Концерт Патриции Каас. 8. И что дальше (Под Москвой)

РЕБЕНОК и КАПИТОЛИНА

Маленький сын Авдоконихина настолько привык к своей няне, что скучал, если она отвлекалась на сдачу экзаменов – она завершала учебу в школе.

Капитолина оставалась ночевать в квартире Авдоконихина, и вместо скромного диванчика Надя поставила ей нормальную кровать и стол для ее школьных занятий, и для занятий Капитолине специально выделялось время. Надя присмотрелась к девушке, и они подружились, несмотря на разницу в возрасте.

Теперь Надя не нервничала, задерживаясь на работе, а по дороге домой звонила Капитолине узнать – что нужно купить из продуктов.

Капитолина стала намного разговорчивее, и оставаясь вечером вдвоем женщины беседовали на самые разные темы – и им обеим было интересно. Капитолина не всегда понимала то, что ей рассказывала Надя о своей работе, но она старалась и не стеснялась спрашивать непонятное.

А Наде было интересно отвечать на вопросы Капитолины так, чтобы та понимала ее.

И со временем Капитолина рассказала Наде о том, что ей очень хочется иметь ребенка – своего ребенка, но … Далеко не сразу Капитолина решилась и поздно вечером, когда Андрюша уже спал и было темно, она рассказала Наде о том, что произошло восемь лет назад, когда она попала в новый детприемник.

Во время пожара у Капитолины погибли все родные и близкие – мать с отцом, бабушка с дедушкой, двоюродные сестры, и ее прямо из школы отправили в детский дом. Она долго плакала, никак не могла привыкнуть, но персонал детского дома оказался сердечным, и она понемногу привыкла и привязалась к воспитателям. А потом произошла какая-то реорганизация, все воспитатели ходили хмурые и даже плакали, а детей разбросали по другим детским домам и детприемникам.

Капитолина попала в детприемник, где было много мальчиков старше ее, где заводилой был какой-то малолетний бандит и все слушались его. И по вечерам он являлся со своими товарищами в девчоночью комнату, и они насиловали девочек. Изнасиловали и Капитолину, после чего она чуть было не попала в психушку … Ей повезло, она попала в лесную школу к Львовским, где к ней отнеслись очень внимательно, никто ее не обижал, она стала учиться, а теперь ей так хочется ребенка … Своего ребенка.

Рассказывая все это, Капитолина плакала, ее била крупная дрожь, и Наде пришлось приложить немало усилий, чтобы ее успокоить.

– А я теперь знакомиться с мальчиками не могу … – сквозь слезы простонала Капитолина.

А Надя уговаривала Капитолину не спешить, не форсировать события и много рассказывала о себе, о своей жизни, о знакомстве с Авдоконихиным и историю создания их семьи …

– Тебе никто не нравится из мальчиков? Из вашей лесной школы, или здесь, в городе?

– Я всех … боюсь ….

– Они были грубы с тобой? Обижали тебя?

– Нет … Они стараются меня не трогать …

– Почему? Они боятся тебя?

– Наверное. Я нескольких ударила …

– А на танцах?

– Я не хожу на танцы … Там обнимают …

– Расскажи все Свиридову. Он должен знать, как тебе помочь …

На следующем танцевальном вечере к Капитолине подошел одноклассник.

– Капа, пойдем, потанцуем.

Капитолина решилась – уж очень добродушно говорил парень. И они пошли танцевать.

Парень обнял Капитолину, повел ее, о чем-то заговорил. А она, ничего не слыша все пыталась понять – как он ее обнимает. Прижимается или нет? Старается спустить руку пониже? Не старается приблизить свое лицо к ней?

А парень просто танцевал, и даже осторожно сделал замечание, что она танцует скованно. Следующий танец был вальс, и он опять пригласил Капитолину, и закружил ее. И ей уже некогда было думать о том, как он ее держит, она сталась не наступить ему на ногу и не сбиться с такта.

– Ты хорошо танцуешь! Почему ты раньше не танцевала?

И следующий танец они опять танцевали вместе, и еще, и еще. И даже когда он в резком повороте прижимал Капитолину к себе, ей это не казалось странным или опасным.

А когда после танцев парень проводил ее домой и не пытался взять за руку, она пришла в квартиру Авдоконихиных раскрасневшаяся и радостная. Отчего бы это?

Надя заметила это, но ничего у Капитолины не спросила …

НОВАЯ МАШИНА У ГРИШИ

Гришина вазовская «восьмерка» стараниями механиков гаража находилась в идеальном состоянии, но Гриша ездил на машине редко, а некоторое время назад эту машину активно использовала Тоня, когда провожала и встречала еще не подросших Гришу и Олега Ерлыкина.

Но однажды Гриша поехал в Москву, прихватив с собой Улю, Иваныча и главного механика гаража.

А вернулись они на двух машинах – Гришину «восьмерку» вел Иваныч, а за ней двигался ярко-желтый «Getz», за рулем которого сидела Уля.

И она управлялась с этой новенькой красавицей легко и уверенно.

Потом, около подъезда, с новой машинкой знакомились Тоня, Свиридов и Верочка, а также другие интересующиеся машинкой прохожие.

За рулем новой машины прокатилась Тоня, потом Свиридов, посадив в машину Тоню, Улю и Верочку.

Новая машина была зарегистрирована на имя Ульяны Свиридовой, и это ни у кого не вызвало удивления …

РЕСТОРАН КУРАНА

Куран позвонил Свиридову через секретаря и через несколько дней в ресторане встретились модно одетый юрист в затемненных черепаховых очках, Куран и один из авторитетных смотрящих города.

Куран долго беседовал с гостем, пока в зал не вошел модно одетый черноволосый мужчина в крупных очках в модной черепаховой оправе.

Куран встал, представил вошедшего – «Юрист»

Юрист снял очки, смотрящий вгляделся и после этого по его знаку вся его охрана без звука покинула ресторан.

– А теперь говори.

– Я помню тебя как Анатолия … Как мне тебя называть?

– Все здесь привыкли называть меня Юристом. Не будем нарушать правил. Я слушаю тебя, Косарь.

– У вас с Кураном приятный ресторанчик. Но мне сказали, что пацанов сюда не пускают.

– Верно сказали.

– Нет, ты не подумай, Толя … то есть Юрист, что я имею что-то против – твое слово хорошо весит. Но у нас торжественный случай, молодые женятся. Мы хотели бы справить свадьбу по-тихому там, где нас никто не посмеет тронуть. Просим сделать для нас исключение. Со своей стороны гарантируем тишину и порядок.

– Куран, ты знаешь жениха и невесту?

– Знаю, оба хорошие ребята …

– Пусть будет так. Никакого оружия в зал не приносить. Меню обсудите с Кураном. Музыку и артистов я обеспечу. Сообщите мне срок за неделю.

– Спасибо тебе, Юрист, от всех пацанов и от меня лично. Ты у нас в большом авторитете. Тамаду мы обеспечим.

– Пусть ваш тамада перед мероприятием со мной поговорит, – сказал Свиридов.

– Понял тебя, Юрист.

Разбитной немолодой человек с подержанным лицом и цветком в петлице мог бы и не представляться – без этого было видно, что он профессиональный тамада.

Он начал что-то быстро говорить и внезапно замолк, будто его выключили.

– Послушайте меня, милейший … – начал Свиридов.

Что он говорил замолкшему тамаде, отведя того в сторону – никто не слышал, но после этого тамада стал очень тих и внимателен.

Нет, он очень весело приветствовал наполняющую зал публику, рассаживал молодых, шутливо покрикивал на дружек и подружек, но при этом не упускал из виду Юриста.

Вежливые официанты встречали пришедших и провожали их – новобрачных и свидетелей к их столикам, пожилые пары – к своим столикам, Косаря с державшей его под руку дамой к столику проводил сам Куран.

Первый тост под вальс Мендельсона тамада умело прокомментировал, а затем стушевался и показал всем на сцену.

А со сцены в зал спустился Свиридов в модном светлом костюме и с подносом в руках.

Он подошел к молодым, и те встали.

– Дорогие молодые! У нас в деревне всегда был такой обычай. Видите, на подносе один фужер и один кусок каравая. И вот молодые должны сами решить – кто берет фужер первым, угощает ли он другого или отпивает сам, сам откусывает кусок хлеба или предлагает другому. То, как они решат эту задачу, определит всю их дальнейшую жизнь. Прошу!

Молодые нерешительно поглядывали друг на друга, а Свиридов и весь зал напряженно ждал.

Наконец молодой парень решительно протянул руку и взял фужер, пригубил и протянул своей молодой половине. Молодая жеманно оттопырила пальчик и отпила из фужера. Затем она отломила половину куска хлеба и подала своему молодому супругу.

– Ура молодым! Их совместная жизнь будет гармоничной и счастливой! Горько!

Все шумно расселись, зазвенели бокалы, вилки и ножи, забулькала жидкость …

Вальс продолжался, и некоторые, осушив первый бокал пошли танцевать.

А Свиридов продолжал изучать присутствующих в зале, постепенно осваиваясь с их прошлым.

В основном на свадьбе присутствовала молодежь, и молодежь частенько уже с «опытом» – опытом отсидки. Старшее поколение было солиднее как по опыту, так и по стажам отсидок. Были супружеские пары, чаще всего не зарегистрированные, но устойчивые. Пришедших с «подругами» было немного, но зато оказалось, что один из гостей только недавно отсидел немалый срок и на свободе совсем недавно …

НЕ ВСЕ ТАК ПРОСТО

А этому предшествовала довольно серьезная подготовка, которая вызвала у знакомых Свиридова некоторое недоумение.

– Толя, а что такого особенного и важного в этом ресторанном вечере? Подумаешь, пацаны с прошлым!

– Видишь ли, Валя … А я мог быть одним из них, повернись моя жизнь по другому … Поэтому этот вечер для меня важен, как прощание с несостоявшимся прошлым. И хочется сделать вечер запоминающимся для всех этих ребят …

– Толя, взаправду? Ты их всех знаешь?

– Многих знаю … Поэтому предлагаю следующий порядок …

Они обсуждали состав оркестра, репертуар, последовательность номеров …

– Слушай, Толя, а если я сделаю то, что пробовала там, в «Солнечном» – без прикрас и одежд? Ей-ей, я не побоюсь! – предложила Валентина Суковицина.

– А что скажет Аркадий?

– Я уговорю его! И, потом, этих зрителей я же больше никогда не увижу …

– Обдумаем …

Подготовка к вечеру была весьма серьезной – предполагалось участие молодой певицы Ангелины Кочуры (кроме Валентины Суковициной), оркестра «Живой звук».

С помощью Олега, оркестрантов и певиц подробно прорабатывались варианты сценария вечера, и все чувствовали живую заинтересованность Свиридова в том, чтобы вечер удался …

ЭТА СВАДЬБА ПЕЛА и ПЛЯСАЛА

А Свиридов объявил вальс невесты и первым повел ее в танце, перемежая комплименты с наставлениями. И отпускал ее, передавая следующему гостю.

Кулисы небольшой сцены были закрыты не полностью, и оттуда несся легкий классический венский вальс – за занавесом расположились два состава оркестрантов: местный, ресторанный, и полный состав «живого звука».

От штатной певицы ресторана Свиридов после некоторого раздумья отказался, а привез Валентину Суковицину и молодую, мало кому еще известную певицу Ангелину Кочуру. И еще ему помогали несколько офицеров спецотряда, наряженные в модные костюмы, и их жены, принаряженные в «концертные» платья, а главное, исполняющие обязанности гримеров и костюмеров.

Гости рассеялись по залу, занимая места. Столы были сервированы на четверых, но кое-где их быстро объединяли. Бутылки дорогой водки, коньяк, вина, закуски – все было в лучшем виде.

Публика оказалась более цивилизованная, чем ожидал Свиридов, и это его порадовало и одновременно насторожило – и где это они набрались такого лоска? Но тем не менее гости старательно опустошало рюмки и фужеры, налегали на закуски и понемногу «теплели».

Куран на этот вечер одел своих официанток в брюки, и они ловко сновали между столами.

Гостям уже требовалась неназойливая ресторанная музыка.

Из-за полузадернутой кулисы вышел молодой скрипач, и пошел рядом со Свиридовым.

А Свиридов двинулся к столику Косаря:

Жителей всех континентов и стран

Мы приглашаем к себе в ресторан:

Выпьем закусим и снова нальем

И непременно споем!

Сильный и приятный голос Свиридова наполнил зал, но было понятно, что он обращается к конкретному столу:

Песню для вашего столика,

Для самых близких друзей

И не только,

Песню для вашего столика,

Пой с нами Глаша, Трофимыч и Поленька!

Песня для вашего столика

Не устареет нисколько!

Свиридов назвал по именам троих из сидящих за столом, и они, удивленные, захлопали ему первыми. А затем и весь зал …

В разных местах зала вставали и произносили тосты за здоровье молодых …

Когда простым и нежным взором

Ласкаешь ты меня, мой друг,

Необычайным цветным узором

Земля и небо вспыхивают вдруг…

Свиридов попробовал петь не в полную силу, а так, для фона и для возможности размять ноги для желающих. К его голосу свой высокий и нежный голос добавила Ангелина, появившаяся на эстраде, и приковавшая внимание молодежи.

Вечер потек своим чередом.

Мало кто обращал внимание, что Свиридов и молодая певица пели без микрофона в руке – а звук был слышен во всем зале. Неприметный микрофон, выглядывающийся из-за галстука Свиридова и такой же светлый маленький шарик на щеке у певицы – и задрапированные колонки в углах.

У входа около двух полных цветов лотков скучали две цветочницы – пока еще цветов почти никто не покупал. Но на некоторых столах уже появились букеты – их дарили своим подругам.

Недалеко от сцены в углу за столом Курана, где обычно присаживался «Юрист», сегодня стояло три стула. Лицом к залу сидел Куран, внимательно наблюдающий за порядком и за работой официанток, у стены лицом к залу сидела нарядно одетая Марьяна, которую многие принимали за «хозяйку», и стол был накрыт на троих.

Танцевала в основном молодежь, и оркестр играл нечто похожее на модные танцы.

Потом музыка смолкла и перед сценой оказался Свиридов с гитарой.

От злой тоски не матерись,

Сегодня ты без спирта пьян:

На материк, на материк

Идет последний караван.

Свиридов пел как всегда негромко, но шум в зале мгновенно стих.

Опять пурга, опять зима

Придет, метелями звеня.

Уйти в бега, сойти с ума

Теперь уж поздно для меня.

Слушали внимательно и напряженно – скорее всего не ожидали такой песни. А Свиридов пел и продолжал сканировать публику.

Я до весны, до корабля

Не доживу когда-нибудь.

Не пухом будет мне земля,

Что камнем ляжет мне на грудь.

Гости еще только начали вторую бутылку, но такая благодать сквозила в их отношении к песне, что Свиридов решил особенно такие песни не педалировать.

Но тем не менее он закончил в полную силу – не громко, но забирая слушателей в плен.

От злой тоски не матерись, -

Сегодня ты без спирта пьян:

На материк, на Магадан

Ушел последний караван.

И очень тихо, почти про себя повторил:

На материк, на Магадан

Ушел последний караван.

Минута молчания взорвалась аплодисментами – хлопали, и даже что-то кричали, а кое-кто ринулся к певцу с полными бокалами. Но негромкое «сели назад!» возымело действие и все вернулись за свои столы.

А Свиридов просигналил Олегу #выпускай Гелю – «калитку».

И после небольшого оркестрового проигрыша из-за занавеса появилась дородная Кочура в длинном белоснежном платье, с оголенными плечами и ниткой жемчуга.

Ее внешний вид сперва не очень вязался с нежным высоким голосом.

Чуть только вечер опустится синий,

Чуть только звезды зажгут в небесах,

И черемух серебряных иней

Жемчугами украсит роса…

Ее звонкий голос заполнял, а Геля, поддерживаемая и Олегом, и Свиридовым вкладывала все чувства в слова …

Отвори потихоньку калитку

И войди в тихий садик как тень,

Не забудь потеплее накидку

Кружева на головку надень.

Ее голос летел и переливался, в каждое слово она вкладывала всю душу, и слушатели чувствовали это …

Там где гуще сплетаются ветки

У беседки тебя подожду,

И на самом пороге беседки

Поцелуй …

Отвори потихоньку калитку

Тут аплодисменты начались сразу, крики «браво», «бис!» и быстрые пробежки к цветочницам – сцену перед Гелей усыпали цветами.

А она кланялась, прижимала руку к сердцу, посылала воздушные поцелуи – а оркестр, там, за занавесом, негромко продолжал мелодию.

А Свиридов выделил мысленно недавно освободившегося – он сидел довольно хмурый, хотя и с дамой, за столом недалеко от Косаря.

Взяв гитару Свиридов направился к их столу и начал одновременно с гитарой:

А и налей-ка, милый,

Чтобы сняло блаж,

Чтобы дух схватило

Да скрутило аж,

Да налей вторую -

Что б валила с ног.

Нынче я пирую

Отзвенел звонок.

Он пел специально для сидящего напротив хмурого зека, только что вышедшего на свободу, для его подруги …

Нынче я гуляю -

Мне не нужен счет.

Мне вчера «хозяин»

Выписал расчет.

Я у этой стойки

Не был столько лет,

Не к больничной койке

Был прикован, нет!

Олег приглушил работу колонок и Свиридов пел почти неслышен залу.

Вези меня извозчик

По гулкой мостовой.

А если я усну -

Шмонать меня не надо.

Я сам тебе отдам,

Ты парень в доску свой,

И тоже пьешь

Когда-то до упада.

Вези меня извозчик …

Сидящий напротив даже стал тихо подпевать, и его подруга, взяв его под руку, подпевала тоже …

Вези меня извозчик

По гулкой мостовой.

А если я усну -

Шмонать меня не надо …

Свиридов кончил тихим аккордом.

– Примешь от меня? – спросил сидящий напротив.

– От тебя, Никанор, приму.

Олег совсем отключил микрофон Свиридова, поэтому дальнейшие слова никто не слышал.

А Свиридов с Никанором выпили, закусили огурцом.

– Где чалился?

– В Крестах. А ты?

– А я в Вологде … Не трогай пацанов, что тебя заложили. Они сами на днях спалятся, да с таким фейерверком. Будь!

Свиридов исчез за кулисами, музыка играла танцевальные мелодии и свободное место заполнилось танцующими. Танцевали и молодые – вновь испеченные муж и жена: он в черной паре, она в фате.

Но Свиридов появился вновь, и не спускаясь в зал запел:

Это сон,

Это белая словно фата

Петербургская белая ночь.

И Нева,

Мягко волны накатывает

На гранитные камни.

И парит белый ангел

От первопрестольной умчавшийся прочь.

И блестит

Мой серебряный крестик на шее,

Подарок от мамы.

Раздумье и грусть, мечты о былом и несбывшемся

Разведены мосты,

Разведены дороги,

Это Кресты,

Это Кресты,

Это Кресты

И разлука для многих.

Это Кресты,

Это Кресты,

Это Кресты

И судьба и разлука для многих.

Мало кто обратил внимание, что голосу Свиридова почти незаметно вторят женские голоса:

Напоет арестантскую песню

Сбежавший с Крестов ветерок.

И его намотает, как срок,

На себя Императорский флюгер.

И кружит, на лету кувыркаясь,

Как брошь на фате, голубок,

Он несет из Крестов

Письмецо на Арбат

Для далекой подруги.

А теперь женские голоса даже заглушали голос Свиридова

Разведены мосты,

Разведены дороги,

Это Кресты,

Это Кресты,

Это Кресты

И судьба и разлука для многих.

Было тихо, звякали горлышка бутылок о рюмки и фужеры, тихо переговаривались соседи за столиками.

Кто-то сходил к цветочницам и принес на сцену целую охапку цветов.

И оркестр заиграл очень знакомую мелодию. Она длилась и длилась, и уже несколько пар вышли танцевать, и только тогда раздался голос Свиридова:

Вот ведь как бывает в жизни подчас -

Наша встреча караулила нас,

Я заметил твой смеющийся взгляд

И влюбился как пацан

В первый раз.

А ты стоишь на берегу в синем платье,

И даже краше не могу пожелать я,

И распахнув свои шальные объятья

Ласкает нас морской прибой.

Ой, ой, ой!

А впереди еще три дня и три ночи,

И шашлычок под коньячок -

Вкусно очень.

И я готов расцеловать город Сочи

За то, что свел меня с тобой.

Популярный шлягер в исполнении Свиридова звучал как нечто новое, услышанное вот сейчас, а он пел так проникновенно:

Мы расстанемся с тобой навсегда,

Нас затянут суетой города.

Только изредка всплакнут две души:

Как же счастливы мы были тогда!

А ты стоишь на берегу в синем платье …

Изредка в канву вечера вмешивался тамада, предварительно посмотрев в сторону Свиридова. Народ пил, ел, танцевал.

На сцене появилась «цыганка» – высокая молодая женщина в длинном цветастом платье до полу, с такой же цветастой шалью на плечах.

По обычаю петербургскому,

По обычаю чисто русскому

Мы не можем жить без шампанского

И без табора без цыганского.

Глубокий грудной голос легко перекрывал гул голосов и народ понемногу стал затихать и слушать.

Очи черные, очи страстные,

Очи жгучие и прекрасные -

Как люблю я вас,

Как боюсь я вас -

Знать увидел вас

Я в недобрый час.

К повтору присоединились многие в зале.

Скатерть белая залита вином,

Все цыгане спят непробудным сном,

Лишь один не спит,

Пьет шампанское

За любовь свою

За цыганскую!

А Свиридов пригласил Марьяну и они в одиночестве танцевали

Подойди ко мне – ты мне нравишься,

Поцелуй меня – не отравишься,

Поцелуй меня,

Потом я тебя,

Потом вместе мы расцелуемся.

Не встречал бы вас -

Не страдал бы так,

Проживал бы жизнь припеваючи.

Вы сгубили меня, очи черные,

Унесли навек мое счастие.

Дружные аплодисменты раздались после легкого поклона Валентины Суковициной – это она пела в образе цыганки.

После небольшого музыкального перерыва вышел с гитарой Свиридов – в темных очках. Он начал негромко, задумчиво, лирично:

Весна опять пришла,

И лучики тепла

Доверчиво глядят в мое окно.

Опять защемит грудь

И в душу влезет грусть,

По памяти пойдет со мной.

Пойдет, разворошит

И вместе согрешит

С той девочкой,

Что так давно любил.

С той девочкой ушла,

С той девочкой пришла -

Забыть ее не хватит сил.

И голос его непонятным образом изменился, заматерел, затяжелел:

Владимирский централ …

И откуда-то из-за занавеса мужские голоса добавили

Ветер северный …

Свиридов продолжил

Этапом из Твери …

И снова голоса ему ответили

Зла немеряно …

Зал молчал, хотя слова знали все

Лежит на сердце тяжкий груз.

Владимирский централ,

(Ветер северный)

Когда я банковал.

Но не очко обычно губит,

А к одиннадцати туз.

А под окном ЗК

Проталина тонка,

И все, что недолго –

Моя весна.

Я радуюсь, что здесь

Хоть это все же есть.

Как мне твоя любовь нужна …

Свиридов так и допел в глубокой тишине

Владимирский централ …

Он закончил, но тишина стояла еще минуту – другую, прерываемая звяканьем горлышка бутылки о край стакана. А потом уже раздались аплодисменты, к нему потянулись с рюмками … Пришлось мысленно посадить вскочивших обратно, но гостьи несли ему цветы …

Для разрядки Мальчик – мысленно! – предложил выпустить Гелю, и она вышла в скромном платьице и своим ангельским голосом запела:

День погас и в золотой дали

Вечер лег синей птицей на залив,

И закат, догорая, шлет земле

Прощальный свой привет.

В этот час, волшебный час любви,

В первый раз меня любимой назови,

Подари ты мне все звезды и луну,

Люби меня одну.

Дав мысленный сигнал к всеобщим танцам Свиридов снова пригласил Марьяну

Хорошо, что ты меня нашел,

Хорошо, что о любви мне говоришь,

Хорошо, что ты в глаза мои глядишь -

Мне так легко с тобой.

Без меня не забывай меня,

Без меня не погаси в душе огня,

Будет ночь и будет новая луна,

Нас будет ждать она …

Певице хлопали, несли цветы, а музыка продолжила танец …

А на смену Геле вышла Валентина Суковицина, но вышла она завернутая в свободно струящуюся золотистую ткань – так, что рук ее не было видно.

И запела:

Я пришла на солнечный пляж,

Золотой, как облако сна.

Смыло море мой макияж,

Унесла одежду волна.

Цвет волос моих – как песок,

Зелень глаз – почти как прибой,

Хоть недолго, хоть на часок,

Но я хочу быть сама собой.

Я королева золотого песка,