Хроники Омура

– Не выпущу, пока не сделаешь стоящую вещь!

Дверь хлопнула, рискуя разлететься на мелкие щепки, но устояла, отрезая Рема и от заботливой матушки, и от приятного тепла очага, и от сытной и вкусной еды, и от мягкого ложа. Здесь был только жар негасимого горнила, твердость камня и металла. Вздохнув, Баламут зевнул и решил, что раз боги ждали его совершеннолетия, чтобы провести посвящение и узнать, на что он способен, то подождут еще денек. Лег на серый пол, прикрыл глаза от огня рукавом и спустя минуту захрапел.

Пробуждение у гнома получилось не их приятных – он почувствовал ощутимый тычок под ребра и услышал вопль родителя. Проморгавшись, сумел увидеть разъяренное лицо главы семейства Карделлов. Шумно выдохнув, с досадой подопнув что-то на каменном полу, Нобур махнул рукой и отправился на выход. И теперь, глядя отцу вслед, Рем сумел заметить матушку, стоящую на пороге. Она не шумела, как стая чудовищ, а молча наблюдала за сыном, и в ее глазах застыл немой упрек. Тихо прошла внутрь и поставила на скамью у входа блюдо и кружку, а затем также безмолвно покинула кузницу. Рем сглотнул – стало как-то неловко, стыдно глядеть на матушку, да что уж там, даже просто показываться с похмелья не хотелось. Вздохнул, сел на полу, запустил пятерню в растрепанные вихры и хрипло ото сна прокаркал:

– Мам, ты еще будешь мной гордиться!

Мысленно дав себе хороший подзатыльник, Рем Карделл с кряхтеньем поднялся и отправился творить великие дела. Первое, на что он нацелился – было хорошее купание, чтобы выветрить последствия бурной ночи из головы. Широкая подземная река, пересекающая поселение, стала его ванной, ее бурные ледяные воды помогли Баламуту взбодриться и выкинуть из головы все посторонние мысли. Обратно к кузне шагал собранный молодой гном, раздумывая, а что бы такое ему сделать? Ювелирное украшение? П-ффе! Этим пусть эльфы в своем Астрамеале занимаются! А он истинный гном, потому будет творить настоящее оружие! Вот только какое именно, опять же вопрос? На ум пришли давние мечты, когда Рем, будучи мальчишкой грезил о великих подвигах. Как он, сидя на великолепном скакуне, сражал врагов прекрасным клинком, уничтожал нежить во имя всего светлого! Пока однажды не проговорился Громту, а тот уж поднял дружка на смех – мол, какой из тебя борец с нежитью? Ростом два вершка – на коня, разве что со скамейки вскарабкаешься! А клинок? Это тебе не короткий гномий меч! Сиди лучше в горных чертогах, а хочешь меч – так сделай, да не один, а пару сотен или тысяч, и продавай – копи денежки! «А и сделаю! – загорелся идеей Баламут, закрывая дверь кузницы.

Покумекал и пришел к выводу, что обычная сталь тут не подойдет – нужно что-то более драгоценное. На ум сразу пришло белое серебро! И Рему опять пришлось покинуть кузницу, чтобы перешерстить все свои запасы. Каждый уважающий себя гном с детства имел тайник, в который методично приносил нужные мелочи: монеты, украшения, оружие. У Баламута мечей в коллекции не водилось, зато был десяток кинжалов – авось сгодятся! У каждой вещи была своя история о том, как она попала к Рему Карделлу – гном помнил каждую.

Без сожалений взял все кинжалы и сундучок с украшениями, вынул все самоцветы и бросил все на переплавку. Пока изящные украшения и тонкие кинжалы превращались в тягучую серебристую «водицу» Баламут усиленно думал, вспоминал легенды и свои детские мечты. Меч победителя нежити, а то и самого навьего зверя (если снова надумает явиться на Омур) должен быть крепким, чтобы не сломаться от сильного удара врага, выдержать натиск зубов и когтей навьев. Белое серебро – подходящий материал!

Меч должен быть легким, чтобы ложился в руку хозяина, становился его частью и позволял быстрее уничтожить противника. Клинок прямой и обоюдоострый, чтобы разить плотные панцири и толстые шкуры, с легкостью срубать головы и острые шипы. Рем так и вообразил, как отчаянный воин косит нежить, словно траву, проторяя дорогу тем, кто позади него.

О правильном балансе оружейник тоже не забыл – не поленился, взял пергамент и огрызок карандаша, чтобы все верно рассчитать. Так увлекся, что не заметил, как в приоткрытую дверь заглянули родители. Обменялись понимающими, довольными взглядами и медленно удалились, чтобы не мешать сыну.

Задумался над тем, какую сделать гарду, знал Рем только одно – она должна привлекать внимание. Бросил взгляд на мешочек с самоцветами, но решил, что использовать их пока еще рано. Змеи! А почему нет? Юркие, хитрые, опасные создания! Почему бы воину не стать таким? Навьи не дети малые – коварные противники! Кивнул сам себе и принялся за работу.

Нобур не мог нарадоваться на сына! Несколько дней и ночей ковал меч тот, кого еще седмицу назад звали Баламутом, прерываясь только на быстрый сон и короткий завтрак.

В кузнеце царил жар, разбавляемый шипящими звуками и звоном молота о наковальню. Рем, тяжело дыша, увлеченно напевал себе под нос песню про героев, услышанную мимоходом на какой-то людской ярмарке. Половину слов Баламут не помнил, потому заменял их своими, но получалось довольно складно. Разумеется, о своих музыкальных способностях Рем был осведомлен, но где это видано, чтобы гном распевал, аки эльф? Верно – нигде! Потому оружейник был вполне доволен собой – за песней и работа спорится, и все в деле идет, как по маслу. Раскаленный клинок светится вишневым светом и быстро опускается в воду. Главное, не допустить ошибку, иначе все придется начинать заново.

Труды Рема даром не прошли – однажды на заре, когда Нобур с женой тихо прошли в кузню – они лицезрели настоящее чудо! Их сын крепко спал, прижимая к себе, будто дитя, великолепный меч. Белое серебро, славящееся тем, что способно уничтожить любую нежить, сверкнуло, отражая свет горнила. Блеснули жемчужины – глаза змеев, точно присматриваясь, оценивая обстановку. Дарона охнула, и сын ее распахнул очи, вскочил, замер на месте.

– Матушка, – моргнул, – отец, – поклонился.

– Светлого утра, сын, – пригладив бороду, ответствовал Нобур, входя в кузню, протягивая руку к мечу.

Баламут смущенно спрятал сделанный клинок за спину и проговорил:

– Ты погоди пока, отец! Я не закончил! – взглянул уверенно, чуть дерзко, впрочем, как всегда.

Нобур настаивать не стал, да и расспрашивать тоже – не в привычках гномов делать это – захочет отпрыск, сам все расскажет, нечего воду мутить, в душу лезть, а итог все равно виден будет!

Родители покинули Рема, и гном присел на лавку, но не усидел. Закрыл кузню и отправился гулять по городу, размышляя, собираясь с мыслями, принимая решение. Привычная городская обстановка – крепкие дома, кажущиеся частью самих гор; золоченые крыши домов, богатая отделка; запахи еды, камня и железа, витающие вокруг; малахитовые деревья и лазоревые цветы, украшающие улицы – все действовало на Баламута умиротворяющее. Его никто не отвлекал, не окликал, не останавливал. Рем двигался вперед, пока не вышел к лестнице, уводящей наверх. Долгожданная тишина сменила вечный шум городка, и Рем, шумно втянув воздух, начал медленно подниматься по вытесанным в скале старым, но сохранившим свою крепость ступеням. Как в детстве, Баламут досчитал до шестидесяти и ступил на полукруглую площадку, в конце которой виднелся вход в пещеру. Вот такой самый обычный грот – ничего искусственного, несколько шагов и гном входит в храм Гориста, бога промыслов, покровителя своего народа.

Стены пещеры выложены мозаиками из драгоценных камней – везде изображен Горист. Вполне зрелый бог, взгляд его сосредоточен, упрям – так и говорит: «Не будешь стараться – не станешь настоящим гномом!» Рем уважительно кивнул, не зная, как обратиться к покровителю. Первое слово далось Баламуту с трудом – еще бы – это тебе не на встрече с друзьями языком молоть! А потом молодой гном припомнил родной край, таким, каким видел его с детства – серые скалы, озаряемые теплыми лучами солнца летом, укрытые снегом долгой зимой; золотые жилы, будто змеи, опоясывающие их под землей; тяжелые, переливающиеся пласты драгоценных и поделочных камней, которые с легкостью обнаружит любой уважающий себя житель Рудничных гор; жар земли, бурлящий в ее недрах, словно сам горный Дух, никем из смертных не виданный, но поминаемый в сказаниях, показывает свой норов; металл, становящийся под рукой мастера смертоносным оружием и прочным доспехом; сотни крикливых соотечественников… Рем говорил и говорил, выплескивая все, что накопилось, порой вставляя в речь витиеватые обороты, порой срываясь на крик и брань, а закончил слегка смущенно:

– Мне хотелось создать такой меч, чтобы он был не только оружием, но и чем-то большим для своего владельца… правильнее будет, если клинок мой будет другом…ну… – шаркнул ногой по серому полу, но смело взглянул в лицо того, к кому обращался. – Не обессудьте, если к назначенному сроку я не… – умолк, мотнул головой и смело продолжил. – Я не хочу показывать вам незавершенную вещь – клинок должен стать именно таким, каким я его задумывал!

Довольный тем, что все сказал так, как и собирался, Рем Карделл решил дождаться ответа бога. И терпеливо простоял на одном месте целую минуту, хмыкнул и отправился в обратную сторону. Здесь, почти на пороге, его догнал шепот, словно дуновение:

– Жди…

Баламут повел широкими плечами, гадая, а не послышалось ли ему это словечко, потому что очень уж хотелось получить ответ! Усмехнулся, крякнул и шагнул за порог.

Никогда Рем не жаловался на бессонницу, а сны ему снились простые и понятные, но не нынешней ночью. Сегодня все было иначе: не таверна, освещенная множеством огней, не поле битвы и не кузница приснилась Рему. В звездном небе величаво плывут едва видимые месяцы, тускло высвечивая зимний сад. Высокие дубравники поднимают могучие ветви, стараясь зацепиться за темное, расшитое звездами покрывало. Молчаливо глядят кусты сирени, охраняя от любопытных взоров укромную поляну. Светит, скользя пламенными бликами по утоптанному снежку, разгоревшийся костер, и стоят в самом центре двое. Люди, совсем молодые, он – мальчишка, она – девчонка. Рем удивился во сне – к чему бы это? Никогда еще гном не пытался разгадать значение сна, не задумывался над ним, а тут и просыпаться не хотелось, такое любопытство разобрало. Вскрикнул, пугая матушку Баламут, когда увидел, что рыжеволосая человечка приняла из рук парня меч. Рассмотрела, любуясь творением Рема Карделла, задумалась и принялась говорить. Слов ее слышно не было, как Баламут не пытался распознать их. Только шевелились яркие губки, алели щечки, сверкали, как два самоцвета, желтые (только подумать!) глаза. Сверкнул клинок, заставляя девчонку изумленно выдохнуть, и икнуть самого Рема. Парень, храня на лице торжественное выражение, но неизменно волнуясь, опустился на колено, принял меч из рук своей подруги. Если бы Баламуту позволили, то он бы возопил, поторопил парочку. Парень будто услышал его молчаливую мольбу и не стал затягивать ритуал. Отошел, размахнулся мечом, и клинок заиграл, заискрился. Очередное движение светловолосого мальчишки и белое серебро обагрила красная кровь. Баламут беспокойно заворочался на своем ложе, пока человеческая кровь впитывалась в металл. Блеснул клинок, озарив округу белым светом, смешавшись с всполохами костра, отразившись в серых глазах будущего воина. В том, что парнишка станет великим полководцем, Рем уже не сомневался!

Проснулся, вскочил гном со своей постели, ударил в ладонь одной руки кулаком другой и воскликнул:

– Вот оно! – заметил взволнованную матушку и нахмуренного отца и заявил. – Я знаю, что делать!

***

Над столицей гномьего государства Штравенбах солнце не всходило никогда. Эту звезду городу с успехом заменял золотой шар, который поднимали на главной башне дворца местного правителя в определенные дни. Привыкшие к полумраку глаза жителей начинали слезиться, когда великолепное творение мастеров-механиков освещало Грейтштолен. В огромный зал, имеющий прозрачный куполообразный потолок, теряющийся в пугающей, не только для гномов, выси, проникали лучи сотворенного руками смертных светила. На троне, выточенном из цельного куска рубина – гордости рудокопов, гордо восседал правитель Ваэрт, рассматривая с возвышения своих подданных, собравшихся по случаю посвящения. Быстрый взгляд по сторонам, но так, чтобы никто из высоких гостей не приметил, и гном ухмыльнулся в пышные усы. Дуайгары – сидят, посмеиваются, но пристально следят за ситуацией, их глаза не упустят ни одной мелочи. Драконы – перешептываются, не таясь, рассматривая оружие, имеющееся у прочих участников. Наверняка гадают, что нынче покажет гномья молодежь, будет ли возможность приобрести стоящую вещь за мелкую монету. Как бы не так – все стоящее правитель заберет сам! Дайны? Эти непонятно зачем каждый год приползают, строчат что-то в своих книжицах, зыркают на соседей, но никогда ничего не приобретают. Люди – их проще понять! В Штравенбах они прибывают ради хлеба, зрелищ и гулянок ночи напролет. Бывали случаи, когда человечишки вусмерть упивались, стараясь перепить гномов. Эльфы – ф-фе! Высокомерные ледышки! Этих ни за что бы не пригласили, коли не личное повеление Гориста. Покровителю своему гномы не противоречили, украдкой сплевывая при виде своих извечных врагов. Орки и гоблины, как и обычно, приехали повеселиться, поучаствовать в схватках, приглядеть оружие и уехать ни с чем, растратив все сбережения, спустив их на азартные игры. Сами гномы в них участия не принимали, считая ненужным расточительством, но с успехом использовали слабости других рас в своих интересах. Ваэрт хмыкнул, в уме подсчитывая, сколько звонких золотых монет сегодня осядет в карманах его подданных, и сколько из них они передадут в его казну.

Отвлекая его от дум и долгих подсчетов, в зал ворвался особенно яркий луч металлического солнца, рассекая сумрак дворца своим яростным светом, и в зале воцарилась тишина. Еще мгновение и ее нарушил пронзительный звон, начавшийся с тихих, едва уловимых нот и закончившийся громким аккордом, резко оборвавшимся! Впрочем, этот звук еще долго звучал в укромных закоулках огромного пространства зала, отдаваясь шумом в ушах присутствующих. Никто не удивился, когда распахнулись створки высокой, помпезно украшенной в традициях гномов двери, и широкими шагами в нее прошел высокий, одетый в длинный балахон… человек? Нет! Ваэрт пригладил густую бороду – гордость любого уважающего себя гнома, и спустился к подножию трона, чтобы поприветствовать самого дорогого и желанного из гостей – Гориста – бога промыслов, своего благодетеля.

Горист, в отличие от прочих Создателей, привык являться своим подопечным просто, вполне обычно – через дверь, и это располагало к нему подопечных. Сейчас они истово приветствовали его, крича так громко, что в зале поднялся оглушительный шум, слышимый далеко за его пределами. Звук этот был подхвачен тысячами голосов, принадлежащих представителям горного народа, и был услышан богом промыслов. Горист слегка кивнул, ничем более не выражая своего отношения к происходящему – так бывало всегда. Следом за Гористом спрыгнул с высоких перил, будто был обычным юнцом, бог огня Фрест. Этот показательно ни на кого, кроме дядюшки, не глядел, а соизволил поприветствовать только своих подопечных – драконов и дуайгаров. Эти в долгу не остались – завопили так, что у Ваэрта заложило уши. И он понял, что затягивать начало посвящения не стоит, потому подал знак, и дверь снова распахнулась, приглашая пройти в зал самого смелого из молодых гномов.

Рем стоял у стены, легко опираясь на ее незыблемую поверхность, искоса посматривая на друзей, приятелей и обычных соотечественников, пытаясь сквозь толстые деревянные стенки сундуков, тоже богато украшенных к слову, выглядеть, что приготовили другие. Наверняка знал всего лишь одно – там лежит оружие! «Гномы – лучшие оружейники, ну, и ювелиры, пожалуй, тоже, а еще мы хорошие продавцы!» – с гордостью думал Баламут. Скривился: «Только меч, над которым я так долго корпел, продавать дорого нельзя! А иначе я бы поторговался!»

Друзья, просто знакомые, да и те, кого Баламут видел впервые, не торопились вбегать в зал – не потому, что боялись, а потому что не видели выгоды! Первый – самый несчастливый – предполагаемые покупатели жадничают, желая поглядеть на то, что представят последующие участники посвящения. Из-за того и ждали глупца, способного заведомо отказаться от богатого барыша. Рем решил, что это судьба!

Гордо распрямившись, так что стал казаться выше своего среднего, даже по меркам коротышек, роста, он вошел в ворота. Сундук – местные маги за горсть золотых постарались – плыл за ним по воздуху, точно привязанный. Хлопок и сундук опустился на узорный пол, а в зале прогремел голос Гориста:

– Рем Карделл, – Баламуту почудилось, что бог промыслов скрыл ухмылку, – что ты подготовил для посвящения? Яви нашим взорам свое творение, а мы оценим, достойно ли оно внимания!

– Я готов! – объявил Рем и щелкнул пальцами… раз… два… но сундук оставался закрытым. С высокого балкона послышались несдержанные смешки, да и Фрест не сумел сдержать ухмылку. Правитель Ваэрт и Горист продолжали спокойно наблюдать за Баламутом. Он, ничуть не смутившись, не засуетившись, извлек из кармана ключ и потрясающе выдержанно открыл замок. Крышка распахнулась, сидящие в зале умолкли.

– Достопочтимые господа Горист и Фрест, и вы, правитель Ваэрт! – уверенно заговорил Рем, – позвольте представить на ваш суд свое творение. – Неспешно потянулся к прикрытому белой тканью мечу.

Резкий рывок и тщательно отполированный клинок из белого серебра сверкнул в золотистом свете механического солнца неожиданно ярко, завораживающе, опасно. На несколько секунд в зале воцарилось молчание, Рем на миг затаил дыхание; правитель Ваэрт не сумел сдержать изумленного возгласа, про себя подумав: Этот меч должен остаться в моей стране и принадлежать только моему роду!» И он не ведал, что последнее предложение было слово в слово повторено представителями семи держав Омура. Горист загадочно улыбнулся – для него не стали загадкой все тайные мысли собравшихся. Фрест призадумался: «Что задумал дядюшка?»

– Сколько ты хочешь за него, юный гном? – пророкотал слева молодой Повелитель Шерр-Лана Рронвин Торргаррский.

– Даю вдвое больше! – запальчиво оповестил во всеуслышание наследник Снежной Империи Сульфириус мир Оллариль.

– Втрое! – гаркнул извечный противник Рронвина Даррис мир Эвертонс.

Двое гоблинов из рода правителей спрыгнули на мозаичный пол и с широченными ухмылками, выражающими искреннее дружелюбие – а как же, они по иному не умеют – направились к Рему. Баламут стоял, как скала, и смотрел совсем не в их сторону, а на Гориста. Но сумел заметить, что к гоблинам присоединились два дракона и несколько дуайгаров.

Взмахнул молодой гном своим творением, чиркнул по камню, высекая искры, посыпавшиеся к ногам идущих гостей. Обратился к шагающим со всей торжественностью:

– Господа! Мой покровитель не даст соврать, – Рем поклонился Гористу, – я бы продал этот меч, как и собирался, да не могу! Он для меня, словно любимое и единственное дитя… – показательно развел руками.

– Увеличиваю цену в десять раз! – подскочил Даррис, и второй дракон на пару с мир Олларилем собирались поспорить, но их опередила презрительно-холодная реплика медленно спускающегося по лестнице эльфа:

– Гном, – сказал так, будто обращался к ничтожному земляному червю, путающемуся под ногами, годному лишь для того, чтобы удобрять почву под благородной пятой. – Сколько ты хочешь за это… свое дитя? – и с ехидной улыбкой прибавил. – Без сомнения у тебя будут и другие, а первому, как легкокрылому птенцу, пора в небо, настало время познать мир.

– Ишь загнул! – восхитился подошедший орк, но никто из стоящих в центре зала не удостоил его и взглядом.

Зато поднялся со своего места правитель гномов Ваэрт, заволновался и рубанул рукой по воздуху, неопровержимо заявив:

– Меч, сделанный рукой Рема Карделла, останется дома! Негоже чтобы дитя покинуло родной край!

– Так заржавеет ведь! – хмыкнул орк, не отводя взора от заманчиво поблескивающего клинка.

– Доблестный воин прав! – кивнул Рронвин. – Меч не должен лежать на месте – его дело сопровождать владельца в походах!

– И владельцем должен стать лучший! – горделиво тряхнув светлыми кудрями, заявил Сульфириус.

– Лучший из лучших! – ехидно уточнил Даррис, и после поднялся шум-гам, потому что все старались перекричать друг друга. Ор стоял такой, что Рему казалось, будто он вот-вот оглохнет, не то, чтобы гномы страшились громких криков, Баламут даже испытывал некую гордость от того, что именно его творение заставило гостей схлестнуться друг с другом в споре, но отчего-то мастеру было неловко, будто дикие вопли не нравились мечу… Или детищу гнома не нравились те, кто желал обладать им? Баламут настороженно огляделся, быстро взглянул на равнодушного Гориста, получил его утвердительный кивок, и сказал, подняв руку, требуя тишины:

– Господа…– его не услышали, так что пришлось повысить голос. – Господа!

Эльф умолк первым, за ним глас мастера услышали люди, они и рискнули (кто кроме них осмелился бы?!) одернуть распалившихся дуайгаров, драконов и прочих.

Дождавшись, когда все взоры обратятся на него, чувствуя себя нерадивым учеником перед целым отрядом грозных учителей, молодой гном приосанился – мастер он или нет? И заговорил:

– Что касаемо меча! Господа, у моего детища уже есть имя! И вот кто угадает его, тому я и сделаю поистине королевский подарок!

Перворожденные, все, как один, раздвинули губы в победной усмешке – они были уверены в своих силах, с помощью ментальной магии легко проникнуть в сознание любого существа, живущего на Омуре. Люди, орки и гоблины завозмущались, развернулись к Гористу, требуя справедливости. Бог промыслов нахмурился, и перворожденные вынужденно смирились, возражать никто не стал. Зато как они гадали! Рем поначалу заслушался! Потом его стали раздражать эти выкрики, так что он убрал меч обратно в сундук, тяжело вздохнул и собрался удалиться.

– Ты куда это собрался? – взвыли все и сразу, попытались остановить, но не смогли дотянуться. Баламута защитила магия Гориста. Фрест хмыкнул и бросил подначивающий взгляд на своих подопечных, который был ими верно истолкован.

И вот Рем снова дома, сидит, смотрит на горящее в очаге пламя, матушка суетиться у стола, хмурится батюшка, но не ругается, только качает головой.

Целых два дня не выходил Рем из дому, не отвечал на послания, не общался с друзьями. Гном усиленно думал, порой хотелось махнуть на все рукой, отказаться от затеи, бросить на половине пути. Иногда Баламут ругал сам себя: «И что за гордыня такая?! Чай не эльф, чтобы пестовать свою спесь, и не человек, чтобы пускаться в авантюры! Пошел бы тореной тропкой, сделал все, как другие молодые гномы, так теперь бы выпивал вместе с ними где-нибудь в таверне, оглаживал крепкие бока гномочек, да выручку считал! Ан, нет! Угораздило же его поддаться порыву и создать именно этот меч! Теперь вот и с правителем Ваэртом может возникнуть ссора, ведь он очень не хотел, чтобы Рем Карделл, до которого еще совсем недавно никому и дела не было, покидал Грейтштолен, чтобы погостил в богатых чертогах, решая, кому подарить безымянный клинок. А имя? Имя само придумается! Ваэрт даже подобрал подходящее – Победитель!» Только этот клинок Баламут назвал иначе, когда произносил имя, то видел перед глазами парня с серыми глазами. Светленького такого, юного, но уже сильного, пусть не телом, но духом, незыблемого, твердого, как камни Рудничных гор.

Поднялся Рем с кресла и обратился к родителям:

– Батюшка, матушка, прошу – не судите строго!

– Что еще ты задумал, Баламут? – строго вопросил Нобур, сверля сына недовольным взором.

Сникла, ссутулилась матушка, смахнула слезинку со щеки, догадываясь, что сообщит отпрыск. И он незамедлительно поведал:

– Я отправляюсь на поиски, – продолжать не стал, и без слов было ясно, что поедет гном искать хозяина для сотворенного клинка.

– Хм… – протяжно выдал Нобур, не одобряя поведения сына. – Где это видано, чтобы гном, да путешествовал! Кому надо – сами приедут, чай не военный поход, это другое дело! Здесь же… – отец грохнул кулаком по столу.

– Не шуми! – гномки знали, как осаживать разбушевавшихся мужей. – Это решение Рема! – и уже сыну. – А ты, не сворачивай с выбранной дороги, иди по ней до конца и никого не слушай!

– Не буду, – улыбнулся Баламут и, не теряя ни ирны, отправился собираться.

Уходя, услышал, как уста матери шепнули:

– Ты возвращайся, сынок…

Рем не оглянулся, но мысленно пообещал: «Я вернусь!.. Обязательно»

***

Горная тропа, которую избрал Рем, вилась между высоких скал, а они, будто молчаливые, грозные стражи, охраняли идущих по ней путешественников. Тайная стежка, известная лишь немногим, иначе укромный путь стал бы путем самой смерти, этакими вратами в мир Зеста. Всего один гном мог двигаться по ней, никем не замеченный и не узнанный. Было время, чтобы поразмыслить, прикинуть, как быть дальше, определиться, куда пойти. К людям! Вот только какое именно княжество выбрать? Начать молодой гном решил с Яльского. Понятное дело почему – вот оно – лишь спустишься с гор, как ступишь в первое королевство людей!