Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы

– Я приеду завтра в середине дня …

– Да, ребятишки хорошие, нормальные ребятишки … Я их укладывал спать сейчас, читал им сказку …

– Обязательно … Обязательно … И тебя, и его целую … Спокойно вам ночи … До завтра.

Калерия Спиридоновна хотела что-то сказать, но Свиридов уже вышел.

БРАТАНИЕ и РАССКАЗЫ о МАЛЬЧИКАХ

Женщины ждали его сидя вокруг небольшого тесно уставленного тарелками стола. В центре стола стояли несколько бутылок.

– Вот это – другое дело! Где прикажете сесть?

– Анатолий Иванович, идите сюда!

– Анатолий Иванович, что вам положить?

– Что налить?

– Девочки …

Стало тихо-тихо. Мамы смотрели на Свиридова с ожиданьем и нетерпением.

– Девочки, – еще раз очень тихо повторил Свиридов, – милые вы мои девчонки … Ну, все! Можно мне взять все в свои руки?

– Конечно …

– И нас тоже можно …

– Ну, ну, – Свиридов расслышал негромкую реплику и погрозил смутившейся Вере пальцем, – Дойдет время и до вас! Налейте-ка пока!

– За знакомство, со свиданьицем!

Все выпили, принялись за еду. А Свиридов, успевая жевать, продолжил.

– Сейчас я вам всем расскажу про ваших мальчиков … Каждой из вас … И про каждого … А пока вы еще не пьяные … И чего-то еще соображаете …

– Анатолий Иванович!

– Без реплик! Накажу, оставлю без сладкого! Так пока вы еще … так налейте себе из этой бутылки … и крепко держите стопки в руке … пока не скомандую … Жевать одной рукой!

Молодые женщины тесно сидели за небольшим столом и внимательно смотрели на него. Они раскраснелись – не от выпитого, просто в помещениях интерната было тепловато. Такие разные и такие одинаковые …

Он переждал смех.

– А теперь слушайте внимательно. Ваши сыновья отличаются от вас тем, что они умеют разговаривать друг с другом мысленно, без помощи звуковой речи …

– Ох … – и не понять было, чего больше было в этом общем вздохе – изумления или облегченья.

– Они телепаты … Ваши сыновья и представить себе не могли, что они особенные, и никак не могли понять, почему их мамы с ними не общаются так, как они это делают между собой …

– Ох …

– Они не могли понять, почему с ними не общаются и все окружающие их люди. Они долго вообще не воспринимали звуковую речь …

– Ох …

– А потом, когда начали понемногу воспринимать слова, не могли понять их смысла … Потом, постепенно, начали понимать звуковую речь, но все равно не понимали, почему же с ними говорят не так, как они привыкли общаться друг с другом …

– А-а? …

– А учиться звуковой речи они не видели необходимости – они же не получали в виде звуковой речи никакой новой информации, с ними не занимались, решив, что они неспособные …

– Ой! …

– А я просто объяснил этим маленьким человечкам, что большинство людей общаются путем звуковой речи, а нас, – и Свиридов подчеркнул это, – Нас, таких, которые умеют делать это без слов, очень мало, и поэтому надо уметь говорить словами …

– Ой! …

Молодые женщины смотрели на Свиридова с ужасом и восхищением.

У некоторых кулачки, сжимавшие стопки с коньяком, дрожали.

– Я вижу, что у некоторых мам уже очень сильно чешутся языки и им хочется что-то спросить, но потерпите еще чуть-чуть … Теперь я хочу выпить за здоровье всех ваших сыновей! Давайте за них!

Мам уговаривать не пришлось, все дружно выпили, но Свиридов опять не дал им раскрыть рта.

– Сейчас я буду каждой из вас рассказывать о ее сыне … Но перед этим я хочу выпить с каждой на брудершафт и побрататься.

– Что сделать?

– Как это?

– Я стану каждой из вас названным братом, а вы мне – названными сестрами.

– А наши мальчики?

– Дети сестры – это кто? Племянники? Значит, они мне будут племянниками. Как, пойдет?

– Пойдет!!!

– С кого начнем? … Нет, нет, я выберу сам.

Свиридов обошел стол и подошел к Галине Вознюковой. Та встала, подняла рюмку.

Они сплели руки, выпили.

– Здравствуй, сестренка! – Свиридов легонько притянул Галину и поцеловал ее в губы.

– Здравствуй … братец …– нерешительно выговорила Вознюкова.

Им освободили место и они сели рядом, Свиридов взял Галину за руку.

– Сестренка моя, я сейчас буду тебе рассказывать о твоем сыне Сереже … Он нормальный здоровый мальчик, только обладает телепатическим способностями и умеет передавать мысли и слова на расстоянии. Он очень восприимчив, схватывает понятия моментально, обучается, как и все остальные мальчики, легко и с удовольствием …

– Но он так плохо растет …

– А вот почему все они медленно растут – будем разбираться… У твоего Сережи хорошо развито логическое мышление … и, как мне показалось, не в ущерб эмоциональному … Он очень привязан к тебе, скучает без тебя …

– И я так скучаю без него! …

– Теперь развиваться он будет быстрее, может быть даже быстрее, чем я думаю …

– Так он не болен?

– Нет, он не болен. И никто из мальчиков не болен. Хотя физически они отстают от своих сверстников …

И Галина, и другие мамы с неослабным вниманием слушали Свиридова, не отрываясь смотрели на него, ему в глаза, ему в рот. И рты их сами собой раскрывались, и они забывали жевать …

Свиридов поборол желание заглянуть в сознание Вознюковой, погладил ее руку.

– Вот так, сестренка, очень хороший племянничек у меня появился!

– Анатолий Иванович, а …

– Накажу! Сейчас за волосья и об печку! – грозные слова Свиридова вызвали улыбку у Вознюковой и смех у остальных. – Я вам посмеюсь! Всем достанется!

– Анатолий … а эти его способности на здоровье не отразятся? – привыкая к необычному обращению спросила Вознюкова.

– А никто же не знает, как и на что они могут повлиять … Будем думать о лучшем … – он еще раз погладил ее руку.

– Спасибо тебе, братец, – Вознюкова придвинулась и поцеловала Свиридова.

– Катя, давай теперь с тобой выпьем и поцелуемся.

– Давайте, Анатолий Иванович!

– Накажу!

– Так мы еще не выпили!

– И не поцеловались!

– Здравствуй, сестренка!

– Здравствуй, братик!

– Сын твой, Катерина, большой молодец и большая умница! Я тебе по секрету скажу, математические способности у него … о-го-го! А так – нормальный хороший мальчишка, тихий, правда, очень, но зато не хулиганистый, как некоторые!

– А кто хулиганистый?

– Очередь дойдет! А теперь очередь Веры, Веры Степановны. Там – Вера, тут – Вера … Как вас различать? И похожи – как из одного лукошка! Вера Степановна! Сами там придумайте, чтобы мне было удобнее вас различать … За твоего сынишку, за Петю!

– Здравствуй, сестренка!

– Здравствуй, брат!

– А целоваться ты горазда!

– А ты, будто, нет!

– Петя – человек очень серьезный, ну, уж никак не в тебя! Как бы большим ученым не стал.

– Ну, будто бы! Как ты можешь знать наперед?

– Как бы он нам назавтра сюрприз не устроил …

– Что такое? Да не пугайте … не пугай ты …

– А ты не пугайся … Теперь вам всем пугаться без пользы – что есть, то есть, и никуда теперь от этого не денешься. Так вот, есть у меня подозрение, что заговорит он завтра … по-английски …

– Ну-у!?

– Я ведь сказку-то читал им на английском языке …

– Ну, Толя, ты даешь! – сказала это Зина, с которой Свиридов еще не побратался и не поцеловался, но какое это имело значение.

– Ничего, сестренки, привыкайте, со мною тоже не соскучишься! Я ведь говорю с ними – слова говорю, а мысленно дублирую, чтобы они поняли …

– Ну-у … Толя, а как это?

– Как-нибудь объясню потом … Только болтать об этом не надо … Ни о мальчиках, ни обо мне … Тем более, что не один я такой …

Свиридов выпивал свою стопку с каждой из мам, и на закусывание времени у него не было, но хмелели почему-то больше мамы.

– Так, Вера Ивановна, теперь я к тебе! Здравствуй, сестренка!

– Здравствуй, брат Толя!

– А Димочка – прелесть, такой ласковый, такой добрый, такой деликатный … Не напоказ, а внутри, он просто такой есть. Может быть, трудно ему будет из-за своей мягкости и доброты … В тебя пошел, точно говорю …

– Ты скажешь! А почему у него иногда не все слова получаются?

– Так ведь он только сегодня говорить начал. Все образуется и встанет на свои места. И говорить он будет не хуже других.

– Наконец-то и до меня очередь дошла!

– Точно, Зинаида! Здравствуй, сестренка!

– Здравствуй, брат!

Зина Васильева поцеловала Свиридова всласть, мягкие губы ее трепетали и тянулись к его губам. Все мамы целовались неплохо, а Зинаида постаралась особенно.

– Знаешь, сестренка, а в твоем сыне Бориске я толком не разобрался. Мальчик хороший, добрый, сердечный … Но то ли мучает его что-то, то ли думает он постоянно о чем-то … Скрытое есть что-то … А в остальном – нормальный мальчишка, даже немного хулиганистый … Ну, в мать!

– Неужто я такая?

– Да уж признавайся, чего там!

– Ну, так если что – так я самую малость …

– Нина, здравствуй, сестренка!

– Здравствуй, братик Толя!

– Что не пьешь?

– Нездоровится мне …

– Вася у тебя – мальчик не без способностей … И читать скоро будет, и писать … Но показалось мне, что он цвета различает куда лучше, чем я … Я вижу один цвет, а он еще кучу оттенков … А как это потом скажется – сама понимаешь, догадаться трудно …

– Ты поешь, Толя. А то все пьешь с нами, а закусить – времени не хватает …

– Покорми его, Нина, покорми! На, дай ему бутерброд – я уже намазала!

– Как не покормить такого брата заботливого!

– Вот, Валерия Борисовна, и до вас я добрался. Нарочно оставил напоследок …

– Это почему же?

– Так вас же сперва напоить надо было – а то ведь вы целоваться со мной не станете …

– Почему вы так решили? Вы ведь с серьезными намерениями – так почему же и не поцеловаться?

– Один ноль в вашу пользу …

Хохот покрыл голос Свиридова. Дзюбановская внимательно посмотрела в его совершенно трезвые глаза и мягко и ласково поцеловала.

– Здравствуй, брат!

– Здравствуй, сестра!

– Что можно сказать про Олега? Все то же, что и про всех мальчиков – здоровый, нормальный, хороший мальчик. Тоже худенький, тоже отстает в росте от сверстников … только слабенький он, позаниматься надо с ним … А вот реакция у него отменная, спортивная, далеко может пойти в динамичных видах спорта …

– Очень слабенький? Какие виды спорта?

– Я бы не сказал, что уж очень слабенький, но позаниматься с ним не помешает … А виды спорта – борьба, стендовая стрельба, теннис, баскетбол … Это не только ему полезно – спортом заняться, а всем …

– Спасибо тебе, Толя. Спасибо от всех нас, от наших мальчиков … Нам теперь без тебя никуда … ведь только ты можешь с ними договориться … Да еще и растут без отцов …

– Катерина, только без слюней и соплей!

– Слушаюсь, брат мой!

– Я хочу сказать нашим милым мамам, – Свиридов положил руку на плечо Дзюбановской, и это плечо восприняло эту руку как что-то давно знакомое и само собой разумеющееся, – Что ваши детишки очень любят вас. Это очень серьезно … И еще – запомните, что они знают про вас и о вас намного больше, чем вы думаете … И вы даже представить себе не можете, как вы им дороги.

– Толя, но ведь они правда не больные?

– Они не больные, они особенные.

– Их … будут исследовать?

– И вас всех будут изучать тоже. И вас, и мальчиков. Изучать на предмет – а почему так получилось? У нас ведь есть уже один такой мальчик. Это – сын Полины Ерлыкиной, вы его знаете.

Они еще посидели немного, теперь все сгрудились вокруг Свиридова, буквально насели на него. Он почувствовал, как к его спине прижалась чья-то упругая горячая грудь.

– Кто там дышит мне своей грудью в затылок?

– Уж и подышать нельзя! Девки, ежели у нас на всех теперь один общий брат, то мы теперь все друг другу сестры, али как?..

НЕРЗАВЕЦКАЯ ПИШЕТ ДОКЛАДНУЮ

А у себя в кабинете Нерзавецкая крупным острым почерком писала на тетрадном листе бумаги.

«Генерал-полковнику Нефедову С.Ю. от Нерзавецкой К.С.

Донесение.

Довожу до вашего сведения, что в интернат поселка «Солнечный» без предварительной договоренности вместе с родными (матерьми) находящихся здесь детей приехал полковник Свиридов А.И., назначенный (по непроверенным данным) новым начальником объекта. Полковник Свиридов прошел к детям один и пробыл там две или три минуты, после чего туда зашли приехавшие женщины, а полковник вышел.

Считаю своим долгом отметить и обратить ваше особое внимание на то обстоятельство, что после встречи с полковником дети начали говорить (до этого они не разговаривали ни с персоналом интерната, ни со своими матерьми), и к вечеру их речь приобрела характер хорошо поставленной речи взрослого человека.

У полковника Свиридова ко мне были следующие вопросы: давно ли я заведую интернатом, чем больны дети, какой им был поставлен диагноз, есть ли в штате интерната врач, где находятся истории болезни детей, что лично я могу сказать о детях, что за припадки бывают у одного из детей, есть ли у меня семья и дети, что было в помещениях интерната ранее, какие занятия проводятся с детьми, каков распорядок дня детей, почему нет спортивных занятий, почему им прописана молочно-растительная диета, где анкеты работников интерната и кто сегодня дежурит.

У детей неожиданно проявились общежитейские навыки и понятие о дисциплине. Несмотря на явное возбуждение нервной системы они очень быстро заснули, причем укладывал их спать полковник Свиридов, в то время как приехавшие женщины готовили пьянку и накрывали на стол.

Последовавшее затем групповое сожительство полковника с приехавшими женщинами не вызывает сомнения в корыстных целях женщин.

Сообщаю вам о необычном поведении детей и жду указаний о дальнейших действиях в руководимом мною интернате.

Остаюсь верная вам Калерия Нерзавецкая.»

ПРИПАДОК БОРИ ВАСИЛЬЕВА

С трудом отогнав раскрасневшихся женщин от стола Свиридов отправил их спать и улегся сам в маленьком закутке.

Но поспать долго ему не дали.

– Толя, Толя! Проснись! У Бориски приступ!

Его теребила за плечо Нина. Она, видимо, спешила и пришла будить его в длинной ночной рубашке.

– Иду!

Свиридов сбросил одеяло и как был в плавках пошел за Ниной.

В спальне горел свет и все сгрудились около кровати Бориса. Свиридов не сразу понял, что там произошло. Зина склонилась над кроваткой, а под откинутым одеялом лежал какой-то странный предмет, и только приглядевшись, можно было понять, что это – маленький мальчик в очень странной позе, весь скрюченный, охватил себя руками – и ногами?

Зина пыталась погладить его, а он дергался, как от прикосновения электрического провода.

– Разойдись! – тихо сказал Свиридов.

Женщины расступились. Он протянул к мальчику руки, дотронулся до него. Мальчик не дернулся. Свиридов взял на руки сплетенное тельце и пошел в соседнюю комнату.

– Ребятки, не ходите с нами, – остановил он проснувшихся мальчиков. – Ложитесь в кроватки. Я сейчас помогу Боре и все будет хорошо…

Свиридов подошел к чьей-то постели.

– Ну-ка, садись и возьми мальчика на руки, – сказал он Зине.

Та послушно села на чужую кровать и приняла на руки сплетенное тельце. Мальчик воспринял это спокойно.

– Дай мне обхватить его, – Свиридов начал просовывать руки под тельце мальчика. Он только успел почувствовать, как мягкая полная грудь Зины прижимается к его руке, как ей приятно это прикосновение, и мальчик немедленно отреагировал резкими конвульсивными толчками.

– Девочки, уведите Зину, – сказал Свиридов, поднимая мальчика, – Уведите и напоите валерьянкой … Лера, помоги мне …

Дзюбановская подошла к нему.

– Как мне помочь?

– Сядь поудобнее и возьми его на руки … Главное – чтобы ты его обхватила как можно плотнее, со всех сторон … И люби и жалей его, как своего собственного …

Дзюбановская забралась с ногами на кровать, села, скрестив ноги, и приняла у Свиридова мальчика.

Просовывая руки под маленькое сплетенное тельце Свиридов неизбежно касался тела Дзюбановской, но теперь все было спокойно – ни она не реагировала на его тесное прикосновение, ни мальчик.

– Так, всем выйти … Лера, на меня не обращай внимания, чтобы я ни делал …

Он стал устанавливать контакт с мальчиком, и ему это удалось не сразу. Такой вихрь чувств и эмоций открылся ему, что он не сразу сообразил, что нужно и снизить уровень восприятия, и попытаться работать по ключевым словам – да по каким словам? – по ключевым понятиям.

Но среагировал он быстро и погрузился в мир чужих чувств.

Сперва он просто успокаивал мальчика, старался снять напряжение, сковывающее все его тело, все мышцы.

Потом пошел вглубь и попытался отыскать причину нервного напряжения. Отбрасывая картины и целые пласты событий, эмоций и переживаний, он старательно искал главное, оставляя все воспринятое на потом.

Что-то показывало на связь нервного состояния мальчик с нервным состоянием матери. И Свиридов попытался войти в информационное поле Зины Васильевой. И вошел в него.

ЗИНА ВАСИЛЬЕВА – ПРИЧИНА ПРИПАДКА

…Это был самый конец беременности, до родов оставалось всего ничего. Живот такой большой, тяжелый и гладкий. Кожа натянута, как на барабане. Кто-то толкает живот изнутри, это немного больно, но очень приятно. Она у себя в комнате и ждет его, своего возлюбленного и отца своего ребенка. Одно воспоминание заставляет напрягаться в нетерпеливом ожидании.

Вот он! Он целует ее, гладит по спине, по бедрам, расстегивает и снимает с нее одежду. Ласкает налитые груди, касается языком влажных сосков, расстегивает и снимает бандаж с живота, гладит торчащий живот. Она откидывается спиной на стол, он берет ее ноги и раздвигает их. Ей так хочется его, так приятно, и так страшно, когда он проникает в нее и, кажется, касается того, кто в животе. Несмотря на приглушение эмоций, слияние этих двух чувств – восторга от близости и дикого страха за того, кто в ней, оглушают Свиридова. Эти эмоции передаются еще неродившемуся существу, и оно тоже волнуется и страдает, а Зина, разрываясь между этими двумя океанами эмоций, почти неподвижна, ее колени на плечах мужчины, и он движется, движется … И, охладев, оставляет Зину.

В другой раз его поцелуи и ласки возбуждают Зину, но беспокоят ребенка, и он начинает бешено толкаться, и Зина, крича от боли, валится на кровать … Врачи, палата, еще несколько дней, еще несколько равнодушных поцелуев, вызывающих тем не менее сильную реакцию ребенка …

Он родился – Свиридов не понял, то ли роды были легкими, то ли Зина не придала им значения, но радость первой встречи с сыном заслоняет все. Сын настолько занимает ее, что приход его отца остается почти неотмеченным, как и поцелуи и слабые попытки интимных ласк. Наткнувшись на колкую поросль на ее теле он уже не возобновляет попыток, а она не чувствует их прелести. Время проходит, уже прошло несколько месяцев – его уже нет, и однажды она испытывает волнение от прикосновения мальчика к ее груди, а затем просто от воспоминаний. Волнение, желание …

Мальчик растет, но не забывает ужаса от близкого проникновения к нему чего-то … Чего-то очень важного и желанного для мамы, но этого она очень сильно боится, и ее страх и желание не находят выхода … А потом мама приходит к нему редко, и иногда он чувствует, что ей очень хочется принять внутрь себя часть мужчины, она опять полна тех эмоций … И он вновь переживает весь тот ужас замкнутого пространства, ужас матери и свой страх и безвыходность …

«Можно уже попробовать снять» – подумал Свиридов, – «Но откуда? С того конца или с этого? Или лучше просто дать ему свое отношение ко всем этим событиям, включая сегодняшнее ее волнение?»

– У тебя пот … капает, – тихо прошептала Дзюбановская, – Можно мне вытереть?

– Нет … Руки не отнимай …

Свиридов начал тихонечко шевелить пальцами, поглаживая мальчика. Тельце стало мягче, мышцы уже не каменели под его пальцами. Он старался внушить мальчику не только спокойствие, уверенность в своей безопасности, но и чувство понимания и уважения к матери, нежность к ней … И, главное, Свиридов пытался разорвать связь между волнением женщины и потребностью той в мужской ласке с чувством опасности и страхами мальчика.

Мальчик успокаивался – это уже было видно, руки и ноги его расправлялись, дыхание становилось ровным.

– Лера, дай я вытащу руку, а ты прижми его к себе и побаюкай … Дзюбановская чуть отстранилась и Свиридов осторожно стал вытаскивать руку из-под мальчика. Тот спокойно повернулся к Дзюбановской, уткнулся носом ей в грудь, обнял рукой.

Свиридов, внушая ему спокойный и глубокий сон, стал вынимать другую руку из-под тела мальчика. Только теперь он почувствовал и осознал, что все это время его руки были плотно прижаты к телу молодой женщины, прикрытому только тонкой и короткой сорочкой.

Теперь он смог вытереть пот. В дверь заглядывали.

– Девочки, заберите Борю и отнесите в кровать. Не бойтесь, все хорошо, он сейчас не проснется …

Свиридов взял мальчика и передал Нине. Дзюбановская помахала затекшими кистями рук и встала с кровати. При этом ее короткая сорочка предательски открыла слишком многое, и она покраснела, искоса глянув на Свиридова.

КАК ТАМ ЗИНА?

– Как там Зина? – он послал мысленный приказ ребятишкам «спать» и мог теперь заняться мамой.

– Получше, но еще трясет …

– Девочки, поставьте стул … Посадите ее.

– Зина, сядь поудобнее, поплотнее к спинке.

Свиридов встал у нее за спиной, положил ладони ей на виски.

– Я сейчас попробую снять у тебя головную боль и успокоить тебя. Ты сиди спокойно, старайся ни о чем не думать …

– Хорошо, Толя …

– И не волнуйся, с Борей все в порядке, он заснул …

– Хорошо, Толя …

– Ты успокаиваешься, успокаиваешься … Можно усыпить тебя?

– Хорошо, Толя …

Успокаивая Зину Свиридов вошел в ее сознание и мысленно попытался пустить события вспять. Ему это удалось и он убыстрил темп.

Волнение и желание Зины, почувствовавшей прикосновения его рук через тонкую ткань рубашки, ее волнение и желание от случайных прикосновений и даже взглядов, случайная близость с почти незнакомым мужчиной, попытки мастурбации, роды, беременность, страх и желание последних недель беременности, обоюдные желания ее и отца ребенка, разнообразие поз и способов, бессонные безумные ночи, темперамент молодых любовников, знакомство и влюбленность, но это не первый ее мужчина …

Свиридов прервал продвижение вглубь информационного поля и вернулся.

Зина сидела с закрытыми глазами и спала, а кругом стояли мамы в ночных сорочках и широко открытыми глазами смотрели на нее и на Свиридова.

Он знал, что прошло всего несколько секунд.

Теперь он внушал Зине, что те страхи, которые она переживала в последние недели беременности, давно прошли, стали давними полузабытыми воспоминаниями, что она свободна от этого страха, что у нее такой чудесный сын …

– Давайте уложим Зину в кровать, – сказал Свиридов, поднимая ее на руки, – ну-ка, помогите мне.

Общими усилиями Зину уложили.

– Теперь она спокойно проспит до утра … Все, девочки, ложитесь спать.

– Толя! – Вера подошла к нему, – Меня считают отпетой хулиганкой и вообще … Но дай я тебя поцелую от всех нас!

– Ложитесь, ложитесь! Я всем пожелаю спокойной ночи!

Как же эти молодые женщины были хороши в своем волнении за мальчика и друг за друга. Сейчас они счастливо улыбались, когда Свиридов просто касался щеки, поправлял одеяло, гладил руку. Правда, он при этом излучал доброту и ласку.

Последней у стены стояла кровать Дзюбановской. Свиридов не удержался и погладил ее по спине, проведя ладонью сверху донизу, и получил в ответ такую счастливую улыбку.

– Спокойной ночи, милые сестренки!

ЭТИ МАЛЬЧИКИ. МЫСЛЕННЫЙ КОНТАКТ с ОЛЕГОМ

– Лера, сядь-ка вот сюда, – Свиридов усадил Леру на скамейку в беседке. – Я хотел бы попробовать установить мысленный контакт с Олегом и побеседовать с ним. Как ты смотришь на это?

– Я пока никак не могу привыкнуть, что Олежка … может разговаривать … мысленно … А почему ты спрашиваешь меня об этом? Почему спрашивал Веру?

– Я уже побеседовал с Димой … Мне трудно объяснить, но это не просто разговор, это обмен мыслями, чувствами … даже эмоциями. И в этом процессе участвует память.

– Ну и что? Он и так может рассказать о том, что помнит.

– Все-таки это вмешательство во внутренний мир …

– Но ведь это не опасно?

– Думаю, что нет. Я не вмешиваюсь в его сознание, а только спрашиваю.

– А про меня ты будешь спрашивать?

– Обязательно! – рассмеялся Свиридов, – Я хочу, чтобы ты осталась с нами, не возражаешь?

Дзюбановская кивнула.

– Олег! Олежка! Иди сюда! Ну-ка, мама, возьми на руки своего сына.