За зеркалами 2

– Девочка сохранила иллюзию выбора, – тихо произнёс, по-прежнему не глядя, теперь уже зарываясь пальцами в мои волосы и нежно, так безумно нежно массируя голову, что я задерживаю дыхание, что замирает сердце, и начинают путаться мысли. Вот сейчас. Всего лишь от тихих…да, мне кажется, что они именно такие, его прикосновения сейчас – тихие, погружающие в безмолвие, разливающие по всему телу странную негу. Она там, под кожей, медленно вьётся паутина блаженства, оплетая сосуды, заставляя вздрогнуть от холода, когда этот контакт вдруг прерывается. Вздрогнуть от осознания, что он ещё никогда вот так не прикасался ко мне. И тут же издевательской мыслью: он никогда и на привязи тебя не держал.

– Всего лишь напоминает тебе об условиях нашей сделки.

– Смелая?

Растирает мочалкой мои плечи, спину, а я кусаю губы, чтобы не сорваться, не закричать, требуя, чтобы убрал свои руки от меня. Свою горячую ладонь, обжигающую до какой-то невыносимо сладкой боли даже в воде.

– Ты ведь не мог оставить дело…

Медленно покачал головой, убирая волосы с шеи и проводя по ней мочалкой, а мне кажется, что касается он не кожи, а под ней, прямо по нервным окончаниям, так мучительно, просто непередаваемо медленно.

– И что ты узнал ещё?

– На самом деле, немногое. Я разговаривал с таксистами.

– Мы тоже опрашивали их.

– И ничего не узнали.

Расчёт был в том, чтобы определить хотя бы примерно круг лиц, которые регулярно посещали приют, в котором жил Кевин, так как я предположила, что убийца не стал бы делать это на собственной машине. Примелькаться ему там было незачем. А вот на такси, да ещё и останавливаясь на приличном расстоянии от самого комплекса…но допросы мало что нам дали.

– Никто не мог припомнить хотя бы нескольких людей, которые с завидным постоянством бы ездили туда, – и снова эта его ненавистная усмешка, за которую хочется расцарапать ему лицо, – А это значит, что либо наш субъект умён настолько, что запоминает такси, которыми раньше пользовался, либо живёт недалеко от приюта. Ты усмехаешься. Королю бездомных удалось узнать больше?

И краем глаза заметить, как сжимаются пальцы в кулак, чтобы тут же разжаться. Потому что не нравится, что я называю его так.

– Один из таксистов замечал пару раз, как рядом с воротами детдома ошивался какой-то тип. Он подвозил разных клиентов туда, и обратил внимание на высокого мужчину в чёрном плаще.

Сама не поняла, как схватила его за запястье, подаваясь вперёд и удерживая его взгляд.

– Он запомнил его? Описал?

И разочарованно застонала, когда он прищёлкнул языком, отрицательно качая головой.

– Нет, лишь отметил, что тот был весь в чёрном и пытался скрыться за стволом дерева. На его лицо был низко сдвинут капюшон, и даже руки были постоянно в карманах. Парень сказал, у него сложилось ощущение, что он держал в них что-то. По крайней мере, в один момент он подумал, что тот крутил в руке зеркало.

– Дьявол…

– Он самый. Таксист не уверен, но думает, что тот вроде как даже разговаривал с этим зеркалом, держа его на вытянутой руке перед собой.

– Он помнит, когда это было?

– Точной даты – нет, так как часто мотается неподалеку в тот район. Но не так давно.

– Значит, Кевин.

Значит, проклятая тварь выслеживала именно его. И показалось, что Дарк резко опустил голову. Неужели чувство вины? И тут же усмехнуться самой.

– Смеёшься?

Дарк вздёрнул бровь и склонив голову набок, края губ издевательски поползли наверх.

– Над собой, Дарк. Не над тобой. Над тем, что на какой-то миг показалось, что ты можешь испытывать чувство вины. Но не обращай внимания. Это действие пара и многодневный голод так действуют. Но ведь тебе же плевать.

И вновь на смуглых скулах заходили желваки, и нервно дёрнулся кадык. Смотрит так, словно готов разорвать меня голыми руками или утопить в этой же воде.

– Не заигрывайся, маленькая.

Столько злости в этих словах, брошенных как предупреждение. И во взгляде, в котором исчезли даже намёки на похоть, появился блеск иной, хищный.

– Не то, что? На что ты ещё способен, Натан Дарк? Избить? Убить? Что такого жуткого ты можешь сделать мне, от чего я не сходила с ума всё это время?

А потом закричать от неожиданности, когда вдруг наклонился и схватил за шею, прижимая спину к бортику ванной, сжал пальцы с такой силой, что стало невозможно дышать. И страшно. Стало безумно страшно, потому что его лицо исказила судорога ненависти. Не появилась только что, нет. Она была спрятана внутри. За маской, которую он зачем-то натянул на себя, и сейчас сбросил. Прятал за обманчиво спокойным голосом и неторопливыми движениями…но как это возможно вообще? Впилась ногтями в его запястье, и тут же беззвучно застонала от боли, когда он перехватил мою руку и сильно стиснул. Словно два человека в одном, и я понятия не имею, кого на самом деле стоит опасаться, и когда выйдет второй.

– Ты правильно сказала, Ева: отсюда только два выхода. Либо я…либо тоже я. И да, мне плевать. Мне плевать на смерть Кевина, на твои подозрения и на твои идеалы свободы. Почему ты здесь? Потому что я захотел. Только и всего. Захотел тебя и здесь. И нет, это не игра. Для тебя – не игра. Теперь это – твоя жизнь. Нравится она тебе или нет, меня не касается.

Дарк вдруг резко приподнял меня над водой, так, что мои ноги скользнули в ванной, я схватилась за бортики, чтобы хоть как-то удержаться, а он холодно рассмеялся мне в лицо.

– На что ещё я способен? Избивать или убивать – скучно, Ева. Человека можно уничтожать и другими способами, после которых он сам будет молить о смерти.

Глава 8. Натан

С ней весь хвалёный контроль летит в Тартарары. Просто скатывается вниз огромными валунами из ярости и гнева. Они падают тяжело и быстро, с оглушающим грохотом, от которого резонансом дрожит каждый нерв и закладывает уши. Псу под хвост. В самую Преисподнюю. Улетучивается мгновенно, стирая краски реального мира, оставляя в нём силуэты. Грёбаные бесцветные очертания её лица. Всматриваться в них сквозь проступающую в её зрачках ярость, чтобы разглядеть побледневшие щёки с влажными прилипшими волосами. Словно змеи на голове Медузы Горгоны, они вьются, опутывая образ Евы, делая ещё ярче, ещё невыносимее её смертоносную красоту. Не выдержал. Зажмурился, чтобы скинуть с себя это наваждение ею. И где-то на самом краю сознания тот самый вопрос. Настойчивый, осточертевший до зубовного скрежета. Вопрос, на который ответа нет и не будет ровно до тех пор, пока я не возьму эту женщину. Моё личное исчадие из самого ада, которое с каждой новой встречей заходит всё дальше, проникает всё глубже в меня. Вопрос о том, когда, наконец, перестанет вызывать такую неистовую злость её нежелание подчиниться. Перестанут ли крутиться в голове тысячами мысли о ней, отравляя разум, вызывая перманентные боли? Я привык к иному. Привык повелевать женщинами, их телами, заставлять их дрожать от возбуждения, от долгой прелюдии или же кричать от боли и удовольствия быстрого секса. Я привык играть на их телах, слушая отчаянные мольбы подарить им освобождение. Но только рассчитывая на взаимный расчёт. Мне нравилось совершенствовать на них свои умения и знания. Как изучать самого себя, проверять грани собственных возможностей, даже если некоторые вещи пугали моих партнёрш, причиняли им боль и увечья.

      А с Евой…с ней я снова терялся. В ней я снова ощущал себя именно потерянным. Не только контроль. Улетел, и хрен бы с ним! С ней вновь и вновь хотелось иного. Её отзывчивость сводила с ума напрочь, вызывая желание слиться в единое целое. Не доводить до оргазма, отстраняясь и наблюдая со стороны, даже кончив самому, а взорваться вместе, в одном порыве.

Ева распахнула глаза, тёмные зрачки расширились, и я почувствовал под пальцами, как забилось её сердце, забилось учащённо, неровно. Еле слышно, одними губами тихие проклятья. Они отражаются на дне взгляда – её слова, вызывая ответную ярость. Потому что даже сейчас эта сучка сопротивляется. То, чего не было никогда и ни с кем, сколько себя помнил. Свободной рукой обхватил её за затылок и к себе дёрнул. В приоткрытые губы – поцелуем, сильнее вдираясь пальцами в её волосы, под ожесточённое шипение, с которым пытается отбиться, оттолкнуть меня.

– Это не моя жизнь! – она прохрипела, вцепившись похолодевшими пальцами в мои плечи, – это всё – твоя больная фантазия!

– Евааа, – снова притягивая её к себе, чтобы вдохнуть запах её кожи на шее, смешавшийся с ароматом мыла, чтобы почувствовать, как первая же затяжка этим дурманом, сносит крышу…и она, черт возьми, права. Это всё моя фантазия, но в этой фантазии Ева Арнольд – её центр.

– Значит, моя фантазия – твой кошмар наяву…просто смирись с этим, – сильнее стискивая её горло ладонью, зверея от ощущения власти над ней, над этим роскошным телом, покрытым каплями воды, слыша, как сходит с ума собственное сердце, дёргаясь в грязных, оголтелых от похоти движениях, – или проснись, наконец.

А затем испугаться по-настоящему. Нет, не так. Затем вдруг ощутить, как резко рушится мир. Тот самый, что вокруг нас должен быть. Как он падает под ноги смазанными кадрами, окрашиваясь в цвет жуткого страха. Такого, что не сразу понял, как затряслись ладони от внезапной тяжести, и тело онемело. Так бывает, когда мозг инстинктивно воспринимает информацию, но не может проанализировать её, только передавать сигналы тревоги. Резкие. Яркие, режущие глаза сигналы опасности.

***

Она снова лежала в бадье, теперь уже обнаженная полностью, но с закрытыми глазами, а я смотрел на её склоненную к плечу голову и думал о том, почему её состояние вызвало такую реакцию. Почему вдруг ноги подкосились от мысли, что может не очнуться. Почему, когда не сразу, но всё же осознал, что она дышит, что-то, с силой сжавшее лёгкие железными тисками, отпустило. Позволило вздохнуть, почувствовать, как с шумом срастаются кости грудной клетки, проломанные резким ударом животного ужаса. И в горле драть перестает от него же. И всё так просто. Просто потому что она дышит. Потеряла сознание. Обессиленная несколькими днями голода, страха, ненависти и одиночества. Держать её в руках и продолжать вслушиваться в прерывистое дыхание. Пытаясь определить, кажется мне это, или её сердце по-прежнему бьётся. А затем в режиме быстрой перемотки киноленты собственные действия: опустить её в воду, не давая замерзнуть, ковш, вода, мыло, мочалка. И, стиснув зубы, сдерживаться, не задумываясь о том, что это она…мать вашу, она сейчас в моей полной власти…это её шеи, её груди, живота, ног касаются мои ладони. Торопливыми действиями, стараясь подавить это проклятое возбуждение от прикосновений к ней. Чёртов извращенец…напоминать себе каждые пять секунд, что Ева без сознания…что это самое низкое, что я сделал бы в своей жизни, поддавшись сорвавшимся в бездну вседозволенности грязным мыслям. Эти твари отплясывают свои сатанинские танцы в моей голове, и от ритмичных отрывистых звуков их барабанов у меня начинает шуметь в висках и становится жарко. Безумно жарко, так, что пальцы сами расстёгивают пуговицы рубашки. Постоянное ощущение нехватки воздуха с этой женщиной и такая привычная рядом с ней боль от невидимых ожогов после прикосновения к ее коже. Дьявол, так больше не могло продолжаться!

***

Я сама не поняла, как это случилось и почему. Сначала появился звон в ушах, резкий, нарастающий. Пока смотрела в его глаза, затянутые гневом и похотью, понимая, что жду его дальнейших действий. Отвечая ему и в то же время чувствуя, как покрывается мурашками тело, и это не от холода, это, дьявол его раздери, не от страха, а от предвкушения. И на мимолётную долю секунды – мысль, что пусть потом я буду жалеть…пусть буду презирать себя и до оскомины на зубах – его, но я хочу ощутить, каково это. Каково стать его по-настоящему. Пусть в этом долбаном подвале. Запертая, лишённая свободы выбора. А затем резкий провал в спасительное небытие.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.