За зеркалами 2

Тогда они обезвредили его с Дарком ударом дубины по голове, и, обвязав всего цепями, оставили в этом подвале. Наказание, которого Энди теперь боялся как огня. И поэтому смотрел с неприязнью на свои же ноги, нехотя отодвигавшие в сторону прикрывавшие вход в то самое подземелье обломки строительного мусора и ветошь.

– Может, ты сам?

Энди кивнул на ванную, и Кори вздёрнул бровь и покачал головой.

– Он сказал, чтобы ты тащил.

Неопровержимое, кстати, требование для его брата. Кого-кого, а Дарка эта глыба мускулов уважала. Или боялась. Хотя, скорее, потому и уважала, что боялась. Они оба видели, на что был способен ублюдок в ярости, но и это не шло ни в какое сравнение с тем, что мог делать их некоронованный король, пребывая в состоянии хладнокровного спокойствия. Как мог приговорить одним взглядом на смерть и сам же привести в исполнение этого приговор. Так что Кори знал: больше, чем проклятого адского места под катакомбами, его старший брат боялся Натана Дарка. Впрочем, наверное, как каждый обитатель этих самых катакомб.

Энди тяжело выдохнул, кидая на землю бычок, и потянулся к бадье.

– Что бы ты там ни увидел, не произносишь ни звука. Понял? Вообще, старайся не смотреть по сторонам.

– Кор, пошли со мной, а? – жалобно протянул брат, и Кори кивнул.

– Иди. Нам ещё с тобой работать сегодня.

***

Темноту подвала освещал одинокий факел, висевший прямо у входа, и Кори спрятал приготовленные заранее спички в карман. Подумал о том, какой предусмотрительный сукин сын этот Натан Дарк. Энди ненавидел темноту, как ненавидит её любой пятилетний ребёнок, до того, что, если этому здоровяку нужно было ночью сходить по нужде в туалет, то Кори плёлся за ним, сонно переругиваясь и кляня всех демонов Ада самыми отборными выражениями.

А затем он вдруг услышал шорох откуда-то сбоку и затаился, быстро посмотрев на замершего посреди небольшой «комнатки» Энди. Глаза брата округлились, а голова наклонилась вбок, будто он рассматривал что-то или кого-то.

– Кори…

Встревоженно. Скорее даже, испуганно, и парень быстрым движением достал из кармана складной нож и шагнул к брату, чтобы застыть, точно как он, глядя на прикованную цепью к стене женщину. Её тёмные волосы прикрывали часть лица, да и тусклый свет не позволял увидеть его черты, но Кори словно инстинктивно понял – чужая. Не из своих. Не из бездомных. Как понял? А хрен его знает. Только толкнул локтем брата в живот, чтобы тот перестал глазеть и ванную расположил правильно, а сам быстро отвернулся.

– Эй, вы…помогите мне.

Произношение правильное, словно поставленное. Так нищенки не разговаривают. А ещё они так не стоят. Вот откуда это ощущение. Ведь и одежда на ней далеко не новая и не чистая, и волосы спутанные, и тарелки возле ног лежат грязные…а стоит так, словно королева какая-то. Спина прямая, будто между лопаток палка вставлена, и голову держит по-особенному. Кори даже объяснить не смог бы, как. Он таких видел только мельком или издали. К ним не подберёшься близко, будучи бездомным. Выпорхнули из автомобиля, и бегом в свои шикарные дома, оставляя подобны х Кори и его брату следить за ними взглядом.

Вот и на эту смотреть нельзя. Вроде бы и приказа прямого не было, но Кори подсознательно чувствовал – нельзя. Золотое правило, которого он придерживался всегда и неукоснительно: меньше знаешь-крепче спишь.

– Кори, это кто?

Энди придвинулся ближе, и брат злобно прошипел, чтобы тот вышел отсюда.

– Стойте!

Тихо и взволнованно, будто боится, что они сейчас уйдут…а они уйдут, потому что Кори был не таким идиотом, чтобы наживать себе проблемы с Дарком.

– Отыщите следователя Люка Томпсона. Скажите, что нашли Еву, и вы не пожалеете, – девушка дёрнулась к ним, так неожиданно и резко оказавшись совсем близко к Кори, что тот даже вздрогнул и отступил назад, – Кори, Люк Томпсон.

На какой-то миг он сжался, пытаясь лихорадочно понять, откуда пленнице известно его имя, пока не осенило – Энди!

– Слышишь? – смотрит в его глаза такими необычными, синими глазами, и парню кажется, что в них отчаяние то вспыхивает, то потухает, чтобы разгореться с новой силой, – Любое вознаграждение, которое только вы захотите.

Её глаза…они зачаровывают, гипнотизируют, и Кори судорожно пытается сбросить с себя этот ступор.

– Или же самая жестокая кара, – мужской голос, заставивший замереть незнакомку и, наоборот, выйти из оцепенения его самого.

Отвернувшись так быстро, как мог, потянул за руку с собой Энди и подошёл к державшему вёдра с водой Натану, который перевёл удовлетворённый взгляд с тарелок, стоявших на полу, на женщину. Теперь она стояла вполоборота к ним, и, судя по её лицу, вполне могла бы испепелить гневным взором Дарка.

– Напрасная трата времени, милая. Вода стынет.

Дарк отступил в сторону, пропуская их. Кори удержался от того, чтобы не оглянуться на пленницу с невероятными синими глазами. Натан был прав. Ни он, ни Энди, ни любой другой обитатель этих катакомб никогда не решится пойти против своего главаря, что бы им ни обещали. Потому что в их мире вознаграждения, как и кары, раздавал только он.

А девчонку ему вдруг стало жалко. Ничего. Сейчас они с Энди натаскают ещё воды, а после выйдут на дело, и, может, удастся стянуть достаточно, чтобы ещё на пиво хватило. В нужном количестве оно замечательно выбивает все благородные чувства даже у такого дерьма, как он.

***

– И что это за представление ты устроил?

Она стояла, сложив руки на груди и глядя на меня с тем самым своим, презрительно-высокомерным выражением лица, с которым смотрела в первые дни нашего знакомства. Ни слова не произнесла, пока я раскладывал все баночки на полу рядом с ванной, пока здоровяк Энди катил сверху огромную металлическую бочку с горячей водой, старательно опуская голову и не смотря в её сторону.

– Я попросил добавить в шампунь немного корицы для тебя.

Это уже дождавшись, когда парень оставит нас наедине.

– Дарк, – громкий лязг цепи, раздавшийся сзади, дал понять, что Ева шагнула вперёд, – я задала тебе вопрос. Что ты тут устроил?

– Конечно, я мог бы отвести тебя к себе домой, благо, он находится не так далеко от катакомб, – она прищурилась, её нервные пальцы сжались на остром локте, – но я решил соблюсти все приличия. Мы всё же не настолько близко знакомы, чтобы ты принимала ванну в моих апартаментах, мисс Арнольд.

– Какая. К чёрту. Ванна?! Ты в своём уме?

Процедила сквозь зубы, выругавшись тут же, когда цепь не позволила ей подойти ещё ближе.

– Послушай, Дарк…, – по-прежнему сцепив зубы так, что кажется, я слышу, скрип ей тихой ярости, готовой взорваться оглушительным громом.

– С удовольствием послушаю, – шагнул ей навстречу, чувствуя, как начинает дрожать каждый мускул тела в предвкушении, – но только после водных процедур, моя дорогая.

Схватил её за руку и, вытащив из кармана ключ от оков, освободил запястье и притянул Еву к себе, чтобы едва не обжечься жаром её тела, проступавшим сквозь тонкую ткань платья. В синем взоре вспыхнули отсветы страха, она судорожно сглотнула и попыталась отступить назад.

– Отпусти меня, идиот! – выставила локти вперёд, отталкивая меня, – Я не буду купаться тут, я не буду участвовать в твоих больных играх! Чего ты хочешь, Дарк? Чего ты добиваешься этими поступками? Ты ведь далеко не дурак, – она шипит, всё пытаясь высвободиться из моих рук, – ты знаешь, что тебя ждёт за моё похищение? Или ты считаешь себя настолько неприкосновенным? Тогда кто стоит за твоей спиной? Кто даёт тебе эту грёбаную уверенность, что можно выкрасть человека и запереть его в неволе?

– Ты получишь ответы на все свои вопросы, Ева – впился пальцами в её спину с такой силой, что она охнула и замерла, – но только после ванны.

– А потом что? Снова закуёшь меня и оставишь здесь?

Она даже не понимает, насколько она сексуальна, когда шепчет вот так, торопливо, тихо, когда неосознанно быстрым движением проводит языком по своим губам, а у меня молниеносно до боли начинает сводить скулы от возбуждения.

– А потом будет твоя очередь отвечать на мои вопросы.

– И?

– И только после этого я решу, что с тобой делать.

От неожиданности зашипеть, когда эта чертовка вдруг дёрнулась вперед и вцепилась в мои губы укусом. Болезненным, озлобленным, обезоруживающим укусом до крови.

– Кто ты такой? – отстранившись и смотря с яростью и злорадным удовольствием на кровь, стекающую с моей губы, – Кто ты такой, чтобы решать за других, – длинные ногти вонзились в мои предплечья, острые настолько, что, кажется, могли вспороть сквозь рубашку вены, – решать за меня мою судьбу? Грязный ублюдок!

И ответной волной моя собственная ярость. Неожиданная и в то же время такая привычная с этой женщиной. Ярость, заглушённая пониманием её страха, её истощённости…и вернувшимся нежеланием раньше времени ломать её, раньше времени дойти до финишной черты, пропустив самые сложные, самые вкусные и интересные этапы игры.

– Теперь я и только я решаю твою судьбу. Если тебе так легче, Ева, – склонился к ней, усмехнувшись, когда капля крови упала её на губу, – то теперь я и есть твоя судьба.

Большим пальцем растёр кровь по нижней губе и тут же оттолкнул её от себя.

– Или ты лезешь в воду добровольно, или я кидаю тебя туда сам. Ты в любом случае сегодня искупаешься, Ева. От тебя зависит только, как это произойдёт.

Она нахмурилась и отвернулась к бадье, замолчав, словно раздумывая.

– В таком случае уходи.

И снова приказные нотки в голосе, за которые хочется прямо в этом чертовом платье кинуть её в воду и смотреть, как растворяется эта заносчивость в ней, как исчезает бесследно подобно грязи.

– Ты не поняла, девочка. Я останусь здесь.

Обернулась назад так резко, что волосы взметнулись вокруг её лица и упали тёмным облаком на плечи.

– Что? Ты не посмеешь!

– Выбор, Ева. Время идёт. Ты же умная малышка. Ты понимаешь, что всё равно будет по-моему. И если я сказал, что ты будешь купаться при мне…

И едва не прикусить собственный язык, когда она застыла, а уже через мгновение она вдруг расслабилась, и тонкие пальцы уверенно дёрнули пуговицы её платья.

Глава 7. Ева. Натан

Это ничего не изменило бы. Ни один из тех вариантов, пронёсшихся в голове за считанные секунды после того, как прозвучало нахальное предложение от Дарка. Протянутое издевательским, высокомерным тоном, вызывавшим одно-единственное желание: вцепиться в довольное лицо мерзавца и…но вот это самое «и» останавливало. Понимание, что никакого «и» на самом деле не будет. Пока здесь он. Пока здесь я. И пока я не получу хотя бы мизерный шанс выйти из этой каменной ямы на поверхность. Каким угодно способом. Оценивая здраво свои шансы, я не могла сделать это при нём сейчас. И он был прав ещё в одном: мне нужна была эта ванна, нужно была новая одежда, которую он сложил на тот самый одинокий стул. Мне нужно было поесть, чтобы не просто продержаться до того времени, пока меня найдут, но и суметь самой сбежать из этого места. Притвориться. Не так ведь сложно на самом деле для той, кто притворялась всю жизнь. Сначала – примерной и любимой дочерью, затем – любящей и счастливой женщиной. Ирония судьбы – ненавидеть ложь и всё же понять, что лгала всю жизнь. Родителям, знакомым, друзьям, мужчинам, себе. Сейчас, по крайней мере, моя ложь была бы наиболее оправданна.

Его глаза…в них вновь блеснуло нечто яркое, нечто настолько яркое, когда я начала расстёгивать пуговицы трясущимся от волнения пальцами. Не сводя взгляда с его лица, и мне кажется…мне начинает казаться, что его лицо меняется. Это невозможно, и это вызывает страх, потому что я вижу, как искажаются линии губ, как словно заостряются, становятся хищными скулы, как медленно опускаются пушистые чёрные ресницы, слегка прикрывая загоревшиеся блеском глаза, словно Натан хочет скрыть свою реакцию.

– Я всегда предпочитал умных женщин, мисс Арнольд.

Он мягко поднялся на ноги и, спрятав руки за спиной и слегка склонив голову вбок, откровенно следил за моими руками, спускавшими платье с плеч. И этот взгляд…я его не видела, но я ощущала его на себе так, словно он касался им сантиметр за сантиметром обнажавшейся кожи или локонов, медленно опустившихся на плечи. Опасный взгляд. Острый. Подобный взгляду затаившегося зверя, избравшего себе жертву, но предпочитавшего поиграть с ней. Проникает под самую кожу, вызывая мурашки почти суеверного страха от того, насколько осязаемым он стал. Невольно замереть под ним, остановившись, сложив руки на груди так, чтобы удержать платье от падения.

– Если они предпочитали тебя, Дарк, то ты слишком опрометчиво назвал их умными.

Сощурился, а я прикусила губу, чтобы вызвать отрезвляющую боль, чтобы приветствовать её с радостью. Потому что нельзя забываться, нельзя позволять себе расслабляться настолько, чтобы рассматривать его тёмные волосы, спадающие на высокий лоб…чтобы ощущать, как начинает покалывать кончики пальцев от желания откинуть их назад, зарыться в них и почувствовать, какими мягкими они могут быть на ощупь. Потому что я уже расслабилась так один раз, доверилась этому негодяю и оказалась здесь. И поэтому только сопротивляться. Ему и себе. Бить словами, возвращая не столько его, сколько себя, в эту чёртовую реальность в этом чёртовом затхлом подвале.

– Неужели ты настолько критична к самой себе?

Спросил с усмешкой в голосе, и я мысленно чертыхнулась, желая ему провалиться прямо сейчас в Преисподнюю. Не намёк, открытый текст, за который хочется не просто влепить пощёчину, а свернуть шею.

– Джентльменом тебя точно не назовёшь.

Короткий смешок, и в его глазах так непривычно загорелись озорные огоньки.

– Так меня точно ещё не называли.

Шаг вперёд.

– Но это не значит, что я не могу помочь леди раздеться, – я не поняла, когда он успел приблизиться настолько, что мне вдруг стало не хватать воздуха. Несмотря на то, что между нами всё ещё оставалось расстояние в несколько шагов, мне стало нечем дышать, словно кто-то вдруг резко выкачал весь кислород, оставив дрожать в проклятом вакууме жара его тела.

Всего лишь отступить назад, чтобы сбросить это наваждение, чтобы сохранить дистанцию для разбега мыслей…правильных мыслей, которые затуманиваются, когда на лице Дарка появляется кривая понимающая ухмылка.

– Ты сказал, что ответишь на мои вопросы, – убирая руки и позволяя скользнуть вниз платью…оцепенев, когда усмешка сползла с его губ, и на скулах заиграли желваки. Когда вдруг распахнул глаза, смотря на мою грудь. Говорящий взгляд. Голодный. И самое ужасное – вызывающий ответную, сумасшедшую реакцию…заставляющий налиться грудь болезненной тяжестью, и вспыхнуть невыносимому жару в самом низу живота.

– Я говорил, – он шагнул вперёд, и я затаила дыхание, когда мужская ладонь взметнулась вверх, пальцы пробежались по моей ключице, вызвав мелкую дрожь…чёёёёрт, его глаза, такие тёмные сейчас…беспросветная мгла, и тусклое пламя факела не может выхватить её, осветить хотя бы жалкими всполохами, – я говорил, что отвечу на них после, Ева.

И многозначительное молчание. Не объясняя, что он подразумевает под этим «после». Он не смотрит в мои глаза, нет…он следит за собственными пальцами, танцующими на моей коже, они повторяют линию ключиц и порхают вниз, опускаются к груди, чтобы коснуться, почти невесомо, изощрённо болезненно коснуться сосков и заставить задохнуться от взорвавшегося под кожей восторга. Заставить прикусить язык, чтобы не застонать в голос, когда в ответ на это движение соски вытянулись, требовательно заныли, не желая слушать голос разума.

– Прекрасна, – шепчет так тихо, так греховно тихо, опуская ниже руку, проводит кончиками пальцев по коже над резинкой белья, – ты прекрасна, Евааа…

Выдыхать. Не делая вдохов. Заворожённая, околдованная его хриплым голосом, негромким, утробным. Его застывшим взглядом. Раздевающим, жаждущим. С сотнями мурашек по позвоночнику. И хочется выгнуться, хочется позволить ему больше. Скользнуть пальцем за кромку трусиков. Унять непрекращающуюся дрожь, истому, растекающуюся в низу живота. Яркой вспышкой воспоминание о них. О его пальцах, длинных, сильных, умелых. Воспоминание о быстрых, ритмичных толчках и о собственных громких стонах, и желании ощущать их везде на себе. В себе.

Господи…это безумие какое-то. Сковывает тело, превращая его в послушную Дарку игрушку. Унизительно послушную игрушку для короля бездомных. Отшатнулась. Смогла. Стиснув челюсти и впиваясь ногтями в собственную ладонь, чтобы отогнать этот треклятый морок. И ещё один шаг назад, отмечая, как отпускает и его. Как меняется его взгляд, становится другим, становится более сосредоточенным, но лишь после того, как Дарк, закрыв глаза, повёл головой из стороны в сторону.

А затем резко распахнул их, посмотрел прямо в мои глаза и произнёс ледяным тоном:

– Лезь в воду, Ева.

***

Дьявольская сила. Нечеловеческая. Скольким чертям продала душу эта женщина, чтобы научиться вот так управлять мужчинами? Как дорого заплатила за эту свою колдовскую силу? За умение заставлять в одно мгновение вскипать от дичайшего возбуждения при взгляде на её тело, на её идеальную, бархатную кожу. Её можно касаться вечно. Ласково и осторожно, чтобы не причинить боли, в то же время сцепив в замок зубы, потому что хочется иного. Хочется сминать её грубо, властно, впиваться пальцами в эту нежность, оставлять на ней следы, собственные отметины, хочется испортить её идеальность собой. Запачкать собой так, чтобы за версту чуяли, кому она принадлежит. Да, чёрт бы её побрал! За то, что властью такой обладает надо мной. За то, что заставляет вспыхивать лютой похотью только от близости к её соблазнительному телу. Как ни одна другая до неё. Словно околдованный, приворожённый придурок. Наверное, самому было бы гораздо легче, если бы я верил в магию и подобную хрень.

Я верил своим глазам. Верил своему нюху, мужскому чутью. Когда ты понимаешь, что она готова. Готова для меня. Сейчас. Даже если, высокомерно вскинув голову, она отступает назад, прерывая моё прикосновение…всего лишь шаг назад, а мне отдаётся резким ударом лезвия. Обрубает топором наш контакт, на долю секунды оставляя в ступоре от непонимания. Потому что она могла говорить что угодно, стараясь задеть, укусить, отравить своим змеиным ядом, я видел, что эту маленькую дрянь потряхивало точно так же, как меня. Я, мать её, чувствовал, как покрывается мурашками её кожа, и проводил по ним пальцами, глядя на приоткрывшийся рот, представляя, как вгрызусь в него губами…а уже через грёбаный миг она словно выливала ледяную воду прямо на мою голову, отступая, демонстрируя всем своим видом отвращение.

Словно сбрасывая свои же ведьмовские чары, возвращая нас обоих к противостоянию.

А я смотрел, как она едва ли не нырнула в ванную, с готовностью скрываясь от моего взгляда под наполненной мыльной пеной водой, и думал о том, что готов позволить ей продолжить эту игру. Ненадолго.

***

А всё же забавно наблюдать, с каким наслаждением на лице она опустилась в воду и вытянула ноги насколько позволяла бадья.

– Блаженство, не правда ли?

Присев возле неё на корточки и рассмеявшись, когда чертовка вскинула кверху подбородок, вздёрнув бровь и даже не глядя на меня.

– Можно подумать, тебя волнует мой комфорт.

– Ты недооцениваешь мою заботу о себе, госпожа следователь.

Опустил руку в горячую воду, и кожей почувствовал, как Ева напряглась. Значит, всё же следила краем глаза за мной. Выпрямила спину и медленно повернулась ко мне.

– Я уже поняла, что явно недооценила тебя, Дарк. Точнее, твои цели и методы их достижения.

– Я всегда был довольно непредсказуем.

– Это называется эгоизм и самонадеянность.

– У меня ещё со школы была проблема с терминами.

И успеть опустить голову, чтобы не рассмеяться вслух, когда Ева зло прищурилась и поджала губы.

– Надо же…оказывается, благородные леди принимают ванну в трусиках.

– Прекрати, Дарк!

Выкрикнула зло и громко, плеснув руками в воде, из-за чего часть пены попала на мою одежду.

– Прекрати свои идиотские шутки. Свою игру! Хватит изображать из себя того, кем ты не являешься.

Ева резко подалась вперёд, сжав в воздухе ладонь в кулак.

– Чего именно ты хочешь? К чему весь этот маскарад? – обвела рукой вокруг себя.

– А кем, по-твоему, я являюсь, Ева? Насколько хорошо ты меня знаешь, чтобы определить, что из всего этого, – точно так же обвёл рукой подвал, – маскарад и игра, а что правда?

И она вдруг рассмеялась. Злым смехом. Надрывным.

– Я понятия не имею, но ты однозначно, не идиот, – она резко обхватила пальцами моё запястье, когда я зачерпнул ковшом чистую воду из стоявшей на полу бочки, медленно покачала головой, – но ведь и я тоже не дурочка. Мы оба понимаем, что отсюда выхода нет. Не для нас обоих. Почему, Дарк? Чего ты испугался?

– Испугался, значит?

А она вдруг замолчала. Отпустила мою руку и взгляд отвела, а я начал осторожно лить из ковша ей на волосы, стараясь не думать о том, как скатывается вода тонкими ручьями по её лбу вниз, как зависают и дрожат на кончике аккуратного носа маленькие прозрачные капли, как они падают на полные слегка приоткрытые влажные губы.

– Когда человек боится, он совершает ошибки, так ведь, Дарк? А ты всё продумал заранее. – смотрит прямо перед собой, застывшая, словно только что не она кричала, – Зная, чем вся эта ситуация обернётся в итоге. Зная, что после этого мы не сможем просто выйти, взявшись за руки, на поверхность и отправиться каждый по своим делам. После этого либо ты в тюрьму, либо ты меня…Так что это не совсем страх. Или точнее, – улыбнулась сухо, переводя взгляд на меня, – страх не за себя. За брата. Ты молчишь. Почему? Я права, так?

Пожал плечами, зарываясь в её волосы пальцами и осторожно массируя голову.

– Может, мне нравится слушать твой голос.

И снова тихий слегка хриплый смех.

– Перестань морочить мне голову, Натан. Это уже не сработает. Ты ударил меня, а затем я оказалась здесь, – и ни капли обвинения в голосе, а меня это настораживает, потому что вот это спокойствие, с которым говорит, просто констатирует факт, раздражает, потому что кажется, лучше, если будет срываться, психовать, истерить, а не вот так…когда кидает из крайности в крайность, и чем дальше, тем лучше ей удается сдерживать себя, – сразу после того, как я сказала тебе про Дэя. После того, – на этот раз плечами пожимает уже она, – как предположила, что он может быть замешан в нашем деле.

– Опусти голову, – намыливая длинные тёмные волосы шампунем, пропуская локоны сквозь пальцы.

– Знаешь, что настораживает меня, Дарк? Что ты считаешь это всё нормальным. Держать человека в плену. На привязи, кормить его с пола, купать его, заставлять дрожать от страха. Что ты считаешь возможным распоряжаться жизнью другого человека! Так же, как распоряжаешься жизнью всех твоих бездомных, как распоряжался жизнью Кевина!

– Госпожа Арнольд чего-то боится? Женщина, которая скрывала угрозы от убийцы и бесстрашно рыскала в его поисках даже в домах самых настоящих психов, наконец, чего-то испугалась?

– Люди со справками на самом деле менее опасны, чем те, чьих демонов ещё не выявили врачи. И всё же, – она снова резко подалась вперёд…и я судорожно сглотнул, когда от этого движения приоткрылась одна грудь. Когда увидел блестящий от влаги вытянутый сосок, которого до трясучки в пальцах захотелось дотронуться, сжать и посмотреть на её реакцию, – к чему такой риск, Натан? Что именно ты скрываешь вместе со своим братом? Это защита его или вас обоих?

– Защита? Разве ты не поняла, что Дэй не нуждается в ней, как и я?

– Потому что сам несёт в себе опасность для других, не так ли?

– Ева…

– Тогда заставь меня поверить, что Кристофер не замешан в этом деле, что все те тонкие ниточки, которые ведут к нему, всего лишь случайность или моя фантазия.

– А зачем? – улыбнулся, а она вдруг сжалась как от холода, – Зачем мне переубеждать тебя, Ева? Я просто захотел тебя. Ничего более.

***

Непробиваемая стена. И можно в неё долбиться сколько угодно – она не рухнет. Он закрыт настолько, что не слышит моих вопросов. Точнее, предпочитает не замечать их, отвечая только на те, которые считает нужным. И только таким образом, чтобы смутить, чтобы привести в растерянность или разозлить. И его глаза. В них снова тот самый похотливый блеск. Языки пламени. Заметались, заплясали, изменился взгляд, став тяжёлым. Инстинктивно прикрыла грудь рукой, стараясь не думать о том, почему даже сейчас, после всего, меня кидает в жар от этого взгляда, почему приливает кровь к щекам и сердце стучит как бешеное от этой близости к нему.

– Ты обещал мне ответы, Дарк. И только поэтому я здесь.

И тихий смешок, который он прикрывает кулаком, и тут же придвигается ближе, чтобы смыть шампунь. Делает это настолько сосредоточенно и серьёзно, что на какой-то момент я застыла, невольно любуясь тем, как напрягается его рука, как поджаты губы и падают на лоб чёрные волосы. Его лицо…я не знаю, как объяснить себе, но не могу избавиться от ощущения, что ему нравится это. Господи…он на самом деле больной? Иначе почему касается моих мокрых локонов так осторожно, словно они сделаны из хрусталя. И я становлюсь такой же больной с ним, потому что приходится впиваться ногтями в собственную ладонь, запрещая себе расслабляться, млеть от его запаха его тела и горячего дыхания, касающегося моего влажного тела, когда он заговорил.