banner banner banner
Арьяны
Арьяны
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Арьяны

скачать книгу бесплатно


– Ты чуть в могилу не свалилась! Будешь тут спокойным.

Брат прячет довольную ухмылку за стаканом холодного лимонада. Выкрутился, зараза.

– Обвиняешь всех вокруг в сокрытии правды, а сам не лучше, – бросаюсь в отчаянии последним слабым аргументом и демонстративно отворачиваюсь к окну. Пашка несколько секунд молчит, а затем бормочет тихо: «Правда тебе не нужна».

Он это серьёзно? Снова этот раздражающий снисходительный тон.

– Вот только не надо делать из меня дурочку, которой не…

– Я тебя проверял, – грубо перебивает он. – Специально подстёгивал интерес своим молчанием и уходами от ответов. Это был обычный человек, который пришёл навестить кого-то из покойных родственников. Вероятно, он просто засмотрелся на церемонию.

Признание брата застигает меня врасплох.

– Но… ради чего? – сдавленно шепчу я, чувствуя себя круглой дурой.

– Чтобы подтвердить свои догадки.

Мягкий стук заставляет поднять глаза. Маленький пузырёк с зелёными таблетками грозно возвышается над столом. Под пристальным взглядом Пашки мне неуютно. Будто снова оказалась в одном из своих кошмаров. К сожалению, реальных. Тот допрос десять месяцев назад… Они смотрели на меня так же. Женька, лежащий в больнице. Его отец со снисходительным: «Ты не виновата».

Ещё раз я этого не вынесу.

– Они помогают уснуть, но не избавляют от кошмаров. Я прав?

Молча киваю, ибо на слова попросту нет сил.

– Тот, кто дал тебе эти таблетки, подделал инструкцию, приписав обычным конфетам для смягчения боли в горле, свойства успокоительного.

– Что?

– И очевидно, ему известно о твоём недоверии к более мощным седативным препаратам, – невозмутимо продолжает брат. – Потому-то он и сделал ставки на старый-добрый эффект Плацебо. Вследствие чего, я могу сделать только один вывод: этот человек любит тебя, но не уважает. Любит, потому что беспокоится о твоём ментальном состоянии. Не уважает, потому что не верит в то, что ты способна адекватно принимать решения.

Первое желание после этих слов – врезать Пашке. Второе – врезать Женьке. Третье… На третье нет ресурса, потому что злость опустошает.

– В первую ночь здесь мне приснилась бабушка. – Сама не знаю, зачем открываюсь брату, который последние два дня только и бросался насмешками. Но отчего-то мне кажется, что сейчас он не станет глумиться. – С отцом. Раньше он никогда не заговаривал со мной во сне. А в этот раз всё будто наяву… Папа сказал, что мне нельзя находиться Скрове, а бабушка хотела его прогнать, они ругались. Потом начался ураган, и меня перебросило в обычный кошмар с моргом и телами родителей.

Реакция Пашки совсем не такая, как я ожидала. Его зрачки беспокойно мечутся, блуждая по комнате. Видно, он едва успевает угнаться за собственными мыслями. Чёрные брови напряжённо сдвинуты. Руки скрещены в защитном жесте. Наконец, его взгляд останавливается на мне, и у меня по спине пробегают мурашки – настолько пугающим он выглядит в этот момент.

– О чём именно они спорили?

– Папа кричал что-то про её слепую веру, из-за которой мне якобы грозит опасность. Но это же бессмыслица какая-то…

– Да, точно, бессмыслица, – отстранённо бормочет брат, и его лицо вновь превращается в равнодушную маску. Это всё. Он точно больше не откроется. Но на сей раз мне не хочется пытаться угадать его мысли. Наверняка, это лишь очередная попытка ввести меня в заблуждение, чтобы затем эффектно указать на мою наивность и неопытность. Чёрта с два, братец. Довольно спектаклей.

С тихим вздохом поднимаюсь из-за стола и, прихватив пузырёк с таблетками, ухожу на веранду, чтобы собрать вещи. Находиться под одной крышей с циником и манипулятором попросту невыносимо. Вылетая сюда, я надеялась найти родную душу, с которой мы вместе разделим горечь утраты, а нашла лишь эгоистичного сноба, не способного проявить эмпатию.

Глава 5

Женьку я замечаю сразу, едва выйдя из вагона, а рядом с ним, к своему глубокому изумлению, нашу общую подругу Лику. Они синхронно вскидывают руки в приветственном жесте. С небольшим опозданием отвечаю им тем же. Женька бросается вперёд и джентльменски выхватывает у меня сумку. Пока мы обнимаемся, Лика неловко топчется рядом. Закончив с ним, притягиваю девушку к себе, давая понять, что не возражаю против её присутствия. Она заметно расслабляется.

– Тебе идёт блонд, – подмечаю, кивнув в сторону её золотистых локонов и, повернувшись к Женьке, добавляю: «Вы теперь как близнецы».

Лика сдавленно смеётся и бросает странный взгляд на Женьку. Он небрежно мотает головой на мой безмолвный вопрос: мол, не бери в голову. Что ж, я так и делаю. Хватило мне скровских головоломок.

Пока идём до машины, расспрашиваю Лику о бывших сокурсниках. Она с удовольствием расписывает в красках, кто куда устроился, кто на ком женился и кто в какую историю вляпался. Её любовь к сплетням только на руку – хоть отвлекусь от проблем насущных.

Но от непринуждённости Лики не остаётся и следа, когда я устраиваюсь на переднем сидении. Друзья обмениваются многозначительными взглядами, после чего Лика понуро устраивается сзади, а Женька, вопреки своей аккуратности, слишком громко хлопает дверью.

– Всё в порядке?

Женька навешивает искусственную улыбку и заверяет меня, что ничего не произошло.

– Просто вспомнил сложного пациента.

– Ему ты тоже таблетки от горла подсунул вместо успокоительного? – язвительно спрашиваю я.

Парень тушуется. Глушит едва заведённую машину и пристыженно смотрит мне в глаза.

– Я ведь хотел, как лучше…

– Знаю. Именно так мой сверхумный братец и сказал. Что пусть ты и проявил неуважение, поступив подобным образом, но сделал это из любви ко мне. – На последних словах Женька резко разрывает зрительный контакт. Лика, заметив это, отзывается раздражённым вздохом. – Да что с вами двумя происходит? Ведёте себя странно! Будто… боитесь меня.

Подруга стыдливо прячется за водительским сиденьем, а Женька понуро опускает голову.

– Я хотел тебе сказать, но… – оправдывается он, и дальше мне уже нет смысла слушать. Всё итак очевидно.

Ревность тупым лезвием проходится по сердцу. Хочется закатить истерику, выскочить из машины, чтобы заставить бывшего бежать следом, распинаясь в извинениях. Но какой в этом смысл? Прошло восемь месяцев. И это я бросила его. Лику оттолкнула и того раньше. Винить в случившемся некого. А то, что произошло между мной и Женькой неделю назад… Что ж, к моей совести это не имеет никакого отношения.

– Ясно. Можешь не объяснять. Просто отвези меня домой, ладно? – прерываю его сбивчивую речь и демонстративно отворачиваюсь к окну.

Женька упрямо плетётся за мной в квартиру, якобы помогая донести сумку. Лика порывалась пойти с нами, но парень грубо её осадил. Я мысленно твержу себе, что это меня не касается, но когда мы оказываемся вдвоём в тесном лифте, все чувства вырываются наружу.

– Я не хотел, чтобы ты узнала так.

Вижу, что ему паршиво, но вес запас милосердия, увы, бездарно потрачен на брата.

– А как ты рассчитывал это сделать?

– Ань…

– Только честно, у вас закрутилось, когда ещё мы были вместе?

Женька дёргается, будто ему только что залепили пощёчину.

– Даже не смей думать, – тяжело дыша, шипит он.

– Отчего же? Четыре дня назад тебя наличие девушки не остановило.

Парень болезненно морщится.

– Ты другое.

– Да ну?

– Ань, я люблю тебя, и это не новость, – в синих глазах столько муки, что раздражение попросту улетучивается, сменяясь сожалением. За недавние слова. Поступки. За жестокое расставание. – Но с Анжеликой… Мы смотрим с ней в одну сторону. У нас одинаковые цели, мы оба знаем, чего хотим, а ты…

– А я бросаюсь из крайности в крайность, – тихо заканчиваю за него.

– Да. Прости, но это факт.

Створки символично разъезжаются – верный знак к прощанию. Я пытаюсь забрать свои вещи, но Женька не позволяет и тоже выходит на площадку.

– Донесу до квартиры.

– Как хочешь.

– Ань, я бы всё бросил, если бы тебе это было нужно. – Женька неловко раскачивается, остановившись на пороге, терзая мне душу взглядом побитого щенка. – Но тебе не нужно. Такие, как ты, не прекращают поиск. Тебе всегда будет мало. А я уже всё нашёл, понимаешь? То, что мы продержались столь долго вместе – уже подвиг. Я лишь надеюсь, что однажды мы снова сможем стать друзьями, как это было в самом начале.

Мне нечего ответить. Он совершенно прав. Мы расстались задолго до официального разрыва. Задолго до того, как я чуть не задушила его во сне под действием транквилизаторов. Хоть это и стало спусковым крючком, заставившим меня отказаться от него впоследствии, но на самом деле наши пути разошлись уже давно. Гибель родителей изменила меня. Вырвала из линейного течения жизни, в котором и родились когда-то наши отношения. Ещё тогда, при первой встрече, Женька демонстрировал чёткое представление о своём будущем. Будучи студенткой первого курса, я тоже отчётливо его видела. Но чем дальше мы двигались, тем шире простирался передо мной мир, и тихая семейная гавань, о которой всё это время мечтал Женька, постепенно превратилась для меня в худшую из перспектив. Так что уход мамы и папы лишь отсрочил неизбежное.

– Я тоже на это надеюсь, – отвечаю после затянувшейся паузы и, приобняв его на прощание, закрываю дверь.

***

За сорок минут бесполезной медитации перед монитором дальше заголовка и лида продвинуться мне так и не удалось. От удушливой духоты не спасают ни открытые окна, ни старенький кондиционер. На моей памяти конец августа впервые настолько жаркий. В такую погоду бы отмокать в прохладном бассейне, попивая безалкогольный мохито со льдом, а не дежурить в редакции, битый час мучая объёмную расшифровку суда над маньяком-таксистом, державшем в страхе всё Подмосковье. Обычно с подобными материалами проблем не возникает. Но последние недели голова забита чем угодно, кроме работы. Да ещё эта жара… Сосредоточиться на текущей задаче невероятно трудно. Будто вся энергия уходит на поддержание приемлемой температуры тела, и на умственную деятельность уже ничего не остаётся.

Выглядываю из-за широкого монитора на свою коллегу Анфису и ещё больше впадаю в уныние. Тонкие пальчики с кислотно-зелёным маникюром ловко летают по клавиатуре, перепечатывая очередную новость из ленты информагентств. Девчушка едва институт закончила, а уже в почёте у начальства ходит. Потому что всё у неё невероятно быстро и складно получается. Я такими журналистами восхищаюсь и одновременно их презираю. Без страха рвущиеся в бой, острые на язык, готовые кинуться в любой круговорот по команде «фас». Пишут хлёстко, лаконично и даже грамотно, только души в таких материалах – ни грамма. Потому что так их обучили, бойцов новостного фронта, отказавшихся от собственной личности в угоду объективности. Говорящая голова, вбрасывающая ежесекундно новости в массы без контекста и сносок – авось, народ сам разберется. Не разберётся. Потому что прочитают безликое послание и сделают выводы – каждый в силу своего опыта и знаний, и пойдут втолковывать другим, а те – третьим и дальше по цепочке. В итоге от первоначального смысла там ничего уже не останется. Вот так и получается, что вместо вожделенной объективности получается обратный эффект.

Я не заблуждаюсь на свой счёт, зная, в чём сильна, а в чём проигрываю коллегам-новостникам. Скорость и бездумный рерайт – не про меня. Мне по душе вдумчивые материалы, в которых добывание истины подобно распутыванию клубка ниток. Болезненная страсть к мелким деталям вызывает раздражение у всех, с кем общаюсь по ходу расследований, но именно за это Алик меня и нанял когда-то. Однажды он сказал: «Ты подняла криминальную хронику на новый уровень». Бесспорно, на спонтанный комплимент его натолкнули выпитые ранее три бокала коньяка, но меня это зацепило, и я всеми силами старалась оправдать его доверие. А потом погибли родители, и меня будто подменили. Ушёл запал и страсть к криминалу. Алик терпеливо ждал, что оклемаюсь и вернусь в форму, но вот уже четвёртый год пошёл, а я всё так же хожу по офису унылой тенью. Ни для кого не секрет, что меня здесь держат исключительно за прежние заслуги и за контакты представителей закона, доставшиеся от отца по наследству. Однако скоро и этого будет мало.

Идея написать заявление по собственному, не дожидаясь позорного увольнения, давно мелькает в голове, а после Пашкиного письма постоянно об этом думаю. Перечитываю его почти каждый день. Оно и сейчас прячется в одной из десятка открытых вкладок браузера.

Сайт ТАСС, сводка УМВД по Московской области, погода, ещё погода, о, нашла.

Павел Огарский 18 августа, 15:56

Привет, сестрёнка.

Прежде всего, хочу выразить восхищение твоим изящным побегом. Постой-постой. Не спеши закрывать письмо. У меня нет желания усугублять наш конфликт. Напротив, я к тебе с деловым предложением.

Аня, переезжай в Скров. Не переживай, меня тут не будет, я через две недели улетаю в Штаты на полгода. Предполагаю, что в бабушкином доме тебе будет неуютно одной, поэтому готов распахнуть двери моей скромной холостяцкой обители. Новостройка, спальный район, вся необходимая инфраструктура есть, удобная транспортная развязка. Как истинный арендатор фотки прилагаю к письму.

Работа для тебя найдётся тоже. В «Скровской летописи» жалуют хороших журналистов. Знаком с главредом. Могу замолвить словечко.

Мои советы тебе, конечно, не нужны. Но всё же решусь заметить: после всего, что ты пережила, смена обстановки – достойный вариант реабилитации. Подумай об этом.

P.S. На случай, если решишься, ключи от квартиры оставлю соседям.

С уважением,

Паша О.

С момента отправки прошла уже неделя, и каждый день я открываю это письмо и перечитываю его снова и снова, пытаясь найти подвох. Но не нахожу его. Лишь убеждаюсь всё больше, что Пашка прав. Меня в Москве уже давно ничего не держит. Женька был последней ниточкой, связывающей с прежней счастливой жизнью. А теперь и она оборвалась.

Конечно, от себя не убежишь, но что, если этой «себя» давно нет? Ту Аню уже не вернуть, а новой вряд ли удастся стать, безуспешно цепляясь за призрачное прошлое. Возможно, Скров – ключ к разгадке. Искомый ответ на вопрос: кем мне суждено быть?

Глава 6

– Ты представляешь, вылет отложили ещё на сорок минут! Этот город явно не хочет меня принимать, – я устало валюсь на диванчик и утыкаюсь Женьке в плечо.

– Опять ты про свой дурацкий сон, – фыркает парень. Мне приходится выпрямиться, когда он дергает рукой, захлопывая книгу. – Рейс задержали из-за непогоды, а твои сны – следствие переживаний из-за переезда в малознакомый город. Дело обычное.

– Ну да, видеть целую неделю один и тот же сон – «дело обычное».

Женька недовольно закатывает глаза. Оборонительно скрещиваю перед собой руки, готовясь к долгой нудной лекции по психологии. Но мой бывший ограничивается лишь ёмким высказыванием:

– Если постоянно думать одну и ту же мысль, то да, она и ночью не отпустит тебя, – после чего возвращается к чтению.

Напряжённое молчание прерывает вернувшаяся из кафетерия Лика.

– Вы опять поцапались, да? – сразу догадывается подруга. – Что на этот раз?

– Ничего, – отвечаем мы одновременно с одинаково небрежной интонацией.

Девушка устало вздыхает и протягивает мне стаканчик с ароматным капучино. Знает, как подмазаться. Делаю большой глоток, игнорируя неприятное жжение кипятка, и блаженно прикрываю глаза. Раздражение отступает. Отпиваю ещё немного для закрепления результата и возвращаю напиток хозяйке.

– Ну, – с улыбкой тянет она. – Теперь расскажешь?

– Мой сон вовсе не дурацкий, – выпаливаю в сторону Женьки. Он недовольно поджимает губы, но голову не поднимает из принципа.

– Про сад и бабушку с отцом?

Какими бы ни были намерения Лики, её участливость меня подкупает, так что я вываливаю на подругу все свои опасения.

– Ещё и рейс задержали, разве не странно? – добиваю финальным объяснением. Женька едва заметно сжимает кулаки: теперь в меньшинстве.

– Может, ну его к чёрту, этот Скров? Оставайся в Москве, мы тебе… – но закончить Лика не успевает. Женька вскакивает с места, роняя книгу с громким стуком. Несколько человек заинтересованно вскидывают головы, почуяв назревающий конфликт.

– Нет, Лика, даже не заикайся об этом, – рявкает Женька на девушку и, крутанувшись на пятках, нависает надо мной. – А ты выкинь уже эту мистическую ерунду из своей головы и осознай, наконец, что пути назад у тебя нет. Всё, ты три часа назад сдала квартиру. Поэтому сядешь в чёртов самолёт, улетишь в свой замшелый Скров и там найдёшь новый смысл жизни, ясно?

– Ясно, – бездумно повторяю я, слишком заворожённая непривычно тёмным оттенком его небесно-голубых глаз.

– Хорошо, – смягчается парень и, подняв несчастного Кафку с пола, садится на место. Больше мы эту тему не поднимаем.

В самолёте меня снова преследуют смутные видения, но на сей раз Женька дал мне настоящее снотворное, так что вторая половина пути проходит для меня незаметно. Скров встречает проливным дождём. До парковки приходится бежать, прикрываясь косухой, хотя это ни черта не помогает, из-за порывов ветра капли постоянно меняют направление. Таксист, видимо, отследив меня по навигатору, выбегает навстречу и помогает донести чемодан и рюкзак с ноутбуком и документами. Пашка заверил, что посуда и бытовая техника в его квартире есть, так что много вещей я брать не стала. Верхнюю одежду, книги и бытовые мелочи Женька отправит следом.

Днём город кажется другим. Серым, унылым и холодным. Впрочем, дело, скорее во времени года и погоде, нежели во времени суток. Водитель не спешит завязывать разговор, чему я несказанно рада. Приятно блуждать в своих мыслях, глядя на сменяющие друг друга микрорайоны с торговыми центрами, парками и скверами. Примерно через полчаса водитель перестраивается в левый ряд и останавливается на перекрёстке, пропуская стройный поток автомобилей. По возвышающемуся впереди надземному переходу, который Пашка обозначил как ориентир, понимаю, что мы у цели. Солярис ловко виляет в прогал между двумя одинаковыми панельками приветливого персикового оттенка и, доехав до угла, огибает один из них – тот, что справа. Если я всё правильно поняла, за третьей линией новостроек располагается берег реки Скровянка. Пашка говорил, что набережную только недавно открыли. Надо бы побывать там до окончания выходных, но судя по тому, что дождь не стихает ни на минуту, больших надежд возлагать не стоит.

Я прощаюсь с краснолицым усатым дедулей и, поставив ему в приложении пять звёзд, замираю перед домофоном. Сразу после приземления мне пришло смс от брата с подробной инструкцией. Значит, квартира номер четырнадцать, зовут Кристина. Ладно. Заливистая трель играет ровно два такта, прежде чем в динамике сквозь характерное шипение пробивается требовательное «Кто?».