скачать книгу бесплатно
Около него сидели Смит и Спилетт.
Пенкроф стоял с добычей на плече, глядел на обоих и не говорил ни слова.
– Что, любезнейший Пенкроф?! – воскликнул Спилетт. – Огонь, как видите, разведен к вашему возвращению – настоящий, как следует, на котором вы отлично можете изжарить эту превосходную дичину и угостить нас на славу.
– Но кто же его зажег?.. – спросил Пенкроф.
– Солнце.
– Солнце?
– Да!
Спилетт говорил правду.
Пенкроф не верил собственным глазам. Он до того был изумлен, что не рассуждал, не соображал и не расспрашивал.
– У вас, значит, было зажигательное стекло, господин Смит? – спросил Герберт.
– Нет, дружок, но я себе смастерил нечто подобное.
И он показал прибор, которым заменил настоящее зажигательное стекло.
То были просто-напросто два круглых стеклышка, которые он снял со своих часов и с часов Гедеона Спилетта. Наполнив их водой и склеив края жирной глиной, он таким образом получил двояковыпуклое стекло. Поймав солнечные лучи, он направил луч на сухой мох и зажег его.
Пенкроф осмотрел прибор, затем, не говоря ни слова, поглядел на инженера.
Если он в эту минуту не считал Смита божеством, то уже, конечно, не считал его и обыкновенным смертным.
Наконец моряк обрел дар речи и воскликнул:
– Занесите это в вашу памятную книжку, господин Спилетт! Занесите непременно!
– Занесено! – ответил Спилетт.
Оправившись от изумления, моряк обратился к Набу:
– Надо приниматься за стряпню, Наб! Я подкину дров и приготовлю вертел, а вы пока потрошите дичину.
– А как ты будешь жарить ее? – спросил Герберт.
– Как обычного поросенка, – отвечал Пенкроф.
Скоро огонь весело затрещал, и от жаркого начал распространяться аппетитный запах.
Снесенные и разрушенные водой перегородки были снова поставлены, коридоры мало-помалу нагревались, и в «Трубах» сделалось уютнее и теплее.
Инженер и его товарищ, остававшиеся дома, как видит читатель, не сидели сложа руки.
Смит почти совершенно поправился и пробовал свои силы, взобравшись на верхнюю площадку утеса.
Отсюда глаза, привыкшие верно определять видимые пространства и возвышенности, устремились на конус, который он намеревался на следующий день исследовать, и он долго рассматривал четко очерченную вершину.
– Мне кажется, – сказал он Спилетту, – что эта гора находится отсюда милях в шести к северо-западу и возвышается на три тысячи или на три тысячи пятьсот футов над уровнем моря. Следовательно, с ее вершины можно обозреть окрестности по крайней мере миль на пятьдесят. Я надеюсь, что завтра мы окончательно решим вопрос, где мы – на материке или на острове.
– Сегодня ужин на славу! – говорил Пенкроф, приглашая товарищей подкрепиться.
Жаркое было очень вкусно, особенно для голодных. Водоросли и найденные в лесу орехи заменили десерт.
Во время ужина инженер говорил мало. Он был занят мыслями, как лучше устроить на следующее утро исследование горы.
Раз или два Пенкроф начинал разговор об этих исследованиях и высказывал, как, по его мнению, всего лучше приняться за дело, но Смит, как человек методичный, не пускался по этому поводу в длинные рассуждения и в ответ на все речи моряка ограничивался только легким наклоном головы.
– Завтра, – говорил он, – мы узнаем что-нибудь положительное, и тогда видно будет, что нам делать.
Когда ужин был окончен, в костер подкинули несколько охапок сучьев, и обитатели «Труб», в том числе верный Топ, уснули глубоким сном.
Ничто не нарушило мирного спокойствия этой ночи, и на следующее утро, 29 марта, все проснулись бодрые, готовые предпринять экспедицию, которая должна была определенным образом решить их участь.
Все были готовы отправиться в путь.
– Я захватил с собой остатки дичи; хватит еще на целые сутки, – сказал Пенкроф.
– Да я надеюсь, что по дороге нам удастся пополнить свои припасы, – сказал Герберт.
– Оно, конечно, надеяться можно, а все-таки лучше запастись готовым, – отвечал моряк.
Так как стекла, с помощью которых Смит зажигал мох, были снова вставлены в часы, то Пенкроф решил воспользоваться жженой тряпкой.
– Вот и трут готов! – сказал он.
Что же касается кремня, то в почве в нем не было недостатка.
Было семь часов утра, когда исследователи, вооруженные дубинами, покинули «Трубы».
Следуя совету Пенкрофа, решили отправиться уже знакомой дорогой, через лес, а вернуться по другому маршруту.
Они обогнули южный выступ утеса и пошли по левому берегу реки.
Дойдя до того места, где река круто заворачивала к юго-западу, Пенкроф остановился и сказал:
– Теперь надо поискать тропинку, которую мы проложили.
Тропинка, извивавшаяся чуть заметной нитью среди густой зелени, была найдена, и в девять часов утра Смит и его спутники достигли западной опушки леса.
Сначала шли по болотистой низине, потом почва стала сухой, песчаной: начался пологий подъем, который вел от берега вглубь этих незнакомых мест. В лесу, между высокими деревьями, промелькнуло несколько животных. Топ усердно их выгонял, но его хозяин тотчас же звал его к себе, так как еще не наступило время заниматься охотой. Инженер был из тех людей, которые, поставив задачу, ни на что не отвлекаются, пока не достигнут своей цели. Сейчас Сайрес Смит не обращал внимания ни на характер местности, по которой проходил, ни на ее природные богатства. Он думал только о том, как бы поскорее достигнуть вершины горы, на которую решил подняться, и прямо туда стремился.
В десять часов остановились немного отдохнуть.
При выходе из леса открылись очертания горы. Она состояла из двух конусов. Первый, усеченный на высоте около двух тысяч пятисот футов, поддерживался передними горами причудливой формы, которые разветвлялись, как когти громадной лапы, вцепившейся в почву. Между этими передними горами перекрещивалось множество глубоких, узких долин, покрытых деревьями; несколько зеленых групп росло у самого усечения конуса, что представляло издали подобие раскинутых букетов. Растительность была беднее на северо-восточном склоне горы, и тут виднелись довольно глубокие борозды – вероятно, застывшие потоки лавы.
Возле первого конуса стоял второй, слегка закругленный на вершине и несколько склонившийся набок. Вид его напоминал круглую шапку, надетую набекрень. Он, казалось, состоял из обнаженной земли, сквозь которую во многих местах прорезались красноватые скалы.
Смит хотел достигнуть вершины второго конуса и по гребням горных отрогов надеялся туда подняться без особых затруднений.
– Мы на вулканической почве, – сказал Смит. – Следуйте за мной. Мы начнем взбираться по склону вот этой передней горы. Склон состоит из уступов, и, следовательно, по нему легче достигнуть первой площадки.
Почва была изрытая и неровная. Там и сям виднелись перекатные валуны, многочисленные базальтовые[12 - Базальт – темный камень, очень плотный и твердый; масса его стекловидна и на вид кажется однородной. Встречается в причудливых формах – шашек, столбов, пирамид, шаров, досок и др. Вулканического происхождения.] обломки, пемза, обсидиан[13 - Обсидиан – также камень вулканического происхождения, похожий на темный кремень, – от бурого и темно-синего цвета до черного. Первобытные люди делали из него наконечники для стрел, ножи и др.]. Хвойные деревья возвышались здесь отдельными группами, а на несколько сотен футов ниже, в глубине узких ущелий, они сливались в густые рощи, почти непроницаемые для солнечных лучей.
Пока исследователи пробирались по нижним отрогам, Герберт, зорко осматривавшийся, указал на свежие следы, ясно обозначавшие, что тут недавно проходило немало крупных животных.
– Хищных? – спросил Пенкроф.
– И хищных, и нехищных, – ответил Герберт.
– Что ж, может, эти звери неохотно уступят нам свои владения? – сказал Пенкроф.
– Тогда мы с ними потолкуем, – ответил Спилетт, которому уже случалось охотиться на тигров в Индии и на львов в Африке. – С ними не так трудно справиться, как обычно полагают. Но до охоты еще далеко, а пока следует быть настороже.
Между тем они мало-помалу поднимались вверх. Дорога очень удлинялась поворотами и преградами, которые надо было обходить. Случалось, что под ногами почва вдруг обрывалась, и путники неожиданно оказывались на краю глубоких провалов. Надо было возвращаться назад, искать какую-нибудь тропинку или по крайней мере место, где можно было ее проложить. Таким образом, напрасно тратилось много времени и сил.
В полдень маленький караван остановился позавтракать под тенью высоких елей, около ручейка, каскадом струившегося по камням наподобие водопада.
– Мы прошли полдороги до первой площадки и на площадке будем, вероятно, не раньше вечера, – сказал инженер. – Уже и отсюда можно кое-что разглядеть. Открывается широкий вид на море. Вот только справа острый мыс мешает определить, соединяется ли берег с землей…
Налево местность также просматривалась на несколько миль к северу, но от северо-запада и до того пункта, где находились исследователи, вид закрывала гора. На северо-западе панораму замыкал горный отрог причудливых очертаний, он казался застывшим потоком лавы, некогда извергнутой вулканом. Отсюда еще нельзя было разрешить вопроса, который так живо интересовал Смита.
В час они возобновили подъем.
Приходилось идти наискосок, держа курс на юго-запад, и снова углубляться в довольно густые заросли.
Выйдя из чащи, спутники попали на очень крутой подъем, по которому пришлось карабкаться. Хорошо, что он тянулся всего саженей пятнадцать. Наконец они достигли верхнего отрога, где было очень мало деревьев.
– Теперь нам надо повернуть к востоку, – сказал инженер. – Придется немало покружить, пока обойдем все обрывы. Смотрите хорошенько под ноги, а то можно сорваться.
Наб и Герберт шли впереди, Пенкроф позади, Смит и Спилетт между ними, в середине.
Здесь встретилось несколько пар птиц, похожих на фазанов. Герберт их назвал трагопанами и обратил внимание на красные мясистые наросты под горлом, как у индюков, и на крохотные цилиндрические выступы позади глаз. Самки, величиной с большую курицу, были коричневого цвета, а самцы имели великолепное красное оперение, усеянное беленькими пятнами, точно слезками. Спилетт так ловко подбил одного самца камнем, что уложил его на месте. Пенкроф, который успел уже проголодаться, то и дело посматривал на этого трагопана, представляя себе его отменный вкус.
Попадалось немало следов животных, и животные, посещавшие эти высоты, очевидно, должны были принадлежать к породам, отличающимся верной поступью и крепким сложением.
– Эти следы похожи на следы верблюдов или пиренейских серн, – сказал Герберт. – Смотрите, смотрите! Видите?
– Это не верблюды и не серны, – воскликнул Пенкроф. – Это бараны!
Все остановились шагах в пятидесяти от пяти или шести крупных животных.
– Смотрите, какие крепкие рога, – сказал Герберт, – как они загнуты назад и сплюснуты на концах… И какая славная бурая шерсть…
– Да ведь это бараны? – настаивал Пенкроф.
– Только не простые, не обыкновенные, – отвечал Герберт. – Это муфлоны.
– А годятся они на котлеты и жаркое? – спросил Пенкроф.
– Разумеется, – отвечал Герберт.
– Ну так я тебе говорю, что это бараны! – решил Пенкроф.
Животные, стоя неподвижно, смотрели удивленными глазами, словно впервые видели людей. Затем на них вдруг напал страх, они запрыгали по скалам и исчезли.
– До свидания! – крикнул им вслед Пенкроф.
При этом бравый моряк скорчил такую смешную мину, что Смит, Спилетт, Герберт и Наб не могли удержаться от смеха.
Они снова начали подниматься. На склоне горы причудливыми зигзагами виднелись потеки застывшей лавы. Путники не раз натыкались на дымящиеся вулканчики, которые приходилось аккуратно обходить. Иногда им встречались кристаллические друзы серы, вкрапленные в породы, которые вулкан выбрасывает перед началом извержения: крупнозернистые, сильно спекшиеся пуццоланы и беловатый вулканический пепел, состоящий из бесчисленных мелких кристаллов полевого шпата.
По мере приближения к первой площадке, образованной усечением нижнего конуса, восхождение становилось все более затруднительным.
К четырем часам им удалось миновать полосу деревьев. Густые рощи и даже отдельные группы деревьев исчезли, и только изредка кое-где попадались голые, уродливые сосны. Нельзя было не удивляться, как устояли они на высоте, где свободно должны бушевать свирепые ветры.
К счастью для инженера и его спутников, погода стояла прекрасная и тихая. Вокруг царило совершенное спокойствие. Они не видели солнца, потому что оно уже закатилось за верхний конус, заграждавший горизонт с запада. Огромная тень от этого конуса, протягиваясь до самого побережья, все более и более увеличивалась, по мере того как лучезарное светило склонялось ниже. С востока плыли легкие туманные облака, снизу подсвеченные лучами солнца и отливающие всеми цветами радуги.
Всего каких-нибудь пятьсот футов отделяли исследователей от плоской возвышенности, которой они хотели достичь и где намеревались расположиться на ночь, но приходилось делать столько поворотов и обходов, что эти пятьсот футов растянулись более чем на две тысячи. Земля беспрестанно обрывалась под ногами. Нередко склоны были так круты, что исследователи скользили по выветрившимся потокам лавы, где трудно было поставить ногу.
Близился вечер, и темнота мало-помалу покрывала местность, когда наконец Смит и его спутники, чрезвычайно утомленные семичасовым восхождением, достигли плоскогорья первого конуса.
– Здесь мы расположимся на ночь, – сказал Смит. – Давайте разобьем лагерь, а потом позаботимся о восстановлении сил. Сначала мы подкрепим их ужином, а затем сном. Мы уже, так сказать, на втором этаже.
Топлива было немного; однако им удалось собрать достаточно мха и сухих кустарников, торчавших по скалам.
Пока Пенкроф устраивал очаг, складывая несколько камней, Наб и Герберт занялись собиранием топлива. Они скоро возвратились, навьюченные хворостом. С помощью кремня и жженой тряпки Наб развел огонь, и яркое пламя отразилось на темных скалах.
Этот огонь был разведен не для стряпни, а для того, чтобы согреться. Убитого по дороге трагопана приберегли на завтра, а к ужину подали остатки дичи и орехи. В половине восьмого окончили скромную трапезу.
Тогда Смиту пришла мысль исследовать в этом полумраке широкое круглое основание, на котором покоился верхний конус горы. Он хотел узнать, можно ли обогнуть подножие конуса, на тот случай, если подъем окажется слишком крутым и невозможно будет взобраться на вершину. Этот вопрос очень тревожил инженера; было весьма вероятно, что сторона, куда кренился конус, была неприступна. А если нельзя по этому пути достигнуть вершины и обогнуть подножие конуса, то надо будет отказаться от осмотра западных окрестностей и все труды пойдут прахом.
Инженер, не обращая внимания на усталость, предоставив Пенкрофу и Набу заниматься устройством ночной стоянки, а Спилетту – заносить в памятную книжку происшествия дня, пошел по краю плато, направляясь на север. С ним отправился Герберт.
Ночь была тихая, звездная и довольно светлая. Они шли молча.
В некоторых местах площадка расширялась перед ними, и они двигались вперед беспрепятственно. В других местах обвалы заграждали им путь, и приходилось пробираться по такой узенькой тропе, что идти рядом было невозможно. Наконец дело дошло до того, что, пройдя минут двадцать, Сайрес Смит и Герберт вынуждены были остановиться. Начиная с этого места откос обоих конусов сравнивался. Уступы, разделявшие части горы, исчезли. Обогнуть гору, поднимаясь под углом почти в семьдесят градусов, едва ли было возможно.
Инженер и Герберт вынуждены были отказаться от намерения обогнуть конус, однако им вдруг открылась иная возможность продолжить восхождение прямо вверх. Они увидели перед собой глубокую выемку. То была расселина верхнего кратера, представлявшая подобие горла громадной бутылки, откуда во время вулканического извержения вырывались расплавленные породы. Застывшая лава, отвердевшие шлаки образовали нечто вроде широких ступеней естественной лестницы. Достаточно было Смиту бросить один взгляд, чтобы осознать преимущество этого пути.
– Нам предстоит подняться на тысячу футов, – сказал Смит.
– Я боюсь, что внутри расселины нам встретятся выступы, которые преградят путь, – заметил Герберт.
