Восхождение Хоноса

– Да-а… – прошептала Леся, не понимая, отчего ей становится так грустно. Несмотря на то, что тогда она была еще совсем ребенком, чувствовала девочка всегда очень глубоко едва ли не каждое мгновение своей жизни.

История Хоноса и Виртуса, то есть меня и моего якобы бога-спутника, которую римляне окрестили Виртус, пробудила в Лесе нечто большее. Эта картина стала первой искрой пламени, которому будет суждено разгореться еще не скоро, и произойдет это в полной мере лишь после окончания ее земной жизни. Однако рассказ мой будет не об этом; он будет о пути Леси длиною в несколько дней, к которому я сейчас и вернусь.

– Так что, каков ваш вердикт, моя милая принцесса? – спросил Отец уже на выходе из музея. – Понравилось?

– Очень! – воскликнула Леся, которая не могла словами выразить всю ту бурю эмоций, что ее захватила.

Во взгляде Отца читалось довольство ее ответом:

– А какая картина понравилась больше всего?

– Падение Хоноса! – воскликнула, не раздумывая, девочка. – И Виртуса. Она страшная только, но больше всего понравилась…

– Что же, – усмехнулся Отец. – Думается мне, Художник именно такие эмоции и хотел вызвать у созерцающих его полотно. Пойдем же в парк, как я и обещал.

Девочка от радости захлопала в ладоши.

И в это-то мгновение я увидел мир ее глазами. Вернее сказать, увидел глазами Леси-взрослой, той, что погрузилась в собственное детское воспоминание.

– Страх напоминает человеку о бездне, в которой он живет все время на самом деле, – вымолвила она, мысленно переносясь в тело Леси-ребенка.

Встретив непонимающий взгляд Отца, девушка пришла в себя.

0,375

Еще несколько минут на канале шли репортажи, не относившиеся к трагедии. Но, затем настало время и для нее в эфире:

– А теперь к срочным новостям: несколько минут назад была получена информация об аварии на Тукайской АЭС. Начинается эвакуация местного населения в радиусе тридцати километров из ЗАТО Тукайск и Овражное в Ленинск. Масштабы катастрофы пока уточняются, однако известно, что среди погибших есть несколько сотрудников…

Теперь все встало на свои места. Отец, конечно, уехал по вызову на ликвидацию катастрофы. В закрытый город Тукайск он переехал еще лет пять назад со своей новой женой, Олей, работать в местной противопожарной службе. Да, кстати, Отец всю жизнь, сколько Леся его знала, служил в ней. Удивительно, что при всей своей любви к прекрасному и вечному, этот человек не занимался искусством или чем-то с ним связанным. Изо дня в день он выполнял свой долг беспрекословно, не разглагольствуя о высоких материях ни с кем, кроме как с близкими.

Свою вторую жену, поразительной красоты молодую женщину, он встретил за три года до переезда. Оля работала врачом в санавиации. Так они и познакомились, после одного из совместных рабочих дней…

Вмиг по их картинке заслуженного, выстраданного счастья в сознании Леси пошли трещины.

– Дай Бог, дай Бог все будет хорошо, – бормотала она, прикладывая дрожащие пальцы к губам. Девушка, всегда считавшая себя истинно атеистичной, начала вдруг просить высшие силы о чем-то так исступленно, что, будь у меня телесный облик и возможность рассмеяться, я бы непременно это сделал.

Странное было ощущение, признаюсь. В те секунды я уже не мог предаваться радости, как во время первого пришествия, ибо, как-никак, мне было немного досадно за бедное создание. Ее мысли путались и напоминали неясный клубок из слов, воспоминаний, образов.

Лесе, которую переполняли еще неясные ей самой чувства, захотелось вскочить, побежать, сделать хоть что-нибудь, но сил на то, чтобы даже приподнять голову с пола, найти не удавалось; будто пригвоздило ее чем-то тяжелым к паркету, размазав и без того невеликие моральные силы по дощечкам. Ставя перед собой сначала одну руку, затем другую, она стала искать опору внутри себя, чтобы подняться.

Тут мобильный телефон Леси издал негромкое смс-оповещение, что сподвигло ее, наконец, ускориться и подползти к смятой постели, в недрах которой был зарыт источник звука. Она догадалась, что сообщение было наверняка от Оли или Отца.

«Поехали на вызов. Твой подарок у Амикуса. Целую, папа» – гласил текст с экрана. Девушка нахмурилась. В глазах у нее двоилось:

– Кто такой Амикус?

Поразительно, но слабость, что сопровождала ее из-за астеничного телосложения большую часть жизни, начала исчезать в те минуты.

«Адреналин», скажет наука, и будет права. Я же скажу, «чувство», и тоже не ошибусь, потому что увидел, как оно пробудилось в ней.

– Амикус, Амикус… Не тот ли это друг Отца со странным именем, которое я все никак не могла запомнить?

Девушка резким движением заправила постель и поспешила в ванную, где, схватив щетку, стала энергично чистить зубы. Умывшись, она залезла в холодный душ, чего никогда раньше не делала.

– Амикус, Амикус, где же ты? – нараспев вопрошала Леся, прыгая под ледяными струями воды. Это была теперь единственная ниточка, связывающая ее с Отцом. Ей оставалось лишь надеяться, что на связь этот человек выйдет как можно скорее.

Не знаю даже, кто удивился больше, я или она, когда, едва Леся вышла из душа, закутавшись в большое махровое полотенце, раздался звонок в дверь. Приподняв бровь, Леся слабо всхлипнула и, надев тапочки, начала осторожно двигаться ко входу. Гостей она не ждала, это уж точно.

– Кто там?! – спросила Леся. Ответа не последовало, но вместо него из-под двери появился небольшой конверт из плотной красной бумаги с золотистой надписью. С мокрых волос девушки на него упало несколько крупных капель, обагрив бумагу прозрачными кляксами.

Она нагнулась и подняла послание с пола слегка дрожащей рукой. На нем было выведено аккуратным отцовским почерком: «Любимому Лисенку». От удивления она раскрыла рот. Быстро девушка щелкнула дверной замок и раскрыла дверь, но было уже поздно: неизвестного и след простыл. Осторожно распечатав конверт, Леся обнаружила в нем один-единственный предмет, открытку со знакомой репродукцией. Конечно же, заветным «Хоносом». А на оборотной стороне была надпись, также сделанная папой: «Оригинал ждет тебя в заветной мастерской. Квартиру выбрала Оля, я же лишь наполнил ее».

– Быть не может! – в глазах у Леси даже помутнело на доли секунды.

Она, конечно, знала, как сильно Отец любил ее и баловал как только мог, но чтобы настолько… Несколькими месяцами ранее девушка обмолвилась в разговоре с ним, что хотела бы, как Художник, иметь настоящую мастерскую, где могла бы писать свои фэнтезийные книги. Только комнату или квартирку она предпочла бы снять где-нибудь в Сибири, поближе к нему с Олей, чтобы был повод почаще приездать и писать вдалеке от городской суеты. Неужели он исполнил ее нелепую детскую «хотелку»?..

Дребезжащий телефонный голос вновь разрезал пустоту.

– Папочка, ты сумасшедший! – воскликнула она, сняв трубку и совсем позабыв о том, что это никак не мог быть Отец, и тут же осеклась. – Ой..

– Это Амикус, – раздался на другом конце глухой голос, показавшийся ей не особо приятным. – Только что от меня должен был прийти курьер.

– Да, и тут сказано о… Мастерской? – неуверенно спросила Леся.

– Именно так, твой отец попросил меня передать ключи по приезде в Ленинск. Квартира у тебя в пригороде. Сам он уже уехал на станцию, руководить бригадой по тушению.

– А когда…

– Билеты куплены на завтрашнее утро, обратные с открытой датой, – перебил ее Амикус. – В аэропорту просто покажешь паспорт, а в Ленинске я тебя встречу. Если не полетишь, тебя не осудят, передали. Сейчас, как ты понимаешь, никто с тобой возиться не будет.

Леся нахмурилась:

– Прилечу, конечно. Можно только вопрос?

– Да хоть десять, если не задавать перед каждым из них еще по «можно», – раздраженно ответил мужчина.

Девушка чувствовала, как с каждой минутой он становится ей все менее симпатичен, однако, переборов гордость, спросила:

– Это не опасно для здоровья? Вернее, вероятность заразиться же меньше в защитных костюмах?..

– Д-да, – выдохнул Амикус. – Я, конечно, подозревал, что ты из не особенно умных, но чтобы настолько… До встречи. Завтра, в десять утра буду ждать возле памятника у фонтана на выходе.

– До встречи, – процедила сквозь зубы Леся и злостно бросила трубку. Ее даже пробрало от нахлынувшего негодования. – У меня, вообще-то день рождения, кретин!..

Разговор забрал у нее всю ту энергию, что окрыляла ее буквально минуты назад. Следующие двенадцать часов прошли как в тумане. Она не выходила из квартиры, поговорив за это время лишь с Жози, что прислала ей огромный торт-поздравление и кучу дорогой красивой одежды в пакетах с атласными ручками. Тщетно Леся ждала хоть каких-то вестей до полуночи, слоняясь по дому и собирая вещи в дорогу, находя всюду чашки с недопитым кофе. В Сеть девушка не заходила, хотя знала, что наверняка на электронную почту пришла куча писем от издательства и поклонников.

Все-таки к Элис Хорхе, ее альтер-эго, остававшейся для широкой публики загадкой, некоторые имели доступ, но в этот день у девушки совершенно не было сил на то, чтобы им отвечать.

«Не беспокойся, мы в порядке. Будет много работы, встретимся уже в Ленинске» – получила Леся сообщение от Отца перед тем, как провалиться в сон. Спать ей оставалось пять часов, после чего нужно было выдвигаться в аэропорт.

Признаюсь, наблюдая за всем этим действом, я плохо понимал, что вообще здесь забыл. Неужели один мой образ на картине, явившейся во сне, мог пробудить меня от столь долгого не-бытия? Очень, очень странным мне все это казалось. Где же почитание, где же рой мыслей о чем-то Высшем? В голове Леси всплывало лишь: «Отец…Оля…живы??». Даже во время сна я не посетил недр ее сознания кроме как в образе на картине, которая, опять-таки, больше относилась к воспоминаниям об Отце, о смертном. Тщетно я рыскал в уголках ее разрозненных мыслей, пытаясь уловить хоть один образ, связанный именно со мной, и в каждом ответвлении пути ее нейросети меня ожидал тупик и разочарование.

Проснулась Леся за десять минут до звонка будильника. Да, это сделала та же самая Леся, что могла спать часов по десять-двенадцать, которую нужно было чуть ли не силой выталкивать из кровати. Подняться в то утро ей было на удивление легко, и эту легкость она списала на то, что мысленно она уже находилась не в Петербурге, а в другой точке Земли.

Улицу освещал мягкий белый свет, и такси, что Леся вызвала еще накануне вечером, было легко найти. Забравшись в машину, девушка быстро напечатала сообщение Жози: «Я еду в Ленинск, обратно вернусь… не знаю когда», надеясь, что та прочитает его, когда самолет Леси уже поднимется в воздух.

Однако мама, которая жила по своему московскому ритму, сама вставала в пять и, увидев сообщение, в истерике позвонила ей, едва девушка ступила на порог Пулковского аэропорта:

– Ты с ума сошла, какой Ленинск? Хочешь лишиться щитовидки?!

– Мам, все будет в порядке, – Леся сама понимала, насколько неуверенно звучит такое заверение. – Туда эвакуируют местное население из ближайших городов…

– У тебя точно не все в порядке с головой! – вопила Жози, которая была вне себя. – Вот погоди, я еще отцу твоему расскажу!..

– Он сам купил мне билеты, – парировала все с тем же сомнением в голосе Леся. – Это был подарок, вместе с мастерской в Ленинске.

– Конечно, он купил их до взрыва! – несмотря на эмоции, мать была непреклонна и здравомысляща, как никогда. – А сейчас мозгов у него не хватает тебя остановить, видимо, все растратил на службе…

– Не смей так говорить, – Леся от злости сжала в кулак светло-розовые ручки дорожной сумки на коленях. – В отличие от тебя, он в своей жизни приносил хоть какую-то пользу людям… Приносит, вернее.

Осекшись, она даже не сразу поняла, какую глупость сморозила, однако затем осознание пробрало ее пробрало до мурашек. Неужели какая-то ее часть уже не верила в то, что Отцу удастся избежать лучевой болезни?..

– Как ты… – договаривать, однако, Жози не стала и попросту бросила трубку. Очевидно, никаких слов, кроме ругательных, у нее не осталось.

Леся равнодушно отвернулась к окну, наблюдая за родным городом, который пролетал перед глазами, словно отснятый кадр за кадром, застывши в прошедшем времени.

– Искрилась гладь воды негромко,

Нещадно мох въедался в пирс

Запечатлел на киноплёнку,

Миг твоего падения вниз.

Она бормотала стихотворение, написанное Отцом в первые месяцы их с Жози романа, наблюдая за полусонными улицами, каналами, жизнь на которых только-только пробуждалась, с тоской думая о словах матери. А что, если она окажется права, и, поехав в Ленинск, девушка и впрямь рискует заразиться? Даже если и так, то не все ли равно, ведь, если Отцу грозит опасность, Леся может больше его никогда не увидеть. Кто знает, что там вообще сейчас творится?

– Чье это? – спросил, не сдержав любопытства, таксист, взглянув на девушку через стекло заднего вида. Леся терпеть не могла, когда ее кто-то подобным образом разглядывал.

– Неизвестного Художника, – бросила она, резко ощутив раздражение и голод.

– Красиво! А продолжение есть? Вы простите, что я прямо сходу, просто вы очень здорово читаете, – он виновато улыбнулся. – Так, знаете… Что душу немного цепляет.

– Ничего, – буркнула Леся, смягчившись. Они уже почти проехали Московский, вот-вот, и будет кольцо к повороту на Пулковское. Нахмурившись, она стала вспоминать дальнейшие четверостишья:

– «Ты появилась на рассвете,

Ступая томно на причал.

Я, расставляя взглядом сети,

Сам бессловесно в них застрял.

Мы упивались по минутам,

Тянули жизнь и сок из грёз,

И красота была как будто,

В страданье и пучине слез…»

– Вот это поэзия, я понимаю!.. Не то, что по радио поют, – он кивнул на свою молчащую радиомагнитолу. – Иногда, знаете, включу, оно играет, а я даже слушать уже не могу, но все равно слушаю, потому что привык, и все тут.

– Так не слушайте, – Леся удивленно пожала плечами. – Вас же не заставляет никто.

– Привычка, мать его, – мужчина почесал за ухом. – Надо бы перестать, надо. А вот сяду за руль, так уже тишина и давит на уши. Включишь, и вроде как не один едешь, да и новости узнаешь первым.

– А зачем знать их, эти новости?

Леся с облегчением вздохнула, увидев три ряда заезда в Пулково. Все-таки компания мужчины не стала ей приятнее за последние пять минут.

– Странные вы вопросы задаете, – усмехнулся таксист. – Например, вот авария вчерашняя, слыхали?

– А как же, – Леся поджала губы.

– Вот затем и знать, чтобы если что, того, ноги сделать побыстрее, – он протянулся за карточкой на въезд возле шлагбаума. – Ну, приятно было с вами поболтать, хорошей дороги. Вы куда летите-то, кстати?

– В Ленинск.

– Так там же… – от удивления у него глаза на лоб полезли. – Это же там же!..

Леся, позабавившись, лишь улыбнулась в ответ и протянула ему купюру:

– Сдачу оставьте себе. До свидания.

S

Если бы ад на земле существовал, то вход в него, несомненно, находился бы в городе Ленинск. Во всяком случае, так показалось Лесе, когда она вышла из самолета и вместе с остальными пассажирами направилась к выходу в город. Автобус за ними не приехал, да и не было в таковом необходимости: аэродром был очень маленький. Здание его, которому, по виду, уже исполнилось добрые полвека, заливали лучи полуденного солнца. От него и ото всего места веяло какой-то тоской, старостью, безнадегой. Леся пыталась вспомнить, было ли у нее такое же ощущение во время предыдущих поездок к отцу, но не смогла. Все внимание прежде было захвачено совсем другим – Отцом, Олей, их рассказами и обсуждением планов на Лесины каникулы.

Помимо нее, в город прилетело еще двадцать человек. Она шла позади них, наблюдая за парочкой подростков, что не выпускали руки друг друга весь полет.

– До сих пор не берут трубки, – чуть ли не со слезами на глазах бормотала незнакомка, когда они зашли в комнату для получения багажа. – А что, если не успели?..

– Не могли не успеть, дурында, всех же эвакуируют, – отвечал ей парень. Говорил он с ней на удивление мягким голосом, хотя и сам тоже был взвинчен.

– Вдруг они уже в больнице какой-нибудь, а я… – девчонка всхлипнула. – А мы по морям разъезжаем…

Она прижалась к нему всем телом и зарыдала. Лесе перестало быть интересно наблюдать за ними, и она начала высматривать своего встречающего возле выхода из здания. Амикус был на положенном ему месте: прямо у фонтанчика. Бесстрастно, почти так же, как сама Леся, он рассматривал кишащий обеспокоенными гражданами-встречающими холл аэропорта.

Девушка узнала Амикуса, потому как однажды Отец представил его еще в Петербурге, лет пять тому назад, на своем дне рождения. Шестнадцатилетней Лесе он показался привлекательным, будучи в ее глазах он был совсем взрослым мужчиной, хотя тогда ему было всего двадцать пять. Высокий, худой альбинос, он был одет в темно-бордовую водолазку при первой их встрече; в ней же, кажется, и приехал встречать ее теперь. За прошедшие пять лет Амикус будто совсем не изменился.

Сделав пару глубоких вдохов-выдохов, Леся направилась к нему. Чувство было такое, будто она шла на экзамен к неприятному преподавателю. Лесе даже показалось, что взгляд его был полон того же предрассудка, которым грешили ее былые учителя.

– Добрый день, – стараясь сделать голос как можно любезнее, поприветствовала она мужчину.

– Интересное у тебя понятие «доброго», – съязвил Амикус, даже не поприветствовав ее в ответ. – Мир на грани ядерной катастрофы, а мы тут все такие хорошие, дней замечательных друг другу желаем.

– Даже если это последний мой день на земле, – ощетинилась Леся в ответ. – Он не станет лучше от того, что я превращусь в быдло.

Амикус пропустил мимо ушей замечание:

– У меня скоро перерыв закончится. Я довезу тебя до студии, а там свяжешься с Олей или Отцом уже.

– Вы с ним не созванивались?

– Нет, – бросил Амикус, указав на входные двери с помутневшими стеклами. – Он сейчас отсыпается, пока получил лишь пару сообщений. Затем снова на службу, а Оля в госпиталь.

– Понятно.

Молча Леся и Амикус шли к его El Camino4, искрившейся на солнце бирюзой, и за эти минуты напряжение между ними достигло такого предела, что, казалось, машина должна была самозавестись, едва они в нее сели.

– Долго ехать? – спросила она, не скрывая раздражения в голосе.

– Двадцать минут. Здесь все близко, привыкнешь. Хотя твоя студия на окраине, до центра пешком ходу.

– А с чего вы… – Лесю насторожило это «привыкнешь». – Ты взял, что я здесь надолго?

Едва заметная перемена во взгляде Амикуса была достаточно красноречива, чтобы задеть ее. В глазах, которые, как впервые Леся заметила, были светло-фиолетовыми, почти прозрачными, читалось и недоумение, и пренебрежение.

– Неужели ты думала, что въезд-выезд останется открытым через несколько дней?

– Я ничего не думала, – пожала плечами Леся, понимая, как глупо звучит ее ответ. – А уже известно, из-за чего случился взрыв?

Амикус тяжело вздохнул.

– Не отвечай, не надо, – неожиданно для себя произнесла Леся тоном, способным, пожалуй, заморозить воду в реке, над которой они проезжали.

– Я…

– Пожалуйста, прошу. Давай молча доедем.

В Лесе включился невидимый барьер, как бы отталкивающий все ядовитые излучения спутника. Она чувствовала, что сил противостоять им открыто у нее не было, а остатки своей жизненной энергии хотелось сберечь на потом. Да и тревога за Отца, которая вновь проснулась в ней, мешала обрести какую-то стройность мышления.

Перед ней пестрили улицы, усеянные хрущевками и торговыми домами с яркими безвкусными вывесками. Странно ей было видеть такое посреди живописных лесов, полей и рек. То, что сотворил человек, конечно, априори уступает мастеру-природе, но здесь рука его прошлась столь небрежно, грубо и резко, что даже смотреть на это было невыносимо долгое время.

– Притворись, что нет этой пыли, грязи, треснувшего асфальта и питейных заведений на каждом углу, куда еще с обеда люди тянутся, словно за хлебом, – прочитал ее мысли мужчина. – Сейчас у тебя появятся другие заботы. А они продолжат жить так, пока не припрет.

– Не припрет?

– Приехали, – Амикус указал на один из вереницы симпатичных таун-хаусов справа от дороги. Затем он повернулся к Лесе и скороговоркой выпалил: – Отец просил передать, что купил тебе студию и картину в надежде, что теперь у тебя и правда появится повод почаще приезжать к нему и работать. Хотя бы раз в год, и ему уже будет за счастье. А пока, говорит, оставайся, сколько хочешь, пока не надумаешь, что делать дальше.

– Он знает?..

– Конечно, – ответил Амикус равнодушно, остановив машину у обочины и протянув ей брелок с ключами. – В общем, дом 22, вторая квартира в твоем распоряжении. Студию ремонтировала Ольга. Если понадоблюсь, дай знать.

«Само дружелюбие, что это с ним стало?» – удивилась про себя Леся столь быстрой перемене в поведении Амикуса, а затем забрала связку серебристых ключей из его руки. На секунду их пальцы соприкоснулись, и ей стало неловко.

– Конечно, спасибо, что довез, – пробормотала Леся, в мыслях добавляя, что этот человек будет последним, кто ей «понадобится».

Что же стало с людьми? Я, признаться, совсем не помню таких сложных и странных мыслей, когда жил среди римлян. Какие запутанности! Я уже второй день наблюдал за жизнью этой недурной собой, неглупой девчонки, сочинительницы других миров в своих рассказах, и диву давался, как же много она упускает. Разбирает по частицам себя, потоки мыслей, желания. И знакомый ее новый, кажется, точно такой же, если не хуже… Какие-то недосказанности, двусмысленности. Пустая трата энергии. Два идиота…

«Открывать» подарок Отца девушке было и жутко, и волнительно. Она внутренне чувствовала, что это уже все слишком. Будучи единственной дочерью своих родителей, Леся, конечно, привыкла получать многое, не особенно волнуясь о том, что дает миру взамен, но годам к двадцати понимание своего везения к ней начало приходить.

Несмотря на комфортные условия, что Жози и Отец обеспечили ей в Петербурге, деньги зарабатывала она уже самостоятельно с восемнадцати, издав первую фэнтэзи-сагу для подростков. Простенькое, но неплохо написанное чтиво дало ей хороший доход, потому как, помимо книжек, по нему выпустили еще и игру, и какие-то канцтовары. За рубежом даже издали на двух или трех языках. А Леся получила серию в издательстве, куда могла теперь сплавлять все написанное, чего, в общем-то, было достаточно, потому как писала она прилично в хорошие месяцы. И тем не менее, в мыслях у нее даже не было того, чтобы купить себе в ближайшее время еще одно жилье. А Отец это сделал.

Ее до мурашек пробрало, когда она зашла внутрь. Все в доме словно бы отражало мир Отца и Оли. Приятные желтые цвета всюду, минимализм в интерьере, притом выдержанный тон всего места. Он был как стройная, простая мелодия, которую Лесе хотелось слушать и слушать, не переставая. На первом этаже была лишь кухня и небольшая гостиная с одним диванчиком и кофейным столиком, маленькая библиотека с книгами, что она когда-то сама привозила к Отцу.

Поднимаясь по лестнице, девушка догадалась, что та самая картина наверняка будет на втором этаже. Так и оказалось: в первой же комнате, исполненной светло-сиреневого, висел еще один отцовский подарок, прямо напротив письменного стола.

– Не может быть! – воскликнула, увидев заветное полотно Леся. – Да не может быть!..

Это была та самая картина, что она видела на выставке, будучи шестилетним ребенком. Как только Отцу удалось ее отыскать и выкупить, для девушки стало загадкой. Под рамой висела небольшая табличка, гласившая то же, что и пятнадцать лет тому назад:

Неизвестный Художник

Падение Хоноса и Виртуса

А на письменном столе лежала записка: «Я плохо умею писать поздравительные открытки, но, надеюсь, сюрпризы делать у меня получается. С праздником, Принцесса!». Алеся не смогла сдержать слез, положив записку обратно на зеленоватую столешницу. Вокруг нее творился самый что ни на есть конец света, а Леся стояла в этом роскошном доме и внимала Искусству, даже не понимая, зачем это все, и почему так комично она ощущала себя в те минуты.

«Ты на месте? Позвони, как сможешь» – поступило сообщение от Оли.

Леся, немедля, нажала на кнопку «вызов».

– Алло? Уже добралась, в порядке? Амикус, подлец, только и написал «все ок», – пародировала Оля безэмоциональный тон. – Как ты там?

– Я-то что, – бормотала Леся, все еще туго соображая. – Я в восторге от вашего подарка, честно, даже слов нет… Вы как? До сих пор не верю, что все взаправду творится…

– Мы в порядке. Пока, во всяком случае, – в привычно бодром голосе Оли звучало смятение. – Отец тебе вечером позвонит. Сейчас мы снова поедем на вызов, я тебе даже передать не могу, как все это странно. Казалось, такое только в фильмах бывает, и вот ты это делаешь, собственными руками, а глаза говорят: «проснись, это просто кошмар».