Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы

Свиридов усадил Олега на колени Леры лицом к себе, сам придвинулся поближе.

– Олежка, я хочу с тобой побеседовать мысленно, не возражаешь?

– Давай, дядя Толя, – мальчик поерзал, устраиваясь поудобнее, а Лера обхватила его руками.

– Тогда давай. Я попробую войти с тобой в мысленный контакт, буду задавать вопросы. Если тебе что-нибудь не понравится, ты можешь в любой момент прервать контакт. Хорошо? Ты меня хорошо понимаешь? Ответь вслух, чтобы мама тоже слышала.

– Я хорошо тебя понимаю, дядя Толя. Давай, начинай спрашивать.

– Ну, тогда поехали.

СВИРИДОВ ЗАКРЫЛ ГЛАЗА

Свиридов поднес ладони к голове мальчика и закрыл глаза.

#Ты меня хорошо слышишь?

#<хорошо># – ответ был по смыслу и содержанию шире понятия «хорошо», и хотя воспринимались мысленные ответы Олега значительно ярче, чем при контакте с Димой, все же Свиридов далеко не все мог воспринимать в форме слов.

#Ты давно понял, что можешь общаться мысленно?

#Я всегда знал это.

#Как это – всегда?

#Всегда – это сколько я помню. Мы всегда так <общались> с ребятами.

Снова понятие «общались» было куда более широким и эмоционально окрашенным.

#А говорить вслух вы не хотели или не могли?

#Мы не понимали, почему с нами не <общаются> по нашему. И относились к взрослым совсем по-другому, не так, как сейчас.

#По-другому – это как?

#Взрослые были <чужими>. Одни <добрые>, другие <недобрые>, третьи <никакие>, но все – <чужие>.

Мысленные ответы Олега отличались от ответов Димы взрослой взвешенностью и определенностью.

#А теперь? Сегодня?

#Еще не все <понятно>. Только если бы не ты, то <пустота>.

Свиридов даже не смог воспринять этот образ и эмоции, сопровождающие его и решил поразбираться в этом потом.

#Ты помнишь, как вы раньше жили с мамой вместе, до интерната?

#Конечно. Хорошо <жили>. Мама очень <переживала>, когда меня увезли.

#Ты очень любишь маму?

#Конечно, <люблю>.

#А она тебя любит?

#Она меня очень <любит> и очень <переживает за меня>.

#Как по твоему, хороший человек и <добрый> человек – это одно и то же?

#А что такое хороший? Чем он отличается от <доброго>?

#Я не всегда тебя правильно понимаю. Что такое твое понятие <добрый>?

#Я знаю, что ты не все понимаешь в виде слов и описанных словами понятий. Но это пройдет.

#Ты понимаешь, чувствуешь, когда я тебя не совсем понимаю?!

#Конечно. Это обратная связь. Наш мысленный контакт – двухсторонний. Понятие «обратная связь» я взял <у тебя>. Ты не ожидал этого?

#Не ожидал и несколько удивлен.

#Ты не волнуйся, все будет хорошо.

#Это ты меня цитируешь?

#Конечно, дядя Толя. Ты еще не понял, что ты для нас сделал, и кто ты теперь для нас.

#Я хочу быть другом. Ты знаешь, что мы с твоей мамой побратались?

#Побратались… <Побратались>… И теперь и я, и моя мама – <родные> тебе люди? Это так?

#Да, это так. И теперь я буду о вас заботится, как о <родных мне людях>.

Свиридов попробовал воспользоваться не словесным, а эмоциональным содержанием понятия.

#Вот видишь дядя Толя, ты тоже умеешь <так говорить>.

#У вас с ребятами всегда двухсторонний контакт?

#Совсем нет. Можно установить <контакт в одну сторону>, можно <между не всеми>. Как надо, так и делаем.

#Ты потом научишь меня, как это делается?

#Конечно.

#Мамы ребятишек – <добрые> люди?

#Да, они <добрые>. Они <добрые> не только к своим сыновьям.

#А воспитатели?

#Они разные. Тетя Леокадия, тетя Людмила, тетя Феония – <добрые>, Валентина Капитоновна и дядя Прокоп – <никакие>, а тетя Аграфена и Калерия Спиридоновна – <недобрые>. <Добрые нас любят>, а <недобрые – ненавидят>.

#У тебя есть зрительная память?

#Память в виде изображения? Да, есть.

#Как ты думаешь, ты смог бы мне передать изображение?

#С ребятами мы обмениваемся изображениями так же, как и <понятиями>. Давай попробуем.

#Ты помнишь комнату, где вы жили с мамой до интерната? Покажи мне ее.

И Свиридов ясно увидел комнату – кровать, застеленная самодельным пледом, деревянная детская кроватка, маленький столик в углу, зеркало на тумбочке рядом с настольной лампой, две двери – нет, это стенной шкаф, а вот это дверь в соседнюю комнату. Изображение позволяло двигаться? Свиридов «пошел» в дверь и «оказался» в соседней комнате – там сидела Вера Толоконникова, только помоложе, с длинными волосами, и кормила грудью малыша. Малыш причмокивал и толкал кулачком полную грудь своей мамы, а Вера улыбалась ему.

Свиридов прервал изображение – это оказалось просто, это он умел.

#Как получилось?

#Нормально. Интересно, а что <видел> ты?

#Я не видел ничего, я просто вспоминал нашу комнату и что там было. Что увидел ты, я не знаю. Интересно, что?

#Я видел обстановку в комнате… Подожди, я попробую разобраться, как это получается… Наш контакт не мешает тебе <думать и чувствовать>, верно?

#Но ты же это должен <воспринимать как фон>. Я правильно выразился?

#Правильно .

И Свиридов почувствовал, что он все это время «воспринимал как фон» все, что думал и чувствовал Олег: как он ерзал на коленях у Леры, как Лера обнимала его руками, а потом прикрыла полами своего полушубка. Свиридов попробовал – и «вошел» в сознание Леры.

#Какой Олежка стал большой… И как он может передавать мысли телепатически? Бред какой-то! Но <Толя> говорит… Нет, лучше не думать, пусть он потом объяснит… Не холодно Олежке? Вот глупая, надо было надеть рейтузы, еще застужусь…

Свиридов «почувствовал» следующую мысль и отключился от сознания Леры, решив, что в столь интимные подробности ему уж совсем никак не стоит влезать.

КАЛЕРИЯ СПИРИДОНОВНА

Он вернулся в сознание Олега и попробовал вызвать из его памяти изображение, пользуясь способом «ключевых образов». Для начала он использовал образ Калерии Спиридоновны.

И увидел, как она строго отчитывает двух мальчиков – Сашу и Васю, а те стоят перед ней, опустив головы и не понимая, что она говорит и за что сердится. Свиридов мысленно ускорил темп изображения и перед его мысленным взором понеслись картины, в которых обязательно присутствовала Калерия Спиридоновна.

Свиридов добавил образ дворника Прокопа – и понеслись картинки с ними обоими. Затем в поле зрения появилась рослая и пышнотелая женщина по имени Аграфена.

Она громко ругалась и размахивала шваброй. Калерия Спиридоновна успокаивала ее, а Прокоп стоял в сторонке и с удовольствием поглядывал на полные ноги Аграфены под коротким распахивающимся халатом, и на ее груди, плотно обтянутые халатом. Аграфена видела эти взгляды, ей они нравились и она старалась повернуться к нему.

Свиридов еще более убыстрил темп изображения.

Калерия Спиридоновна исчезла, а Прокоп подошел к Аграфене и положил руку на ее пышную грудь. Аграфена, не отодвигаясь, повернулась и поставила швабру к стене. Прокоп тем временем взял ее за вторую грудь и сжал руки. Аграфена взглянула в комнату, на Анатолия и кивнула головой в сторону двери.

Они вышли в коридор – рослая Аграфена в белом халате и грузный Прокоп, обнимающий ее за талию, притворили за собой дверь, но дверь приоткрылась и все стало видно.

Свиридов хотел прервать изображение, но потом раздумал, решив узнать, что же видели ребятишки и с чем они знакомы на самом деле. Изображение отличалось от того, что показал Дима, отчетливостью и реальностью происходящего. Прокоп запустил руку под халат, Аграфена расстегнула пуговицы и открыла пышную белую грудь с крупными темными пятнами сосков. Прокоп мял эти груди – было видно, что он делал это грубо и сильно, захватывая пальцами соски женщины и сжимая груди в сильных ладонях.

Аграфене это явно нравилось, она оперлась спиной о стену, халат упал на пол, открыв полное белое тело и розовое трико. Прокоп начал расстегивать брюки, а Аграфена стала снимать трико. Все это делалось привычно, деловито и буднично – они не оглядывались по сторонам и было видно, что они не опасались, что им помешают.

Аграфена стянула трико, отбросила его в сторону и стояла, расставив полные ноги, опираясь спиной о стену и ожидая, пока Прокоп справится со своей одеждой. Наконец брюки и трусы Прокопа съехали на пол и он занялся Аграфеной. По-хозяйски руками он провел по ее телу, по груди, животу, засунул руку между ее ног, поиграл там в зарослях волос. Аграфена сильнее развела ноги, выпятила вперед низ живота и Прокоп придвинулся к ней вплотную.

Не успел Свиридов подумать. что, слава богу, обошлось без подробностей, как Аграфена, обхватив Прокопа руками, подняла вверх согнутую ногу и сразу стали видны все мельчайшие подробности происходящего. Ритмичные движения и пыхтенье продолжалось долго и тут Свиридов обнаружил еще одного зрителя – из-за приоткрытой двери за парой наблюдала Калерия Спиридоновна, и ей это откровенно нравилось. Тогда Свиридов решил досмотреть до конца.

Наконец Прокоп устал и отвалился от Аграфены. Та нехотя отпустила его, опустила на пол ногу. Прокоп стал надевать трусы и брюки, а Аграфена стояла перед ним и обеими руками потирала себе низ живота. Ее позвала Калерия Спиридоновна. Аграфена подобрала с пола халат и трико и так, не одеваясь, голая, пошла за Калерией Спиридоновной, и ее увесистая грудь колыхалась в так ее шагам.

Интересно, а я смогу «пойти» с ними? – подумал Свиридов. Оказалось, что да, сможет, и он пошел вместе с поджарой вытянутой Калерией Спиридоновной и чуть расплывшейся, но еще очень соблазнительной голой Аграфеной.

Калерия Спиридоновна стала многословно и нудно делать выговор Аграфене за то, что она ведет себя непристойно при детях, что она будет вынуждена сообщить об этом мужу Аграфены, что она будет вынуждена уволить Аграфену …

Аграфена молча и скучая слушала начальницу, стоя перед ней голышом, позевывая и почесываясь. Потом Калерия Спиридоновна заперла дверь и села за стол. Аграфена уселась напротив нее, раздвинула ноги и задрала их на ручки кресла.

Калерия Спиридоновна жадно глядела на тело Аграфены, раскинувшееся и раскрытое перед ней, а Аграфена начала молча мастурбировать – сперва одной рукой, потом двумя сразу, глубоко залезая руками внутрь и раздвигая и раздирая себя. Калерия Спиридоновна жадно наблюдала за движениями Аграфены.

Рук Калерии Спиридоновны из-за стола не было видно. Свиридов обнаружил, что может менять точку зрения и мысленно переместился так, чтобы видеть, что делается по ту сторону стола. Он увидел задранное платье, спущенные к коленям теплые панталоны и руки Калерии Спиридоновны, двигающиеся между ее судорожно сдвигающихся и раздвигающихся ног.

Аграфена засунула себе внутрь руку так, что стало казаться, будто руки у нее нет вовсе и двигала эту руку взад-вперед, взад-вперед; она пыхтела, глаза у нее были закрыты, а рот полуоткрыт. Наконец она медленно вытащила из себя руку, покрытую беловатой слизью.

– Ну, хватит, начальница. Купи себе вибратор! – и так, не одеваясь, Аграфена проследовала в душ.

Уф! – мысленно облегчено вздохнул Свиридов и вышел из сознания Олега.

ОТВЕЛ ЛЕРУ ПОГРЕТЬСЯ

Олег, повернувшись к Лере, слушал ее и что-то отвечал ей, и Свиридову нетрудно было восстановить происходящее: Лера спрашивала Олега, не холодно ли тому, Олег отвечал, что нет, не холодно.

Взглянув на часы Свиридов установил, что его «экскурсия» длилась сорок восемь секунд.

– Лера, тебе не холодно? – спросил Свиридов.

– Ничего… Еще долго?

– Совсем чуть-чуть. Потерпишь?

– Ну конечно.

#Олежка, а когда вы мысленно обмениваетесь информацией, возможен ли случай, что ты не хочешь о чем-то рассказывать?

#Конечно.

#А без твоего желания кто-нибудь из ребят может эту информацию получить?

#Не знаю. Не думаю. Но мы проверим.

#Вы знали, почему у Бори бывают припадки?

#Да. У него <информационная связь> с тетей Зиной. Плюс <информация> о ее состоянии перед тем, как он <родился>. И когда она <вспоминала> об этом, у него был припадок.

#Ого, сколько ты мне непонятного накидал! Твоей маме холодно, давай закончим. А мы с тобой еще потом пообщаемся, хорошо?

#Хорошо. Ты разрешишь задавать вопросы тебе?

#Разрешаю.

– Все, Олежка, беги к ребятам.

Лера встала и было заметно, что ей холодно.

– Пойдем-ка под крышу, – и Свиридов увлек Леру в застекленную пристройку к корпусу – сушилку для одежды. Там было сухо и жарко.

– Ух, как хорошо!

– Все-таки ты озябла?

– Совсем немножко … Скажи, почему ты с Димой общался один на один, а с Олежкой при мне? Или это просто так?

– Нет, совсем не просто так. Видишь ли, мне кажется, что остальные так и не воспринимают меня как своего брата. На ты перешли, вроде все в порядке, а – не чувствуют. А ты сразу стала воспринимать меня как своего старшего брата, как будто так было всегда. Не так?

– Так … Знаешь, а я ведь об этом и не думала особенно … Но, действительно, воспринимаю тебя как родного мне человека, как старшего брата …

Казалось, Лера сама этому удивилась.

– Потом – ты человек серьезный, ахать-охать и размахивать руками не будешь. Почему бы мне не побеседовать с Олежкой при тебе. Отогрелась?

Лера переминалась с ноги на ногу, незаметно от Свиридова стараясь раздвинуть их пошире.

– Отогреваюсь.

– Ну, если ты меня действительно считаешь за своего старшего брата, то я тебе сейчас устрою выволочку …

– Что устроишь?!

– А драть тебя надо! Что, мне и за этим еще следить – чтобы ты теплые трусы надевала? И еще всякие глупости из головы выбросила, что будешь выглядеть толстой, некрасивой … Все поняла?

Лера покраснела и неожиданно улыбнулась.

– То, что ты говоришь – это просто верх неприличия … Но мне почему-то не стыдно … и даже приятно, что кто-то обо мне думает, заботится. Обещаю тебе, что буду надевать теплое бельё…

– Тогда марш переодеваться! А еще раз замечу – уши надеру!

Лера весело рассмеялась и побежала к входу в главный корпус, совсем по-девчоночьи отбрасывая ноги в стороны.

Свиридов вышел из сушилки.

МАЛЬЧИКИ ЗАДАЮТ ВОПРОСЫ

Мамы возились с малышами.

Свиридов попробовал установить контакт со всему сразу. Все откликнулись, хотя ни один даже не повернулся в его сторону. А Свиридов попробовал на уровне образов передать им игру в снежки – как скатывать снежок, как бросать его.

И через минуту на площадке разгорелся настоящий бой – мальчики настолько быстро освоились с новым занятием, что мамам пришлось несладко, их совсем закидали снегом.

Потом они увидели Свиридова и ему тоже досталось.

Прикрываясь руками, он подобрался ближе и сгреб двух наиболее приблизившихся к нему – это были Дима и Вася. Свиридов схватил их в охапку и «страшным» голосом закричал.

– Вот сейчас я закушу этими откормленными поросятками! – а сам мысленно объяснял ребятишкам происходящее.

Ребятишки хохотали и громко визжали, Вера и Нина бросились им на помощь, а за ними и все остальные.

– Вот сейчас я отведаю поросятинки! С кого же начать? Они оба такие вкусные!

– Пожалей и не ешь наших детушек! – Нина и Вера упали на колени перед Свиридовым, а потом все – и мамы и ребятишки – напали на Свиридова и повалили его в снег.

Когда Лера вышла, она увидела кучу, кувыркающуюся в снегу, и бросилась на помощь, не понимая, что там произошло. Но увидела радостные и раскрасневшиеся лица хохочущих мам и ребятишек и не смогла устоять – сама присоединилась к барахтающимся в снегу …

А потом все устало дышали и старательно стряхивали снег друг с друга.

– Ну, Толя, ты даешь! Уморил нас совсем …

– Слушай мою команду! Взяться всем за руки и марш в сушилку! – Свиридов мысленно пробежал по информационным полям нескольких мам и ребятишек, и обнаружил, что они почти насквозь мокрые, – Марш сушится!

В сушилке было тепло, хорошо.

– Раздевайтесь, снимайте мокрое и сушитесь.

– Толя, а ты куда? Ты ведь тоже, небось, весь мокрый?

– Толя, ты отвернись, и все … Мы догола раздеваться не будем!

– Да и чего стесняться родного брата!

Женщины весело смеялись, расстегивая и сбрасывая одежду.

#Дядя Толя, оставайся, они говорят <искренне>

– Я правда не помешаю вам?

– Да ты отвернись, и все!

Свиридов отвернулся, расстегивая и снимая куртку – он тоже вымок изрядно. А в стекле на фоне заснеженного поля увидел отражения разрумянившихся мам, раздевающих ребятишек почти догола. И эти голыши быстро перебрались к Свиридову, окружили его и начали задавать ему вопросы.

#Дядя Толя, а что такое дубина?

– Вслух, вслух! Только вслух!

– Что такое дубина?

– Дубина – это такая толстая и большая палка, кусок дерева, которой можно защищаться от диких зверей! – Свиридов послал им образ увесистой дубины, потом дикаря с дубиной.

– А что такое дикие звери? – это они уже восприняли образ.

– Это животные, ведущие естественный образ жизни, – это мысленно показывать было уже трудновато, но он попробовал.

– Дядя Толя, я что такое дли-тель-ный? – по складам спросил Дима.

– Это значит продолжающийся долго-долго. Длительно.

Ребятишки очень внимательно слушали ответы Свиридова, а он добавлял к словесному объяснению мысленное и образное дополнение, стараясь сделать это нагляднее и яснее.

Внимательно слушали и мамы, тихонько переговариваясь между собой.

Свиридов, отвечая, поворачивался от одного мальчика к другому, и постепенно получилось так, что стоял он к малоодетым молодым женщинам уже не спиной, а лицом.

Он первым заметил это, и попытался мысленно послать мамам сигнал, чтобы они не стеснялись его. То ли сигнал сработал, то ли что другое, но визгу не было, просто кто-кто из мам повернулся боком или спиной. Да и Свиридов потихоньку повернулся опять спиной к мамам.

– А овраг?

– Это такая большущая канава, которую промыла вода.

– А что такое вода?

– Вода – это соединение кислорода с водородом с химической формулой аш-два-о, там на каждый атом кислорода приходится два атома водорода.

Показывать это было уже сложновато, но он справился.

– Что такое атом?

– Все, что нас с вами окружает – и снег, и деревья, и дом, и воздух – все-все-все состоит из маленьких-маленьких частичек, называемых атомами. Они такие маленькие, что просто так мы их разглядеть не можем. И вот эти малюсенькие атомы собираются вместе. Если они крепко держатся друг за друга, то получается твердое вещество, например, камень или дерево, – Свиридов постучал пальцем по раме окна.

– Если они не очень крепко держатся, то получается мягкий материал …

– Как тряпка?

– Как нитка. А если они совсем разленились и держатся друг за друга совсем слабо, то получается жидкость – вода или газ – воздух …

Постепенно Свиридов оказался в плотном кольце не только мальчиков, но и их мам. Мамы, не обращая никакого внимания на Свиридова, не отрываясь смотрели на лица своих ребят – умные, осмысленные, оживленные. Одухотворенные!

И какое имело значение, что они были не вполне одеты, что полная грудь Нины почти прижалась к руке Свиридова, а обе Веры, сняв рейтузы и держа их в руках, чтобы те быстрее просохли, остались в чем-то совершенно прозрачном …

ПРИЕХАЛ БАРАНОВ

Баранов приехал около часу дня.

Свиридов встретил его на улице.

– Пойдем, Саша, пройдемся. Введу тебя в курс дела. Во-первых, эти дети – «люди», видимо, такие же, как Олежка.

– Да что ты говоришь?!

– Коротко – они не понимали, почему никто с ними не общается так, как они общаются между собой, не понимали роли звуковой речи, отгородились от окружающих. Теперь наверстывают все с гигантской скоростью. Возможности их и способности, видимо, несколько шире наших … ваших … Я все еще не чувствую себя полностью … Ну, ты понимаешь.

– Дела …

– Второе. Данная территория каким-то образом экранирована – сигнал не проходит наружу и снаружи сюда, хотя внутри мы общались без помех.

– Я заметил это …

– Я спешу уехать, чтобы разобраться – кто и с какой целью изолировал здесь детей. Боюсь, что это будет непросто. А твоя роль – общайся с ними. Они знают намного больше, чем я могу себе представить, они чрезвычайно способны, но пока им еще нужно двойное общение – мысленное и звуковое одновременно. Либо звуковое с разъяснением мысленно. Останься здесь до вечера, а вечером вместе с мамами возвращайся – обменяемся у старика мнениями.

– Как их мамы восприняли такую новость?

– Они пока еще не до конца поняли. Но на всякий случай я с ними побратался – теперь все они мои названные сестры, а мальчики – названные племянники.

– Ах, ты хитрец! Ну, надо же что удумал! А вообще молодец – я бы так сразу и не сообразил бы. Мамы-то их – народ приятный, я знаю. А как мальчишки?

– Разные, но очень доброжелательные и ласковые. Идем, я вас познакомлю …

ЭТО ЗДОРОВЫЕ ДЕТИ

С последнего КПП Свиридов связался с Суковициной.

– Галина Климентьевна, пожалуйста, к моему приезду попросите Шабалдина спустится на улицу. И разбудите архив первого отдела – через час я к ним приду.

– Слушаюсь, товарищ командующий. На ваше имя есть несколько сообщений из центра и от Брызги.

– Понял. Зайду перед посещением первого отдела. Там вы мне понадобитесь.

– Привет, Анатолий Иванович. Новость первая – дети наших сотрудниц оказались такими же, как Олег Ерлыкин.

– Шутишь?! Как это? А почему …

– Вот именно – вопрос первый и главный: как они там оказались и кто им это устроил. Что можешь сказать?

– Подожди, подожди … Дай осмыслить … Этих детей примерно в годовалом-полуторагодовалом возрасте изучала целая куча врачей … Не наших, из Москвы … Их признали … я не помню точно диагноз … что-то с задержкой развития … какие-то мудреные термины … И поместили в интернат … Несколько раз приезжали из Москвы, смотрели их … После визитов к детям их мамы весьма переживали и нервничали, но лишать их встреч никто не решился …

– Что за помещения использованы под интернат? Кто приезжал из Москвы, не помнишь?

– Это не наш объект, нам передали часть первого этажа под интернат после полного демонтажа спецоборудования. Что там было – не знаю … А приезжал … кажется, генерал Нефедов …

– Опять Нефедов! Там не просто что-то было, там что-то есть.

– Да не может быть! – Шабалдин выглядел совсем растерянным. – Что думаешь делать?

– Искать концы. Попробуй вспомнить хотя бы даты – когда, что, кто. Будем искать документы. А пока я к патриарху, потом – в архив.

ИЗРАИЛЬ МОИСЕЕВИЧ, ЭТО «ЛЮДИ»

– Израиль Моисеевич, как вы себя чувствуете?

– Привет! Если вы начинаете со здоровья, то оно пока есть. Но судя по серьезности вашего вида, вы пришли не за этим.

– Мудрый старик! Так как же, все таки вы себя чувствуете?

– А-а! Так себе и чувствую. Ладно, давайте к делу.

– Дети в интернате оказались «людьми», Израиль Моисеевич.

– Я так и думал … Один Олег не мог появиться … Должны были появиться аналоги … Ну, и что?

– Интересные и толковые. Но их изолировали так быстро, что они не успели пообщаться с себе подобными, и замкнулись в своем мирке …

– Хорошо, что их было несколько …

– Да, один вряд ли выжил бы … Общались друг с другом, с трудом начали понимать звуковую речь, а говорить практически не начали. Через несколько минут общения со мной они говорили почти нормально.

– Ну, ты у нас признанный лидер! Не сердитесь, Анатолий, это я так.

– Как и когда я на вас сердился? Но многие их способности … возможности были для меня новинкой. Например, возможность пользоваться информационными полями друг друга как с ведома, так и без ведома … и возможность переключаться между информационными полями … я пока не могу точнее сформулировать.

– Ладно, поясни на примере.

– Я вхожу в информационное поле мальчика, двигаюсь по нему, причем избирательно – по ключевым словам или образам, но потом перехожу в информационное поле кого-то другого и начинаю воспринимать информацию, которой, по-видимому, не располагает этот мальчик. И не могу определить, что этот другой. Причем более того – я могу менять точку зрения в пространстве …

– Ты работал с образами?

– С полной информацией – картинка и звук. Иногда – на уровне эмоций, этот мир для них богаче. Эти дети помнят не только свое внутриутробное существование, но и эмоциональный фон матери.

– Ты совсем заморочил мне голову …

– Я старался покороче … Еще я попробовал работать с информационным полем одной из матерей – я потом расскажу подробнее, почему …

– Ты подключался к сознанию обыкновенного человека?!

– Да, Израиль Моисеевич! И не заметил особой разницы по сравнению с мальчиками. И даже попробовал повлиять на некоторые связи …