Даша

– Обязательно! Ребятки, садитесь. Успокаивайтесь, успокаивайтесь. Вам понадобиться ваше внимание.

Свиридов пристроился с гитарой и заиграл, а потом запел.

© ©

Сладострастная отрава -

Золотая Бричмулла,

Где чинара притулилась

Под скалою.

Под скалою

Про тебя жужжит над ухом

Вечная пчела:

Бричмулла,

Бричмуллы,

Бричмулле,

Бричмуллу,

Бричмуллою.

Столько понятий надо было «показать» мальчикам, объяснить падежи, и повторяя слова Свиридов старательно «передавал» мальчикам информацию.

© ©

Был и я мальчуган,

И в те годы не раз

Про зеленый Чимган

Слушал мамин рассказ:

Как возил детвору

В Бричмуллу тарантас,

Тарантас назывался арбою.

И душа рисовала

Картины в тоске -

Будто еду в арбе

На своем ишаке,

А Чимганские горы стоят вдалеке

И безумно прекрасны собою.

Надо было показать и горы, заросшие лесом, и тарантас, и арбу, и ишака…

© ©

Но прошло мое детство

И юность прошла,

И я понял

Не помню какого числа,

Что сгорят мои годы

И вовсе дотла

Под пустые, как дым, разговоры.

И тогда я решил

Распростится с Москвой,

И вдвоем со своею еще не вдовой

В том краю провести

Свой досуг трудовой,

Где сверкают Чимганские горы.

Труднее всего оказалось объяснить мысленно, что такое «со своею еще не вдовой», но Свиридов справился и с этим.

© ©

Сладострастная отрава -

Золотая Бричмулла,

Где чинара притулилась

Под скалою.

Под скалою

Про тебя жужжит над ухом

Вечная пчела:

Бричмулла,

Бричмуллы,

Бричмулле,

Бричмуллу,

Бричмуллою.

Детишки уже подхватывали:

© ©

Бричмулла,

Бричмуллы,

Бричмулле,

Бричмуллу,

Бричмуллою.

А тут еще сложнее и Свиридову опять надо было изобретать, каким образом «объяснить» это мальчикам.

© ©

Мы залезли в долги

И купили арбу,

Запрягли ишака

Со звездою во лбу

И вручили свою

Отпускную судьбу

Ишаку, знатоку Туркестана.

А на Крымском мосту

Вдруг заныло в груди -

Я с арбы разглядел

Сквозь туман и дожди,

Как Чимганские горы

Стоят впереди

И зовут и сияют чеканно.

С той поры я арбу

обживаю свою

И удвоил в пути

небольшую семью.

Будапешт и Калуга,

Париж и Гель-Гью

Любовались моею арбою.

Такое множество новых понятий – Свиридов даже вспотел, сооружая мысленные объекты для мальчиков.

© ©

На Камчатке ишак угодил в полынью,

Мои дети орут, а я песню пою,

И Чимган освещает дорогу мою

И безумно прекрасен собою.

Сладострастная отрава –

Тут уж припев подхватили все – и мальчики, и Даша, и дежурный старший лейтенант Васин.

© ©

Золотая Бричмулла,

Где чинара притулилась

Под скалою.

Под скалою

Про тебя жужжит над ухом

Вечная пчела:

Бричмулла,

Бричмуллы,

Бричмулле,

Бричмуллу,

Бричмуллою.

Свиридов еще немного продолжил мелодию и устало опустил гитару.

– Дядя Толя, дай я тебя вытру! – Дима с полотенцем в руке влез к Свиридову на колени и стал обтирать его мокрый лоб.

– Дядя Толя, большое спасибо, мы все поняли!

– Как красиво ты показывал!

– Ты там бывал, да?

– А настоящего ишака ты видел?

Так спрашивать могли лишь те, кто только-что видел все это, и Даша позавидовала мальчикам.

В этот день мальчики были чем-то взволнованы и вели себя неспокойно, днем плохо спали, были рассеяны.

Перед ужином зашел Воложанин, дети встретили его радостно, все расспрашивали о поездке.

Даша постаралась скрыть свою радость и встретила Воложанина сдержанно, а когда он пригласил ее погулять вечером, ответила по всем канонам деревенского уклада – отводя глаза, уклончиво и расплывчато.

– Так я подожду вас на улице?

– Подождите, только не знаю я, получится ли …

Дети засыпали плохо. Уложив и дождавшись, пока все они крепко уснут, Даша выглянула в окно из коридора.

Воложанин ждал ее. Она набросила шубейку и выбежала к нему.

– Юрий Николаевич! Не смогу я сегодня с вами погулять. Мальчики сегодня какие-то вздрюченные, спят плохо, не могу я их оставить.

– Жалость какая … Может быть тогда посидим у вас … в коридоре? Там рядом, если что – дежурный позовет.

– Где в коридоре? В комнате свиданий?

– А почему нет? Тем более, что я утром улетаю … Правда, не надолго.

– Ну, уж если вы улетаете, – Даша никак не могла привыкнуть, что можно вот так запросто закрыться вдвоем в комнате, и все могут об этом знать …

Они поднялись на второй этаж, Воложанин зажег свет в ближайшей комнате.

– Идите, посмотрите, как там дела.

Даша заглянула в спальню – все было тихо.

– Если проснется кто-нибудь – позови меня, – сказала она дежурному, и, покраснев, добавила – Я тут рядом буду, в комнате …

За неплотно прикрытой дверью в слабо освещенной комнате ее ждал Воложанин.

«Интересно, а чего-то я боюсь? Или не боюсь? Одни будем, никто не видит …» – подумала Даша.

Опыт ухаживания у нее был крохотный, если можно назвать это опытом.

В последнем классе ходил как-то за ней один мальчик, пытался целовать, но когда давал волю рукам, Даша его отшивала.

Так все и прекратилось, и весь опыт ее состоял из рассказов бывшей одноклассницы – к сестрам Огородниковым на полати частенько забегала переночевать Дашина школьная подружка Валька, жившая неподалеку.

– Ой, девоньки! – шептала Валька в очередной раз, сбрасывая платье и устраиваясь между сестрами на полатях.

– Ой, девоньки! А мы с моим сегодня так целовались, так целовались! – Валька довольно потянулась.

– Он приехал из Иркутска, привез мне американские капроновые чулки с резинками вместо подвязок – вот, поглядите!

Валька задрала комбинацию и повертела полными ногами в тонких телесного цвета чулках с широкими темными полосками кружевных резинок верху, удерживающими чулки на ноге.

– Все требует, чтобы я ему показала, как они на мне! А целуется! Девоньки, истинный пассаж! Свой язык засовывает мне в рот! Я спервоначалу не поняла, а потом ничего, освоила … И сама теперь ему в рот свой язык запихиваю … А он как засосет меня, так тут же руками начинает лапать … Пока целует, всю излапает … Стоим сегодня в сенцах, целуемся, а он расстегнул мне шубенку и ну щупать да сиськи мять! Мне и сладко и больно – он сильно щиплется! Прижал меня к стенке, а тут маманя! Звону было! Она – к отцу, тот за вожжи, а я к вам! Ох, девоньки, до чего же сладко целоваться!

«Интересно, станет он целоваться? И что мне делать, ежели станет – отбиваться или нет? А как начнет руками?»

Так ничего не решив Даша шагнула в комнату.

Воложанин встал, закрыл за ней дверь и сел рядом с ней на диван.

– Вы чем-то взволнованы, Дарья Федоровна? Что-нибудь случилось?

– Нет, что вы, все в порядке. Вот мальчики только …

– А что с ними? Я ничего такого не заметил.

– Да я тоже поначалу не замечала, а они с самого утра какие-то … не такие. То ли возбуждены чем-то, то ли взволнованы … А не говорят, что такое … мало ли что они узнали … по своим информационным каналам …

Даша не сразу заметила, что он взял ее руку в свою и легонько поглаживает ее, а когда заметила, то попробовала понять – что она чувствует.

А чувствовала она, что это ей весьма приятно и ей самой хочется погладить его руку. И уж потом поняла, что даже и не подумала, что следует руку-то свою отнять и рассердится.

И хоть выскочила она в своем старом еще школьном форменном платьице – а платьице давно стало ей коротковато, и подол был поднят по ее понятиям высоковато, и коленка-то ее касалась его ноги – почему-то страшно ей не было.

И уж никак не верилось, что вдруг он набросится на нее и начнет … А что начнет – она и сама не знала, но уж совсем успокоилась, когда заметила, что задвижка на двери вовсе и не закрыта – он дверь-то и не запирал.

Она рассказывала Воложанину о мальчиках, он переспрашивал, живо интересуясь каждым ее словом, и ей было приятно, что ему тоже все это очень важно знать.

И сама она дала ему вторую руку, и этим рукам оказалось всего удобнее лежать и общаться на ее коленке.

И оказалось, что совсем не в тягость молчать и смотреть друг на друга, а потом задавать такие глупые вопросы и дружно смеяться над ними.

И так просто отобрать у него свою руку, чтобы поправить волосы, а потом взять его руку в свою – руки у него были большие, с сильными пальцами, но такие нежные и ласковые.

И она почему-то ничуть не смутилась, когда в дверь еле слышно постучали.

– Дима во сне плачет, – негромко за дверью сказал дежурный.

– Иду! – откликнулась Даша, и отобрав свои руки у Воложанина пошла за дежурным.

Успокоив мальчика и поправив одеяла и подушки у остальных, она вернулась к Воложанину, и совершенно естественно села вплотную к нему, и прислонясь к нему плечом, по детской еще привычке поджала под себя ногу.

И замерла.

Короткое платьице ее от этого движения поднялось совсем уж до полнейшего безобразия, а коленка ее уперлась в его ногу …

Воложанин не замечая ее заминки взял двумя руками ее руку, подул на нее.

– Так что там случилось, Дашенька?

Нежное пожатие его рук, добрые глаза и мягкая улыбка успокоили Дашу, а обращение «ты» показалось совершенно естественным.

И когда через пару минут она уже рассказывала о своих братьях и сестрах, то ей ничуть не казалось странным, что их руки опять устроились на ее поджатой ноге, даже на внутренней стороне ноги, и лежат много выше колена – а ей почему-то ни капельки не было стыдно, не было страшно и было очень приятно все это.

Прикосновения его рук были такими волнующими и ничуть не страшными …

«И никуда он не лезет, ни за какие места не хватает», – но это уже прошло где-то совсем в стороне от ее сознания.

Только прощаясь у дверей детской спальни и глядя ему вслед Даша поняла, чего ей хотелось все это время – ей хотелось, чтобы он поцеловал ее.

Детская площадка обустраивалась и обустраивалась.

От корпуса к ней протоптали широкую тропинку. Редко кто обходил ее стороной, почти все делали крюк и хоть минутку, как бы не торопились, останавливались полюбоваться ребятишками.

Пологая горка с длинным раскатом уходила за торец 400-го корпуса.

Мальчики катались на санках по двое, и поэтому кому-то не хватало пары он ехал с горы с Дашей, уютно устроившись между ее колен.

Санки раскатывались, вылетали на снег и оба – Даша и ее спутник – с визгом и хохотом летели в снег. Их оттуда доставали общими усилиями и все весело возвращались к горке.

Теперь с Дашей ехал кто-то другой и как-то само собой получалось, что эта негласная очередь соблюдалась очень строго.

Когда Даше на помощь приходили мамы, то всякий порядок нарушался, хотя мамы и не делали особого предпочтения своим сыновьям, а с веселым хохотом летели в сугроб, обнимая чужого мальчика.

Свиридову выделили персональные санки – он в одиночестве промчался по спуску и улетел в сугроб, и его выковыривали оттуда мальчики, Даша и Вера Толоконникова с Валерией Дзюбановской.

– И как это тебя угораздило так в сугроб залететь? Дальше всех улетел!

– Из шапки снег вытряхните, а то замерзнет!

– Толя, я хотела с тобой посоветоваться, можно? Ты не спешишь?

– Давай, советуйся. Ну, все, мальчики, все. Мы с Лерой пойдем, пошушукаемся.

– Приходи к нам кататься!

Ребятишки повезли санки обратно, а Свиридов с Дзюбановской медленно пошли по дорожке.

– Как Олег?

– Хорошо. Делает успехи – плавает, как заправский пловец. Толя … Рыбачков с ним дополнительно гимнастикой занимается. Говорит, что у Олега большие способности … как ты говорил.

– Какие-нибудь проблемы?

– Да как тебе сказать … Вот пару дней с тобой не говорила, и я с трудом на ты разговариваю.

– А ты похорошела.

– Да ну что ты! Правда?

– Правда. И остальные мамы – тоже.

– Это оттого, что наши мальчики с нами.

– Думаю, что не только от этого.

– А что, заметно?

– Ну, смотря что … Заметно, что каждая из вас обзавелась близким другом и мальчики это оценили и приняли. Думаешь, не заметно?

– Толя, у меня деликатный вопрос …

– А мне вообще везет на деликатные вопросы. И чего я такой везучий?

– Понимаешь, у каждой из нас уже есть ребенок. Но ведь мы еще не старые …

– Ну и заводите еще.

– Можно? Ой, Толя, а я об этом и стеснялась тебя спросить! То есть не об этом … ну, ладно. Наши мальчики – особенные. Так можно ли нам иметь детей и будут ли они … Плохого ничего не будет?

– Милая Лера! Да заводите, и поскорей, пока эти не выросли! Разве можно лишать вас такого счастью … Думаю, плохого ничего не будет – ведь ты имеешь в виду их здоровье? Вряд ли они будут такими, как эти, особенными …

– Толя, ты себе не представляешь, как хорошо! Я всем девчонкам расскажу! Вот они обрадуются!

– А свадьбы зажать хотите? Я, как ваш всеобщий брат, этого не допущу! – Свиридов ужасно гневался, а Лера смеялась.

– Я тебя поздравляю. – он и тепло и ласково поцеловал Леру, – Желаю вам с Анатолием всяческого счастью и детишек.

– Спасибо, Толя. У нас у всех … ну, в разной степени готовности … к свадьбе … Но ты же все равно узнаешь первым.

– Вот и хорошо. Конечно, легкой жизни не будет, но Даша поможет …

– Да у нее самой … – Лера прикусила язык.

– Не болтай зря! А получится у них – так счастья им огромного!

– Ты знаешь?

– А у меня вопрос к тебе, вернее к вам всем тоже есть. И очень серьезный. Вы бывали в интернате много раз. Не чувствовали ли вы что-нибудь особенное там, в тех помещениях?

– Особенное? Что именно?

– Что угодно, любую мелочь. Сонливость, жажду, излишнюю веселость, желание уйти оттуда или наоборот … Все, что угодно. Спроси и сама подумай, хорошо?

– Я подумаю … Но все всегда бывало связано с мальчиками, мы скучали без них … Но каждую ночь …

Лера подумала, опустила глаза.

– Толя, я там каждую ночь вспоминала … отца Олега и как мне с ним было хорошо … в постели. Первые разы, когда мы туда поехали, это было так сильно, что … По-моему, примерно такие же чувства испытывали и остальные … Со временем все это, конечно, притупилось …

– Ты подумай, пусть остальные подумают. А потом поговорим. Это очень важно.

Днем им повидаться не удалось, но вечером, после того, как заснули мальчики и встретили приехавших, Даша выбежала к нему на улицу.

– Я одетая тепло, – сообщила она Воложанину и взяла его под руку.

Они молча бродили по дорожкам. Наконец Даша остановилась и повернула Воложанина к себе. Она стояла близко-близко, их губы были совсем рядом, а он обнимал ее за плечи.

– Юрий Николаевич, ну, когда же, наконец, вы меня поцелуете?

Губы ее были такие мягкие и теплые.

И она совсем не умела целоваться, но ей очень хотелось, и она училась – и брать, и давать …

– Фу, стыд-то какой – сама целоваться полезла, – отдышавшись сказала Даша и спрятала свое лицо у него на груди.

– Тебе кого стыдно – меня? Если тебе захотелось – так почему обязательно стыдно?

– Не знаю, Юрий Николаевич, только считается, что девушка не должна первая целоваться лезть … Что ж навязываться … А вдруг вы и не хотели вовсе?

– Ты же не лезла … А я стеснялся, да и побаивался тебя поцеловать … Я так думаю, что ты и влепить по физиономии неплохо можешь при случае.

– Могу, но ведь не вам же, Юрий Николаевич …– она подставила губы. – Ой, завтра губы распухнут, все увидят, вот сраму-то будет!

– Так в чем срам-то – в том, что ты целовалась с тем, с кем хотела?

– Ой, не путайте меня, Юрий Николаевич, все равно срам!

– И чего ты меня опять по имени-отчеству звать стала?

– Не знаю … – и она опять стала целовать его.

Воложанин обнимал Дашу и прижимал к себе, и ей даже просто стоять вот так было хорошо. И потом, лежа в кровати, она вспоминала, как он обнимал ее – сильно, но не больно, а очень ласково и приятно.

И опять вспомнились рассказы Вальки.

Старшая сестра Даши, Анна, слушала Вальку снисходительно – у нее был свой ухажер, и она, видимо, имела свое собственное мнение по данному вопросу. Даша же слушала Вальку жадно, но виду не подавала, а младшая, Надя, слушала открыв рот и все подгоняла рассказчицу возгласами.

– Ой, девоньки! – с упоением шептала Валька в очередной раз, устраиваясь между сестрами, – Мой-то сегодня чуть мне сиську не открутил! Во, смотрите, каких синяков наставил!

Она присела на полатях, задрала холщовую рубашку под самую шею, открыв полные груди. На левой груди темными пятнами выделялись следы пальцев.

– Так больно же! – не удержалась Надя.

– Мала ты да глупа еще такие вещи понимать! Зато сладко-то как! Как сожмет, так я вся и обмираю!

Она снова устроилась между сестрами.

– Мой-то достал билеты в кино, в клуб завода … Ну, поцеловались перед этим за сараем, пришли, сели … Светло – близко экран-то, а он мне пуговицы отстегнул и руку под шубейку запустил. Ну, и начал тискать … Целоваться-то неловко – все видно кругом, а он руку запустил … Да еще на ухо шепчет, что мол я скафандр что ли надела … – Верка прыснула. – А я свитер надела – в зале-то холодина, я знала; да лифчик я надела атласный, через него сосок-то хрен прижмешь! Но он все равно затискал меня так, что кино я толком и не видела … А потом все норовил прижать по дороге домой, еле отбилась … А хорошо-то как! – она погладила свои полные груди, вольно перекатывающиеся под рубашкой.

Даша подумала – а ведь, наверное, действительно приятно, когда тебе тискают – нет, это слово ей определенно не нравилось! – трогают, ласкают груди да целуют, и с этим уснула.

– Анатолий Иванович, здравствуйте!

– Здравствуйте, Дарья Федоровна. Как ваши успехи?

– Какие там успехи … Я вот стала записывать про мальчиков, вроде дневника … Как умею, плохо, наверное … А Юра … то есть Юрий Николаевич говорит, надо вам показать. Вот! Только не ругайтесь очень, я как умела …

– Вы молодец, Дашенька! Ругаться не буду – обещаю. Ваши наблюдения могут оказаться очень полезными. Скоро мальчиков начнут обследовать, вам работы прибавится.

– А это … не больно? Жалко мальчиков, они такие хорошие!

– Я почитаю и завтра к вам забегу. До завтра, Дашенька.

– До свидания, Анатолий Иванович.

У себя в кабинете Свиридов первым делом открыл переданную ему Дашей тетрадь.

Круглым аккуратным почерком были плотно исписаны листы толстой тетради в клеточку.

«В моей жизни произошли перемены. Из интерната привезли семерых мальчиков – сыновей наших сотрудниц, и я теперь буду за ними ходить.

Мальчики совсем маленькие, хотя им уже по пять – шесть лет, а выглядят как трехлетние. Это по виду. Только они особенные. Мне Полина Олеговна объяснила, только я не все поняла пока. И дневник этот не про меня, а про этих мальчиков – может, потом пригодиться.

NN. Их семеро: Саша Кузовенин, Боря Васильев, Сережа Вознюков, Дима Толоконников, Петя Ложников, Вася Самохин и Олег Дзюбановский. Они разные и похожи на своих матерей, но не совсем. Вежливые, аккуратные, очень добрые. Когда Полина Олеговна присматривалась ко мне, я сперва не поняла, зачем это.

Но она сказала, что у этих мальчиков отняли несколько лет детства, и новый начальник хочет попробовать их вернуть. Мне так жалко их стало, так бы всех обняла бы.

А они ласковые и внимательные – чуть что помогают. Даже когда балуются, то слушаются. Полковник Свиридов Анатолий Иванович мне хорошо про них объяснил, и я теперь вижу, с кем они разговаривают молча. У всех их мам есть кавалеры, и мальчики их знают и отличают. Верно знают они много, чего я не знаю, но не хвастают и не смеются надо мною.

Очень любят, когда им рассказывают или читают. Сами уже читают легко и быстро, но любят больше, когда им читают.

Еще любят, когда приходит кто из особенных, я их теперь знаю, и обучает их. Как они понимают все эти премудрости – ума не приложу, я-то со своим образованием не понимаю, а они-то совсем маленькие! Но понимают.

NN. У нас все время дежурит кто-нибудь из отряда капитана Воложанина – тот говорит, что это объект охраны.

Сам он человек еще не старый, приветливый и уважительный, несмотря на … Это к делу не относится, это уже не про детей, и писать про это я не буду.

И еще все время мне помогают их мамы – то одна, то две, то трое возятся с мальчиками. Они молодцы, потому что ходят за всеми, а не за своими. Я со всеми подружилась, и с мальчиками из отряда Ю.Н. тоже. Они тоже ходят за всеми, а сыновья их симпатий относятся к ним по-родственному.

Мальчики Ю.Н. относятся ко мне, как к своей сестренке, поэтому мне с ними легко и с мальчиками они помогают.

Как мальчики обрадовались валеночкам! Не просто обновке, но рады были и благодарили, как новой неизвестной им вещи. Все им надо знать – а как их делают? А из чего? Такие милые любопытные мордочки.

А когда Коля Петров подшил валеночки, как они удивлялись – вроде просто, а как удобно! Когда кто из дежурных начинает какое рукомесло, их не оторвешь.

NN. Мои мальчики растут как на дрожжах. Первый день Гриша, сын полковника Свиридова, казался взрослым перед ними, даже сын Полины Олеговны, которого все зовут просто Мальчиком, хотя он Олег, был много выше, а теперь они подравниваются.

Я тут писать не буду, а в конце тетрадки перепишу все данные про них – а их взвешивают, меряют, смотрят каждый день. И они не капризничают, вот что изумительно!

Сегодня полковник Свиридов спел им песенку про страну Бразилию и про черепах. Песенка веселая, мы все уплясались под нее. Потом мальчики запросили книжки про страну Бразилию и про черепах, и читали эти книжки.

Я бы не стала писать, только книжка про черепах была написана на английском языке – и Петя Ложников разобрал текст и прочел всем, и другие тоже понимают. Хотя с ними по языку не занимались.

Я с ними только гимнастикой занимаюся, куда мне больше. Полковник Свиридов обещал, что приедет воспитательница из Москвы, чтобы с ними заниматься, они ни сказок, ни детских стишков не знают. Я помаленьку им рассказываю, что помню, стишки учу с ними, песенки пою. Только я не полковник Свиридов, по-ихнему мысленно не умею и мне потом приходится объяснять все, чтобы они поняли.

NN. Сегодня собрались в бассейн, а у меня купальника нет! Вера Ложникова за руку отвела меня в подвал, где всякая одежда, и там намеряла на меня купальник. Вера только кажется грубой, шумит, а сама добрая-предобрая, просто притворяется.

У нее кавалер и близкий дружок старший лейтенант Кулигин Никита, так она ему в рот смотрит, только скрывает.

В бассейне было много нервов и шума – мальчики Ю.Н. стали учить моих мальчиков по-своему. Мамы благим матом орали на бережку, а я обмирала в воде. Так и хотела отнять и самой на руках по воде пронести.

Но все обошлось и мальчики мои поплыли, мамы успокоились, а что купальник у меня был очень наглый открытый никто и не посмотрел. Мальчики сохнуть под кварцем легли не с каждой своей мамой, а кучкой около меня, а все кругом. И послушно переворачивались. И так смешно ныли – просились еще в воду, к мамам с их кавалерами.

Мне тоже хотелось еще поплавать, но я осталась лежать с мальчиками.

Когда мы уходили, то встретили полковника Свиридова, и мальчики ему похвастались про свои успехи.

NN. Каждый день узнаю про моих мальчиков новенькое, даже трудно записать.

Вот они никогда не соревнуются и не играют – кто первый, кто быстрее. Почему?

Бросаем мяч в корзинку, кто быстрее попадет – так они начинают помогать, кто неловко бросает. Наперегонки бегать не получается – бегут кучкой, все вместе, никто вперед не бежит.

Гриша Свиридов рисует с ними – ни разу не слышала, чтобы он говорил, кто лучше рисует. А сам он рисует от бога, какие портреты нарисовал.

На улице мальчики ведут себя смирно, но если с ними начать играть и баловаться – то держись, всю тебя снегом закидают да еще кучу устроят. А потом так заботливо помогут отряхнуться и в тепле раздеться – смех да и только!

Я их раздеваю и ругаю, что мокрые, а они мне помогают снять с меня мокрое и тоже на меня ругаются. Сперва я их стеснялась – как ни говори, мальчики, но потом перестала – они с матерями привыкли.

Спим в одной комнате, спят они спокойно, только иногда Боря Васильев ночью плачет во сне, а так они очень спокойные.

Ночью на горшок встают сами, и если не помогать, то вполне управятся, уже в туалет начинают ходить.

NN. Купаю их каждый день – им нравится. Стала в налитую ванну сажать всех сразу, а потом по одному мылить и споласкивать под душем. Смеются и повизгивают, довольные, как поросятки.