Загадка Троянской войны

– Одиссей, царь Итаки, – с вызовом ответил мужчина. Он снял свой шлем, и, достав свой меч из ножен, бросил оба предмета на сухую, потрескавшуюся от невыносимой жары, землю.

– Ты пришел с миром, Одиссей, царь Итаки?

– Я пришел с миром и с намерением увидеть ту самую невесту, о которой сейчас говорит вся Эллада.

Тут на лице стража появилась широкая ухмылка.

– Что же, тогда ты и твои войны, – острием копья он указал на десятерых сподвижников Одиссея. – Будут гостями здесь. Однако ты не один приехал сюда с такой целью. Двадцать18 смелейших мужей со всей страны уже несколько дней пребывают в Спарте, надеясь на успех.

Одиссей оторопел. Так много? Да ведь он даже не привез с собой никаких богатых даров, чтобы хоть как-то отличиться от своих соперников.

«Может, еще не поздно развернуться и уехать? – подумал Одиссей про себя. – С другой стороны, что я, трус ли какой? Это же даже не поле боя, а я и с него ни разу не бежал».

– Я готов состязаться с ними за руку этой прекрасной женщины.

– Прекрасной, это верно сказано! – воскликнул страж. – Ее так и прозвали в Спарте, Елена Прекрасная!..

– Не может быть, не может быть! – пробормотал себе под нос Одиссей. – Она не может… Она не была царской дочерью!

– Так что же, вы входите в город? Если да, то все оружие придется сдать до тех пор, пока ты и твои товарищи его не покинете.

– А? – Одиссей, подняв вновь глаза на стража, словно очнулся. – Да-да, конечно.

Приказав своим людям сдать оружие на входе, царь повел их вперед. Он был настороже, хотя и понимал, что любая внезапная спартанская атака сулила для них гибель. Но делать было нечего, в такие моменты Одиссей обычно полагался на порядочность того или иного полиса. А Спарта славилась как раз-таки довольно жесткими правилами, устоями и честностью своих граждан.

Войдя в город, Одиссей был поражен его невозможной идеальностью. И нет, дело было не в самих постройках или планировке. Дело было в самом образе, который исходил от самых маленьких деталей, частиц улиц и домов. Дело было в людях, в их поведении и виде. Все жители полиса, что встретились ему, пока он в сопровождении своих сподвижников и стражей направлялся к царскому дому, выглядели совершенно спокойными, сосредоточенными и в то же время достаточно улыбчивыми, добродушными по отношению друг к другу. На Одиссея и его товарищей они, конечно, смотрели с подозрением, но это было совершенно естественно для горожан закрытого полиса.

Мужчины чаще всего беседовали друг с другом, но некоторые из них и прогуливались и весело смеялись со своими женщинами, что было бы совершенно неуместным в других полисах. Женщины и девушки эти, кстати, были сложены достаточно атлетично. Ни одна из них не была толстухой, тощей или слабой, все выглядели так, что в нужную минуту могли бы взять запасной меч своего мужа и прикрыть ему спину.

– Какие они загорелые! – воскликнул Дионисий, тот самый знакомый пожилой охотник, которого Одиссей захотел взять с собой в это путешествие.

– Не говори! – ответил юный кузен Одиссея, Клеон. – В Итаке все девочки по сравнению с ними – бледные поганки!

Царь хотел осадить своего двоюродного брата, но не смог. Девушки и женщины здесь действительно выглядели куда более здоровыми, живыми, чем астеничные и полу-болезненные жительницы Итаки.

Продвигаясь дальше, они продолжали восторгаться местными жителями, и не могли не заметить, теперь уже к уязвлению своего достоинства, что большая часть мужчин в Спарте была намного крупнее и мускулистее их самих. В их полуобнаженных телах, казалось, совершенно не было места для жира, какой-то мягкости; они все словно состояли из силы, которая так и рвалась наружу.

– А какие улицы у них чистые! – указал один из бывших в отряде Дионисия охотник на каменные помосты, по которым они шагали. Это он решил отвлечь внимание остальных от спартанцев, потому как после сотого юноши, который был выше и притом тоньше их самих, им уже становилось явно не по себе.

– Чистые-чистые, – отозвался слегка грубо Одиссей.

Ему было завидно, что в Итаке, несмотря на все его старания, о подобном порядке нельзя было и мечтать. Люди в ней все равно относились к полису как к помойке, всюду выливали отходы, бросали мусор, да и вели себя совершенно неподобающе на улицах. Он сделал себе мысленную пометку о том, что нужно было бы спросить совета у спартанских царей, как они пришли к такой жизни и как смогли заставить простых граждан ее поддерживать.

– Мы уже подошли к царскому жилищу, – оповестил путешественников страж, указав на довольно небольшой дом, окруженный примерно таких же размеров садом, состоявшем в основном из аккуратно подстриженных кустов и деревьев.

Ни за что бы Одиссей не подумал, что такой дом мог принадлежать царской семье. Присмотревшись, из предметов роскоши в нем он увидел лишь небольшой позолоченный фонтанчик, видневшийся сквозь входную арку. Возле него сидели какие-то девушки и весело смеялись. Лиц их Одиссей не видел, но заметил загорелую стройную ножку, такую же, как у всех спартанок.

Дом скорее походил на жилище какого-то зажиточного торговца, и то, довольно-таки аскетичного. Сам же царь Итаки вырос в куда более просторном жилище, в которое его отец то и дело вносил какие-то изменения. Постоянно к ним приезжали торговцы предметами роскоши, ремесленники, которые выкладывали всюду чудесные картинки из мозаики; нередко посещали дом Лаэрта и архитекторы, привносившие в само строение все большие оттиски помпезности. Поэтому молодой царь вместе со своими товарищами негласно удивился такой скромности Тиндарея.

– О, а вот и Леда, верная жена одного из наших царей! – заметив выходящую из арки женщину в белых одеяниях, воскликнул другой страж. Одиссей хотел было задать вопрос, почему царь был «один из», а затем вспомнил, что по спартанскому обычаю, царей было двое.

– Неужели нас будет встречать женщина? – тихо спросил Дионисий у Одиссея. В голосе его звучало пренебрежение. – И Тиндарей не удостоит вниманием самого царя Итаки?

– Я думаю, удостоит, – осадил его Одиссей голосом, не допускающим дальнейших комментариев. – Просто в этом полисе женщины царской семьи имеют высшее положение, чем во всех тех, где мы были ранее.

Леда неспешно шла по каменной дорожке, ведущей к невысокому каменному ограждению, такому же белоснежному, как и все остальные городские ворота. На ней был надет пеплос19 цвета слоновой кости, теперь Одиссей смог различить это отчетливо. Платье было длинным, доходящим до пола, но при том совершенно не портило фигуру женщины. Искусная драпировка придавала ее образу некую утонченность, что в сочетании со взглядом и остальным образом Леды делало ее принадлежавшей к высшему спартанскому обществу.

На вид царице было не больше сорока лет, и, хотя на ее лице не было уже той юношеской прелести созревающего плода, оно лучилось совершенно другой привлекательностью: красотой уверенности и мудрости, красотой прожитых в гармонии движения и отдыха лет. Выступающие аскетичные скулы, подтянутый овал лица, тонкая шея и достаточно жилистые, но сильные руки свидетельствовали о том, что эта женщина, как минимум, немало занималась гимнастикой. Для царских кровей в других городах подобное, конечно, было совсем редкостью.

Волосы были у Леды золотистые, густые. Они были искусно перевязаны темными лентами, и прическа смотрелась под стать ее величественному образу.

– Здравствуйте, царь Итаки! Мои разведчики оповестили о Вашем приезде нас с мужем еще день назад, так что мы уже приготовили для Вас и Ваших людей место для ночлега.

Одиссей смутился. Никогда ранее его не встречали подобным образом, обычно его визит был либо заранее согласованным, либо нежданным.

– Да, спартанцы не зря имеют свою репутацию как лучшие военные, – решил обратить свое недоумение в шутку царь Итаки. – И ведь мы даже подумать не могли, что за нами кто-то следил!

– Не переживайте, все это было лишь мерой предосторожности. Проходите же за ограду, – приветливо улыбнулась Леда, жестом указывая на дом. Улыбка моментально омолодила ее лет на десять, и она стала казаться юной, словно сама была невестой на выданье.

– Спасибо, Итака ценит такое гостеприимство, – учтиво ответил Одиссей и одобрительно кивнул своим людям.

Перед тем, как зайти за ворота, он обернулся к своим двум стражникам, которые должны были в оба глядеть всю дорогу, и бросил им угрожающий взгляд: «Еще раз провороните чужеземных шпионов, лишитесь своего места!».

– Какой чудный сад! – не смог сдержать очередной возглас Клеон. – Правда, чудный?!

Мальчику едва исполнилось четырнадцать лет, и эмоции пока скорее управляли им, чем он ими. А сад был и впрямь у царской четы красив и ухожен. Камни закрывали весь вид прелестных невысоких кустов самых разных цветов. Прямо за домом располагалась небольшая аллея аккуратно подстриженных оливковых деревьев, ведущая к еще одному входу, по-видимому, к тому, за которым располагался фонтанчик.

– Да, у них даже цветы невозможно идеальные, – покачал головой Дионисий.

Одиссей, заходя в царский дом, лишь подумал, что за такой идеальностью должна скрываться или нешуточная муштра, или нешуточная гражданская совесть. А может, в этом полисе было и то, и другое.

Внутри дом был устроен со вкусом, но так же скромно, как и снаружи. В отделке преобладали темно-красные тона, за исключением двора, в котором и фонтан, и вся плитка вокруг него были белоснежными. Пол там был выложен мозаикой с изображением Зевса-громовержца и лебедя. Что делало изображение лебедя рядом с ликом бога, никто из путников не догадался. Возле фонтана сидели две девушки спиной к входившим, и громко и заразительно смеялись. Смех их был легким и звонким, чистым, как вода, струившая из чаши возле них.

– Мама, кто там? Новые гости? – та из них, что была пониже, обернулась к вошедшим.

На ее устах все еще была задорная улыбка. Девочка, видно, только-только расцвела, лицо было по-детски милым. Тонкие темные брови, зеленые, кротко смотрящие глаза, пушистые и черные как уголь волосы, струившиеся ниже плеч… Дитя обещало превратиться в одну из первых красавиц Эллады через несколько лет.

«Нет! Она слишком мала! Я ни за что не позволю себе!..» – начал было возмущаться про себя Одиссей.

– Да, Тимандра, причем не просто гости, – повысила голос Леда. – Подойдите вместе с Еленой сюда, я представлю вас друг другу.

Царь Итаки выдохнул с облегчением, поняв, что младшую девочку никто и не собирался выдавать замуж. Однако в следующее мгновение он снова ощутил, как дышать стало тяжело.

Когда она обернулась, малейшие сомнения были отброшены. Это была та самая Елена, только еще красивее, чем прежде. Теперь это была молодая женщина, изящнее которой никто, пожалуй, из живущих тогда греков не видывал. Грациозной походной она вместе с сестрой направилась к прибывшим, приковав к себе взгляды каждого из них. Те же безупречные черты лица, то же сильное, пропорциональное до нельзя тело. В ней, казалось, не было ни единого изъяна, кроме, быть может, этой невозможной энергетики женственности, не исходившей ни от кого настолько сильно.

– Прекрасна… Она просто Прекрасная, – прошептал Клеон завороженно.

Одиссей же не знал, как реагировать. От удивления он раскрыл рот, и это было на те секунды пределом его возможностей.

«Но как, как?! Ведь когда мы познакомились, ты уже была девушкой! И ты была родом из Дельф! Неужели ты меня обманула еще тогда? Если да, то ты самая жестокая, отвратительно жестокая!..» – Одиссей смотрел ей в глаза, мысленно выговаривая свое возмущение.

В ответ он лишь получил слабую улыбку, слегка сдвинутые брови, и укоризненный взгляд: «Позже, не сейчас».

– Позволь представить тебе, Елена, и тебе, Тимандра, – торжественно подвела гостя к своим дочерям Леда. – Одиссея, царя Итаки.

– Твоего очередного жениха, – прошептала громко Тимандра, и мать с сестрой укоризненно посмотрели на нее. Тимнадра смутилась, опустив глаза на пол.

– А это Елена и моя младшая дочь Тимандра. Единоутробная сестра Елены сейчас с их отцом в отъезде, какие-то очередные проблемы с илотскими20 наделами… В общем, с ними вы успеете увидеться позднее, на пиру. Также как и с моими сыновьями, Кастором и Поллуксом.

– Очень приятно с вами познакомиться, Одиссей, – вдруг Елена протянула свою тонкую руку для пожатия. Мужчина оторопел от такого жеста, ведь он никогда прежде не жал женщине руку.

– Чего же ты медлишь? – пробормотал за его спиной Дионисий.

Одиссея отрезвили эти слова, и он ответил на рукопожатие, осторожно обхватив Елену за запястье21. Ее же пальцы, напротив, сжали его руку слишком сильно. На секунду их взгляды снова встретились, и в глазах молодой женщины блеснул огонек, тот самый, завороживший его несколько лет назад. Елена слегка улыбнулась, причем сделала это так, что никто, кроме Одиссея, не догадался бы, что могла значить эта улыбка.

– Что здесь происходит?! – вдруг чей-то возглас оборвал их невидимый и никому непонятный диалог душ.

В мгновение ока оба опустили свои руки, и все, стоявшие во дворе, обернулись к вошедшему через центральный вход мужчине. Идущий быстрым шагом, он возглавлял небольшую процессию из семи человек. Сам он выглядел, пожалуй, как и любой другой спартанец лет сорока: поджарый, среднего роста, одетый небогато, но со вкусом, отличавшего его от простолюдина соседних полисов. Однако Одиссей догадался, что это наверняка был один из царей Спарты, тот самый Тиндарей. Его выдавали глубокие морщины на лбу и седые волосы на курчавой голове и в бороде. Такие вещи Одиссей про себя называл «приметами мыслей», и они были особенно редки среди обыкновенных солдат.

За ним энергично следовали два молодых человека лет двадцати, близнецы, которые один-в-один выглядели как Леда, только в мужском обличье. Стройные, высокие для спартанцев, с золотыми волосами, ровными чертами лица, облаченные в походные красные одеяния, это были, по всей видимости, Кастор и Поллукс, как догадались Одиссей и его путники.

– Я спрашиваю еще раз, – сурово продолжил царь Спарты. – Что здесь происходит? Кто тебе дозволил пожимать руку мужчине, Елена?

– Я… – девушка вдруг в мгновение ока смутилась и опустила глаза вниз. – Отец, это была всего лишь шутка.

– Это – один из твоих приехавших женихов? – нахмурившись, Тиндарей окинул строгим взглядом Одиссея. – Если да, то это должно быть особенно оскорбительно для него, он наверняка царь какого-нибудь…

– Итаки, – добавил Одиссей, понимая, что теперь смягчить царский гнев было только в его силах. – И ничего страшного в рукопожатии между мужчиной и женщиной в понимании моего народа нет.

Он солгал, но все его спутники решили промолчать.

«Молчите, а не то попадете у меня на солдатскую пожизненную службу!» – пригрозил неизвестно кому про себя Одиссей. Разумеется, на Итаке женщине не дозволялось подобным образом здороваться с мужчиной. Более того, ей даже не разрешалось приходить на половину мужа без приглашения.

– Правда? – с недоверием спросил Тиндарей.

Одиссей вместе с спутниками единодушно закивали.

– В таком случае, так и быть, прощаю, – Тиндарей слегка расслабился. – Но еще раз, Елена, ты позволишь себе подобное поведение… Ступай в свои покои вместе с матерью и сестрой. Увидимся на вечернем пиру.

– Слушаюсь, отец, – в голосе Елены звучал неподдельный страх. Она не решалась поднять более взгляд. – Пойдемте, мама, Тимандра.

«Она его действительно боится!» – удивился про себя Одиссей, наблюдая за удаляющимися вглубь дома тремя женщинами.

– Шутка, шутка, – пробормотал Тиндарей угрюмо. – Ты уж извини, как тебя?..

– Одиссей.

– Одиссей, царь Итаки. Наслышан я о тебе! Что молод, красив, богат, – Тиндарей слегка оскалился, пытаясь выдавить из себя улыбку. – И так далее… Но представь себе, я возвращаюсь со своими сыновьями чуть раньше обещанного, специально, чтобы тебя встретить, и тут сюрприз: моя женушка взяла твой прием на себя. А еще и дочка шутки шутит!.. Ладно, им мы это простим, не их вина, что Афродита наделила всех красавиц легкомыслием.

Тут Тиндарей уже добродушно улыбнулся. Видимо, царь был очень отходчив.

– В общем, рад тебя видеть, Одиссей. Слухи о твоей мудрости как правителя дошли и до нас, верно? – он вопросительно посмотрел на своих советников и сыновей. Те одобрительно закивали.

Одиссей растерялся. Он не знал, как стоило ответить на такое спартанскому царю.

– Я так понимаю, ты приехал как жених Елены? – продолжил Тиндарей.

– Именно. Вам сказывали о моей мудрости, а мне сказывали о ее красоте.

– И, как ты сам убедился, неспроста, – хмыкнул спартанский царь. – Но будь готов к тому, что за такую красоту придется побороться!..

– Вы что же, устроите какие-то испытания? – Одиссею не очень-то нравилась идея настоящих схваток или чего-либо смертельно опасного.

– О, нет! Самым главным испытанием, пожалуй, будет воля сердца Елены, – вздохнул Тиндарей. – Сегодня был крайний день, когда мы принимали женихов. После вечернего пира, на котором вы соберетесь все вместе, я сделаю выбор, за кого выдать ее замуж.

– Так выбирать будете Вы или Елена? – запутался Одиссей.

– Отдавать замуж буду ее я. А любить или не любить своего мужа будет Елена.

– И как же вы намерены делать выбор?

– Я тебе скажу так, – положил вдруг Одиссею руку на плечо Тиндарей. – Выбор я уже сделал. Из всех претендентов на ее руку, ты мне кажешься самым достойным. Мы еще, конечно, узнаем друг друга получше, но в общем и в целом… Да, ты пока – лучшая партия для Елена по многим соображениям.

У Одиссея перехватило дыхание. Что же такое сказывали в народе о нем, что даже сам спартанский царь без всяких расспросов захотел отдать ему в жены свою Прекрасную дочь? И неужели он мог воспользоваться этой благосклонностью к себе, чтобы потворствовать принудительной выдаче замуж Елены? Это было слишком соблазнительно, но в то же время противоречило всем его принципам.

– Мне льстит Ваш выбор, царь, – нахмурившись, ответил Одиссей. – Но я не могу не отказаться от этого права по зову чести. Может, Елена все-таки сама сделает выбор? Я уверен, среди кандидатов найдется много не менее богатых и знатных.

– Ты говоришь «зов чести», – покачал головой Тиндарей. – А потом «богатство и знатность». Это разные вещи. Большая часть ее женихов – дураки, которым повезло родиться в царских семьях. Я не хочу доверять им свою дочь.

– Но ведь Елена – далеко не глупая девушка, – возразил царь Итаки. – Она сможет оценить по достоинству каждого, я уверен.

– Откуда тебе известно об ее уме? Вы не могли встречаться ранее, разве что…

Одиссей прикусил язык, поняв, что едва не сболтнул лишнего. Однако Тиндарей сам же и спас его положение.

– Разве что ты мог видеть ее девочкой, до того, как она пришла к нам.

– Елена не росла в вашем доме? Как же она может быть тогда Вашей дочерью? – Одиссей спросил с наигранным удивлением. На самом же деле, он понимал, что секрет «царской дочери» вот-вот для него раскроется.

– Пойдем, я кое-что покажу тебе. Остальные, вы можете быть свободны, – махнул он рукой сыновьям и советникам.

Тиндарей направился к фонтанчику в центре двора, тому самому, возле которого сидели недавно его дочери. Одиссей последовал за ним. Не доходя до фонтана, Тинадрей остановился и указал на мозаику, изображавшую Зевса и лебедя.

– Этот лебедь, – царь опустился на одно колено и провел рукой по разноцветным камням. – Был нашим благословением. В день зачатия Кастора и Поллукса, Леда купалась в озере. Это было до того, как я посетил ее покои. И, пока юная дева плавала, Зевс заметил ее с Олимпа…

– И обратился в лебедя? – догадался Одиссей, стараясь не выдавать в своем голосе скептицизм. Любая полумифическая история о неверной жене начиналась с подобного: громовержец, пленный ее красотой, превращался в животное и соблазнял невиновную.

– Да, именно так, – совершенно серьезно ответил Тиндарей. – Он овладел Ледой, однако в ту же ночь и мы с ней предались любви. Поэтому, спустя девять месяцев, у моей жены родилось четверо детей, двое из которых она скрыла от меня. А скрыла потому, что те двое появились в яйце22, которое от страха несчастная решила сбросить со скалы, боясь моего гнева. Леда думала, что яйцо разбилось, и любая возможная жизнь в нем погибла. И поэтому долгие годы заботилась только о близнецах, Касторе и Поллуксе.

Однако дочери наши вылупились из яйца, и их, малюток, подобрали какие-то пастухи. Долгое время, почти шестнадцать лет, они росли приемышами, до тех пор, пока им не открыли истину. Девочки, Елена и Клитемнестра, решили найти своих родителей, и храбро отправились в путь. Они нашли нас и поведали чудесную историю своего появления на свет, а Леда лишь подтвердила их слова. Собственно, с тех самых пор они и живут с нами, то есть, почти десять лет.

Одиссей тяжело вздохнул. Елена действительно оказалась самой хитрой и умной из живущих ныне женщин. Воспользовавшись почитанием богов и, по всей видимости, договорившись как-то с Ледой, она и ее сообщница смогли выдать себя за царских дочерей. Немыслимо, но ей действительно удалось все это провернуть!

«Да уж, плоть моего колена была не зря принесена в жертву» – подумал царь Итаки не то с горечью, не то с восхищением.

– Нет, знаете, я не видел Елену до сегодняшнего дня, – соврал Одиссей, возвращаясь к теме разговора. – Но ее ум видится мне во взгляде. Она, определенно, не из тех, что сделает выбор, о котором все, включая саму Елену, будут жалеть.

– Ну, что же… – Тиндарей сдался. – Быть может, ты и прав. Стоит дать ей самой волю выбрать супруга. Но что тогда станет с остальными? Не перекалечат ли они друг друга?

– Остальных, – вдруг Одиссея осенило. – Я подобью заключить договор. Независимо от выбора Елены, во имя ее красоты, мы что бы то ни стало не будем причинять зло жениху. А еще мы все поклянемся, что придем тому на выручку, если ему будет грозить опасность.

– Какая славная мысль! – усмехнулся спартанский царь. Он снова положил Одиссею руку на плечо. – Ты далеко пойдешь с таким умом! И, будь уверен, за твои идеи я тебя щедро вознагражу. Вот что скажу: без невесты ты отсюда в любом случае не уедешь! У меня есть славная племянница, Пенелопа. Если Елена не выберет на сегодняшнем пиру тебя, я познакомлю вас.

– Спасибо, – слабо улыбнулся Одиссей.

Они с Тиндареем направились в дом, и по пути у него в голове навязчиво вертелось понимание того, что ему не нужен был никто теперь, кроме Елены.

Хитрость Менелая

Что же в то время происходило в покоях у Елены, пока мужчины мирно беседовали во дворе?..

– …Раздрай, Нестра, это просто раздрай! Я не знаю, как мне теперь быть! – обращалась она к Клитемнестре, которая прибыла в царский дом чуть позднее Тиндарея с братьями.

Елена гневно расхаживала по их комнате, ножкой пиная все, что валялось на полу. Девушка дважды уже наступила на какие-то браслеты, которые сама же скидывала со своих рук. При этом она тихо, но злобно ругалась, проклиная всех подряд.

– Ты ведешь себя сейчас, как маленький ребенок, – равнодушно заметила компаньонка, закидывая одну ногу за другую, удобнее размещаясь на ложе. – Дай мне, пожалуйста, вина. Я хочу расслабиться, утро с нашими «родственниками» меня утомило.

Елена подала «сестре» мех с вином и чашу:

– Хоть бы ты им подавилась! Видишь, как мне сейчас тяжело, видишь, что я на грани… Я иногда жалею, что вообще спасла тебя тогда от вепря!.. Сгинула бы там. Но нет, сейчас ты здесь, в царском доме, и вместо того, чтобы утешить меня, пьешь свое…

Вдруг Нестра встала со своего ложа, подошла к Елене и, обхватив ее за плечи, поцеловала прямо в губы. Та от неожиданности оторопела.

– Успокойся, – мягко сказала Нестра, отстранившись. – Сейчас это будет самым лучшим выходом.

– Легко тебе сказать, – покачала головой Елена, и, взяв чашу для себя с прикроватного столика, наполнила ее на треть.

Отпив немного, она присела рядом с подругой. Конечно, дружба их была скорее вынужденной, потому как кроме них и Леды правды о происхождении девушек не знал в доме Тиндарея никто. На деле же они были совсем разные, и ни та, ни другая, не стали бы просто так искать общения друг с другом.

Познакомились девушки тогда, когда Елена, распрощавшись с Одиссеем, продолжила свой путь к заветной Спарте. У нее был план, как провести спартанскую элиту, влиться в их ряды самым авантюрным из возможных способов: представиться дочкой царя. Это было, разумеется, невозможно без поддержки со стороны Леды, до которой Елене еще предстояло добраться и каким-то образом уговорить царскую жену помочь ей.

Климнестра, пастушья дочь, отчего-то решила в одиночку прогуляться по лесу. Глупая и безрассудная, в отличие от Елены, она будто бы совершенно ничего не видела и не слышала вокруг себя. Тогда-то девушка чуть и не угодила на путь разъяренного вепря, который должен был стать добычей для пировавших в чаще леса охотников. И если бы заметившая ее Елена немедленно бы не заставила взобраться вместе с собой на дерево, Климнестры в живых бы не было.