Сны о красном мире

– Не вы, пусть советник отведет, после того, как она приведет себя в порядок.

Спустя полчаса девушка была умыта, в чистой одежде и с целым морем наска в желудке. Немного мутило, но сон позорно сбежал.

Небольшая по меркам дворца комната вмещала письменный стол, пару стульев, шкаф со стеклянными дверцами, небольшой и даже на вид не слишком удобный диван и банкетку, сиротливо приткнувшуюся рядом. Свободным оставалось небольшое пространство между столом и диваном застеленное темно-бордовым ковром, который либо не слишком усердно чистили, либо не слишком бережно обращались.

Милия сидела на диване. Очень ровно. И старалась не смотреть на лорда.

– Очаровательно! – сказала Корали, так быстро юркнув в кабинет, что Альд еще и рта не раскрыл, а она уже устроилась на другом краю дивана, положив ноги на банкетку. – Просто ужас до чего мило!

– Давай без этих твоих балаганных штучек.

– Куда уж мне, твоя светлость. Только ленивый сейчас не говорит о том представлении, что ты устроил в приемном.

Она посмотрела на Милию.

– Дана Альдо. Не думала, что вернетесь. Мне казалось, вы сильнее прочих.

– Не я решила, – девушка произнесла это очень тихо, одними губами, но Корали расслышала и кивнула, будто понимала.

– Кора, прошу, уйди, – в голосе было столько горечи, что очередное язвительное замечание о руинах репутации, так и не было произнесено, а сама женщина молча поднялась и вышла, аккуратно закрыв дверь.

Воцарилась молчание. Милии думалось о посторонних вещах. Вот взять эти их имена. Лорда зовут даном Глисса, по названию его владения, а его сестру просто по имени – дана Корали, хотя они оба Волден. Землей мог владеть только мужчина. У советника Кодвилла не приставки «дан», получается, что он не благородный, а его жена – да. Она дана. И обе их дочери даны. Титул можно передать детям, а мужу нельзя. Но Корали назвала ее даной Альдо, по фамилии рода, а значит, Милия последняя, а последний в роду вне этой иерархии. Так они считают. Но ведь отец все еще жив…

Интересно, Вальмон попытается посмотреть книгу, что она оставила? Милия бы точно попыталась. Скопировала бы пару страниц, показала бы паре знакомых, а те своим, может кто-то попытался бы расшифровать. Или просто можно попросить отца почитать вслух. Его наверняка учили родители, языку и письму, потом он стал постигать то, что живет и существует, проникает и изменяется. Это была фраза из предисловия к книге. Милия прочла ее всю. Половины не поняла, но звучащие на леантари слова странным образом отзывались внутри нее, помогая примириться с той частью себя, которой девушка откровенно страшилась.

Стоило вспомнить, как граница между своим и тем, зазывно истончилась, приглашая. Милия замерла на пороге. Руки привычно сжались. Ногти острыми обломанными краями впились в ладони. Осторожный шаг назад, выдох. Успокоиться, обозначить себя в пространстве: кабинет, неудобный диван, Альд, чужое платье. Волнение отступало. Девушке стало стыдно и за это платье не по размеру, и за кое-как заплетенные волосы, и за эти вот обломанные ногти.

– О чем задумалась?

– Над тем, чей это наряд, – Милия приподняла край подола и тут же отпустила, из-под него выглянули ее сбитые по дорогам Леантара ботинки, и рискнула посмотреть на лорда.

Тот сидел, откинувшись на спинку стула. Его сцепленные в замок руки лежали на столе, костяшки побелели. Девушка поняла, что он тоже сжимает пальцы рук, когда нервничает, только она в кулаки, по-девчоночьи пряча большие пальцы внутрь, а он вот так переплетает вместе. Кажется, еще немного и кости прорвут светлую с розоватым оттенком кожу.

– Кажется, я видел это платье на одной из дочерей Кодвилла. И, судя по… формам, оно принадлежит младшей.

Милия рефлекторно опустила взгляд к… формам. Они определенно не дотягивали до форм хозяйки платья.

Альд… улыбался? Ему захотелось провести рукой по своему лицу, настолько непривычной была эта шальная улыбка. «Или я все еще пьян?» Девушка по-прежнему смотрела настороженно, но страх из ее глаз пропал. И платье это… Цвет ей совсем не шел. Как он перебрался из-за стола на диван? Когда успел взять ее за руки? Пальцы были холодными, а ладони теплыми. Он опустил лицо в эти ладони и замер. От Милии все еще пахло пылью и менхом. Дан Глисса резко выпрямился и, поймал ее изумленный взгляд.

– Там, в приемном. Что произошло? Я помню только, как вошел, и вот уже прижимаю к себе ту, что… – он потер переносицу и ложбинку между напряженно сведенными бровями. – Ты … Это было… унизительно. Оставить меня так.

Он встал, сделал несколько шагов к столу, сцепил пальцы за спиной, повернулся, посмотрел в упор.

– Ты сделала мне больно, Стейл. И, поверь, я шел в приемный не для того, чтобы обнимать тебя там при всех. Что? Там? Произошло? Я не дурак и не слепец. Я видел, как изменился в лице постоянно невозмутимый Мастер Слова, и как отшатнулся советник, поймав мой взгляд. И этот свет. Это было, как… – он снова потер переносицу. – Я не понимаю. Что это такое было?

– Простите, мой лорд, – девушка опустила глаза. – Я не всегда могу контролировать свои способности. Я устала, эта дорога, люди, я… Я была в Роккиате. Это страшно. А потом Шеам… ваш курьер. И вы. Столько всего…

Она даже не врала. Просто сказала не все.

Альд вернулся на диван. Сел напротив. Коснулся ее руки. Достал прятавшуюся под одеждой цепочку, расстегнул, снял висевшее на ней кольцо – ажурный ободок с яркими сверкающими на конце каждого завитка бриллиантами – и надел Милене на палец.

– Ты пришла. Мне этого достаточно.

Встал, вернулся к столу, куда-то там нажал и спустя мгновение явился слуга, поклонился.

– Проводите дану Альдо в мои покои. Скажете распорядителю, что она будет жить там, и пусть приготовят смежную спальню. Вот это, – дан Глисса быстро что-то написал на листе бумаги, – передайте дане Сите, ей все равно заняться нечем, так пусть займется моей леди.

Альд снова надавил на звонок. Еще один слуга, поклон. И еще одна записка. На этот раз без комментариев.

Милия все еще не могла сообразить, что происходит. Дан Глисса шагнул к ней, взял за руку, давая понять, чтобы она встала. Она неловко поднялась. Альд коснулся губами руки рядом с кольцом. Выпрямился.

– Ступайте. Вам нужно отдохнуть. Вечером дана Сита поможет вам подготовиться.

И Милия пошла следом за слугой, так ничего и не поняв. Но она действительно ужасно устала. И нужно поспать. А думать, это потом.

Очевидно, что распорядитель питал к Золотому залу ненормальную привязанность. Дан Глисса сидел на своем малом троне и думал, что надо ему напрямую приказать прекратить устраивать мероприятия именно здесь, есть ведь и другие просторные помещения, не такие помпезные и сверкающие. Сестра в кои-то веки явилась вовремя и была на своем месте. На главном троне лежал венок из илеи, золотистых, похожих на короны цветов. Придворные выстроились по обеим сторонам зала. Советники, Коллегия представителей государств, входящих в военный союз, и другие, наиболее значимые сейчас дворяне и сановники, – ближе к тронам, остальные – как получилось.

Дана Сита молчала, как партизан. Она, как и сказал дан Глисса, помогла собраться, только молчала, для чего. Комнату, в которой устроили Милию, готовили в спешке и в ней все еще чувствовался особый дух нежилого помещения. Но белье на постели сменили и согрели, ванна была полна. Когда после купания, на отрез отказавшись от еды, девушка забралась под одеяло, ей казалось, что никакая сила не поднимет ее с подушки, пока не пройдут сутки. Но такая сила нашлась. Похоже, дане Сите действительно нечем было заняться. Она с таким упоением командовали своим маленьким войском из служанок, что Милия не посмела возражать. Просьбы объяснить, к чему столько шума, игнорировались или перебивались фразами вроде «Не жмут ли туфли?», «Как вам этот цвет?», «А может лучше вот то зеленое?» и «Нет, нет, вот то кремовое с вышивкой!», а так же миллион «прекрасно», «чудно» и «вы прелесть до чего хороши».

Милии не дали возможности как следует рассмотреть результат работы, кроме того, что было мельком замечено в попадающихся по пути в Золотой зал зеркалах. Она знала, что на ней что-то кремовое с вышивкой, туфли не жмут, чудная прическа, в которой диадема, похожая плетением на кольцо, а сама она, да, да, прелесть, до чего хороша.

В зале было полно народу, о, простите, благородных данов и дан. Жена советника, прикрывшись веером, то и дело шептала наставления про осанку и взгляд, а ее дочки наверняка искренне радовались, что это не они сегодня под неусыпным матушкиным надзором. Во всяком случае, пока. На Милию косились и, судя по взглядам, обсуждали, не слишком заботясь, что рассуждения станут известны предмету беседы, но дана Сита жужжала шмелем и даже такой сомнительный источник информации, как слухи, был недоступен.

Обилие света и позолоты мешало как следует рассмотреть возвышение с тронами. Оба сиятельства были там и смотрелись… сиятельно. Альд был в белом камзоле, ему всегда нравились светлые цвета, Корали в темно-сером, почти стального цвета платье с… эполетом? на правом плече. Больше всего этот знак командующего напоминал генеральский эполет. Ей шло и это платье и строгая прическа. Лоб дан Глиссы украшал тонкий венец, на груди, на вычурной цепи сверкал драгоценными камнями знак наместника.

Рядом с троном лорда Милия заметила сойлийцев и Кодвилла. Возле трона даны Корали стояло несколько людей с темной кожей и золотыми волосами, заплетенными в косы. Их однотонная, похожая на форменную, одежда была украшена вышивкой разных цветов, и они открыто носили оружие. Настоящее, а не парадное, как у всех находящихся в зале благородных данов.

Альд поднял руку, и неясный гул голосов в зале стих. Лорд поднялся, и мгновенно отыскав Милию среди присутствующих, направился к ней. Встал напротив, чуть качнул головой, обозначив поклон. Девушка заученно присела в реверансе. Альд протянул руку, и Милия молча вложила в нее свою. Затем дан Глисса повел ее к тронам и, развернувшись к присутствующим громко произнес:

– Вот жена моя, ваша госпожа.

И стало тихо. Ни один вдох не нарушил этой тишины, поэтому Милии казалось, что ее бьющееся в тисках корсета сердце слышно на весь зал. Во рту было сухо, и рука в руке лорда дрожала птицей.

– Слова произнесены, – сказал дан Глисса.

Шурша платьем, со своего места встала Корали. Подошла, остановилась напротив, внимательно посмотрела на Милию и склонила голову, как перед равной. Стала рядом.

– Слова услышаны, – произнесла она, а затем и все, кто был в зале.

И тишина рухнула. По залу словно волна прошла. Придворные, соблюдая ранги, выстроились и по очереди подходили с поздравлениями к наместнику и его… жене? У Милии ком в горле встал, ей казалось, что ее вот-вот стошнит или она упадет в обморок… Лучше в обморок. Закрыть глаза и никого не видеть. Это и правда происходит? С ней?

– И телом, и сердцем, – сказал кто-то напротив. Милия моргнула и поняла, что это Камилл. Он, лукаво улыбаясь, произнес слова на старом языке Сойла. Фраза была умышленно неполной.

«И телом, и сердцем, и разумом, и сутью» – это была венчальная фраза, часть свадебного обряда Сойла, которую Камилл обронил как то в одном из их разговоров в библиотеке Белого дворца. Произнес и перевел, после того, как написал на клочке бумаги, потому что Милия, как всегда, не могла разобрать сочетание символов в Книге Судеб, а Сон, как всегда, был не против помочь.

– И телом, и разумом, – поправила Милия, надеясь, что выговорила правильно. – И только.

Сон кивнул, клюнул носом ее запястье, обозначая поцелуй и отошел.

Когда поток поздравлений иссяк, Милия уже не чувствовала ног, и спина, не успевшая как следует отойти после бешеной скачки с Шеамом, снова разнылась. К трону дан Глиссы успели приставить еще одно не менее помпезное кресло, на которое Альд усадил девушку. Склонился к волосам.

– Торжественная часть позади, моя леди. Теперь можно отдохнуть и насладится представлением.

– Что? – Девушка все еще пыталась осознать реальность происходящего.

– Мне просто любопытно, который из Комитетов, в которые так любят собираться наши прекрасные даны, захочет первым заполучить мое расположение, зазвав вас к себе. – Он снова держал ее за руку. Как будто боялся, что она снова исчезнет. – Хотите чего-нибудь?

– Я… Да. Очень хочу пить.

В ту же минуту ей вручили бокал. Одного оказалось мало. Милия поняла, что это вино только когда второй был пуст наполовину.

– Осторожнее, молодое ксантийское коварно, а я рассчитываю на пару танцев. Моя леди, надеюсь, в своих странствиях, вы не забыли очередность фигур и переходов? – Дан Глисс улыбался, как там, в кабинете, отчаянно. Его темные глаза поблескивали, отражая золотые блики убранства зала, напоминая глаза совсем другие. Сердце дрогнуло.

– Пару танцев. Непременно, мой лорд.

Отвела взгляд и в два глотка допила вино. Она готова танцевать всю ночь, чтобы потом упасть и уснуть, чтобы не… А почему, собственно «не»?

Это Солар выставил ее из мира, как бродячую собаку за дверь, бросил разбираться со всем, что в ней, одну. Если бы не Заров, она сидела бы в соседней палате с отцом под присмотром доктора Вальмона. Да еще посмел явиться так… как явился и обнимать ее чужими руками! Обида сжала сердце. Шевельнулась несмелая мысль, что новонареченная светлость, похоже, наклюкалось. Не удивительно, два бокала залпом. Да и против третьего организм, судя по ощущениям, совсем не возражал. Но тут зазвучала музыка, слуги с подносами попрятались по углам, а народ в зале живенько разбился на пары. Альд подал ей руку, и они стали к остальным.

Кому пришла дивная мысль открыть танцы откровенной и чувственной десидере, так фантастически похожей на земное танго, не движениями – ритмом и эмоциональной окраской? Тогда, во время первого появления на Тер, на уроках, организованных специально для нее, Милия внутренне радовалась трем годам в студии бальных танцев. И пусть группа была любительская, и ходила она туда еще в старших классах и по бабушкиному категоричному требованию, мол, приличная девушка должна уметь танцевать, это позволило по началу хотя бы не краснеть и не чувствовать себя полной неумехой.

Но вот тягучие, как ожидание, первые такты отзвучали, и пары замерли напротив в шаге друг от друга. Пауза и…

Это был танец-прикосновение. Пара должна была касаться друг друга все время, пока звучит музыка. Разорвать прикосновение – испортить танец. Поэтому кисть, плечо, предплечье, поворот, его дыхание на затылке, а рука скользит по талии и обжигает, словно касается голой кожи. Снова поворот, еще, и вверх на вытянутых руках, словно полет. Вниз, руки на плечах, шагнуть в сторону, касаясь партнера самыми кончиками пальцев, и снова навстречу, в объятия, прогнуться. От его ладони по голой спине озноб, и губы так близко. Объятия, два шага, поворот, и снова в стороны. Не отпускай. Пальцы дрожат. Чьи? Неважно, важно, что уже – навстречу и снова вверх, рассыпая свет с распахнутых за спиной прозрачных, как марево в разогретом воздухе, крыльев.

Последний аккорд. Тишина. Выдох.

– Ты сияешь, – прошептал Альд, и невесомо коснулся губами виска. – И все видят, а я хочу смотреть на это один.

А она кивнула. Десидере все еще звучала внутри, и пальцы, подрагивая, касались других весь долгий путь до покоев лорда. Дверь. Пауза и…

Приглушенные коэны, мягкий ковер, нежный запах цветочных гирлянд, украшающих ложе, прохладные простыни, горячие руки, шепот, стон. И снова, как в танце – навстречу. Ближе. Кожа к коже. Губы саднят от горькой нежности, и больно, что нельзя отдать больше. И так сладко. Не разрывай прикосновения…

Коэны погасли перед рассветом. Комната тонула в сумерках и казалась нереальной, как сон. Альд лежал на животе, все еще сжимая руку Милии в своей, и смотрел, почти не моргая. В его волосах запутался лепесток. Еще один на спине. Несколько лежало на подушке.

– На тебе их еще больше, – улыбнулся он, когда девушка потянулась сначала к его лопатке, а затем к волосам и предъявила, как доказательства произошедшего. – Наш распорядитель ужасно романтичная натура. Любит пышные букеты и Золотой зал. Ты ранила его в самое сердце, испортив гирлянду.

– А может это ты?

– Может и я, – улыбнулся глазами.

– Ты сияешь.

– Это твой свет. Я – просто его бледное отражение.

Сердце дрогнуло. Вряд ли Альд понимал, что она услышала в его словах.

7

Через несколько дней дан Глисса уехал вместе с Корали и кучей охраны. Сказал, на несколько дней, и Милия испытала облечение, словно чувства внутри нее, свернутые в тугой узел, распались, и тихо-мирно разошлись по своим местам. Во дворце стало тише, как будто половина народа куда-то делась. Зато Камилл остался.

Он, выслушав о непомерной заботливости даны Ситы не один монолог, сжалился и показал пару мест, куда та не совалась. Не сказать, чтобы это были места для порядочных леди, но там было сухо, относительно тепло, в некоторых, даже чисто. Как в башне Невесты. Узкая лестница винтом в четыре оборота. Круглая комната с огромным окном, двумя старыми креслами, столиком на расхлябанных ножках между ними, и дюжиной свечей в древнем потемневшем канделябре, невероятно тяжелом, в потеках воска. Коэна здесь не было. Камилл предлагал добыть, но Милии нравилось и так, хотя на ковер она согласилась – пол был холодным.

Они никогда заранее не оговаривали ни место, ни время, но Сон всегда находил ее убежище и никогда не забывал бутерброды. Он с маниакальным терпением по крупицам и оговоркам вызнал все, что произошло с момента побега из Роккиаты. Про Солара она молчала, но Камилл, похоже, понял и так, а про то, что было в Тени, он не спрашивал сам.

– Как ты это делаешь? – смеясь, выпытывала она, понимая, что в очередной раз что-то разболтала. – Секретные сойлийские штучки?

– Я Слушающий и Мастер Дорог, находить путь – мой исконный дар! – пафос немного терялся из-за набитого рта, но Сона это не смущало.

– Подожди, но ведь ты, кто-то вроде проводника, – про шпиона она промолчала, хотя на язык так и просилось. – Не понимаю.

– Женщина! Где твои глаза! Я ем!

– Ты здесь все время ешь.

– Там мне некогда, – Камилл со вздохом вернул бутерброд в корзинку на столике и, вытянув свои длинные ноги, развалился в кресле. Кресло поскрипело, приноравливаясь к его новой позе.

– Слушающий, это вроде должности. Есть другие всякие, но тебе это будет скучно. А про разделение на Мастеров… Все очень условно. Вот взять Кирима. Он Мастер Слова. Может все, что касается речи, процессов понимания, обучения. В то же время произнесенное слово, это звук, а звук что?

– Колебания, волны?

– Верно. И он тоже это может. И создавать, и влиять.

– Мастер Трансформы?

– Да ладно! Знакома с Зейтом?! – Камилл приподнялся в кресле и увидел, как Милия дернула плечами, будто между лопатками заломило. – Любые виды изменений. Все, что не касаются сути. Суть неизменна.

– А… Мастер Координатор?

Сойлиец приподнял бровь.

– О! Здесь интереснее. Это как… венок плести. Он чувствует потоки сил внутри мира и вокруг него, знает, как они будут вести себя, если совершить ряд определенных действий, может их направлять. И изменять. Например…

– Открыть врата?

– В основном. Но не только.

– Но… ведь врата, это тоже путь, а в процессе их создания потоки сил изменяются… – Милия замолчала.

– Именно, – Сон полюбовался на ее ошалевшее лицо и потянулся за бутербродом. – Только каждый видит со своей стороны. А названия отражают лишь внешнее проявление сил. Твоя, кстати, сродни моей. Только я прокладываю путь, а ты по нему идешь. И это тоже дар.

– Как ты… Когда ты?…

– Невероятно! Тебя что, не учили слепок силы снимать? Я твой снял еще в тот, прошлый, раз. Свои цвета проще всего разглядеть.

– Смотри сейчас, – девушка подалась вперед.

Камилл насторожился. Сел прямо, моргнул, словно перестраивая глаза в другой режим, и посмотрел Милии куда-то чуть выше переносицы и внутрь. Взгляд поплыл, в зрачках отразилось золото, мигнуло алым и разлилось серебром и перламутром, свернулось в точку зрачка, и тут Камилл взрогнул и дернулся, как будто лицом угодил в паутину, снова моргнул и замер. Открыл рот, что бы что-то сказать, но не сказал. Вскочил.

– Эй! В чем дело? Что не так?

– С чего взяла, что не так?

– Ты тут мечешься!

– Знаешь, все так. Как раньше, но… немного… не так.

– Сон! Объясни.

– Будешь в Сойле, пусть тебя кто из старших посмотрит.

И сбежал.

«Будешь в Сойле…», – мысленно протянула она. Память мгновенно наводнили клочья тумана, абрис горы, золотой свет, пронзающий кисейно-тонкий слой облаков в День Звезды, мрачный гулкий зал, где ее встретил Мастер Трансформы и Солар, куда без него… Зачем она вообще здесь? Как там отец? А если с ним что-то случится? А она опять вот так. Как раньше, но немного не так. Тогда она чувствовала себя гостем, сейчас – что гостем она была там, в Тени. Была в тени…

Милия шагнула к окну и посмотрела через плечо вниз – свет, проникавший в комнату, бросил ей под ноги невнятное блекло-серое пятно.

«…Осталось немного, а потом я получу тень и стану, как он», – голосом отца отозвалось воспоминание. И следом голосом Солара: «Это другое. Это – тень Силы, твоя суть». Глупое сердце трепыхнулось в ответ.

Девушка осталась у окна, прижавшись лбом к прохладному стеклу, чтобы успокоится, впрочем, она сама виновата, могла и не лезть к Сону с этими «смотринами», только напугала.

Отсюда был виден угол парка и каретный двор. Облака, набрякшие влагой, висели низко и готовы были вот-вот разродиться дождем. На город опускались сумерки, несмотря на то, что день еще не перевалил за середину. В багровой мути облаков мелькнул крылатый силуэт и пропал. Появился снова и ниже. И опять нырнул в облака. На каретном забегали. Бросились спешно выпрягать из экипажей лошадей и уводить. В видимой Милии части парка появились вооруженные люди. Редких гуляющих разогнали. И парк, и каретный двор быстро опустели, и девушка почувствовала, как вокруг растекается напряженное ожидание. Она схватила корзинку и бросилась вниз по лестнице.

Чтобы вернуться к себе, нужно было пересечь открытую террасу, на которую вела каменная арка. Милия замерла в проеме. Она спускалась так быстро, что голова закружилась, и пришлось немного постоять. По обеим сторонам в тяжелых каменных вазах росли плетущиеся мелкие цветы. Резкий сладкий запах ввинтился в нос, сработав не хуже пресловутых нюхательных солей, и девушка торопливо пересекла открытое пространство. Внезапно налетевший порыв ветра плюнул в спину дождевой моросью и практически впечатал ее в грудь появившегося в проеме стражника.

Тот отступил, пропуская ее внутрь, и поклонился.

– Дана Милия, вас искали.

Его лицо казалось знакомым.

– Капитан дворцовой охраны дан Верен, – представился он. – Его светлость велел присматривать за вами в свое отсутствие.

– Лучший мечник… – Вспомнился день, когда она нашла дан Глиссу в тренировочном зале с мечом в руках и в компании дан Верена. – Почему сейчас?

– Повода не было. Я провожу.

Они прошли по галерее и спустились на этаж ниже, где были покои лорда и ее. Остановились перед дверью.

– Что же все-таки произошло?

– Над городом видели даркон. Вроде один, но не точно.

– Я видела один. Кажется.

– Откуда? Как давно?

– Из башни Невесты, недавно. Он ушел в облака.

– Ясно. Ее закроют.

– Но…

– Центральную часть дворца в случае нападения укроет куполом. Нежилое северное крыло и примыкающую к нему башню – нет. Оставайтесь здесь. Я пришлю кого-нибудь посидеть с вами, сказал он и ушел.

Миллия бесцельно побродила по комнатам. Попыталась читать, но поймав себя на том, что перечитывает одно и то же снова и снова, не понимая смысла, отложила книгу. Она ждала, что придет дана Сита или кто-нибудь из ее «цветника», но пришел Кодвилл.

– Моя леди, – он поклонился, и девушка заметила, что у него дрожат руки, – я прошу вас пойти со мной.

Голос тоже подрагивал, хотя старик старался говорить ровно. Милия занервничала.

– Что… Зачем?

– Лорд в отъезде и даны Корали нет, есть только вы и я, но я ему не нужен, он хочет говорить с вами. Прошу, пойдемте со мной, лучше будет узнать, что ему нужно, как можно быстрее…

– Я ничего не понимаю, если это кто-то из союзников или прочих важных людей… я ведь… Я же не знаю ничего!

Но они уже шли прочь от покоев, почти бежали.

– Секретарь послал за мной, сказал, что Мастер Кирим вернулся, но когда я спустился…

Советник замолчал и остановился перед темной двустворчатой дверью. Милия огляделась. Они были недалеко от приемной, в царстве секретарей, писарей и архивариусов. Но коридор был противоестественно пуст.

– Кодвилл, а… где охрана? Почему здесь так тихо?