На краю тишины

Я сидела на полу, прислонившись к кровати. Рядом – тетрадь, раскрытая на пустой странице. Ручка без крышки. Плейлист давно закончился.

Я просто смотрела в стену и думала: а что, если бы я осталась?

Просто осталась.

Поговорила.

Позволила себе не «уходить правильно».

Экран телефона мигнул.

Мама.

Я смотрела на имя, как на спусковой крючок.

Ни звонка от неё не бывает случайным. Ни один не несёт облегчения.

Я ответила.

– Привет.

– Лея, ты дома? – голос чёткий, сдержанный, как всегда. – Я сейчас на вокзале. Буду у тебя через тридцать минут.

Я моргнула.

– Что?

– Сюрприз. У нас была встреча в Милане, и я подумала – почему бы не заехать. Всё равно воскресенье.

– Ты… не могла бы хотя бы предупредить заранее?

– Я предупреждаю. За тридцать минут – более чем достаточно. К тому же, ты же никуда не ходишь.

Я стиснула зубы.

– Хорошо. Я дома.

– Отлично. Надеюсь, у тебя чисто. И, пожалуйста, не носи этот бесформенный халат, когда я приду.

– Конечно, мама. Я переоденусь в платье для принятия гостей. И накрою стол со звездочкой «Мишлен».

Тишина. Пауза.

– Не надо сарказма, Лея. Он тебе не идёт.

Голос был холодным, отстранённым. Не злым – просто… функциональным.

– Как у тебя учёба?

– Хорошо.

– Хорошо – это не ответ.

– Тогда: стабильно. Курсовая пока в процессе. Эстетика языка. Профессор доволен. Можешь выдохнуть.

– Лея, я просто хочу быть в курсе.

– Конечно.

Снова тишина. Но теперь – напряжённая. Как струна, которая слишком натянута и вот-вот лопнет.

– Ты сегодня одна? – спросила она вдруг.

Я подумала: а ты вообще знаешь, с кем я бываю? С кем могла бы быть? С кем хочу быть?

– Да. Одна.

– Это хорошо. Надеюсь, ты не тратишь время впустую. В Турине много искушений. Будь благоразумна.

И вот оно. Настоящее сообщение. Под слоем заботы – контроль. Под «мамой» – цензор.

– Я не курю, не пью, не ношу мини. Всё по плану.

– Очень смешно. Я приеду через двадцать три минуты.

Она отключилась, не попрощавшись.

Я уставилась на чёрный экран.

Воздух снова стал тяжёлым. От слов, которые звучат, как правила.

Я встала. Пошла на кухню, достала бокал.

Потом убрала обратно.

Маме не понравится.

И вдруг – в голове, будто шёпотом:

«Ты уверена, что не хочешь поговорить?»

– «Уверена», – солгала я.

Сейчас – я тоже солгала.

Опять.

Я хотела поговорить.

Но не с матерью.

Я стояла у окна, когда за воротами остановилось чёрное авто.

Конечно, не такси.

Водитель открыл дверцу. Мама вышла – в длинном светлом пальто, как с обложки, с гладко убранными волосами, с той самой сумкой, которую она привезла из Парижа «по случаю встречи с галеристами». Она ехала из Милана с водителем – её обычный маршрут, если нужно быстро заехать в Турин и к вечеру быть в Женеве.

Я открыла дверь прежде, чем она успела нажать на звонок.

– Привет, – сказала я.

– Ты в халате, – ответила она, даже не глядя. – И без макияжа. Я надеялась, ты немного повзрослела за эти месяцы.

Она прошла мимо меня, как сквозняк – несильный, но остужающий всё вокруг.

Снаружи было промозгло: середина октября, дождь моросил с самого утра, и город словно съёжился от сырости. Осень в Турине – не яркая, не золотая. Она больше про серость и тишину. Как раз под настроение.

На кухне она осмотрелась.

Как аудитор.

– Чисто. Не холодно. Ты проветривала?

– Я открывала окно недавно, – ответила я.

Она кивнула, как будто это уже о чём-то говорило.

– Всё равно нужно дольше. Влажность в Турине повышенная. И, кстати, ты снова пьёшь дешёвый кофе?

Я не ответила. Просто сжала пальцы на кружке. Молча.

Мама заняла привычный пост – у окна, с тем самым выражением лица, будто квартира ей не принадлежит, но она временно вынуждена находиться в ней ради какой-то гуманитарной миссии.

– Как у тебя финансы?

– Всё нормально.

– Нормально – это не ответ. Ты ведёшь таблицу расходов?

– Да.

– Покажи.

Я уже знала, что спорить бессмысленно. Она не кричит. Она проверяет.

Я достала планшет, открыла таблицу. Столбцы. Цветовые коды. Категории.

Она кивнула.

– Хорошо. Ты молодец. Видишь? Всё можно держать под контролем, если ты достаточно собрана.

Я села напротив, натянув на себя вязаный свитер.

Мама пила только зелёный чай. Без сахара. Из своей дорожной кружки, привезённой из Цюриха. Фарфор в доме ей не нравился – «слишком наивный».

Сумка на стуле – новая как я уже сказала. Из последней коллекции, которую она выцепила во время «неформальной» встречи с галеристами.

Мама – арт-дилер. Специалист по современному европейскому искусству. С галереями по обе стороны Альп, вечными перелётами, встречами, переговорами, аукционами.

Её жизнь – стиль, контроль, движение.

А моя – будто в витрине её идеального вкуса.

– Ты очень похудела, – сказала она вдруг. – И у тебя тусклый взгляд. Надеюсь, ты не истощаешь себя учёбой?

– У меня нормальный ритм. Просто думаю много. Пишу.

– Прошу тебя, Лея, не уходи в меланхолию. Это не эстетично. И не продуктивно.

Я чуть не рассмеялась.

Не эстетично.

Вот что было важнее – не боль, не усталость. Вид.

– Я в порядке, мама. Честно.

Она отставила чашку, аккуратно.

– Я просто хочу, чтобы ты не забыла, ради чего ты здесь. Ради будущего.

Ты не такая, как другие. У тебя есть воспитание, стиль, язык.

Ты должна быть выбором, Лея, а не случайностью.

Я смотрела на неё и слышала не только слова.

Я слышала весь наш дом. Женеву. Интонации. Протокол.

Мир, где нельзя быть «слишком». Слишком чувствительной. Слишком честной. Слишком живой.

– Ты вообще с кем-то общаешься здесь?

Я кивнула, но ничего не сказала.

Имя, которое вертелось на языке, я проглотила.

Кай Лембре.

Мама не поняла бы. Или, что хуже – поняла бы слишком быстро.

– Просто ребята с потока. Альба.

Она кивнула.

– Хорошо. Я не могу остаться надолго. У меня самолёт в Женеву. На следующей неделе открытие, а завтра – приём у коллекционеров. Но, пожалуйста, не забывай: ты должна держать уровень. Стиль – это в том числе дисциплина.

Я кивнула. Слишком быстро.

Слишком послушно.

Слишком правильно.

Она встала, накинула пальто.

– Ты умница, Лея, – сказала на прощание. – Просто не забывай, кем ты должна быть.

И ушла.

Когда за ней закрылась дверь, я стояла в тишине.

Не плакала.

Не злилась.

Просто чувствовала, как всё внутри будто отозвалось чужим эхом.

Я зашла в ванную, умылась. Посмотрела в зеркало.

Скромная. Спокойная. Чистая.

Правильная.

И абсолютно потерянная.

Глава 5. Будни студентки

Лея

Понедельники пахнут дождём и лекциями, от которых ты всё равно не сбежишь.

Особенно в октябре. Особенно в Турине.

Сырой воздух, мокрые листья и свет, как через пыльное стекло.

После вчерашнего визита мамы внутри будто что-то застыло – как чай, остывший ещё до того, как ты его допил.

Мы говорили немного. Но хватило.

Я снова чувствовала себя школьницей в форме, которую сшили по чужим меркам.

Утром, спускаясь по лестнице, я поймала себя на мысли: хочется тишины. Настоящей. Без подтекста. Поэтому я шла пешком. Просто так легче – хотя бы на полчаса избавиться от ощущения, что вся твоя жизнь составлена по расписанию, написанному не тобой.

На углу булочная. Хозяин кивает мне, как старой знакомой, хотя мы ни разу не говорили. У него борода, коричневый фартук и привычка ставить кофе тем, кто не просил.

Я прохожу мимо.

Университет – как всегда. Камень, колонны, студенты, уверенные в том, что они что-то меняют.

Я встречаю Альбу на лестнице – она в ярко-синем свитере, с наушниками в одном ухе и кофе в руке.

– Ты спала? – спрашивает.

– Немного, – говорю.

– Типичный понедельник, – улыбается. И становится чуть легче.

Мы с Альбой зашли вместе. Она рассказывала что-то про нового преподавателя по визуальной культуре, но я слышала только фон.

Мы расселись в аудитории. Кто-то уже спорил о структуре семиотического анализа, кто-то искал в зале розетку, кто-то делал селфи с книгой Бартa на коленях.

Всё как всегда.

И всё как будто не так.

– Ты снова в облаках, – сказала Альба, шепча.

Я вздохнула.

– Просто устала.

– Ты знаешь, что усталость – первый признак влюблённости? – усмехнулась она. – Особенно если ты не признаёшься.

– Или просто первый признак, что в жизни всё не по твоему плану.

– Ха! Ну вот, ты же живая. Уже хорошо.

Я попыталась сосредоточиться на лекции.

Профессор говорил о постструктурализме, терминах, значении знака, о том, как мы придаём смысл вещам, даже если они ничего не значат.

А я смотрела на свои пальцы. И думала – а если я сама такая вещь?

Кай снова всплыл в голове.

На перемене я вышла на улицу. Дождь уже не моросил, но воздух оставался влажным и густым.

Я отошла за угол, ближе к старой арке между корпусами. Там было тише.

И вдруг – движение слева.

Я не знаю, почему повернулась именно тогда.

Но увидела его.

Он шёл через двор. В чёрной куртке, с капюшоном, руки в карманах. Спокойный, как будто весь мир шёл с ним в ногу.

Он не заметил меня. Или сделал вид, что не заметил.

И всё равно… сердце пропустило удар.

Я сделала шаг назад. Не потому, что испугалась – просто не была готова.

Я хотела подойти. Или крикнуть. Или… ничего.

Он поднял глаза.

Прямо на меня.

Прямо сквозь меня.

И кивнул. Лёгкое движение головы. Почти невидимое.

Я кивнула в ответ. Почти не дыша.

Он прошёл мимо.

И снова растворился. Я побрела на очередную лекцию.

После шла по корпусу одна – Альба кого-то встретила и моментально исчезла в потоке обсуждений. Я свернула в сторону библиотеки.

Там, где мы с Каем сидели, было пусто.

Только подоконник – всё тот же: скрипучий, неудобный, и, почему-то, тёплый.

Я провела пальцами по деревянной поверхности, на том месте, где стояла моя чашка.

И вдруг заметила.

На стене, в самом углу, где почти никто бы не посмотрел, была тонкая линия. Как будто кто-то провёл её ручкой или стилусом по штукатурке.

Сначала я подумала – трещина. Или случайный след.

Но потом присмотрелась дальше.

Миниатюрный набросок. В самом углу, рядом с подоконником, – маленькая человеческая фигура.

Почти незаметная.

Но с книгой в руке.

Под рисунком – инициалы. Всё те же. KL.

Я прижалась спиной к стене. Дышать стало труднее.

Это был он.

Он оставил это мне. Или – просто оставил. Но именно здесь.

А если он нарисовал меня. Хотел зафиксировать момент.

Это не было признанием. Не было посланием.

Это был знак. Его язык. Его способ говорить.

Я задержалась в библиотеке дольше обычного.

Люди расходились. Кто-то говорил о зачётах, кто-то – о тусовке в выходные.

Я молчала. Как будто голос остался наверху – возле того подоконника.

У выхода я остановилась на секунду.

На улице снова моросило, но зонт я не достала. Просто закинула капюшон и пошла пешком. Люди шли быстро, в наушниках, в шарфах, каждый в своём коконе.

А я просто шла. Без мыслей, без цели – кроме как дышать.

Я свернула в переулок, где растёт любимое дерево – каштан, облетающий первым. Листья липли к подошвам, и шаги звучали иначе.

Мягче.

В этот момент зазвонил телефон. Я достала его из кармана – на экране: «Папа».

Я замерла на секунду. Он всегда звонил неожиданно. И всегда – в самый нужный момент.

Мы переехали в Женеву из-за него, когда мне было пятнадцать.

До этого мы жили в Бергамо.

Тихий город. Каменные улицы, плоские крыши, кофейни, где тебя узнают по имени.

Там мама вела выставки, папа – офис по частному консультированию. Там была жизнь. Не блеск, но уют.

А потом – Женева. Решение было принято быстро. Как всегда. Как у них.

«Это шаг вперёд», – сказала мама.

«Это логично», – сказал папа.

А я просто упаковала чемодан и научилась жить заново. Только тише.

Я нажала «ответить».

– Привет, принцесса, – голос тёплый, как всегда. Уставший, но настоящий.

– Привет, пап.

– Как ты? Всё в порядке?

Он всегда спрашивал так – немного осторожно, будто боялся услышать что-то, с чем не справится.

– Да. Всё нормально. Сегодня были пары, библиотека. Ходила пешком домой.

– Пешком – это хорошо. Гулять полезно, особенно когда учишься на гуманитарном, – он усмехнулся. – А то за компьютером ты сидишь часами, наверное.

– Не часами. Всего лишь всю жизнь.

Он рассмеялся. Этот звук был другим. Лёгким.

Мне всегда хотелось, чтобы он смеялся чаще.

– Я сейчас в Цюрихе. Встреча с партнёрами.

Мама говорила, что заезжала к тебе?

– Да, – коротко.

– Всё прошло спокойно?

– Как обычно. Таблицы, чай, контроль, умная речь.

– Лея…

– Всё нормально, правда.

Он замолчал на секунду. Я слышала, как кто-то на фоне что-то говорит, звук лифта, может – отель.

– Я скучаю, – сказал он наконец. – Не думай, что ты одна. Просто… мы с мамой такие, какие есть.

– Спасибо, пап. Мне правда это важно.

– И ещё, – добавил он, – не бойся жить не по графику. Иногда хорошее происходит, когда ты выбиваешься из плана.

Сердце дрогнуло.

Он, наверное, просто хотел приободрить.

Он не знал, что я уже выбилась.

– Я помню, – сказала я. – Береги себя.

– И ты. Обнимаю. Пока.

Звонок оборвался.

Я шла дальше.

Дождь усилился, но не казался неприятным.

Просто был.

Я не знала, что ждёт завтра.

Но знала, что вечер сегодня – другой.

Потому что в нём были линии на стене.

Потому что он оставил след.

И потому что внутри всё было на грани.

Глава 6. Когда стены горят

Лея

Пятница. Прошла неделя.

Я снова сижу в библиотеке. На том же месте.

Подоконник всё так же скрипит. Я будто стала частью этого угла. Или он – частью меня.

Я обещала себе не думать о нём. И делала вид, что мне всё равно. Но мне было не всё равно.

Сегодня в главном зале была открытая презентация студенческих проектов.

Технически – только для архитектурного и преподавателей.

Но Альба вытащила меня.

– Там будет интересно, – сказала она.

Аудитория была забита.

Преподы сидели, как жюри: серьёзные, с ручками, с блокнотами.

Студенты – взволнованные, вылизанные, со своими чертежами, макетами, планшетами.

Каи не было.

И в этом была напряжённость.

Как будто все ждали, что он появится – но надеялись, что не появится.

– Он не подал заявку, – прошептала Альба. – Как всегда.

Но откуда она уже это знает, я не стала задавать вопросов.

На третьем проекте он вошёл.

Без предупреждения.

С рюкзаком за плечами и сигаретой, не зажжённой, но в зубах.

Все обернулись. Он не торопился.

Шёл прямо, как будто сцена его.

– У тебя есть разрешение? – резко спросил профессор Андреа, один из старших.

– У вас есть вкус? – так же резко ответил Кай.

В зале повисло молчание.

Он поставил на стол рюкзак. Раскрыл.

Там был макет. Без имени. Без титула. Без инструкции.

Как будто не здание – чувство.

Неровные линии. Лестницы, ведущие в пустоту. Окна, за которыми нет стен.

Как боль, превращённая в архитектуру.

– Это не соответствует нормам, – произнесла одна из преподавательниц. – Это даже не функционально.

Кай усмехнулся.

– Зато честно.

– Это не архитектура, – процедил профессор.

– А вы – не искусствовед, но же судите, – парировал он.

И прежде чем кто-то успел что-то сказать, он достал зажигалку.

Поднёс к основанию макета.

И поджёг его.

Всё произошло быстро.

Огонь разгорелся резко – оказалось, под макетом была пропитанная бумага.

Пламя взметнулось, охватывая конструкции.

Кто-то вскрикнул.

Кто-то кинулся тушить.

Но Кая просто стоял.

Руки в карманах.

Смотрел, как его проект горит.

– Иногда проще сжечь, чем объяснять, – бросил он и вышел.

Просто ушёл.

Я осталась сидеть.

Как будто у меня внутри тоже что-то загорелось.

Словно он поджёг не макет – а всё, что было «нормально» во мне.

Люди обсуждали случившееся, возмущались, записывали видео, репостили в чатах.

А я сидела. И думала: он безумен или гениален.

И я всё равно хочу знать – зачем.

Запах гари до сих пор витал в зале.

Макет догорел, кто-то принес бутылку воды, кто-то – огнетушитель.

Но главное уже произошло.

Он поджёг свой проект. Прямо перед всеми.

Преподаватели кипели – и даже не от страха. От бессилия.

Они не могли его контролировать.

А он – даже не пытался казаться вменяемым.

Через пять минут в холле появился охранник. Потом – ещё один.

Их позвал кто-то из преподавателей.

– Где он? – спросил первый.

– Уже ушёл, – ответили из толпы.

– На территорию?

– Наверное. Он всегда уходит. Но… может, ещё в кампусе.

Кто-то достал телефон.

– Надо вызвать полицию, – раздался голос. – Это поджог. Это уже не шалость.

И они вызвали.

Пока мы с Альбой стояли у выхода, подъехала патрульная машина.

Настоящая. С синими огнями.

Слишком реальная для университетской пятницы.

– Ты думаешь, его реально заберут? – прошептала Альба.

– Не знаю, – сказала я. Но внутри сжалось.

Через пару минут они нашли его.

Он сидел у лестницы, за административным корпусом.

Курил.

Спокойно, как будто не он поджёг свой проект. Как будто мир – это просто фон для его внутреннего фильма.

Я наблюдала из окна.

Один из полицейских подошёл к нему.

Показал что-то – документы?

Кай не сопротивлялся. Просто встал.

Улыбнулся. Да, улыбнулся.

Повернулся к преподавателю и что-то сказал. Я не слышала.

Но тот побледнел.

И его повели. Не в наручниках. Но жёстко. Чётко. С ощущением «ты перешёл черту».

Внутри у меня было странное ощущение.

Не страха. Не шока.

Как будто всё, что я знала про правила, про границы, про «как надо» – сейчас пошло прахом.

Он сделал это.

Не ради шоу.

А потому что таков он.

– Он псих, – пробормотала кто-то сзади.

– Гений, – ответил другой.

– Его точно выгонят, – сказала третья.

Я ничего не сказала.

Потому что в голове бился только один вопрос:

А что, если он больше не вернётся?

Глава 7. Выжившие и возвращённые

Лея

Утро субботы. Я проснулась с ощущением, что пятница – это сон.

Но в новостной рассылке университета уже было:

«Инцидент во время презентации архитектурного факультета. Поджог. Без пострадавших. Ведётся разбирательство.»

Имя не указано. Но все и так знали.

Кай Лембре.

Тааак, все, Лея хватит сходить с ума. Кая – не мой человек. Моя жизнь другая, более «правильная», «устроенная». Сегодня погружаемся в комфорт! – сказала я сама себе.

Собрала волосы в пучок.

Выбрала пальто, которое мама привозила из Парижа : светло-серое, с мягким воротником. Ткань будто стирает границы между «женственно» и «дорого».

На улице было прохладно. Я шла медленно. По центру. По улицам, где всё знакомо – от витрин до вывесок. Я даже зашла в бутик, где меня давно знают. Там не спрашивают: «Чем помочь?» Там просто приносят то, что тебе подойдёт.

Я взяла тёплый свитер в карамельном оттенке. Он стоил, как мини-отпуск – но был из тех вещей, в которых ты будто возвращаешь себе контроль.

После бутика я решила пообедать. Без компании. Без наушников. Просто – красиво поесть в красивом месте.

Зашла в небольшое заведение на Виа По. Белые скатерти, тяжёлые бокалы, тёплый свет.

Я села у окна. Заказала пасту с трюфелями и бокал вина. Да, дорого богато, как говорится могу себе позволить.

Все вокруг разговаривали тихо. Ели медленно. Смотрели друг на друга, а не в телефоны.

Мне это нравилось. Чистота. Контроль. Статус.

Это был мой мир. Или, по крайней мере, тот, в котором меня воспитали.

– Ты всегда так красиво ешь одна? – раздался голос сбоку.

Я подняла глаза.

Он стоял в светло-бежевом пальто.

Приталенное, с высоким воротом.

Под ним – мягкий кашемировый свитер. Тёмно-синий.

На запястье – часы, скромные, но узнаваемые.

Улыбка – спокойная, почти лениво-ироничная.

Лео, с которым мы познакомились на вечеринке.

Серые глаза.

Не как у Кая – не холодные.

У него был другой взгляд. С лёгкой насмешкой, как у человека, который всегда знал, что всё будет хорошо.

– Только когда хочу вспомнить, что у меня вкус есть, – ответила я.

Он чуть склонил голову.

– Можно я сяду?

– Ты ведь всё равно уже решил, – я указала на стул.

Он сел. Легко, не шумно. Как будто знал: его здесь ждут.

– Ты выглядишь, как та, кого не берёт плохая погода, – сказал он, делая заказ.

– А ты – как тот, кто не ходит пешком.

– Я бы обиделся, если бы это не было правдой, – он усмехнулся.

Мы говорили просто. Легко. Без этих скачков напряжения, как с Каей.

Лео был предсказуемым. В хорошем смысле.

Он знал, когда замолчать, когда подать бокал, когда пошутить.

Он не пытался быть интересным – он уже знал, что он – интересен.

И, может, в этом была его проблема.

– Ты ведь с филфака, – сказал он.

– Да, а ты? – спросила я, глядя на его бокал.

– Я не здесь учусь. Милан, международные отношения. Но я часто в Турине – у нас тут квартира, друзья, да и Браманте мне когда-то лекции читал.

Он усмехнулся.

– Иногда просто интересно послушать чужие вопросы.

Я посмотрела в окно.

Мимо проходили люди.

Женщины в пальто, мужчины в шарфах.

Кто-то с цветами. Кто-то с книгами.

Все – в своей жизни.

Я вернулась взглядом к Лео.

Он был идеальным спутником.

Идеально подходящим.

Он не вызывал тревоги. Не провоцировал.

И вдруг – это стало минусом.

– Ты занята завтра? – спросила Лео.

Я чуть подняла бровь.

– А что ты предлагаешь?

– Просто спрашиваю.

Он улыбнулся.

– Завтра ужин у друзей. Скажем… правильных друзей. Можешь прийти.

Он достал визитку. Чистую. Лёгкую.

– Просто пришли смс, если решишься. Без давления.

Мы распрощались. Я пошла пешком.

Солнце уже садилось. Турин становился мягче, окна домов светились изнутри, пахло хлебом и кофе.

Я дошла до своей улицы, поднялась в квартиру. Сняла пальто, включила свет, скинула туфли.

Тишина.

Но длилась она недолго.

В дверь влетела Альба. Не постучала. Не позвонила. Просто – ворвалась.

– Быстро! Переодевайся!

– Что?..

– Не спрашивай, просто поверь. Сегодня гонки. Чёртовы, настоящие, офигенные, нелегальные гонки. У реки.

– Альба…

– Я просто смотреть! Смотреть! Не влезать, не садиться за руль!

– Ты же разбила машину. Тебе отец…

– Отец мне больше и байк не разрешит гладить, но смотреть – не запрещал.

Она уже тянула меня за руку в коридор. Глаза горели.

Я не могла ей отказать , тем более мне не было чем занятся.

Мы вылетели из дома, как с катапульты.

Альба – в кожанке, ботинках на платформе, волосы – рассыпанные, губы – алые.

Я – в джинсах, серой толстовке, кедах и с внутренним криком: что, чёрт побери, я делаю?

Такси подъехало мгновенно. Альба хлопнула дверью, села на переднее сиденье, сверилась с телефоном.

– У реки, ниже старого моста, сказала она таксисту.