачу путь держим? – окликнул он прохожего.

– Туда, родной. На все виды транспорта опоздал. Теперь приходится пешком.

Витёк, услышав голос путника, признал его, воскликнув:

– Тимофей Петрович! Это вы?

– Я. А ты кто? Что–то узнать не могу.

– Витя Перепёлкин. Я под вашим руководством на заводе в конструкторском отделе работал.

– Витя, ты, что ли?!

– Я, Тимофей Петрович, я. Садитесь, подвезу, – открыв дверь машины, Перепёлкин предложил свои услуги. Дождавшись пока бывший наставник усядется в автомобиль, Витёк спросил: – Что так поздно?

– Зрение подвело, неправильно время посмотрел. Из–за этого опоздал на дачный автобус. Потом на вокзал пошёл, но видно я отстал от жизни. Сегодняшние реалии таковы, что электрички позже восьми вечера не ходят. После этого у меня вариантов не осталось кроме как пешком добираться до дачного участка.

– Да, теперь электропоезд – явление редкое, – согласился Витёк.

– Я в прошлом году имел дело с железной дорогой. В областной центр по делам ездил. Утром народу тьма, все в город на работу добираются. Мне сидячего места не хватило, так и простоял всю дорогу. В городе свои дела быстро к обеду решил – и на вокзал. Думал обратно уже с комфортом поеду. В старые времена днём электрички ходили до нас. А тут на информационное табло посмотрел – нет ни одной электрички. Ближайшая только в пять вечера. Что делать? В зал ожидания просто так не зайдёшь. Или покажи билет на поезд дальнего следования, или купи входной билет. Лавочек вокруг вокзала никто не поставил, так что нигде не посидишь, не отдохнёшь. Получается, или плати гроши, или стой на привокзальной площади в почётном карауле около памятника Ленину. Вроде бы и не хотелось, но принуждают ведь. Пришлось покупать входной билет. Потом есть захотел. Хотя позавтракал плотно. Так бы, по–хорошему, через полтора часа дома был. И вопрос такой не стоял. В буфете купил полсайки, внутри дырка и сосиска в неё вставлена, а сверху полито какой–то жидкостью ядовитого цвета.

– Хот–дог называется, – перебил Перепёлкин.

– Да, примерно, как для собак, – свои впечатления высказал Тимофей Петрович. – Не будешь же на сухую. Ещё чай попить взял. Я бы в ларьке у себя около дома за такие деньги пачку целую купил.

– Наверно коньяку добавили? – предположил Витёк.

– Какой коньяк! – с возмущением воскликнул Петрович, – Чай – пыль с краснодарских дорог. Кстати, платил за него дважды.

– Это как?

– Он спровоцировал мой поход в туалет. Ты же понимаешь, сейчас бесплатных нужников нет.

– А–а–а…

– Дальше ещё интересней. Ты видел кино, где показывают, как во время революции пытаются сесть в поезд? Именно пытаются. Как дальше герои оказываются в вагоне по фильмам совершенно непонятно.

– Видел.

– Вот так и я в пять вечера садился в электричку. Молодёжи может быть… – прервался Тимофей Петрович в своём повествовании, щёлкая пальцами, подбирая выражение, – слово такое у них есть, «в кайф» товарища в открытое окно закинуть, чтобы он места на всех занял. Но мне, как самой слабой особи из присутствующих, место досталось в проходе.

– То есть вы приняли участие в исторической инсценировке.

– Если бы. Я принял участие в жизни страны.

– И как ощущения?

– Декаданс и моветон.

– То есть переизбыток чувств.

– Безусловно. С переполнением через край.

– Сейчас у всех главная задача – получение прибыли. Поэтому много электричек с малой загрузкой из расписания убрали, – своё мнение высказал Перепёлкин.

– Витя, всё это чушь собачья. Уважаемое ведомство, ведающее железными дорогами, кроме своих основных функций ещё финансирует по всей стране профессиональные спортивные клубы под названием «Локомотив» и другие дорогостоящие проекты. Я бы понял, если бы этим занималась компания, которая в жёсткой конкурентной борьбе зарабатывает свои дивиденды, а никак не естественная монополия. Да и зарплаты, и премии у руководителей в этом ведомстве немаленькие. Где есть рыночные отношения, так не шикуют. Например, завод «Жигули» все свои одноимённые спортивные команды сплавил. Теперь с надеждой и нетерпением ждёт поправку в конституцию страны, чтобы покупку его продукции, как службу в армии, приравняли к почётному долгу. Поезда сейчас ходят редко, финансовая нагрузка на одну единицу перевозимой продукции большая. Кроме этого, ряд услуг, связанных с железной дорогой, отданы в частные руки. Поэтому цена плюсом увеличивается на объём потребностей руководителей железной дороги и их родственников, – свои суждения о работе ведомства, занимающегося железными дорогами, озвучил Тимофей Петрович. После чего задал вопрос: – Кто самые успешные предприниматели у нас в стране?

– Бывшие комсомольские вожаки, – ответил Перепёлкин.

– Это отдельная тема. Кроме них?

– Не знаю.

– Жёны и дети чиновников. Чем крупнее чиновник, тем успешнее его окружение. Ей восемнадцать лет, а она уже жена сенатора и гений бизнеса. Поэтому для того, чтобы электрички, при общей рентабельности железной дороги, ходили достаточно часто и при этом каждый пассажир сидел в удобном кресле, необходимо снизить личные запросы руководителей, не содержать структуры, не связанные с прямой деятельностью ведомства, убрать прилипал и увеличить объём перевозок.

Тимофей Петрович замолчал, погрузившись в раздумья. Молчал не долго:

– Виктор, ты – молодец. Не стал тестю подчиняться, на птицефабрику ушёл работать. Хотя он у тебя мужик неплохой.

Опять замолчал, погрузившись в раздумья.

– И поколение Виктора Алексеевича постепенно отходит от дел, – печально произнёс он. Потом встрепенулся и задал вопрос: – Заработная плата хорошая у механика на птицефабрике?

– Счастье всё равно не купить, а на жизнь хватает, – обречённо высказался Перепёлкин.

– Как жена? Как сын? – поинтересовался Петрович.

– Нормально, – после некоторой паузы ответил Виктор.

Так с разговорами они доехали до места. Тимофей Петрович, похлопав по плечу своего бывшего подчинённого, предложил:

– Витя, вижу, тяжесть у тебя на душе, пойдем, зайдём ко мне. Поговорим. Пойдём, родной.

Когда Перепёлкин после окончания института по распределению приехал в Захолустьев на Пимокатный завод, его определили в бюро Тимофея Петровича Звягинцева. Звягинцев в то время казался ему древним историческим персонажем. Впоследствии Виктор узнал, что Тимофей Петрович родом из семьи потомственных инженеров. Ещё совсем пацаном был осуждён по доносу. Мол, бил мух газетой с портретом Сталина. Тогда это было чуть ли не смертным приговором. Друзья отца помогли ему попасть не на зону, а в конструкторское бюро при тюрьме, в так называемую «шарашку». Там и прошли его университеты. Тимофей Петрович неохотно рассказывал о своей прошлой жизни, кое–что явно замалчивал. Такая скрытность придавала его фигуре таинственности. «Наш великий конструктор ракет Королёв не умер тогда. Похоронили другого, на него очень похожего человека. Настоящему Королёву сделали пластическую операцию, дали новый паспорт, жену и вот теперь он – Звягинцев Тимофей Петрович», – такого содержания байка ходила по Захолустьеву. Скептики указывали на разницу в возрасте между ними. Но противоположная сторона била это тем, что в закрытой секретной лаборатории его после этого омолодили. Вот так, не по воле хозяина, имя Звягинцева обросло легендами. Надо заметить, не без оснований. Инженером он был от бога. И было в то время Тимофею Петровичу чуть за пятьдесят. Годы пролетели как скорый поезд мимо полустанка. «Почему я его считал тогда стариком? Ведь мне сейчас сорок пять и я – молодой. И в пятьдесят буду молодым», – размышлял Перепёлкин, пробираясь по дачным закоулкам. Участок Звягинцева оказался на соседней улице от владений Виктора.

– Столько лет дачи рядом, а ведь до сих пор не встречались здесь, – произнёс Виктор.

– Не судьба была, – пояснил Тимофей Петрович.

– Да, – согласился Виктор.

– Есть хочешь? – спросил Звягинцев, заходя в домик.

Тут только Перепёлкин вспомнил, что он сегодня не ужинал. Не получив ответа, хозяин стал собирать на стол. Пожарил яйца с помидорами, заварил чай из листьев смородины, достал чёрный хлеб, печенье, земляничное варенье – самый предсказуемый вариант еды летом на даче, приготовленный на скорую руку. За ужином Виктор разговорился и кратко поведал о своих бедах. Звягинцев, не перебивая, внимательно слушал, только иногда кивал головой, повторяя: «Да, да…»

После окончания ужина, Тимофей Петрович достал откуда–то г–образные спицы, зажал их в кулаках, что–то прошептал, спицы сошлись вместе.

– Понимаешь, она тебя приворожила. Теперь это уже ей и не надо, но ничего не исчезает бесследно. Приворот остался, – пояснил он.

– Как? – спросил Виктор.

– Вот, допустим, возьмём человека. Что влияет на его характер, поступки, образ мыслей? – Не получив ответа, Звягинцев дальше продолжил свои рассуждения: – Во–первых, гены. То есть, какие были родители. Первый кирпич в фундамент формирования личности заложен. Также происходит и с неодушевлёнными предметами. Они с самого начала, благодаря своему составу, форме, цвету, наделены определёнными свой ствами. Одни оберегают от чего–то, другие способствуют чему–либо и так далее. Во–вторых, характер и мировоззрение человека формирует окружающая среда. Северные широты, тёплое море, большой город, затерянная в лесах деревушка – все по–разному оказывают влияние на своих жителей. Воздействуют друг на друга и неодушевлённые предметы, обмениваясь между собой энергией. У камня, лежащего у дороги, одна аура, у камня в горах – совершенно другая. В–третьих, каким будет человек, зависит от воспитания. Родители, учителя, книги, окружающая обстановка формируют мировоззрение человека. Нашёптыванием, взглядом, определёнными движениями можно также наделить и предметы необходимыми свойствами. Сказанное слово, взгляд, жест, любой человек, даже вещь, несут в себе энергию в виде колебаний, которые содержат закодированную информацию. Энергия слова, предметы воздействуют на человека – и наоборот, хотим того или нет, мы оказываем влияние на окружающую обстановку. Допустим, произнёс ты проклятие в чей–то адрес и при этом сделал всё «правильно». Твои слова избирательно отправятся по назначению, как невидимая разрушающая сила, и оговоренный человек получит негатив. А у другого будет «защита», и эта посланная отрицательная энергия, отразившись, вернется обратно. Так что надо быть осторожным и сдержанным в высказываниях, и нести в себе только положительные эмоции. Даже скрытый гнев не допустим. Это и оттолкнёт плохое, и бумерангом не явиться к тебе обратно. Есть люди, которые умеют управлять такими процессами и специально этим занимаются. Они могут лечить словом, посылать порчу, привораживать и даже предсказывать будущее. Знания такого рода передаются от человека к человеку. Учитель выбирает преемника, в котором он увидел дар. В Захолустьеве есть такие люди. Так что Ольга вполне могла обратиться к любому из них, – дал объяснение Звягинцев.

– Как всё это могло произойти? – спросил Перепёлкин, а сам уже мыслями был в прошлом.

– Способов много. Самый простой – в питьё или в еду добавить приворотное зелье. Надо только знать свой ства предметов. Допустим, мясо гуся способствует влюбчивости. Поел ты гусятины – и женщина, сидящая рядом за столом, кажется самой близкой и родной. Гусь, если, конечно, больше не было никаких манипуляций, ничего страшного не принесёт. Это сравнимо с тем, как если бы барышню принарядили, сделали макияж – и она предстала перед кавалером в более выгодном свете. Тут нет кодирования клиента. В этом случае не залезли ему вовнутрь и не поставили программу: «Вот она и только одна она!» Эту цель могут выполнить приворотные средства вкупе с магическими словами, приводящие к зомбированию человека. Для современного обывателя будет более понятно, если сравнить этот процесс с вирусом, который проник в компьютер и стал им управлять, выполняя определённую задачу. Мозг человека становиться зависим, сознание наполнено определёнными чувствами. Такое состояние любовью назвать нельзя. Тут, скорее всего, подходит определение «одержимость», в значении «безумство, бесноватость». Также как вирус самостоятельно не исчезнет из компьютера, так и приворот не уйдёт сам по себе. В обоих случаях это приводит к преждевременной поломке. В компьютере летит программное обеспечение, человек рано или поздно заболевает, или жизнь заканчивает самоубийством. Необходимо удалить вредоносную программу, то есть снять приворот.

Перепёлкин вспомнил, как первый раз оказался в гостях у Каменевых и что этому предшествовало. Накануне 7 Ноября его вызвали в комитет комсомола. Сей факт Перепёлкина немало удивил. «Взносы я плачу регулярно, точнее, их просто вычитают из заработной платы. Приводов в милицию не было, в медвытрезвитель не забирали. То есть родной комсомол нигде не опозорил. Кандидатом в президиум? Нереально. Жёсткая конкуренция. Речь от лица молодёжи на торжественном собрании сказать? Тоже исключено. Тут талант нужен, чтобы апофеоз нести прилюдно», – в таких размышлениях он добрёл до комитета комсомола. Постучал.

– Да, войдите, – раздался голос из–за двери.

– Здравствуйте! – с порога, не поняв ещё кого, приветствует, сказал Перепёлкин.

– Здравствуй, здравствуй! – услышал в ответ.

– Моя фамилия Перепёлкин. Вы меня вызывали? – робким голоском спросил Виктор

– Вызывают по повестке в милицию, а мы тебя пригласили, – наигранно грубо, стараясь быть рубахой–парнем, произнесла Анна Субботина – секретарь заводского комитета комсомола. В кабинете вместе с ней находилась ещё рыжеволосая девушка. Она в это время оценивающе разглядывала Виктора. Перепёлкин где–то её уже видел, но сейчас не мог вспомнить где.

– Конечно, – согласился он.

– Я тебя поздравляю! Тебе выпала большая честь оформить стенгазету к такому значимому для всего советского народа празднику, как победа Великой Октябрьской социалистической революции.

У Перепёлкина появилось желание крикнуть «ура!» Но от сего действа он воздержался.

– Извините, что разочарую. Но вас кто–то неправильно информировал. Я рисовать не умею, у меня по рисованию в школе тройка была, – посчитал Виктор, нужным сей факт из своей биографии огласить в данный момент.

– А рисовать ничего и не надо. Всё уже нарисовано. Необходимо только сделать надписи чертёжным красивым почерком, – получил в ответ.

– Я…это…

– Конструктором работаешь? – перебив Перепёлкина, очень строго спросила Субботина.

– Да.

– Значит писать, как надо обязан. Поступаешь в распоряжение Ольги Каменевой, она всё тебе расскажет.

И повернувшись к рыжеволосой девушке, жестом указала на неё.

На следующий день Виктор, получив освобождение от основного места работы и уединившись с Ольгой в одном из кабинетов, принадлежащих заводской комсомольской организации, подписывал стенгазету. Она в это время хлопотала вокруг него, подавала карандаши, перья, поила чаем с домашними пирожками.

– Кушайте пирожки, сама стряпала. Ещё умею печь торт «Наполеон», шарлотку. А какие я вкусные голубцы готовлю! Вам обязательно надо попробовать, – не умолкая щебетала Ольга.

– Хорошо, – произнёс через какое–то время Перепёлкин. Хорошо то ли, что она умеет готовить, или хорошо, что надо попробовать. Сейчас он уже не помнил смысл сказанного. Но слово вылетело. Как на железнодорожных стрелках жизненный поезд Перепёлкина уже побежал по другим путям.

– На праздники приглашаю в гости. Стесняться не надо. Родителей не будет дома, они уедут, – выпалила Ольга.

На праздничный ужин был гусь, отварной язык, шпроты, сервелат и что–то выпить за Великую Октябрьскую социалистическую революцию. «Наполеон», шарлотку, голубцов в тот вечер он не видел и не пробовал. Дефицит советских времён – язык и шпроты Виктор ел второй раз в жизни, а что сервелат – это колбаса, он тогда только и узнал. Про выпивку сейчас он не мог вспомнить. Так как принесённое им вино было отставлено в сторону. А помнил, что, не будучи пьяным, ему было хорошо и присутствовало ощущение – какая чудесная девушка Оля! В общежитие Перепёлкин пришёл только утром. Потом, как честный человек… Марш Мендельсона, обмен кольцами и …быт.

– Что делать? – задал вопрос Перепёлкин Звягинцеву.

– Витя, я могу всё разделать.

– А Антон?

– Ты хочешь знать правду?

– Да.

– У тебя есть с собой его фотография?

– Есть.

– Пойдём со мной.

Они спустились по лестнице в подвал, где у Тимофея Петровича оказался оборудован кабинет. Компьютер, принтер, сканер, осциллограф, кинокамера, книги, какие–то ещё приборы.

– Помнишь, парторг Пузин от имени и по поручению партии ставил нам задачу разработать специальное устройство, с помощью которого можно было дать заключение о годности изделий, которые нельзя проверить, не разобрав их? Как он говорил тогда, тряся указательным пальцем: «Вы знаете, сколько напрасно уходит народных денег на натурные испытания продукции?! Изготовили десять ракет, две отстреливаем на полигоне. Что они, лишние?! Или, когда в партию человека принимаем, вопросы задаём. Всё вроде правильно кандидат отвечает. А вдруг он приспособленец? Замаскировавшийся враг? Как в душу заглянуть? А мы его вот этим прибором сфотографировали – и всё ясно, что у него там внутри». На наши возражения, что такой прибор создать невозможно, он все законы физики отменил. «Эти законы придумали не коммунисты. Поэтому у меня нет оснований доверять им», – был его ответ. Что с него взять? Яркий адепт большевизма, – напомнил Тимофей Петрович о событиях давно ушедших дней.