Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Линь:

Добрый день, прелестная миниатюра разного рода достоинств, коим пристало быть явленными при случае, причем тому должен быть повод самого возвышенного рода. Добрый день, милейшая энциклопедия всего самого наилучшего, приятного и важного, что есть во всех народах. Добрый день, друг моего сердца (б. д.).

Я ему никогда не писал, Ваше лицо, Ваше сердце, Ваш ум, Ваши милые стихи, только Вам свойственная манера, точный вкус, тонкий такт, Ваша деликатность, Ваш превосходный тон, столько же прелести, сколько образованности и веселости в разговоре, глубина мыслей, немного меланхолии, когда Вы пишете, превращают Вас в совершенное создание (б. д.).

Уваров:Я только вас бы восхвалилИ милое очарованьеТого, кто целый мир пленил,Кто в сем искусстве заслужилИ впрямь профессорское званье.

Фрагмент письма господину принцу де Линю от 20 июля 1807 г. из Вены. С тех пор, как Вы уехали, я более не сочиняю стихов; сохраняю себя для Вас и духом и телом.

Принц де Линь с удовольствием беседует с Уваровым, дарит ему свои воспоминания о французском дворе, о Марии-Антуанетте. Насколько далеко заходила их взаимная симпатия? Тексты свидетельствуют о литературной игре и не более того. Вернувшись из Вены, С. С. Уваров в 1811 г. женился на Е. А. Разумовской, дочери министра народного просвещения и племяннице русского посла в Вене. У них было четверо детей, три дочери и сын. Принц де Линь женился еще в 1755 г., у него было семь законных детей и две побочные дочки. Как мы видели, женщинами он продолжал интересоваться до конца своих дней.

Напомним, однако, что за десять лет до встречи с Уваровым принц де Линь прочел в рукописи первые тома воспоминаний его друга Джакомо Казановы и написал ему восторженное письмо:

Треть этого очаровательного второго тома меня рассмешила, треть возбудила, треть ввергла в раздумья. <…> Вы убедительны в качестве умелого физика. Вы покорили меня глубиной метафизики, но в сфере антифизической Вы разочаровали меня своей робостью, недостойной вашей отчизны. Почему Вы отвергли Измаила, пренебрегли Петронием, обрадовались тому, что Белисса108 оказалась девицей!109

В окончательном тексте «Истории моей жизни» появляются гомосексуальные сцены (антифизические, как говорили в ту пору). В юности в Константинополе Казанова сперва отверг домогательства турка Измаила, но затем уступил, возбудившись видом обнаженных дев. Через двадцать лет подобная сцена повторилась в Петербурге в 1765 г. с А. М. Луниным. В любовном приключении с певицей Беллино, выдававшей себя за кастрата (их голоса ценились выше), Казанову привлекла именно сексуальная неопределенность. А отсылку к «Сатирикону» объясняет другое письмо Линя к Казанове: «Ваш римский ужин с хорошенькими аббатами уступает пиру Тримальхиона. Побудьте изредка Петронием, раз Вы столь часто бываете Горацием, Монтескье и Жан-Жаком»110.

Как мы помним, А. А. Меншиков приохотил юного принца де Линя к подобным забавам. Во время Семилетней войны принц свел близкое знакомство с неким офицером, рожденным «для любви к обоим полам», и письмо от него переполнено игривыми гомосексуальными шутками, упоминаниями Эвмолпа и Гитона, персонажей «Сатирикона», а также Ганимеда, Александра Македонского, Фридриха IІ111.

Поэтому трудно не процитировать пушкинскую эпиграмму 1835 г. на князя М. А. Дондукова-Корсакова, председателя петербургского Цензурного комитета, назначенного вице-президентом Академии наук по протекции президента Академии С. С. Уварова:

В Академии наукЗаседает князь Дундук.Говорят, не подобаетДундуку такая честь;Почему ж он заседает?Потому что <жопа> есть.

Но, разумеется, не это было главным в общении принца де Линя с Сергеем Уваровым. Вместе с госпожой де Сталь112 он сформировал ум юноши, ставшего затем идеологом царствования Николая I, создателем знаменитой триады «православие, самодержавие, народность».

В заключение повторим, что настоящее издание впервые дает возможность русскому читателю познакомиться с подлинной перепиской принца де Линя с его русскими знакомыми и друзьями.

В настоящее время мы вместе готовим новую книгу, посвященную принцу де Линю и России. В нее войдут три мемуарных сочинения: «Письма к маркизе де Куаньи», «Письма о последней войне с турками», «Реляция о моей кампании против турок» и подлинная переписка 1787–1788 гг. с австрийскими, французскими и бельгийскими корреспондентами (в первую очередь с Иосифом IІ, Кобенцлем и Сегюром) по собранным нами архивным материалам.

Переписка принца де Линя с русскими корреспондентами

Александр I (1777–1825), император Всероссийский (с 1801 г.)

Куплеты принца де Линя на день рождения 113 Его Величества Императора Всероссийского 114

1Я видел некогда, как славаС государем сим родилась.Возвеселилась вся держава:Столь добрым был, прекрасным князь.Я знал: он Александром станетТаким, как древности герой,Но никогда не перестанетБыть Титом мирною порой.2Прелестной бабушке подобен,Источник блага и щедрот,Он прост, любезен и незлобен,Превозносим из года в год.С тем, кто умел быть мира стражемИ полководцем, он сравним.О нашем Александре скажем:Полтавы дух повсюду с ним.

Александр I принцу де Линю, Санкт-Петербург, 10(22) мая 1801 г. 115

Господин принц де Линь! Ваше письмо от 20‐го числа прошлого месяца, составленное в выражениях, к коим я был как нельзя более чувствителен, подало мне весьма приятный повод заверить вас в почтении, каковое ваши достоинства издавна побуждают меня питать к Вам. Я также рад уведомить Вас, что никакие пенсионы не отменены и Ваш без всякого сомнения сохранен, и если в настоящее время он задержан, то сию неисправность следует приписать иной причине, каковую постараются в будущем устранить. Почитающий вас и весьма благосклонный к Вам

Александр

Санкт-Петербург,

10 мая 1801 года

Принц Виктор-Амадей Ангальт-Бернбург-Шаумбург-Хоймский (1744–1790)

Дальний родственник Екатерины IІ. На русской службе с 1772 г., участвовал в двух войнах с Турцией. Генерал-поручик (1782). При взятии Очакова командовал колоннами правого крыла. Награжден орденами Св. Георгия, Андрея Первозванного и Александра Невского. Смертельно ранен на войне со Швецией.

Принц де Линь. Портреты

Я хочу, чтобы к двум предыдущим116 присовокупили за его достоинства, любовь к долгу, соединенную с твердостью под самым сильным огнем, скрупулезной честностью и логикой, принца Ангальтского, убитого шведами шесть лет назад, героя перед лицом истории117.

Принц де Линь. Письма о последней войне с турками 118

Вижу родственника Екатерины119, который сначала может показаться последним из офицеров ее армии: такова его скромность и великая простота! Он все, и не хочет казаться ничем! в нем соединены все дарования, все возможные качества; он влюблен в должность свою и в ружейные выстрелы; часто ввергается в излишнюю опасность; любит выставлять других и уступать им принадлежащее одному ему; нежен умом и сердцем; имеет тонкий и верный вкус; любезен, кроток; ничто не может ускользнуть от его замечания; скор на ответы; все быстро объемлет умом своим; тверд в своих правилах: снисходителен ко мне одному, но строг к себе и к другим; чрезвычайно учен и – словом, наполнен истинным гением военного человека.

Граф Л. фон Кобенцль принцу де Линю, СПб., 12 мая 1788 г. 120

Вы скоро вновь узрите, любезный принц, старого друга, который радуется, что сможет обнять Вас: это принц Ангальтский, который едет завтра в Елисавет[град]. Императрица пожаловала ему 10 т[ысяч] рублей на экипировку и 300 рублей столовых денег ежемесячно. Вы узнаете в этом Екатерину IІ. Я был рад познакомиться с принцем Ангальтским, человеком истинно достойным.

Принц Ангальтский принцу де Линю [19 декабря 1788 г.] 121

Сего 19-го

Из вашего бывшего жилища у Дамаса122 в углу у печки я пишу Вам, что мы едем в санях в мечеть в Очакове, где грянули и прогрохотали «Te Deum» за взятие его123. Дамас, у которого я Вам пишу, уже не отрок-герой, как Вы его прозвали, а искусный мастер124, мастер по всей форме. На приступе он командовал батальоном гренадеров и первым преодолел ров и частоколы, подал руку десяти гренадерам, помогая пройти сей ретраншемент; он отнюдь не слаб. Ров глубокий, частоколы крепкие и сильно наклоненные вперед, и несмотря на это мы все преодолели, тогда как колонна левого крыла поднималась в город через брешь. Вот отчет мой, Трамсдорф125 Вам все расскажет. Пишу Вам в Яссы; Вы не соблаговолили мне ответить, но я за это не стал Вас менее любить.

Ангальт

Княгиня Екатерина Павловна Багратион (1783–1857)

Дочь графа П. М. Скавронского, посла в Неаполе (1785–1793), масона, и Е. В. Энгельгардт, любимой племянницы князя Потемкина. В 1800 г. Павел I против ее воли выдал ее замуж за генерала П. И. Багратиона, будущего героя Отечественной войны. Красавица вскоре рассталась с мужем и переехала в Вену. Принц де Линь, госпожа де Сталь, Поццо ди Борго посещали ее салон в Вене. В 1807 г. в Карлсбаде она познакомилась с Гёте. Родила дочку от Меттерниха. После 1815 г. переселилась в Париж. Среди завсегдатаев ее салона было немало писателей, в том числе Бальзак126.

Принц де Линь послал ей стихотворение вместе со своей книгой о фамильном парке «Взгляд на Белёй» (видимо, третье издание, вышедшее в 1795 г.)127 и, вероятно, любовные стихи, посвященные «Кн. Б.»128.

В 41‐й тетради своих мемуаров (1811), озаглавленной «Предисловие к посмертному изданию» и предназначенной его другу Александру де Лаборду, принц злится на преувеличенную активность благотворительных обществ: «два дурака и три глупые бабы чинят препятствия нашим невинным развлечениям под предлогом, что лучше им послать деньги, которые мы тратим на маскарадные костюмы». А затем приводит злое письмо, которое он «только что написал княгине Багратион».

Принц де Линь Е. П. Багратион [Вена, 1811] 129

Правда ли, любезная княгиня, что благотворительная болтовня чинит препятствия нашим невинным развлечениям? Если принцесса Полина130, изменив цель празднества, видимо, не желала, чтобы ей его задали, его не будет; я отправлю свой наряд моему кюре, чтобы он продал его в пользу бедных, которых встречаешь на всех лестницах, ибо потраченной на него суммы не хватит ни на окулиста, ни на улей, ни на то, чтобы научить слепого видеть, глухого слышать, немого говорить; из‐за меня пловец может утонуть в реке Вене.

Барыш купцов за время карнавала мог послужить на благо человечества. Я ему жертвую ваше шампанское. Не желаю его больше пить; я готов проводить реформы у других, но, к сожалению, не у себя.

Я скоро самолично явлюсь к Вам, любезная княгиня, за ответом!

Князь Александр Михайлович Белосельский (1752–1809), с 1799 г. Белосельский-Белозерский

Писатель, дипломат и коллекционер, посланник в Дрездене (назначен в 1779, 1780–1790), Турине (1792–1793), причислен к русскому посольству в Вене (1790–1792), сенатор, обер-шенк, член Российской академии (1800), почетный член Академии наук и Академии художеств. Писал на французском языке: «О музыке в Италии» (1778); «Послания к французам» (1784, 2‐е изд. «Французские стихи чужеземного князя», 1789); («Дианиология»), 1790, и на русском. Был женат на В. Я. Татищевой (1764–1792), а затем на А. Г. Козицкой (1773–1846). Отец княгини З. А. Волконской. Масон.

Белосельский и Линь постоянно обменивались шутливыми стихами. Некоторые Линь напечатал в «Смеси», другие остались в архивах обоих сочинителей; несколько текстов опубликовал Андре Мазон131. В русское издание мы включили только два послания в стихах и прозе, наиболее соответствующие эпистолярному жанру. Перечислим остальные.

Принц де Линь: «Куплеты, найденные на приборе князя Белосельского, на мотив „Жил-был Генрих IV“, которые он обожает и превосходно поет на свой день рождения, за столом у княгини Голицыной, урожденной княжны Грузинской»132; «Князю Белосельскому, который написал на моем сборнике и показал, что Вольтер написал на его»133; «Русскому князю, приславшему мне чай. На мотив „Сельских игр“»134; «Его имя в сих стихах, он читал нам накануне так, как я без лести повествую тут»135; «Князю Белосельскому, коему дама, мною названная136, сказала, что я передразниваю его рассеянность, и коей мстит сказками и эпиграммами на мой счет и всем, что его вежество и обходительность велят ему каждодневно говорить и делать. Четырнадцать или пятнадцать строк помещены под портретом его»137; стихи, записанные князю в альбом (27 марта 1792 г. в Вене)138.

А. М. Белосельский: «Послание о рыцарстве принцу де Линю (Петербург, 1803, дата окончательного варианта)139.

Принц де Линь А. М. Белосельскому, Вена, 22 марта 1792 г. 140

Ваши стихи прелестны, любезный князь, и разумны, хотя и рождены пламенем вдохновения; а я, ни тем, ни другим не обладая, отвечаю Вам и обнимаю со всей горячностью чувствительного сердца и благодарностью за добрую память.

Был трубадуром-рыцарем141мой князь, рожденныйВ стране далекой от дикарки и Назона.Будь он лишь трубадур, не смог бы сочетатьС суровой доблестью он дар стихи слагать.А рыцарь и знаток лишь в воинской науке,Он всех бы уморил в окрестностях от скуки,Подобный нашим праотцам,Что пеньем не прельщали дам.Когда бы в вас, средь нег и Муз взращенномПод сенью благосклонных к вам небес,В самой Лютеции и всюду восхваленном,Искатель приключений вдруг воскрес,Безумьем обуян, с копьем наперевес,То не были бы вы чаровником известным,Придворным и послом, поэтом столь прелестным,Надежною опорою царям,Таким, как ныне вы знакомы нам.Порою верностью неплохо погордиться,Покуда новая не встретится девица,Воздержность, вежество, отвагу проявлять,В отсутствие утех печаль изображать.Но вот близ замка, у опущенной решеткиНечесаный сосед с пронзительной трубой,Подняв забрало и отнюдь не кроткий,Явился бражничать иль вызвать вас на бой.Нет, право, наша жизнь намного веселее!К тому же рыцаря молоденький слугаПрекрасной даме часто делался милееИ паладину наставлял рога.А сколь в пути небезопасно!Вы всякий миг могли буяна повстречать:Коверкая наречье галлов, ясноОн предлагал вам в позитуру встать,Поскольку жаждал увенчаться славой.Гигантов вознамерясь извести,Наш странствующий рыцарь был в чести,Мечом махал налево и направоИ сокрушал прохожих по пути.Но нравы рыцарские наконец сменилаГалантность наша, что, конечно, мило.Жестоким был турнир: глаз Генрих142 потерял,С иного сбили спесь, другой безруким стал.И рыцарь, сброшенный во всем вооруженьеС коня, убоине на вертеле под стать,Претерпевал насмешки и мученья,С земли не в силах встать.Потом роскошные явились маскарадыВ Версале праздничном, балеты, кавалькады.Великолепными бывали карусели,Где тешился Конде, пустив коня в карьер,Где славились и доблесть, и веселье,А в короле – галантности пример.Богине (бог легко приискивал ей смену)Стараясь угодить, Мольер умело сценуРасцвечивал чредой волшебною картин143.Сей чести домогался и Расин.Боюсь, учитель, как бы преизбытокВсех этих образов не вышел мне в убытокИ надо мною не занес свой мечТех рыцарских времен замшелый пережиток.Ведь вместо паладинов восхваленья,Чему столь звучную вы посвятили речь,Дерзаю я в моем стихотвореньеИх подвигами пренебречь.Но вот и палинодия: в стремленьеО рыцарях стихи слагать и переврав,Возможно, многое, в одном всегда я прав,Когда хочу сказать: такая мукаМне с вами долгая разлука,Что к вам готов лететь стремглав.

Я144 появляюсь здесь, любезный князь, после многих знаменитых личностей, но должен быть впереди них в рассуждении моего мнения о Вас. Какими бы ни были они проницательными, никто не увидит Вас таким, как я. Я однажды отчасти поведал Вам об этом стихами. Я был чересчур сонным, чтобы не сказать правду. И было слишком рано, чтобы пробудилось воображение.

Примите в прозе уверения в нежнейшей привязанности к превосходнейшему из людей, который сопряг кипучесть Севера с жаром Юга, воображение Востока со всем, что необходимо на закате. Сказать ли мне, любезный князь, о добродушии друга, отца, супруга и светского человека, каковое есть одно из первейших достоинств? Сказать ли о тысяче черточек человека самого любезного и самого легкого в общении? Поведаю ли о тех драгоценных признаках, что возвещают о благодушии? Восхвалю ли Ваш вкус, видный в Ваших вкусах и образец для любого вкуса? Оставляю сии подробности тем, кто напишет после меня в этом сборнике. Сколь прекрасно Вас восхвалять, благословлять и восхищаться Вами!

Линь

Вена, сего 22 марта 1792 года

А. М. Белосельский. Послание принцу де Линю, 1799 г. 145

Ее вселюбезность госпожа графиня де Ромбек велела мне написать вверху письма: «Dourak!». Но утешьтесь, есть Dourak и Dourak, как есть брань и брань.

Семидесяти лет, вы нас примеромДивите, как Шолье146, Бернар147.Отвагой, верностью Баяр148,Дурак вы вкупе с Сент-Олером149.На ваш ответствуя куплет,Вам шлю плоды моих чудачеств.Вам одному знаком секретОчаровательных дурачеств,Что рассмешат и тех, кому охоты нетБыть жертвой каверзных трюкачеств.

Именно таков Гораций Вергильевич Овидовский.

Совершенно очевидно, почтенный принц, что Вы не постарели ни на один день с тех пор, как я видел Вас шесть долгих лет тому назад. Я в этом убежден, как и во всем, что неправдоподобно и правда.

Кристина, ваши все годаПусть будут благость и отрадаИ окружают вас всегдаПапаши с сердцем льва и с сердцем агнца чада.Млекопитательнице дивной вы под стать,Кибеле-матери, что любит изливатьДары в любое время года.Сия правдива ода.

Кстати, сия славная принцесса Кристина весьма любезна. Она помнит о моей нежной и почтительной приязни не более, чем о моих глупостях, сказанных мною ей однажды в Теплице и о коих я один храню весьма горькое воспоминание. По отношению к себе я весьма злопамятен. По отношению к другим сие слишком мучительно. Это не относится к генералу Краю150. Он проявил в Италии злопамятность с такой непринужденностью и легкостью, что я поражен. Надо признать, что это сущий дьявол.

Пора наконец народной морали сменить трансцендентальную философию этих господ.

И впрямь давно пора, чтоб в умопомраченьиНаш Бог нам перестал казаться привиденьем,Душа – шишкообразной железой,А гений – просто в теле жилой,Любовь же – мышцею прямой,А вера, потерявши силу, —Рассудка грезою пустой.Пусть чувством нежным не бываетВсего лишь некий нерв, от жара возбужден,А совесть – детским страхом, что смешон,Что вольнодумец презираетИ, не колеблясь, гонит вон.

Остаюсь с большой надеждой на настоящее, полное прошедшим, и с большой нежностью и почтением к тому, чьи сердце, ум и слава, героическая, поэтическая и эротическая, остаются неизменными.

Александр-Луи Ле Фурнье де Варжемон (1756?–1821)

Принц де Линь адресовал одно письмо виконту де Варжемону, посвятил стихи ему и его супруге Софии151, а другое – графу де Варжемону. Возможно, речь идет об одном и том же человеке, хотя семья была большая.

Александр-Луи был сыном генерала Франсуа-Луи Ле Фурнье маркиза де Варжемона (1734–1773), пустившего по ветру фамильное состояние. Дядя, генерал Альберт-Луи Эмар граф де Варжемон, губернатор Дьепа, переписывался с Вольтером; он выкупил земли покойного брата. Старший брат Альбер-Франсуа Ле Фурнье маркиз де Варжемон (1755?–1797), капитан конных егерей, не был чужд литературе152, его сочинения переведены на русский153.

Капитан Александр-Луи Ле Фурнье де Варжемон служил в полку в Бургундии неподалеку от Монбельяра и женился на Софии Домсдорф, фрейлине двора принцессы Фредерики Вюртембергской, племянницы Фридриха IІ и матери великой княгини Марии Федоровны. Варжемон и его жена переписывались с Иоганном Каспаром Лафатером, духовным наставником монбельярского двора. По свидетельству баронессы д’ Оберкирх, подруги юности Марии Федоровны, Варжемон дружил с принцем де Ламбалем, сочинил поэму «Лото в замке Этюп» (1786)154. Он писал песенки и арии для придворных спектаклей. Супруги эмигрировали в 1791 г. в Германию и жили при принцессе Вюртембергской в Байрейте155. После воцарения Павла I они перебрались в Россию, и 7(18) апреля 1797 г. Варжемон стал камергером двора156. В 1802 г. по его просьбе он был официально вычеркнут из списка эмигрантов. Графиня Розалия Ржевусская (Ржевуцкая, урожденная Любомирская) общалась с Варжемоном в Вене; она рассказывает в мемуарах, что он был славный гастроном, легко рифмовал, сочинял программы празднеств, без устали рассылал всем письма, но все портил излишней серьезностью и занудством157. Принц де Линь считал, что Варжемон деликатнее других французских эмигрантов158.

Принц де Линь виконту де Варжемону, б. г. [1814] 159

Вы были правы вчера, любезный виконт, и кажется, для Вас это не внове. Я хотел Вам ответить, когда какой-то болтун завладел беседой, и, как теперь случается все чаще, дабы его не перекрикивать, я Вам пишу на другой день. Мы говорили об изданиях писем. – Почему их напечатали? Не ведаю. Что до меня, то я рву почти все, что получаю: если они скучные, беречь их незачем, если пикантные, опасно; но когда случайно находят письмо какой-нибудь покойной знаменитости, никого не компрометирующее, это делает честь его памяти и радует его знакомых.

Малую толику моих писем, преданных тиснению, скопировали добрые люди, в присутствии которых я писал, ибо я никогда в жизни не делал ни черновиков, ни копий. После меня будь что будет; я не виноват, если не соизволили порвать безделки, кои я мало кому писал; ибо я почти никогда не пишу за пределами города160; предпочитаю, чтобы мне писали: «Вы мне никогда не отвечаете» и кроме тех случаев, как сегодня, когда я беседую из моей комнаты с Вашей, я пишу лишь: «Увижу ли я Вас за обедом?» или «Поужинаем вместе?»161.

Если бы лукавые женщины напечатали все мои «Я Вас обожаю» или, реже, «Я тебя люблю», то читатели, издатель и я, мы бы все попали впросак162; они не ценят меня настолько, чтобы отослать мне письма, дав мне отставку; и если не знать их скрытые достоинства, подумаешь: «Какого черта писать женщинам, которые и половины не понимают?» Подлинные письма господ влюбленных скучны, а подложные всегда легко распознать, даже по притворному отпечатку правдоподобия. Все эти преувеличения… всякий старательный беспорядок или рассуждения, якобы призванные положить конец докучливой страсти, выдают автора.

Им нужен опиум163, дуэль, самоубийство или савояры, изображающие в опере чудовищ.

Я люблю писать в духе подлинных писем: «Были ли Вы столь же счастливы, как я, вчера вечером? В который час сегодня вновь?»

Мне нравятся только письма-сплетни, письма-портреты знакомых, и досадно обходиться без них. Когда нас не станет, любезный виконт, хочется, чтобы наследники нашли наши и развлекли живых за счет мертвых. Я только что обнаружил два письма от Вас: живые картины, похожие донельзя, без всякой злобности. Да, после нас пусть пользуется кто сможет.

Отчего Вам не быть увлекательным? Вы добры, любезны, спокойны и деликатны, Вы знаете свет, обычаи, можете сравнивать. Это позволяет судить хладнокровно, бесстрастно и весело, без избытка или недостатка лукавства.

Будь Вы дожем или князем, Вы были бы светлейшим, ибо ничего не омрачает спокойствие Вашего чела и Вашей души, на нем отражающейся.

Мне нравятся исторические письма, где видишь характер правителя, генерала, министра: скромную гордость Катины164, ум и ученость Люксембурга165, взлеты и падения, гений Великого Конде166, осмотрительность господина де Тюрена167; хотя и говорят Цезарь и Расин, я непременно именую его господином, так же как господина де Вольтера.

Я сам получил слишком много исторических писем, кажущихся слишком современными, ибо объясняют немало событий. Что до дамских писем, то я сохранил лишь от ученого философа и при этом страстной женщины; она задрожит, если это прочтет; в них моральные наставления, история ее страны и ее сердца 12 лет назад, и при этом она не француженка168. Вот уже 20 лет как все женщины Парижа, Вены, Петербурга и Варшавы изъясняются отменно, а до того даже правописания не знали, и ваши герцогини писали, как горничные.

Супруга маршала Люксембургского, которой господин де Вольтер послал рукопись своей трагедии, написала ему: «Посылаю Вам обратно Хореста с моими замечаниями», а он ответил: «Я прочту их, госпожа маршальша, но вынужден заметить, что у моего Ореста нету Х»169.

Госпожа д’Эгмон170 выделялась среди женщин, как ее отец Ришелье – среди мужчин, но писала скучно или вульгарно, или невнятно.

Генриетта Орлеанская, герцогиня и принцесса де Монпансье171, верно, писали изрядно; после тонкого и точного стиля Вуатюра, Бальзака и герцогини дю Мен172 заметны лишь госпожи де Ментенон и де Севинье173. Генрих IV писал сердцем и шпагой; спорю, что таковы были и письма Крийона174.