Гарь. Красные псы Калахута: том первый

– Двух…

– Две монеты и ценный совет.

– Может, три монеты, а совет по дружбе? – пошутила Вражка, но наткнулась в ответ на такое кислое лицо, что тут же стушевалась.

Жага глядела на гостью с убийственным прищуром.

– Две, и я позову тебя в следующий раз!

Торговалась она так, будто в деревне большой выбор ворожей. Но что же делать – пришлось соглашаться на цену. Жага, торопясь, чтоб ведьма не передумала, вручила ей плату.

– Вот, хорошо, что теперь ты тут у нас появилась, – разоткровенничалась она, выстроив двухмонетный мостик отношений. – А то предыдущий колдун отвратительный был! Да, отвратительный! Только и делал, что важничал и говорил, что надо делать, что не надо, и заклинаний никаких не знал, тоже мне, волшебник, тфу! – она понарошку сплюнула на пол. – Ненавижу, когда мне говорят, что делать, а что не делать! Вот ты своё дело знаешь, травы даёшь, ворожишь и всё! Я уже словно и не болела вовсе, живот не пучит, вот как колдовать надо, вот это я понимаю.

Вражке не очень было интересно слушать россказни старой торговки, не ушла она только из вежливости и ждала момента, когда можно будет сослаться на “кучу других важных дел”. Да и место ужасно коробило – будто её съел волк, вывернутый наизнанку.

– Должно быть, вы очень обрадовались, когда он уехал, – вяло сказала она.

Густые брови тороговки поползли вверх.

– Уехал? Да как ж он… а, ну да. Уехал. Ну ладно, гуляй, я тебя, если что ещё позову.

Она откинулась на спинку кресла, показывая, что разговор окончен. Но Вражка насторожилась:

– Подождите, пожалуйста. Вы не помните, что он уехал?

– Нет! Не помню!

– Но как так, у вас же не очень большая деревня…

Торговка наклонилась вперёд, привстала и рявкнула, сверкая чёрными глазами:

– Сказала тебе – не помню! Запуталась! Я что, всё про всех знать обязана?! А теперь кыш отсюда, пока я на тебе градоуправляющей не нажаловалась, что ты мне после работы над ухом жужжишь, как муха навозная!

Вражка выскочила из дома, бегло попрощавшись, спотыкаясь и путаясь в мехах. Только обернулась на кота, замерла, но затем захлопнула дверь. Разговор, как и сама Жага, ей совершенно не понравился.

Пообедать она зашла в единственную на всю деревню таверну под названием “Морская пчела”. Взяла себе рагу из баранины и картошки, пунш со специями и булочку с ежевичным вареньем. Села у окна, наблюдая за деревенской жизнью и наслаждаясь тишиной да треском огня. Сейчас таверна почти пустовала, а вот вечером все работяги придут, будут пировать, петь песни и играть в карты. Ставкой тут была покоцанная гитара и коза: день ото дня, кон за коном, они меняли хозяев, а поскольку никто не хотел лишний раз тащить к себе выигрыш и возвращать на следующий день, то заветные призы обитали в таверне. Коза бродила между столами, а гитара висела на стене.

Трактирщик, усатый мужик по имени Шмырк (или это была кличка, Вражка так и не поняла) разговаривал только под градусом, в остальное время он возился за самогонным аппаратом, изобретая всё новые и новые способы варки. Он был уверен, что деревня достигнет процветая именно благодаря его оригинальной и неповторимой браге.

Остальное население Прибоя закупалось выпивкой в соседних деревнях.

За сытной едой Вражка решила не очень-то волноваться насчёт слов какой-то безумной бабки. Она много раз говорила с Лидой насчёт предыдущего колдуна, да и с остальными жителями Прибоя перебрасывалась несколькими фразами на эту тему, но все ей говорили одно: неплохой был мужик, жаль, что уехал, но ты, Вражка, конечно, лучше, оставайся!

Она помыла за собой посуду (за это Шмырк делал небольшую скидку и награждал героя одобрительным кивком) и вышла в зиму. Мороз тут же коварно защипал кожу, так что пришлось закутаться в шрем по самые уши.

Побрела сквозь деревню к стойлу, а там отвязала сонного Персока.

– Давай, малыш, мне нужны дрова и шишки, – сказала она оленю.

Зверь не ценил нужды хозяйки и недовольно фырчал. Вражка решила ехать без седла – совсем же недалеко. Влезла на спину верного скакуна, и он черепашьим шагом побрёл в нужную сторону.

Поле между Прибоем и лесом казалось бесконечным: девственно-чистое, ослепительно-белое. По такому, наверное, так и хочется пуститься галопом, если твой олень не такой толстый и ленивый увалень как Персок! Вражка пришпорила скакуна. Скакун недовольно заворчал.

– Ну что мне с тобой делать, скажи на милость!

Персок не ответил.

Лес поражал своим величием: кроны сосен царапали облака, их длинные стволы слегка покачивались и скрипели, угрожая зашибить неосторожного путника. Тёмные ёлки спали под снежными шапки, скелеты кустарников собирали на себе резвых птичек, а на ветках виднелись алые ленты, указывающие путь к ритуальной поляне.

Было тихо. Это хорошо.

Вражка спрыгнула с оленя, провалившись по колено в снег.  Подошла к ближайшим упавшим веткам, начала собирать, связывать и вешать их на спину Персоку. Олень обидирал мох, меланхолично жуя.

Закончив с дровами, Вражка достала нож и срезала несколько еловых веток и шишек. Одну протянула оленю. Зверь с радостью принял угощение.

Ведьма похлопала его по тёплому боку:

– Эх, увалень, только ты у меня остался!

Ноль реакции. Ну и ладно. Вражка привыкла к тому, что все её друзья и любовники приходят в жизнь и уходят, оставив только тёплые воспоминания, но не давая ни шанса на дальнейшее общение. Все эти “я буду писать тебе” заканчивались через полгода. Даже бывший муж Вражки был скорее любовником, чем другом, а это не то, что нужно для долгих отношений на расстоянии.

Когда-то она очень переживала по этому поводу, но потом просто перестала верить в “книжную” дружбу и приняла её такой, какая есть: выпить, посплетничать, расстаться навсегда.

Раньше она винила в этом Грана, но потом поняла, что бесполезно: он всего лишь дал ей первый урок, показал пример, как оно всё будет потом, а она сама виновата, что продолжила ходить по тем же граблям.

Ну как “по тем же”… Больше ни один друг с ней такую аферу не проворачивал.

И вместе с этим Гран сделал ужасную, отвратительную вещь: он подарил тоску по несбыточному волшебству, которую нельзя было заглушить ни любовью, ни дружбой, ни выпивкой.

Но она пыталась, каждый день пыталась как-то наладить свою жизнь, и всё же в свои тридцать зим (три декады, подумать только!) Вражка признавала, что одна на краю мира: ни семьи, ни друзей. Мама с папой далеко, муж с другой.... Ну ничего, зато Персок вот, рядом.

Забравшись оленю на спину, ведьма цокнула языком, отдавая команду двигаться вперёд. Пока шли, оглядывала лес: тихий, спящий. Внезапно на стволе дерева мелькнуло что-то знакомое.

Снова спрыгнула в снег, подошла к сосне. Руна! Защитная! Должна огородить деревню от злых намерений.

Ведьма улыбнулась такому привету от коллеги. Достала один из своих амулетов и повязала на веточке орешника рядом.

Пусть будет.

Спустя три дня, под вечер, Лида постучалась во Вражкину дверь. Вокруг носились Дима и Горн, валялись в снегу, кидались снежками и бесновались. Лида на детей рычала, попутно пытаясь дозваться подругу.

Ведьма высунулась в форточку.

– Что такое, Лид? Болит чего-то?

Дети повисли на калитке. Забор пошатнулся.

– Да нет уж, минуло! Там просто небольшой пир в честь того, что Ашатон вернулся.

– А кто такой Ашатон?

– Муж Мэрлы! Я же тебе говорила!

Вражка не так хорошо помнила все родственные, дружественные и любовные связи деревни, как того бы хотелось Лиде, но старательно притворялась.

– А… точно! Хорошо! Это сейчас?

Дети хором завыли, срываясь на ультразвук.

– А НУ ЗАХЛОПНУЛИСЬ, А ТО ДОМА СИДЕТЬ БУДЕТЕ! – взревела Лида. – Да, солнышко, сейчас, в “Морской Пчеле”. Тебя тут подождать или там?

– Вы идите, я ещё переодеться должна.

– Ну хорошо! Пойдёмте, мальчики. Если не будете шалить – я куплю вам по малиновой слойке.

Дети снова взвыли, но на этот раз тихо и радостно.

Захлопнув форточку, Вражка задумалась. На самом деле этим вечером ей не особо хотелось выходить из дома, но пропустить знакомство с мужем градоуправляющей она не могла – это бы плохо сказалось на её карьере и репутации.

Поэтому с тяжёлым вздохом школьника, которого всё-таки отправили на занятия, Вражка начала собираться. Она-то думала, что все похождения за день уже закончились и надела домашнее платье, но жизнь перетасовала планы, так что пришлось искать себе подходящую одежду. Оглядев скудный гардероб, выбрала зелёную юбку с льняным кружевом, приталенную рубашку пшеничного цвета, кожаный широкий пояс на шнуровке, шаль и неизменную сумку. Волосы расчесала и собрала передние пряди на затылок, скрепив их резной заколкой. Посмотрелась в маленькое зеркало, висевшее над раковиной и, оставшись довольна результатом, накинула пальто, шрем, натянула сапожки и отправилась в ночь.

Тут же пожалела, что не выбрала штаны: мороз немилосердно кусался и пришлось ускорить шаг. Снег скрипел под подошвой, домики уютно манили тёплыми рыжими окнами, ветер грозил разбушеваться, но пока что сдерживал себя. Шум волн убаюкивал деревню.

Прячась в шреме, Вражка добежала до “Морской пчелы”. Таверна гудела, словно улей: радостные крики, весёлые песни, громкий топот. Ведьма навалилась плечом на тяжелую дверь и прошмыгнула внутрь, радуясь теплу. Скинула верхнюю одежду, повесила на крючок, пристроилась в углу, начала наблюдать.

И правда праздник: люди сидели за столами, смеялись, веселились. Кто-то играл на гитаре, Шмырк с поразительной скоростью выставлял напитки на стойку, а их так же быстро перехватывали гуляющие.

В центре всего находилась градоуправляющая и незнакомый Вражке мужчина: высокий, худощавый, волосы седеющие, всклоченные, под стать тонкой бородке. У него был длинный нос, острые скулы и какой-то недобрый прищур, словно каждого пьющего он подозревал в страшном злодеянии. Капюшон его кожаного шрема был скинут, поэтому отчетливо виднелась нетрезвая красноватость лица.

Вражка заключила, что это и есть Ашатон.

Мужчина как мужчина, сотни таких. Но всё же она должна была с ним поздороваться.

Помахала рукой Мэрне, привлекая к себе внимание

Градоуправляющая подозвала к себе и, когда Вражка, прокладывая себе путь через тела и нагло перешагнув через кого-то, приблизилась, представила:

– Дорогой, смотри! Это новая ведьма, вместо Божира, её Вражка зовут! Она у нас с конца осени, люди её хвалят!

Ашатон сдержанно улыбнулся и протянул руку. Ведьма пожала его сухую ладонь.

– Горит Маяк! Очень приятно вас увидеть, – поздоровалась она.

– Горит Маяк, – голос у него тоже был сухим. – Взаимно. Как вам в Прибое?

– О, прекрасно, благодарю! Работы, конечно, много, но я только рада ей заниматься.

– Больше просят о здоровье или о ворожбе?

Вражка рассмеялась:

– О здоровье, зима ведь! Кто кашляет, кто чихает. Но я всё равно колдую для… профилактики, так сказать.

Ашатон кивнул. Затем посмотрел ей прямо в глаза, широко улыбнулся.

Отчего-то Вражке это не понравилось, но она всё равно не сменила свой лёгкий тон, продолжая щебетать:

– Вообще я очень вам благодарна за такую возможность, тут меня очень быстро приняли. И домик замечательный, и сама деревня! Я уверена, что потом у меня будет больше шансов проявить больше волшебства, чем лекарства, но я и так довольна, жаловаться не на что.

– О, не сомневаюсь в этом, – ответил мужчина. – Скоро же праздник Мёртвой Метели, может там вам удастся проявить таланты.

Каждый год во время этого праздника Вражка гадала на костях, потом накладывала чары на просивших, а затем исполняла традиционный танец ведьм и колдунов, призывающих тепло и скорую весну. Ей стало приятно, что даже в далёком Прибое не забывают о традициях.

– Конечно! Я каждый год это делаю, спасибо вам большое! А теперь я, наверное, отойду, попробую новый рецепт Шмырка. Спасибо вам за разговор. Благодарю, Мэрна.

– И вам спасибо, Вражка, – сказал Ашатон и отвернулся, а градоуправляющаяя обняла его за шею, попутно помахав ведьме на прощание.

Продвигаясь к стойке, Вражка думала, что всё прошло не так уж плохо. По крайней мере, впечатление она произвела хорошее.

Лида куда-то подевалась, но рядом с трактирщиком толкалось немало Вражкиных приятелей, так что она нашла, с кем перекинуться парой слов. Особенно горел желанием общаться мальчик-подросток по имени Душан. Он нежно прижимал к себе баклаху с пряным сидром и рассказывал всем вокруг неинтересную историю о его первой рыбалке. Приметив ведьму, примостился рядом, помогая ей взять горячую кружку с медовухой (она справлялась и сама, но позволила мальчику подсобить):

– Хочешь, расскажу про свою рыбалку? – выпалил он.

– Но я слышала уже, Душан. Ты только что пересказывал её Мёде.

– А… – он слегка надулся. – Вот рассказы Ашатона все слушать хотят, а как я про карася говорю – так разбегаются. А он, между прочим, был большой! И тяжёлый! Мама столько ухи наварила!

– Верю-верю… Ну, если хочещь, я тебя ещё раз послушаю, про карася.

– Уже не хочу!

Вражка выпила немного.

– Ну ладно. А я давно хотела спросить – а как вы улов поднимаете? По лестнице, наверное, его страшно неудобно тащить.

Душан задрал нос и, с видом бывалого моряка, начал объяснять:

– Ну что ты, что ты! Никто не потащит столько на спине, там рядом есть лебёдка, видела? Вот к ней прикреплена такая доска… В общем, это подъемник. Поэтому после рыбалки надо положить весь улов туда, а потом уже сверху поднять. На самом деле самая утомительная часть плавания, это не плавание, а именно это проклятая лестница. Я бы всё отдал, чтобы и для людей вот такой вот подъемник изобрели! А так на нём только детей можно катать, обидно. Думаю, по-настоящему развитым это место станет только с пологой лестницей к морю! Тогда и ездить к нам начнут, и градоуправляющая успокоится.

– А она сильно волнуется?

– О, ещё как! Всё время изобретает что-то не в смысле вещей, а в смысле идей. Думает, что вот если мы тут музей поставим, то всем сразу же захочется ехать в такую даль! Или если Добронрав забор починит, то дела деревни сразу наладятся! Ну да! Конечно!

Вражка покачала головой, жестом попросила Шмырка подлить ещё. В дальнем углу трактира двое мужчин затеяли громкий спор, жалобно проблеяла коза. Музыкант, устав играть, передал гитару рыжей девушке, и она затянула балладу о подвигах Нийцсе. Половина собравшегося народу принялась подпевать, а один пёс – подвывать.

– Я вообще не очень понимаю, зачем это всё, – продолжал Душан. – Они всё говорят про фабрику, но зачем нам она, а? Мы и так не голодаем, ничего, кому хочется кутерьмы – пусть в город едет.

Ведьма не особо хотела обсуждать тонкости внутренней политики: мало ли, скажет, что не то, а потом оправдывайся перед начальством. Но в душе она была полностью согласна с парнишкой. И всё же постаралась перевести тему:

– Слушай, а что ты говорил про рассказы Ашатона? А то я опоздала и ничего не слышала.

Душан фыркнул, оглядел пустую кружку и умоляюще взглянул на собеседницу. Пришлось заказать и ему сидра.

– Ну что-что, – сказал Душан. – Так-то интересно, конечно. Он ехал только до города Фиалок и Сиалий, договариваться о поставках и продаже сушеной воблы, а там всё спокойно: Маяк светит, люди живут. Правда гореть начало всё.

– В смысле гореть?

– Ну, как лесные пожары. Только зимой.

– Странно.

– Да, вот и там так считают. Горят сады, дома, а иногда…– он понизил голос. – И люди. Их просто находят сожженными, и всё.

Вражка поёжилась. Картина в её голове была не самая красочная.

– Странно, я приехала оттуда, но ничего такого не слышала.

– Говорят, что это началось после Жатвы. Ну, не знаю. Никогда не слышал, чтобы баши что-то поджигали. Может, просто псих какой-то. Не знаю.

Ведьме вспомнился её старый (не)друг и все разговоры: говорил ли Гран что-то про огонь? Вроде нет. Да и в прошлую Жатву ничего такого не наблюдалось. Должно быть, просто совпадение.

– Ну и там хотят запустить корабль, который работает на пару, представляешь? – продолжал парень.

– Да, я слышала, что его хотят построить. Пароход, вроде бы.

– Ага. Было бы круто. Это сколько трески на таком можно наловить!

– Мне кажется, что столько же, как и на обычном корабле…

– Ну да, наверное. Но зато доплыть до места можно быстрее!

– Это верно.

Они ещё немного поговорили ни о чём (хотя в основном о рыбе и дирижаблях), а потом Душана позвали домой. Его мама накричала прямо с порога на беднягу, отчего тот покраснел и побрёл прочь, жалобно оглядываясь. Вражка могла ему только посочувствовать и тихонько порадоваться, что она уже давно взрослая и её мама не загоняет домой.

Когда часы показали полночь, она начала собираться. Гуляющие тоже подустали: танцы кончились совсем, пение стало тихим и всё чаще и чаще люди забивались в углы и зевали там во весь рот.

Надев пальто и шрем, Вражка обернулась, чтоб попрощаться, но наткнулась на пристальный взгляд Ашатона. Мужчина тут же переключил внимание, но Вражка успела ухватить выражение его глаз, и оно ей совсем не понравилось.

И это был не взгляд мужчины, которому она бы полюбилась в качестве спутницы на ночь. Это был холодный, волчий взгляд, от которого ты бежишь через лес посреди зимы.

И Вражка поспешила убежать тоже.

Глава четвертая

Бочки и пепелище

Анжей

Он встал раньше сестры, но позже солнца. Обычно просыпался с петухами, но сегодня позволил себе изменить старым привычкам. Анжей выпустил на прогулку собак, зашёл в амбар, покормил ту немногочисленную живность, которая там обитала, погладил Бузину, корову по имени Пятнышко, куриц, а вот петуха гладить не стал – тот имел ужасную привычку делать вид, что всем доволен и счастлив, а потом клеваться.

Затем проверил теплицы: не повредился ли фасад, сохранилась ли температура? Но всё было хорошо, зелень тихо и мирно росла в маленьком искусственном мирке.

Не в первый раз Анжею в голову пришло сравнение с островом Цветов: такое же  вечное лето и хрупкость обитателей.

 Критично оглядел подпорку под помидоры, покрепче обвязал марлей стебель, убрал пожелтевший листик, затем вышел во двор, набрал воды в колодце, подозвал собак и вернулся в дом.

– Ну что же, на ферме всё в порядке, можно и нам позавтракать! – сообщил им, получив в ответ радостное виляние хвостами.

Пока закипал кофе, успел положить корм всем хвостатым обитателем дома, пересекнув попытки Кабачка добраться до чужой миски, проверил самочувствие вороны и вернулся к плите аккурат тогда, когда в турке начали появляться первые пузыри. Вылил себе половину, добавил молока, вторую часть напитка оставил для Анны. После первого глотка почувствовал достаточно сил, чтобы взяться за завтрак.

Надев передник, Анжей достал все нужные ингредиенты: молоко, яйца, помидоры, хлеб. Сорвал с подоконника веточку розмарина, добавил в будущий омлет и поставил запекаться под крышкой на плиту, а пока сел у окна, продолжил пить кофе и наблюдать за лесом.

Все многочисленные хлопоты по дому успокаивали – ему нравилось ощущение того, что он делает что-то важное, когда готовит или убирается. Нравилось, каким чистым становился его дом. Нравилось, какими счастливыми становились его обитатели после сытного обеда.

И ему невероятно нравилось вот так сидеть, пить кофе и наблюдать за безмолвным лесом, когда из-за деревьев выходят дикие олени, бежит по своим делам осенняя лиса, размеренно покачиваются ели, и медленно-медленно с неба падает снег.

Он встал, выключил плиту, положил половину омлета на тарелку, вторую оставил под крышкой. Шикнул на собак, глядящих на него с мольбой, но спустя минуту всё жё дал каждой по кусочку.

Поев, подкинул дров в печку, поставил греться чайник и снова сел, дожидаясь, когда проснётся сестра.

Лучше всего он умел ждать, но никогда не жил ожиданием. Он прожил в мире вечного лета достаточного долго, чтобы научиться скучать по зиме, но не пропускать тепло, стремясь увидеть снег. Он старался наслаждаться каждым мгновением.

Часто, правда, тосковал, что не с кем эти мгновения разделить.

Анжей натянул на себя свитер, полулёг на стол, наблюдая за тем, как в облаках появляются голубые заплатки чистых небес.

На острове Цветов очень редко были вот такие пузатые сизые облака, чаще всего там сиял васильковый небосклон, ну, либо чёрные грозовые тучи. Или то, или то.

И обитали острова жили по правилу “либо так, либо так”. Разозлить их было проще простого, как и обрадовать, и Анжею столько раз угрожали, что он совсем разучился их  бояться, но научился очень вежливо и мягко разговаривать и извиняться. Это не очень помогало, самый действенный способ избавиться от угрозы был всегда один – позвать Грана.

Улыбнувшись собственным воспоминаниям, он услышал характерный звук: как радостно собачий хвост бьется о пол, а потом уже – шаги сестры.

Анна появилась на кухне, зевая во все горло и поправляя пижаму. Черные жесткие волосы свились в вороньё гнездо, кожа цвета кофе с молоком казалась ещё темнее на фоне белой  ночнушки. Анжею всегда казалось страшно милым, что на щеках сестры круглый год красовались веснушки: в детстве она ему говорила, что это следы от поцелуев огненных духов, а он, как всегда, безоговорочно верил. Став старше, конечно, понял, что про веснушки она наврала, но зато убедился, что от огня ей достался характер: взрывной, яркий, способный как обжечь, так и согреть.

Сейчас пламя её изволило дремать.

– Анжей, ты прямо с утра такой продуктивный, что мне каждый раз ужасно стыдно.

– Это неправда, – улыбнулся он.

– Конечно, неправда. Ещё чего, в такую рань вставать, если у меня есть брат, который сделает всё за меня!

С этими словами она побежала умываться.

Анжей достал тарелку, положил в неё омлет, налил кофе в чашку и разогрел на сковородке вчерашнюю булочку. Поставил всё на стол, осмотрел композицию, остался доволен результатом.

Сестра вернулась уже в дорожной одежде: тёплые штаны, широкая белая рубаха, высокие меховые сапоги. Кудри она забрала в высокий хвост, чтоб не мешались за завтраком. Несколько косичек вольно свисали но бокам.

– Омлет! Ура, мой любимый! – воскликнула она, усаживаясь за стол. – Когда мы плыли с острова, один кретин уронил ящик с яйцами, и омлета я не видела целую вечность.

– Ну что ж, за зиму у тебя есть все шансы наестся ими так, что смотреть не сможешь.

– Не угрожай мне, я ж подумаю, что это вызов! А ты уже поел?

– Да, давно.

Овечка покачала головой, недоумевая откуда у брата такая вредная привычка: вставать по утрам и что-то делать. Она прикончила омлет за минуту, умяв и булочку, а вот кофе пила медленно, с чувством.

– Я думаю сварить кофе на ели, – сказал Анжей.

– Звучит… странно. Но я за.

– Значит попробую, как вернёмся. Главное, нарвать веточек по дороге.

– Так да, поехали уже, а то по темноте плестись будем! Бузина нас на спине увезёт или лучше на санях?

Анжей задумался на несколько секунд, взвешивая все за и против, а потом ответил:

– Возьмем сани. Мало ли, что купим, или решим дров набрать.

– Отлично! – Анна встала, собирая посуду. – Ты тогда иди запрягай, а я помою тарелки.

Снарядить Бузину в поездку было несложно – олениха была спокойной, покладистой и все махинации с собой воспринимала стоически. Собаки было возбудились от предвкушения прогулки, но быстро утихли под строгим голосом хозяина. Яблочко легла на землю, прижимая уши, а вот Блинчик недовольно заурчал и отвернулся.

– Спокойно, дружок, – сказал ему Анжей. – Поедешь в санях, если что.

Он знал, что всё расстояние до деревни Блинчик пробежать не мог из-за хромой лапы. Когда-то давно его лягнул олень и пса вышвырнули на улицу, а Анжей его подобрал, долго лечил, но так до конца и не смог исправить недуг.

Впрочем, Блинчик на судьбу не жаловался и в забеге на короткие дистанции ничем не уступал своей здоровой хвостатой подруге.

Повозка была готова, финальным аккордом на рога Бузины были повешены колокольчики, а олениха вознаграждена за терпение яблоком и ласковым хлопком по шее. Анжей вывел её из стойла, запер ворота, укутался в шрем, надел варежки и крикнул:

– Анна, мы готовы!

Сестра выскочила из дома, заперла дверь.

– Проверь, чтоб дверца для зверей не захлопнулась, – попросил Анжей.

Анна встала на колени, толкнула туда-сюда маленькую дощечку, открывающую небольшой лаз.

– Не боишься, что тебя так ограбят? Сюда я бы пролезла.

– Чего там грабить? Разве что Кабачка утащат, да и то я уверен, что этот котяра любого грабителя одной лапой завалит.

– Что правда, то правда, – кивнула сестра, забираясь в сани. – Он тяжелый у тебя очень. Ты бы его на диету посадил.

Щёлкнув поводьями, Анжей направил сани к дороге. Снега за ночь навалило по колено, поэтому Бузина двигалась медленно, но шаг за шагом ускорялась.