Дьявол и Город Крови 3: тайны гор, которых не было на карте

– Тьфу ты! – плюнул Борзеевич с досадой. – Манька, я с тобой, как человек стаю!

Он сразу же подул на свою ладонь и в ней появились яркие крупные горошины.

Чуть-чуть не успел Борзеевич к той тележке, в которой было нижнее отделение, прикрытое скатертью. Она досталась двум девушкам, но Борзеевич догнал их в воротах и уговорил обменяться. Как он это сделал, Манька знать не захотела, вздохнув с облегчением, когда Борзеевич благополучно прошел мимо досматривающей охраны. Завернув за угол, с помощью стрелы и веревки она взобралась на городскую стену, перебросила веревку, закрепив так, чтобы оставалась незаметной, спустилась вниз, нырнула под тележку и покатилась, рассматривая окружающую местность через небольшую дыру, проделанную в скатерти. Но даже так люди оглядывались на них, и летел горох Борзеевича в их сторону.

– Мать моя женщина! – негромко и обреченно предупредила Манька Борзеевича: – Я сама ретранслятор! – она чувствовала, как в ней поднялась вся муть, призывая на ее голову вампира. На них оглядывались с подозрением.

– Не кипиши, они или дерево чувствуют, или меч, – успокоил ее Борзеевич, толкая тележку вверх по галечной улице. – Или мой вид смущает… Съешь, лучше, пирожок… – сунул он ей пирожки с тележки.

– А с чем они? – полюбопытствовала Манька, принюхиваясь.

– Собак бездомных много… Сами себя родят, сами себя кормят…

– Иди ты! – послала она Борзеевича раздраженно, выбросив пирожок на дорогу.

Стояла необыкновенная в это почти осеннее время года жара, душный город утопал в пыли.

Вскоре начал накрапывать дождик – сразу стало прохладнее. Людей на улице осталось чуть меньше, но многие раскрыли зонты, продолжая рассматривать достопримечательности, обсуждая последние новости и находки. Все почему-то стремились на прием к мумии, обнаруженной в царской усыпальнице, рассказывающей о чудесных временах, когда Бог Род проклял род человеческий, а Сварог обвинил в этом двух своих ставленников Перуна и Велеса, обрекши их на уничтожение друг друга. История мумии шла в разрез со всеми официальными версиями древних сказаний и вызывала удивление, но как не поверишь мумии, которая была свидетельницей времен, когда народ был темен и не просвещен?

– Вот как вы думаете, кто выиграл? – спрашивала мумия, хитро прищуриваясь. – А выиграл наш Спаситель! – сама же отвечала она, прослышав про героическую жизнь Спасителя Йеси.

– А что со Сварогом стало? – спрашивали приходящие вопрошать.

– А, этот? – мумия ложилась в саркофаг, прислушивалась к суше своей. – Чего ему сделается… – и, заметив недовольный взгляд Отца церкви Спасителя, приставленному к разговорчивой мумии, принималась торопливо обрекать и Сварога, и Перуна, и Велеса, и всех прочих Богов и само язычество на немыслимые муки, исторгая из своих бинтов шепелявые проклятия.

Мумия умерла задолго до Спасителя. Пресвятейшему Отцу церкви Йеси приходилось приобщать ее к человеколюбию на ходу. Она старалась изо всех сил, но многие его наставления вызывали у нее умопомрачительные состояния. Например, как Бог мог лечить людей снаружи, если болезнь исходит изнутри, и сам он во внутренностях рассматривает?

Обо всем этом Манька узнала, слушая горячие споры, которые порой доходили до скандалов. Поверить мумии не всякий был готов. Однажды вампир и еще один вампир с тюрбаном на голове чуть не опрокинули тележку, закидывая друг друга помидорами и яйцами, расстраиваясь, что среди них не нашлось тухлого. У Борзеевича, который как раз торговал и тем, и другим, торговля шла бойко. После третьей разборки Манька начала подозревать, что скандалисты обрели горох Борзеевича в своем уме.

На край площади их пустили, но дальше ни-ни. Даже горох не помогал. Для входа на центральное место нужна была дополнительная лицензия или хотя бы пустое место в плотных торговых рядах. Народу на площади было так много, не протолкнуться.

– При громе и молнии они бы разбежались, а мы бы встали! – пустил по рядам торгующих свою мысль Борзеевич, подкрепляя слова горохом.

Молния с неба шарахнула, но как-то вяло. Все торговые точки понимали, что если будет большой дождь, то торговля не пойдет. Но к вечеру разразился настоящий ливень, как молчаливое согласие: «вот и день прошел!» В местных ресторанчиках, расположенных в домах-экспонатах заиграла музыка. Прохаживающаяся мимо пресная и пристойная публика кинулась под крышу и по гостиницам. Служивый народ все еще торопливо прошмыгивал, дождь ему был нипочем, не сахарный, не таял, но не задерживался. На площади остался разве что Борзеевич. С него потоками стекали струи воды, которые лились сверху, но он держался.

Наконец, он вплотную приблизился к границе огороженного участка, где лежала статуя и лампа. Слава Богу, к раритету не приставили охрану. Видимо, никому не пришло в голову, что можно унести то, чего как будто не существует. Копать было неудобно. За день, в скрюченном состоянии, Манька затекла, руки не слушались, копать было неудобно, а добытую из ямы землю уносили ручьи. Приходилось прорубать в земле одну дыру за другой, в основном используя лишь кинжал, меч под лотком не умещался. Закапывали яму сразу же, чтобы не выказать место и не выдать себя, пока, наконец, руки ее не нащупали обожженную глину.

Кувшин все еще был в земле, но дыра оказалась слишком маленькой, чтобы вытащить его. Ударили мечом и, лишь вытащив меч, сообразили, что зацепили свиток, который висел на нем, как пельмень на вилке.

Попав на воздух, проткнутый мечом свиток загорелся.

В дыре, под столом, было темно, Манька чуть-чуть посветила посохом: ключ был на месте, но чуть выше обозначенного уровня земли.

– Борзеевич, чего делать? – в ужасе простонала она, рассматривая ключ.

– Ну, к статуе и лампе вон с каким почтением, обнесли красной ленточкой, столбики каменные поставили, – постарался успокоить ее Борзеевич, немало переволновавшись сам. Он тоже рассматривал ключ, который теперь был на виду у всех. – Зато мы точно знаем, что свиток был здесь, и мы его уничтожили, успели…

– Статуя к драконам отношение не имеет, – сердито вполголоса рыкнула Манька, уплотняя землю, и укладывая обратно щебень. – Думаешь, дракон не почувствует, что за него каждый запинывается?

– Не трать время! – торопливо посоветовал Борзеевич, высматривая кого-то. – Хозяин тележки идет!

– Борзеевич, снимай портянки и дай им какой-нибудь приказ утопить ключ, они же пространственные, пусть обвалят его! – прикинула Манька.

– Ты не забыла, что настоящий ключ лежит на горе? – напомнил Борзеевич, погладив портянку.

– Надо Дьявола звать, – прошептала Манька, заметив в дырку, что хозяин тележки почти рядом. – Мог же он в горах землетрясения устраивать, пусть сделает что-нибудь.

– Там вампирам до земли дела не было, – отравил им жизнь Дьявол, рассматривая голографическую проекцию черного колеса. – А тут, Маня…

– И до этого клочка? – уже раздражаясь, проговорила Манька, расстроившись окончательно.

– Ты чего тут делаешь? – строго спросил Борзеевича хозяин лотка.

– Да вот, торговля шла ходко, думал, пока нет никого… – но закончить Борзеевич не успел.

– Запрещено ночью торговать! – заорал хозяин, набрасываясь на Борзеевича. – Тут ночью рестораны работают! Под штрафы меня подставляешь? – и чуть смягчился, пересчитывая дневную выручку, окинув взглядом товар и что-то отметив у себя в тетради.

Он сунул Борзеевичу оговоренный процент, выхватил у него тележку и покатил Маньку на выход из города. Под горку тележка покатилась легко. Манька вцепилась в меч, ужаснувшись. На выходе из города осматривали все и всех, чтобы не дай Бог, не вынесли чего ценного.

– Стой! Стой! – закричал Борзеевич, выхватывая тележку обратно. – Я это… Я не всю выручку получил!

– Как не всю?! – испугался хозяин тележки, выкатывая глаза.

– Тут это… это… люди на приеме у мумии… обратно, сказали, пойдут, расплатятся…

Хозяин остановился, повернувшись к Борзеевичу, на мгновение выпустив тележку из виду. Манька выкатилась, ужом проскользнув в ближайший полуразрушенный дом напротив пустынной площади, помахав Борзеевичу.

– Много? – строго спросил хозяин.

– Ну, вот, – Борзеевич пересчитал свои купюры.

Хозяин выхватил деньги, сунул их в карман.

– Вот обратно пойдут и расплатятся с тобой! – сказал он, довольный собой.

– Нет, меньше, за три яйца! – грустно повинился Борзеевич, заметив, что Манька подает ему знаки.

Хозяин плюнул, но, удержав из заработанной суммы Борзеевича за три яйца, остальное вернул.

– Спасибо, хозяин, спасибо, господин! – рассыпался Борзеевич в благодарственных поклонах. И зло сплюнул, когда спина удалилась на достаточное расстояние, метнув вслед горошину.

Тот обернулся – и Борзеевича не узнал, удивленно вскинув брови, разглядывая его странную одежду, портки, рубаху в горошек, перевязанную пояском, портянки и лапти, а еще бороду и седые всклоченные волосы, которые Борзеевич причесывал расческой только после бани, остальное время пятерней, уж как его не журил Дьявол. Борзеевич подмигнул ему, растянув улыбку от уха до уха, сложил руки лодочкой и поклонился на восточный манер. Торговец заторопился, о чем-то напряженно вспоминая.

– Горох что ли закончился? – подошла Манька к рассерженному Борзеевичу.

– Просто, иногда хочется найти человека в человеке! – буркнул Борзеевич, склоняясь над колдующем над ключом Дьяволом. – Скажи спасибо, что не стал товар пересчитывать, я его пирамидкой сложил. Внутри пусто, а сверху много… Что там?

– Ну, не знаю, – ответил озабоченно Дьявол. – Важно не как лежит ключ, а как был расположен свиток. Там вы его в земле перерубали, а тут сначала достали. Если бы не проткнули, то завис бы он над вашей тележкой. Он, как бы это сказать, не столько на земле теперь, сколько в пространстве…

– Надо было свиток вынести из города… – сообразила Манька.

– После драки, Маня, после драки! Хотя… Ну вынесли бы, ну разрубили, а где бы вы потом стали его на горе под снегом искать? Смещение артефакта здесь, ведет к смещению его там. Так, надо как-то землю поднять…

Дьявол скрестил пальцы крестиком на обеих руках и поманил землю вверх. Земля слегка вспучилась. Поманил еще. Мостовая прогнулась, надежно прикрывая ключ, и наполовину саркофаг и лампу. Потом обошел площадь по краям, заставляя землю стать немного плоской, наконец, остался удовлетворенным.

– Думаю, не заметят… Не сразу, – сказал он. – Впрочем, все равно заметят. Доставили мы драконам некоторое беспокойство… Скоро они сообразят, что жизнь у них в подвешенном состоянии. Ладно, пора выбираться отсюда.

– Может, зарплату потратим? – жалобно попросил Борзеевич, все еще держа деньги в руке. – Ну, не преступники же? Посидим, пообщаемся с народом…

– Такой ты народу не нужен, – устрашая, сверкнул глазом Дьявол. – А другой – нам не нужен! Выбирай!

– Чего выбирать-то, – грустно, жалуясь, проворчал Борзеевич, закидывая рюкзак за спину. – Тут я один для многих, а там меня много – но сам на себя помолиться не могу… Проклят я от века… Проклят, как Манька…

– Ничего-ничего, Борзеевич, я тоже проклят, – подбодрил его Дьявол, подталкивая в спину и подсаживая, чтобы старик мог взобраться на стену по веревке, которая все еще свисала.

Манька уже ждала его наверху, помогая подняться. Ворота надежно охраняли, выбраться из города, как ходили все люди, не было никакой возможности. После грозы и ливня народу почти не осталось, беспрепятственно пересекли открытое пространство, устремившись к дороге, которая вела через перевал в нецивилизованную часть государства.

Глава 20. Когда гремит гроза…

Троица перебралась через городскую стену и устремилась прочь от города. Деньги Борзеевич собрался сунуть в руку нищенке, но Дьявол сделал недовольное лицо, и Манька его поддержала.

– За горами мы обязательно мимо деревни какой-нибудь будем проходить. У этой лицо все сажей измазано, а разве человек, не имеющий денег, будет себе краску на лицо накладывать? – спросила его Манька. – Ты вон пошел и заработал денег, а за горами работы нет, и семя вампира уйти человеку не дает. А если дашь денег вдове, она возьмет, да и перестанет вампира называть Богом! Или сироте… Там такое же государство, но я люблю то место больше, чем это. Слышала я, как они называют нас нехорошим словом «лимита», будто не они нас оккупировали, а мы их. Газ, черное золото, желтое золото – все наше, свое-то давно выкачали, а мы разве что-то видим?

Борзеевич согласно кивнул.

Осторожно прошли мимо стражей и выбрались на дорогу. Дорога была пустынна, лишь иногда промелькивали железные скакуны. На крыльях пронеслись мимо гор до места, где дорога разветвлялась: одна, черная и ровная уходила дальше вдоль южной границы, вторая, щебеночная и ухабистая, сворачивала в обход гор по краю горной гряды к благодатной земле. Была она на удивление наезженной, местами выровненной, а местами – там, где проходила по заболоченной местности, уложена бетонными плитами, чему особенно удивился Борзеевич, который дорогу знал и хаживал по ней не раз. Он не мог припомнить, чтобы здесь дорогу когда-то строили или ремонтировали.

Пешим ходом до земли было не меньше месяца, и то, если идти не останавливаясь. На железных скакунах много быстрее – дня три, четыре, но коня у них не было. Как оно будет с крыльями, пока не знали, но к великой Манькиной радости, используя новый способ передвижения, двигались быстро.

На второй день подсчитали и получили – неделя.

Манька просыпалась раньше всех, едва окрашивалось небо светлой полосой, а в дороге не знала усталости. Дорога домой была легкой. Теперь уже она подгоняла Дьявола и Борзеевича. Борзеевич тоже торопился. Дьявол им не мешал, но частенько забывал Борзеевича, предоставляя ему торопиться пешим ходом. Конечно, на Дьявола обижались, но насильно не заставишь тащить старика на себе.

Один раз, когда до изб и земли оставался день или два пути, задержались – мимо пролетел дракон.

Манька воочию смогла рассмотреть двенадцать его голов, длинный чешуйчатый хвост с острым копьем на конце, и чешуйчатое тело, как сталь, перепончатые жесткие крылья, которые затмили небо. Летел он так низко, присматриваясь к дороге, что едва успели схорониться. Благо, что только что проснулись и не успели покинуть стог соломы, во множестве оставленные на полях до зимы. И, наверное, спаслись тем, что от дороги до стога бежали босиком, а до того места, откуда свернули, летели на крыльях.

– На нас полетел полюбоваться, – сообразила Манька, наблюдая за его полетом. – Что-то они зачастили!

Борзеевич встревожился и мгновенно побледнел, как смерть. На драконах он горох не проверял и не был уверен, что сработает, а пальни тот огнем – бежать некуда, и стог вспыхнет сразу, как свечка.

До самого драконьего возвращения прятались под деревьями, хоронились под кустами, укрывались горных гротах. Уже не летели, а шли, высматривая небо. Перелетами могли как раз предстать пред очами двенадцатиглавой птички…

И вдруг Манька схватилась за шею и захрипела, почувствовав, как затянулась на шее петля.

– Манька, что с тобой?! – кинулся к ней Борзеевич, помогая снять заплечную ношу.

– Дипкорпус в гости за кровушкой, – обеспокоился Дьявол. – Вы, Маня, полюбовно не собираетесь ли жить с вампиром?

– Ты чего, сдурел? – Манька подняла на него тяжелый взгляд.

– А зря. Пришел, надо принять, – посоветовал Дьявол, засмотревшись пространственно в сторону благодатной земли, чему-то весело улыбаясь.

Манька пристроилась на камушек и посмотрела на свое небо – нет, там было пусто. Даже посветлело оно, и отразились в нем и облака, и Борзеевич с Дьяволом, чего никогда не было. Посмотрела за спину – темно, пространство снова забито тяжелой пустотой… Не то, чтобы пусто, пожалуй, сама она, виноватая… Но справа она вдруг увидела призрак мужчины, который из ее пространства смотрел прямо на нее и, радостно и мягко простирая руки, о чем-то говорил…

– Это…мужик какой-то… – удивилась Манька. Раньше она никогда не видела тварей земли так ясно и одиноко. – Объясняет, что жить надо дружно… Пургу гонит, что не враги, грамоте… грамотные… Пристроить нас обещает и сделать богатыми.

– А теперь, Маня слева посмотри! – ухмыльнулся Дьявол.

– Тут тоже… он… – Манька едва сдержалась, чтобы не засмеяться, узнав Его Величество. – Говорит, что маленькие мы, не дается нам дипломатия… Страшно рад, что глупые, старомодные… век у нас каменный, и смеется… Все, пропал!.. Прикольно… Вот гад! – расстроилась она.

– Вот так показывает вампир одно, а подразумевает другое. Он не только сам думает, он еще твоей головой думать начинает. И когда ведет человек расчеты с вампиром, он сам от себя обманывается. А представь, что голова человека у вампира так же на виду, и все надежды, и все, к кому уже обращался человек. Поэтому вампир никогда не говорит ни да, ни нет, если увидел, что человек к нему к первому подошел, будет тянуть время, пока другие человека осудят. Ведь никогда вампир не говорит, сделаю, но человеку всегда кажется, что тот ему обещал. Давайте-ка спрячемся от греха подальше. Сдается мне, что по ваше тело… И посохи спрячьте, и обутки снимите! Для драконов они, как сигнальные маяки. От вас одни проблемы… И посохом, посохом о землю не стучать!

Манька и Борзеевич заторопились. Благодетель тоже мог учуять их мысли, раз был где-то рядом. Манька привязала посох к луку и мечу, новые сапожки взяла в руки. Борзеевич тоже снял обувь, на всякий случай сложил в рюкзак портянки. Так они передвигались вдоль горы, пока не нашли пещеру, достаточно глубокую, которую при опасности можно было обвалить, замуровав себя внутри. Недалеко имелся второй выход, через который могли быстро и незаметно уйти от погони.

Сидеть в пещере пришлось целый день. Дракон на низкой высоте тяжело пролетел мимо. Там, где они остановились и переобулись, он сделал круг, и еще один круг над ними, но было не похоже, что искал их —явно куда-то торопился, быстро набрав высоту и скрывшись из вида.

Весь следующий день и всю ночь, пока двигались в сторону своей земли, Манька была хмурой и неразговорчивой. Избы не выходили у нее из ума, и она злилась, когда дорога шла в гору, а ей приходилось бежать пешком. И полет на возвышенность получался из рук вон плохо – она закрывала глаза, обозначала место, но как будто проваливалась куда-то, и то оставалась на месте, то оказывалась в таком месте, которое было ничуть не ближе до обозначенных координат. Ее нервозность сказывалась на ее сосредоточенности.

– Маня, крылья не от мира сего. Ангел – тоже недоказанное существо, – успокаивал ее Дьявол. – Конечно, они будут плохо работать, они для сознания предназначены, которые в земле своей устроены несколько иначе… И работают, пока я с тобой, без меня не будут. Можно сказать, что ты получила их незаконно. Просто я решил выдать тебе немного доверия в кредит. Не для тебя, для себя… Только представь, что тебя заставили сидеть несколько месяцев неподвижно… Разве, не устанешь? Вот и я устал! Тяжело-то как с вами, вы с Борзеевичем, как два застывших камня…

– Тогда понятно, – криво усмехнулась Манька, пытаясь найти у себя в сознание то место, которое управляло крыльями.

Тревога ее стала сильнее, когда она заметила черные тучи, которые висели так низко, что можно было, наверное, дотянутся до них рукой, почувствовала гарь и удушающий запах. Еще один шаг в тумане, и вдруг глаза ее стали такими широкими, что Борзеевич, который появился следом на пару секунд позже, испугался раньше, чем заметил причину, которая ее напугала.

– Что?!. – перекосило ее. – Что тут было? Сколько всего понаб… Ёо-о! Это же мазут! – Манька вытянула из черной лужи безнадежно испорченные новые сапожки.

Поставленный на землю Борзеевич тоже застыл, проглотив слюну, когда она уже начала течь из открытого рта, обозревая изуродованную землю.

Посмотреть было на что. Земля еще дымилась по-черному, изрытая минами и бомбами, из земли торчали человеческие обгоревшие кости, в вырытых котлованах и рвах морем разливались все еще горевшие нефть и мазут, небо было угрюмое, тяжелое, затянутое белыми хлопьями пепла и черными клубами дыма. Пробираясь к зеленой стене леса в обход озера, они вылазили из одной воронки и угождали в другую, наступая на кости, которые хрустели и ломались под ногами. Запах разложения чувствовался повсюду, заглушаемый сладковатыми порывами ветра от благодатной земли.

– Эту войну вампиры надолго запомнят! – усмехнулся Дьявол, довольный собой.

К ним метнулся оборотень в образе зверя. Разозлившаяся на весь белый свет, Манька направила на него посох и метнула сноп огня, который уложил его на месте.

– Что тут было-то?!

В голос спросили оба, остановившись перед брошенной ракетной установкой, с ужасом взирая на неиспользованные боеголовки и покореженные танки, уже не скрывая своего страха.

– Шуточки у тебя! – Манька с тревогой всматривалась в полосу леса. – Это когда мы на Вершине Мира? Этот дым… взрывы? Это они на меня? – Манька побледнела, сжимая трясущейся рукой свой посох, ткнув им в боеголовку.

– Ты шибко-то им не тыкай, они только того и ждут, чтобы в них тыкнули чем-нибудь… Я знаю! – предостерег Борзеевич, резко схватив ее за руку. Он отравился остатками из газового баллона с отравляющим веществом, который валялся неподалеку, заткнув себе рот и нос, глаза у него у него заслезились.

Манька убрала посох, стараясь им поменьше махать.

– Обратите внимание на следующие музейные экспонаты, – вежливо попросил Дьявол, указывая на остатки брошенных кем-то ряс, крестов и потоптанных сапогами святых образов в золоченых рамах. – На вас еще крестных ходом шли!

– Ты же не воюешь против вампиров! – подозрительно прищурилась Манька, не сомневаясь, что без Дьявола не обошлось, с надеждой посматривая в сторону леса, за которым находился луг с избами. То, что благодатная земля благоухала, вселяло некоторую надежду.

– Это на территории, занятой вампирами, я смиренно прогибаюсь, но тут место другое и другой хозяин! Маня, – развел руками Дьявол, будто оправдывался, – я хожу по земле и приятно провожу время, уважая обитателей. В первую очередь, налаживая с ними отношения. Ты же не ворвешься в дом соседа, и не будешь бить его лишь за то, что он на своей земле построил дом?

– Так это, что же, я права тут могу качать? – живенько поинтересовалась Манька, подлавливая Дьявола на слове.

– Попробуй, – кисло ухмыльнулся Дьявол, поджигая яму с мазутом ее посохом.

Наконец, добрались до поросшей высокой травой опушки и нырнули вглубь леса, радуясь тому, что земля их значительно подросла за время отсутствия, невзирая на сопротивление государственных властей… Это была уже не поляна с полоской леса, и даже не поместье, о котором мечтал каждый вампир, а государство в государстве. И тут же пожалели с Борзеевичем, что мало осталось на земле людей, правильно ублажавших Дьявола, искоса наблюдая за Богом Нечисти, который наказывал свою здравомыслящую паству за то, что попустила человеку или проглядела его, или за то и другое сразу. Здесь земля уже затягивала свои раны, и чем дальше углублялись, тем меньше было напоминаний о войне. Даже трупы не расстроили: удобрение – оно и на черном континенте удобрение. А вскоре начали узнавать знакомые места, которых, к великой радости, война не коснулась.

Тут все цвело и пахло. О войне почти сразу забыли, как только ступили под сень деревьев. Дымовые тучи остались позади. Над головой засияло солнце, пробиваясь сквозь густую листву, которая росла как-то неправильно, ребром, открывая просвет для лучей.

Стояла середина сентября, осень была на носу, но деревья похоже об этом не знали, продолжая свое цветение одновременно с вынашиванием и вызреванием. Грибы торчали у каждого дерева, да такие ядреные, будто только что вылезли из-под земли, превосходя по размерам все виденные ранее. Черника, брусника, ежевика росли ровненько, будто на грядках, и только малина заполняла участки, свободные от других растений, на небольших проплешинах. Столько птиц Манька в жизни не видела, разве что в Дьявольском заповеднике: они кричали так оглушительно, перелетая с ветки на ветку и склевывая жирных мух, гусениц, ягоды и сочную мякоть плодов, что приходилось повышать голос, чтобы расслышать друг друга. Гады и зверюшки проползали и пробегали у самых ног, каждый занятый своим делом, растаскивая по норам упавшие орехи и плоды. В речушках, которые Манька и Борзеевич пересекали, билась о дно рыба, щуки лежали бревнами. До самой поляны на берегу Манька и Борзеевич шли с набитыми ртами, мычали нечленораздельно, восхваляя благодатное неугасимое полено.

Странное дежевю: только в одном месте видела Манька такое место: в Аду затылком. Тут, конечно, многих растений и животных не было, и не клубился туман, но ничем не хуже – даже жабы сидели и ждали так же, когда в рот упадет муха или овод. Манька крутила головой во все стороны, уже не сомневаясь, что умирает где-то, проткнутая вампирами, и ей это видится, как несбыточная мечта.