скачать книгу бесплатно
Арьяны
Елизавета Версан
После смерти последнего близкого родственника – бабушки, столичная журналистка Анна Огарская получает необычное наследство. Загадочного двоюродного брата, которого прежде никогда не видела, старинный дом с тайниками, странных соседок, чей отец на фотографиях прошлого века выглядит так же, как и в наши дни, и прочие семейные секреты, покрытые толстым слоем мистики. Может, недаром историческая родина её предков носит столь необычное название – «Скров»? Какие ещё тайны скрывает этот провинциальный городишко? Какое зло прячется в тени его вековых лесов и в мрачных катакомбах?
Елизавета Версан
Арьяны
Пролог
Паша летит по коридору третьего этажа, в тысячный раз мысленно прокручивая слова ведуньи: «Кареглаза шатенка, средний рост, чем-то похожа на тебя, но больше – на Василия…».
Странно. Всё очень-очень странно. В начале третьего умирает Зинаида, а спустя пару минут у Тани появляются видения о новом арьяне. Совпадение? Нет, в совпадения Паша никогда не верил. Но если это действительно Анна, то… Невозможно! Он же лично взламывал архив, видел документы своими глазами. Она не может быть одной из них, уж точно не по крови. Значит, по духу?
Едкий смешок отскакивает от безмолвных стен, смешиваясь с глухим стуком его шагов.
Он наблюдал за девчонкой на похоронах Андрея и Наташи. Сильным духом там и не пахнет. Но она же потеряла родителей. Ей тогда едва исполнилось двадцать… Впрочем, многие из арьянов оказались сиротами в более раннем возрасте и прекрасно справились с этим без помощи психоаналитика.
Может, Таня всё же ошиблась? Не так истолковала видение? Хотя какой смысл гадать – ответ ждёт его за светло-серой дверью в конце коридора.
Мужчина осматривается, прежде чем повернуть металлическую ручку, и только убедившись, что на этаже никого нет, ловко проскальзывает в кабинет. Единственным источником света в тёмной квадратной комнате служит большой монитор на стене. В правом углу улавливается какое-то движение. Спустя пару секунд, когда глаза лудника привыкают к полумраку, он замечает в кресле ведунью.
– Где все? – спрашивает Паша, обозначая своё присутствие.
Таня медленно поднимает на него взгляд, словно отходя от глубокого транса.
– Алекс уехал в офис, Фалконе улаживает дела с полицией, а девочки и Юра внизу с медиками.
– Тебя не потеряли?
Ведунья отрицательно мотает головой.
– Суматоха помогла, но скоро они очухаются, так что…
Не дожидаясь продолжения, Паша достаёт из кармана застекленный портрет Анны, снятый со стены в Зининой комнате, и протягивает ведунье.
– Да, это она, – твёрдо говорит девушка, едва взглянув на фотографию.
– Ч-чёрт! – Таня вздрагивает, когда Паша с чувством хлопает по столешнице. – Ты точно видела её среди нас, как ещё одного арьяна?
– Да, и причём её аура… – ведунья замирает, бросив опасливый взгляд на лудника. Мужчина разжимает кулаки и, шумно вздохнув, расслабляет плечи.
– Тань, – тихо зовёт он, словно угадав её мысли. – Ты ведь знаешь, я не фанатик, как Фалконе. Я не стану сажать девчонку в клетку только потому, что с её аурой в твоих видениях что-то не так.
Кроткая улыбка вспыхивает на лице девушки.
– У Ани она ярче, чем у других. Обычно вначале только какие-то нечёткие обрывки, и аура только слегка мерцает. А здесь всё иначе. Так странно… Будто её прятали.
Неприятное чувство тревоги образуется где-то в районе Пашиного желудка.
– А это возможно?
– Ты же знаешь, как работают мои способности?
– Ну-у-у… в теории.
Ведунья понимающе кивает и, устремив на лудника свой пронзительный взгляд, тихо говорит:
– Это словно радио, я настраиваюсь на нужную частоту и подключаюсь к определенному каналу – то есть к человеку. Но есть частоты, на которые моё внутренне око не настроено. Я даже не замечу их в общем поле. Это мои слепые пятна. И тот, кто хорошо знаком с ясновидением, может сыграть на этих пятнах. Догадываешься, кто?
– Чернокнижники, – презрительно шипит Паша. – Но их же всех перебили, как собак.
– Паш, это очень тёмная материя. Их сила настолько сильна, что может сохраняться даже после смерти её обладателя, если он найдёт возможность как-то закрепить её в нашем мире. Разве история Юры нас ничему не научила?
Мужчина нервно почесывает отросшую щетину, пытаясь собрать факты в единое целое. Если Аня действительно одна из них, то кто и зачем скрывал её силу все эти годы? Или девчонка сама водила их за нос? Но почему тогда решила открыться именно сегодня, после смерти Зины?
Сдать девчонку с потрохами – и пусть Фалконе сам разбирается. Только что-то внутри противно скребёт по сердцу. Родная, не родная – какая разница. Она единственный его живой родственник. Да и Таня, добрая душа, не позволит ему так поступить. Следовательно, выход один.
– Ладно, – решительно говорит Паша, устав терзаться внутренним монологом. – Скажешь Фалконе, что увидела её через пару часов после моего звонка, что видения были нечёткими, и ты сомневаешься, она это или нет. И про ауру тоже ни слова.
– Хорошо, но, Паш…
– Знаю. Я лишь прошу выиграть мне немного времени. После твоих видений её поразительное сходство с Василиеем уже не кажется простым совпадением. Так или иначе, она часть моей семьи. Я должен сам во всём разобраться, прежде чем этим займётся Фалконе.
Глава 1
Противное гудение врывается в сознание, разрушая остатки тяжелого вымученного сна. Экран смартфона раздражает глаза слишком ярким светом. Номер незнакомый, но комбинация первых четырёх цифр пробуждает какое-то неясное воспоминание. А не скровский ли это код? Перед ответом успеваю заметить маленькие цифры – 04:18 – в правом верхнем углу экрана.
– Аня, это Паша Огарский, – без лишних прелюдий говорит мой двоюродный брат, и я с ужасом понимаю, что интуиция не подвела. В который раз, чтоб её.
До этого момента Пашка был для меня кем-то вроде летающего пони или радужного единорога. Ни звонков, ни соцсетей, ни личных встреч. За все двадцать три года он ни разу не обозначил своего существования. Каждый мой редкий приезд в Скров на каникулы братец под завидным предлогом исчезал из дома: лагерь, сплав по реке на катамаранах с друзьями, поступление в университет, армия, отпуск и прочие миллион двести отмазок.
Всё, что известно о Пашке – он сирота, старше меня на семь лет, живёт в Скрове с нашей бабушкой Зиной. В детстве я мало думала о судьбе брата. Только спустя годы в голове возник очевидный вопрос: почему мои родители не оформили опекунство и оставили десятилетнего племянника на бабушку? Когда решилась спросить отца напрямую, он раздражённо отрезал: «Это решение Паши». Я недоумевала, как десятилетнему ребёнку, лишившемуся отца и матери, позволили принять решение самостоятельно. Однако подобные разговоры, да и вообще любые разговоры о Пашке пресекались на корню, и со временем пришлось признать, что семейный конфликт лежит далеко за пределами отношений дяди и племянника.
Я смирилась с мыслью, что мы с братом не будем близки. Но вот Пашка объявился сам. Значит, больше звонить некому. Остались только мы – два человека от некогда большой семьи.
– Бабушка? – спрашиваю прямо, не желая оттягивать неизбежное.
Пашка сухо подтверждает худшее. Резкий звон в ушах перекрывает остальные звуки. Глаза застилает грязно-серая пелена. Где-то в отдалении слышится взрыв. Противный скрежет искорёженного металла врезается в голову. Едкий запах дыма раздирает ноздри.
Только не сейчас. Не отключаться.
Краем сознания пытаюсь ухватиться за единственную ниточку, связывающую с реальностью. Пашка. Он что-то спрашивает про билеты и время вылета. Его голос безумно похож на папин. Низкий, чуть хрипловатый. Не могу судить, это следствие горя или природная особенность, мы не разговаривали прежде. Темп речи более беглый, чем у отца, и «р» местами западает. Наверное, сказываются годы учёбы заграницей и постоянное общение на английском. Если мне не изменяет память, мой гениальный брат-программист ещё со времён студенчества работает на звёздно-полосатых. Утверждать, конечно, не стану. Может, он давно переквалифицировался в агенты ЦРУ или начал сниматься в Голливуде. Впрочем, одно другому не мешает.
Ну почему? Почему он объявился только сейчас?
Он был так нужен мне три года назад. Когда их не стало. Только он и мог, наверное, понять, что я чувствую. Найти нужные слова и сказать, что же мне делать, как жить дальше без них. Но, увы, этого не случилось. Пришлось разгребать всё самой, и если б не бабушка и Женька…
Боже, бабушка.
Моя несокрушимая Зинаида Петровна, в семьдесят лет спокойно копошившаяся в саду между пробежками и йогой. Ведь звала меня в Скров после того, как мама с папой погибли. Может, если бы я была рядом, она сейчас была жива. И с Пашкой можно было бы наладить контакт. Но это всего лишь «бы». «Бы», пропитанное сожалением и отчаянием. А всё потому, что природа наделила меня отцовским упрямством и гордыней. Неуклонным стремлением во всём отстаивать автономию. И вот к чему это привело. Теперь не перед кем топать ножкой с надменным «Я сама». Сколько же ещё близких нужно потерять, чтобы научиться быть рядом вовремя? Ценить здесь и сейчас, а не постфактум.
– Аня? – доносится до меня сквозь толщу собственного сознания.
– Да-да, – отвечаю на автомате. – Я сейчас же посмотрю билеты.
– Хорошо. Скинь смс, как забронируешь.
Он отключается. Вот так просто. Ни сантиментов, ни подбадривающих слов. Разговор роботов, наверное, и то теплее бы получился. Какие-то мы оба с Пашкой неправильные. Два сломленных человека, не сумевших нормально социализироваться в обществе после трагедии. Хотя откуда мне знать, как там у него дела с социализацией. Может, этот официозный тон только на меня распространяется.
Контрастный душ и пара глотков арабики включают мозг на полную мощность, и осознание случившегося, наконец, наваливается всей массой. Я сирота. Одна на всём белом свете. Не считая брата, конечно. Однако учитывая степень нашей эмоциональной близости… Да, всё-таки одна.
О-дна. О-дна. О-дна.
Большие настенные часы тревожным эхом отдаются в воспаленном сознании. Запустить бы в них кружкой, но на устранение последствий неоправданной вспышки гнева уйдёт драгоценное время, которого у меня нет. Нужно успеть купить билеты прежде, чем меня торкнет. А торкнет сегодня стопроцентно. Как-никак восемь месяцев без рецидивов. Пора бы уже.
Слышал бы меня Женька. Точно б отчитал за пессимизм и притягивание неприятностей. Раньше я терпеть не могла всю эту блажь про материальность мыслей и творение собственной реальности. Заводилась тут же, стоило только бывшему открыть рот. А сейчас всё бы отдала за его вдохновенные речи про квантовые миры, божественное начало в человеке и мультивселенные. Лишь бы не было этой удушливой тишины.
А кто её, эту тишину, создал?
О, нет-нет-нет. Нет у меня времени на приступ самобичевания. Сейчас нужно просто вымыть кружку, включить ноутбук, заказать билеты и собрать вещи. Ни единого отклонения от программы, иначе всё полетит к чертям. Папа говорил, что дисциплина – единственная вещь в мире, способная удержать человека на краю пропасти. Не любовь, не ненависть, не жажда жизни. Только холодный рассудок и выдержка. Что ж, пришло время, наконец, внять отцовским заветам.
Уже на третьем пункте система даёт сбой, когда вкладка с подтверждением платежа начинает виснуть в шестой раз. Попытка выровнять дыхание проваливается с треском. Я с силой захлопываю крышку ноутбука и несусь в ванную, тут же подставляя голову под град холодной воды. Перед глазами на повторе мелькает нос самолёта, врезающегося на полном ходу в твёрдую землю. Пламя вырывается из-под стального брюха яростным вихрем. Стёкла иллюминаторов лопаются под давлением взрывной волны, разлетаясь на миллионы осколков по поляне.
Виски сжимаются не то от холода, не то от вспыхивающих в сознании образов. Меня тошнит. Я всеми силами цепляюсь за ощущение физического тела, сосредоточившись на болезненном спазме опустошённого желудка.
Дважды два – четыре.
Трижды три – девять.
Четырежды четыре – шестнадцать…
Наконец, шум воды перекрывает скрежет металла и крики. Видение отступает под натиском реальности. Взгляд фокусируется на тонких руках с побелевшими костяшками пальцев, вцепившихся в край унитаза. Ледяные брызги из брошенного на дно кабины рассеивателя безжалостно расстреливают стенки душевой. Я медленно поднимаюсь и выключаю воду. Из заляпанного зеркала на меня смотрит бледная шатенка со спутанными волосами, с кончиков которых срываются крохотные капли. Зрачки расширены так сильно, что карие глаза кажутся почти чёрными при слабом освещении.
То ли ещё будет.
Усилием воли заставляю себя умыться и, предварительно отжав волосы, закручиваю полотенце вокруг головы. Кажется, где-то в буфете завалялся чай с ромашкой. Это не спасёт, но хотя бы поможет подготовиться к следующему шагу.
Мне искренне не хочется набирать этот номер, но от мысли о новом приступе, грудь болезненно сжимается, грозясь вытряхнуть из себя всё содержимое. Я сейчас как спичка в наполненном газом помещении. Один неосторожный «чирк» – и всё взлетит на воздух. Так что на долгие игры с совестью времени нет. Билеты нужны сегодня позарез. Пашка не должен оставаться там один. Я нужна ему. Даже если он сам так не считает. А мне… мне сейчас нужен воздух.
Женька отвечает после третьего гудка.
– Аня? Что случилось?
Тело мягко окутывает волнами спокойствия. Боже, я уже успела забыть насколько приятный у него голос. Как вообще мне могла прийти в голову идея расстаться с ним? Сейчас это решение кажется таким нелепым. Он же мой якорь. Единственный, кто способен удержать меня от шага в неизвестность. Знает меня как облупленную, и пояснять даже ничего не приходится. Так легко. Словно дышать.
– Можешь приехать? Пожалуйста.
Он не тянет драматическую паузу. Не задаёт глупых вопросов. Только выдыхает простое и нужное: «Через десять минут буду».
Плечи сразу расслабленно опускаются, и в голове становится чуть яснее. Только бы удержать это состояние до приезда Женьки. Только бы удержать.
***
Солнце медленно катится к горизонту, разливаясь расплавленным золотом по поверхности воды. Море сегодня немного буйное. Широкие волны с белыми завитушками атакуют большие валуны, подпирающие подножие утёса. Женька, откинув голову назад, стоит по колено в воде. Вечерний бриз путается в густых волосах цвета спелой ржи. Он выглядит расслабленно и уютно. Хочется уткнуться в эту широкую спину, вдохнуть аромат дорогого дезодоранта, смешавшегося с запахом соли и водорослей, выброшенных на берег приливом. Я отставляю на поднос бокал с белым вином и, отцепив от кисти пару виноградин, поднимаюсь с песка. Но, когда делаю шаг в сторону Женьки, он вдруг исчезает.
– Жень! Женька!
Я дёргаюсь от звука собственного голоса и резко распахиваю глаза. В комнате царит лёгкий полумрак из-за плотно задёрнутых ночных штор. Единственным источником света служит небольшая щёлка между дверью и наличником. Судя по золотистому свечению, просачивающемуся из гостиной, сейчас где-то шесть вечера. С кухни доносится аромат запечённой курицы. Прямо как в старые-добрые. Так странно. Будто и не было этих восьми месяцев разлуки, приступа и утреннего звонка Пашки. Неторопливо потягиваюсь, разминая затёкшие мышцы, и перекатываюсь на соседнюю подушку, воровски вдыхая знакомый аромат.
– Вышла на запах? – спрашивает Женька с лёгкой улыбкой, когда я появляюсь в проёме кухни.
– Мгм.
Облокотившись на косяк, молча наблюдаю за тем, как он ловко нарезает овощи для салата. Влажная чёлка налипла на лоб. Редкие капли, срываясь с неё, прокатываются по напряжённой груди, устремляясь вниз по рельефному телу, и пропадают в районе ремня свободных тёмно-синих джинс. На барной стойке тихо жужжит серебристый ноутбук с открытой вкладкой авиакомпании. Женька отвлекается от готовки, проследив за моим взглядом, и неуверенно шагает навстречу.
– Выкупил на девять вечера. Ничего?
Я нервно сглатываю, но быстро беру себя в руки, чтобы лишний раз не волновать его.
– В самый раз.
– Вещей много складывать не стал, только необходимое. Можешь перепроверить – вдруг, что упустил.
В тёплой синеве родных глаз столько участия и заботы, что у меня язык не поворачивается что-либо возразить.
– Это лишнее. Тебе я доверяю больше, чем себе.
Сильные руки ловко обхватывают талию, вжимая в горячее тело. Женька держит крепко, будто вот-вот рассыплюсь. Впрочем, эта метафора не так далека от правды.
– Не знаю, что бы я без тебя делала, – бормочу тихо, почти касаясь губами кожи его груди. – Спасибо.
Парень дёргается, чуть ослабляя хватку, и по-отечески целует в макушку. Я собираюсь рассказать про свой сон, но почему-то в последний момент передумываю. Так что мы просто долго стоим в молчании, пока плита характерным писком не сообщает о готовности его фирменной курицы с черри и сыром. Я замечаю на Женькином лице лёгкую растерянность и смущение, словно он сам не может поверить в происходящее. Что он вновь стоит на моей кухне, и мы обнимаемся, будто и не расставались вовсе. Но это не то, что стоит обсуждать именно сейчас. Женька, виновато улыбнувшись, направляется к плите, а я плетусь в ванную приводить себя в порядок.
От Паша Огарский в 19:04
Ок, буду ждать на стоянке. Тёмно-синий Nissan, номер О361ГР.
– Ну вот видишь. Может, всё не так плохо, – Женька подбадривающе улыбается и жадно проглатывает очередной кусок курицы, не замечая моей растерянности. А я в четвёртый раз перечитываю сообщение Пашки и всё никак не могу отделаться от навязчивого беспокойства.
– Странно это. Столько лет не знались, а тут вдруг такая любезность.
– Может, подмазаться хочет? Из-за юридических моментов. Ну, знаешь, завещание…
– Будто мне это нужно, – раздражённо перебиваю я.
– Тебе – нет, а ему, возможно, да.
Интерес к еде резко пропадает. Отставляю тарелку в сторону и тянусь за соком, но замечаю на себе пристальный взгляд Женьки и на полпути отдергиваю руку. Между широких бровей пролегла тоненькая складка. Пухлые губы плотно сомкнуты.
