
Полная версия:
Некромантия. Повышение квалификации.
Вот он такой позитивный три дня на работу ходил, всем улыбался и начотдела его за этот позитив к тому самому психологу чуть не отправил, изловив в коридоре за рукав.
– То тебе, Лодвейн, темные ритуалы мерещатся, то гули не-мертвые, то лыбишься как укуренный, пора бы побеседовать.
Выходных, как первого свидания, ждал и, когда Лисия позвонила, что вот-вот будет, вдруг разнервничался до того, что клыки полезли. Что за напасть?
Напасть… напасть… напасть…
Посознание подзуживало устранить возможную угрозу. Ведь явится сейчас и пугать начнет!
Вкусссная…
Вот же… Ломанулся к холодильнику и банку редбулька выдул. Может и правда к мозгоправу сходить, что он, как запойный, Тьма сохрани, мечется?
Лисия открыла дверь задом, потому привет Лодвейн ему и сказал. В брюках приветствуемый был особенно хорош.
Курточка коротенькая, сапожки, кудрявое темно-рыжее вокруг головы мечется, прелессссть.
– Что зубья вывесил? Держи вот, – и вручила ему два объемных пакета, а сама принялась из куртки вытряхиваться. – А чего дубарь такой у тебя?
Дан плечами пожал. Сгрузил пакеты на столик в зале.
– А там что? – спросил он погромче, Лис уже на кухне гремела и, наверное, подкрутила обогрев, потому что Лодвейну стало слегка жарковато.
– Ну что ты, как не родной, – Лисия появилась из кухни, оттолкнула его от столика и принялась с комментариями сортировать принесенное.
– Так, я тут принесла журнальчики всякие, – Дану стало еще жарче, – вот, это тебе, для вживания в образ, – ему сунули шуршашку с какими-то черными шмотками, – это мне, – еще одну шуршашку Лисия отложила в сторонку и отчего-то заволновалась. – Фильмы еще. Во! «Ужас на крыльях ночи». Не смотрел? Ну ты… А ну, точно, извини. Не смотрел, так еще лучше. Убойная лента про мага-метаморфа полудемона Батмейна. Я три части взяла. Еще сетесериал «Драгул, великий и ужасный»… Ну что ты замер как колом пришпиленный! Иди, приводи себя в рабочее состояние для сеанса терапии.
Еще и в спину попинала по направлению к спальне. Дан смутился, но старался вида не подавать.
– Не нервничай, я аккуратно, – добила Лис и потащила оставшееся позвякивающее вместе с пакетом на кухню.
Становилось все интереснее.
В свертке оказался костюм того самого мага-метаморфа. Бесстыжее трико, магпластовый панцирь, маска на пол-лица с дырами для глаз и ушами на макухе, и сбруя с… брррр… летучемышиными крылами. Если сначала Дан ржал, как припадочный, прыгая вокруг кровати и пытаясь натянуть трико и все остальное, то крылья вызывали содрогания, но он все-таки их нацепил. Гордый своей первой победой, вырулил из спальни и собирался вальяжно привалиться к косяку и зубом цыкнуть на шебуршащуюся вокруг столика Лис, но тут дурное крыло растопырилось, зацепилось за приоткрытую дверь и Дан вломился в косяк тем самым зубом, которым цыкнуть собирался. Да так и замер. Подумал, если сейчас шевельнется, у него зубы посыплются, как у активиста на демонстрации, и слова всякие посыплются тоже. А тут дама в гостях, жена эльфья, привыкла к обходительному обращению и возвышенному всякому. Эфарель, небось, не выражается или выражается, но как-нибудь поэтично и возвышенно, а у Лодвейна сейчас из возвышенного только торчащее дыбом крыло, нервы и… о… очень много нервов.
– Данчик?.. – позвала Лисия, пару раз всхрюкнув, но не больше, наверное, посчитала, что над болезными смеяться не в дугу. – Ты там живой?
– Не уверен…
На столе зазывно и художественно разложено было по мисочкам и налито по бокальчикам и он слегка воспрял. Отлип от косяка, целомудренно запахнулся в крыло. В этом трико он чувствовал себя голым больше, чем если бы вообще в одних крыльях был. Дурная фантазия тут же представила сюжет…
– …отличный сюжет с эффектом присутствия! – щебетала Лис, запихивая информкристалл в разъем под проекционным шаром. – Мышей этих там конечно толпы, но мы же здесь как раз для этого?
– А? – моргнул Дан.
– Ты вообще как, готов? – Лисия повозилась на диванчике, перегнулась через спинку и потянувшись, задернула плотные ночные шторы, погружая комнату во тьму… Ну, почти, все же день на улице. Таинственно замерцал шар над столом, Дану в руки сунули порцию для снятия стресса. Самое время. Что-то он психует больше, чем в комнате с мышами. Клыки мерзко шкрябнули по стеклу бокала. И когда из шара повалили во все стороны летучие морды, все из бокала, что не вошло в Дана, вошло под магпластовый панцирь, растекаясь по обтягивающей футболке, стремясь к трико.
– Дан? А ты чего не ешь?
Лодвейн обернулся, Лис орнула и двинула его по носу диванной подушкой.
– Эй? За что?
– Я пришла, чтоб твой страх лечить, а не что б ты мне новых насовал. Глазья потуши! Жуть какая!
Вокруг проектора продолжали метаться мыши, тлела луна, скучал на крыше башни невостребованный герой с крылами…
– Слушай, тебе не интересно? Что ты ерзаешь?
– Я вино пролил и мне мокро. И не страшно никак, неудобно только. Штаны эти дурацкие натирают.
– Так снимай, – простодушно предложила Лисия.
Дан воспрял и принялся выбираться из бездной сбруи, а Лисия решила сменить тактику. Схватила оставшийся невостребованным пакет и ускакала в ванную.
– Попробуем по-другому, – попискивала она оттуда, пока Лодвейн сражался с трико. Выбраться из него оказалось не легче, чем влезть. Он опять попрыгал на одной ноге, сбил пальцы о ножку дивана, чуть не развернул столик.
– Я думала, обойдется без этого, думала, это совсем уж на крайний случай, – сказала она и вышла.
Дан отвесил челюсть. К моменту фееричного появления, на нем из набора Батмейна остались только крылья и трусы, а напротив стояла шикарная, невероятно аппетитная и обалденно развратная… мышь. С такими прекрасными… глазами. И тоже очень удивленная. А еще Дан почуял, что давление неудержимо поднимается. Из проекционного шара звучала тревожная музыка, посвечивало красным, блики сочно ложились на весь этот ужасно привлекательный минималистичный наряд.
– Вкусссная… Напасть… напасть… – взвыла натура.
– Лис… С этого нужно было и начинать, – севшим голосом выдал Дантер и набросился на свой страх с непреодолимым желанием его… ее… победить.
Стол он все-таки опрокинул. Потом опрокинул свой страх на диван и победил. Потом победил еще раз. И еще.
Кажется, теперь при виде летучих мышей реакция будет далека от изначальной.
4. Реабилитация
Разводились тихо, по-семейному. Церемонно расписались в документах в магистрате, получили статус свободных личностей, посмотрели друг на друга и решили это дело отметить. Пятнадцать лет все-таки. И если для Альвине это было ерундой, то для Лисии вполне себе этап жизни. Он так-то тоже не бог весть какой муж, если разобраться, пусть ему по рангу не положено люстры вешать.
Мысли о люстрах плавно перетекли в мысли о ракурсах и плоскостях, а поскольку они уже были в доме, где этих плоскостей каких только нет: и вертикальные, и горизонтальные, и в форме предметов интерьера…
Горизонтальные оказались удобнее.
Уже не супружеская и куда более привлекательная спальня тонула в полумраке. Альвине забавлялся с локоном, пропуская между пальцев гладкий темно-рыжий завиток и чувствовал себя прекраснее некуда. И как всегда в момент идеальной расслабленности и благодушия в сознание закралась внезапная мысль.
– А какой срок? – спросил уже не супруг, продолжая наблюдать, как проникающий сквозь щелку в занавесках свет играет на изгибах рыжей пряди у него в руке.
– Две недели, – муркнула Лисия.
– Ровно? – уточнил он.
– Ну кто на таком сроке ровно скажет? Плюс минус пара дней.
Альвине задумался. Две недели… Примерно в это время он неожиданно приезжал в Нодлут как раз на плюс-минус. Эфарель покосился на раскрасневшуюся и необычайно очаровательную в этом румянце уже не жену, подумал еще и промолчал. Вот когда будет доподлинно понятно, тогда и уточнит. В любом случае, через должное время станет ясно, кто это сделал, ведь всему миру известно, что дети у старших рас появляются исключительно по любви.
ФЛЕЙТА
Ворнан и Малена
1
Дверь распахнулась и зал наполнился запахами сирени, теплого камня и канализации. Ворнан перешагнул порог, расстегиваясь на ходу. Дверь закрылась. Сирень и теплый камень остались снаружи, а прочее запахло интенсивнее.
– Вы точно в Управлении магического надзора работаете, а не в службе благоустройства? – скривилась я, обходя супруга с подветренной стороны.
– Какой теплый прием…
– Про Холина по-прежнему ничего не слышно?
Да, да у меня странное ассоциативное мышление и я немного волнуюсь за некроманта, который пропал пару недель назад. У них в Холин-мар было какое-то семейное сборище, которых Север терпеть не мог. Насладившись общением с родственниками, он сказал, что ему нужно успокоится и побыть в тихом месте и отправился в сторону кладбища, на котором за счет магистрата хоронили всяких неопознанных личностей.
– А почему вас это так интересует, – приподнял бровь Ворнан, цедя слова сквозь зубы.
– Серьезно? Вы меня еще к Лайэнцу поревнуйте.
– А есть основания?
Я машинально спрятала то, что держала в руках, за спину и только потом сообразила, что не сделай я этого, ведьмак вряд ли бы навскидку отличил один магфон от другого.
– Очередная игрушка в подарок?
– Вы ужасный ретроград, Ворнан.
– Странное слово.
– Я знаю много странных слов.
– Теперь понятно, откуда Феррато берет эти дикие названия для своих изобретений. В последнее время вы общаетесь с ним чаще, чем со мной, – продолжал брюзжать он, приближаясь.
– Вы все время заняты и вас почти не бывает дома. – Я отступила. – Именно для этого и нужна эта, как вы сказали, игрушка, но вы упрямо не берете магфон с собой.
– Он меня раздражает.
– Вас все раздражает.
– Но сейчас больше всего то, что вы стоите так далеко.
– От вас пахнет.
– Согласен, но это поправимо, – ведьмак, брезгливо кривясь, стащил с себя пиджак и, неся его на вытянутой руке, прошествовал наверх. Я увязалась следом, но пока поднялась, он уже спрятался в ванной. Подумала и постучала в дверь ручкой трости.
– Здесь и одному тесно, – нервно отозвались оттуда сквозь шум воды.
Чудно! Теперь буду знать, что отвечать, когда он станет ломиться ко мне, уверяя, что мы вдвоем прекрасно поместимся.
Вот уже который день Ворнан возвращался изгвазданный по уши и в дурном настроении. Лезть с вопросами было себе дороже. Захочет – расскажет. Поэтому я разогрела ужин и спустилась вниз, в лавку, где до его прихода копошилась в ящике с зельями, которые принесла взамен проданных живущая по соседству ведьма Аманда Зу-Леф. Разобрать бисерный витиеватый почерк на этикетках было тем еще развлечением.
– Я так ужасен, что вы сбежали от меня к цифрам, которых терпеть не можете? – едва размыкая губы произнес Ворнан, усаживаясь напротив меня.
– Чуть ужаснее, чем вчера и еще чуть-чуть ужаснее, чем позавчера. Завтра, полагаю, будет еще ужаснее, чем сегодня, так что я знаю, к чему готовиться, – спокойно ответила я, поднимая глаза от списка. – А потом у вас должен быть выходной и градус ужаса ощутимо понизится. Могу изобразить испуг. Хотите?
– Поздно, – сказал Ворнан, и поймал мои пальцы своими, встал, не отпуская моей руки, обошел стол, притянул к себе и укутал невидимыми крыльями. – Не кусайтесь. Я весь день мечтал вас обнять. Бросьте ваши флакончики и идемте. Они от вас никуда не денутся.
– А вы?
– Завтра рано утром туда же, где был сегодня, поэтому бросьте.
Невозможно спорить, когда тебя жадно целуют и несут наверх. А когда помогают избавится от платья уже и не хочется.
– Когда появится дитя у нас будет меньше времени друг для друга, – проговорил Ворнан, опуская меня на подушки и замер в сантиметре от губ, мгновенно уловив перемену.
– Если, – сказала я повернувшись, отгораживаясь от него спиной, и подтянула коленки к животу. – Если…
Прошло больше двух лет с той встречи в кафе, когда Альвине, это светлое чудо, заявил, что теперь все должно получится, но время шло, а я все так же продолжала с завистью смотреть не резвящуюся в парке мелкоту. Я никогда не верила в чудеса. А тут вот… И от этого было стократ горше.
Ворнан придвинулся и обнял, стараясь утешить.
– Вы напрасно продолжаете себя изводить, это никак не поможет. Глупо настолько верить словам ребенка, что он может знать? Вас годами поили зельями и…
Он не сказал дальше, но подумал. Я это знала, а он знал, что я знаю, и мне впервые стало холодно в кольце его рук. Поэтому я поднялась, натянула сорочку и халат.
– Малена… Мне не важно, будут у нас дети или нет, главное, чтобы…
– Не смейте… – горло перехватило и мне пришлось сделать паузу, чтобы вдохнуть, – не смейте мне врать, Ворнан.
Дом был слишком мал, чтобы сбежать от него, а от себя я бегать даже не пыталась, это все равно что с мельницами воевать – прилетит обратно. Но я спряталась в комнате наверху. В мансарде. Дернула лестницу вниз, поднялась и улеглась комком на постель, на которой когда-то давно раненый собственным отцом феникс осмелился довериться кому-то кроме себя. Сегодня он мне соврал, пусть в неловкой попытке утешить, но это все равно была ложь. Мой огонь, мой Нарэ, обжег меня, а мне стало холодно.
Ворнан был прав насчет зелий и прочего. Странно было бы, не останься последствий от близкого общения с четверкой вечно-не-мертвых, приходивших взять мой свет и мою тьму. Я столько лет училась не помнить об этом.
Я слышала, что он вышел следом, поднялся на несколько ступеней вверх и остался сидеть на лестнице, словно охранял мое убежище от самого себя. У меня внутри тлело горьким. Не только моим. И виной.
Послышались шаги. Потом в кухне распахнулось окно и стало совсем тихо. Он унес часть горечи и вины с собой. Моя осталась мне.
Говорил же, что уйдет рано утром…
Я спустилась, прошла на кухню и уперлась руками в подоконник. По полоске отлива, сползало к краю черное перо. Оно казалось теплым. Теплее, чем глядящая в окно ночная мгла, разбавленная несмело светлеющим горизонтом, тонким серпиком луны и далекими искрами звезд, и поэтому я забрала его. В мире слишком мало тепла, чтобы разбрасываться перьями.
2
Я бы покривила душой, если бы сказала, что не ждала его. Ждала. Сначала обычно, словно ничего не было, и он этим утром, ворча и роняя вещи в тесной ванной, собирался в Управление, потом, так же ворча, выпивал кофе, успевавший к этому моменту остыть до приятной температуры, обнимал меня одной рукой на бегу или целовал в висок или просто касался ладони горячими пальцами и кривовато улыбался. Он так и не научился улыбаться как следует. Разве что глазами, но мне кажется, это видела только я. А потом он будто бы просто ушел на работу, только обнять забыл. Наверное, опаздывал. Я даже почти в это поверила.
Не торопясь разобрала брошенные вчера зелья, навела порядок на одном из стеллажей в лавке, полюбовалась своими сокровищами в чайной комнате, потом пришли один за одним несколько покупателей, и я отвлеклась.
Вспомнила, что нужно в магазин, оделась и вышла. Встретила Аманду, и мы сходили с ней в кафе на поздний обед.
Веда привычно ворчала о ценах и о том, что почерпнула из слухов, газет и личного опыта. Больных мором становится все больше, и сделать с этим ничего нельзя, только запирать внутри поселения неважно каких размеров, а потом упокаивать. И пусть до Нодлута еще не докатилось, но в приграничных провинциях – сущий кошмар. В городе не осталось ни одного мало-мальски грамотного некроманта, все там или попрятались по соседям, потому что темный дар – это смертный приговор. Инквизиция временно расширила список ритуалов на добровольно отданной крови, не только своей. И вообще много послаблений для темных. При УМН из вампиров и оборотней создали специальные отряды, чтобы ловить мелкую нежить. Полукровок туда тоже берут. Так и зовутся – ловцы. Раньше такое только в регулярных частях было, а теперь и в городе. И вообще, возможно, грядет всеобщая мобилизация, если будет кого мобилизовать.
Всякая шушера распоясалась, вроде бродячих торговцев и попрошаек. От крыс и мелких вредителей просто житья нет в простых домах. Обычная охранка не спасает, пришлось нанимать студента-темного и стоять над ним, пока он отвращающий контур вокруг дома чертил, неуч. Но не огрызался, когда почтенная веда просила поправить, и запитал сильно. Хороший некромант выйдет, из Нери вроде. Дожились, сопливым мальчишкам с третьего курса теперь лицензию выдают.
Веда говорила и говорила, и ее слова хорошо ложились на болтающуюся у меня в голове мелодию. Не знаю, где я ее могла слышать, а теперь не избавиться никак.
Я, чтобы Аманда не думала, что я не участвую в беседе, скромно пожаловалась, на Ворнана, которого почти никогда нет дома, а возвращается дерганый и будто лично по склепам и стокам лазал, хотя его работа других туда отправлять. Но в свете происходящего, не было ничего удивительного в том, что руководящему звену пришлось вспомнить начало карьеры.
Расстались мы вполне довольные друг дружкой: Аманда выговорилась, а у меня день почти закончился. Сумерки еще только подступали, в теплом воздухе пахло камнем и сиренью, и все было полупрозрачным и немного нереальным. Странного оттенка заходящее солнце подкрасило макушки крыш, дома казались облитыми розоватой глазурью. Статуя в фонтане – какие-то абстрактные девы с кувшинами в изящных позах – тоже были в этой глазури. На их бедрах и плечах смотрелось интереснее, чем на крышах. А вода в фонтане подпевала мелодии у меня в голове.
– Тихо, тихо меж теней
вслед за флейтою моей, – шелестели струйки.
Я шагнула к дому и замерла, он был словно неживой, темный.
Это от того, что там никого нет? Или от того, что там нет Ворнана? Но он ведь просто ушел на работу. Или просто… ушел.
Я моргнула, зажмурилась, и постояла, успокаивая разошедшееся сердце, а когда открыла глаза, все было серым. Свет, призрачный и блеклый, шел сразу отовсюду. Тень от фонтанных дев, вытягиваясь, ползла по камням, приобретая гротескные очертания ярмарочного фигляра с дудочкой. И… будто все звуки исчезли, только фонтан журчит-напевает.
– Мягкой лапкой по камням
ты беги скорее к нам.
И закатом пуховым,
синим сумраком ночным.
Тихо, тихо, мягко тьма
Убаюкает тебя.
Над крыльцом лавки с покосившимся навесом беззвучно покачивалась вывеска. Сквозь провалились ступеньки, ведущие к двери, пророс бурьян, в левой витрине не было стекол, и оттуда торчали колючие плети дикой розы.
Я хотела кричать, но здесь у меня нет голоса.
Из стиснутого в панике пакета посыпалось. Яблоки, неестественно красные, поскакали по присыпанной пылью мостовой. Одно ткнулось в бортик разговорчивого фонтана. Оттуда, из-за бортика, высунулась тонкая рука и цапнула фрукт за бочок, послышалось сопение, потом поверх мокрого округлого края легли пальчики, показалась русая выгоревшая макушка, сероватая, как всё здесь. Сквозь пряди смотрели невозможно красивые глаза-звезды в пол-лица.
– Не ходи, – прошелестел голос, вплетаясь в шепот-звон воды, – или станешь, как я.
Нос кнопка сморщился, странный ребенок, не понять, девочка или мальчик, привстал, удивленно повертел яблоко в руке, будто не знал, что с ним делать. Лизнул, открыл ротик с мелкими-мелкими зубами, надкусил кожицу, скривился и пожаловался:
– Холодно… Мне холодно… Где?
Я хотела кричать, но здесь у меня…
На плечо легла рука, я вздрогнула всем телом и обернулась.
– Где, спрашиваю, пятнадцатый дом, дамочка, – пробасил чуть зеленоватый явный полуорк с огромным баулом. – Уже минут двадцать тыкаюсь. Спишь, что ли? Добро растеряла.
– Между тринадцатым и семнадцатым пройдите во дворик, он там, – проговорила я, ошарашенно глядя по сторонам. Улица как улица, сирень пахнет, люди-нелюди ходят.
– На, держи, – мужчина сунул мне в руки одно из оброненных яблок. На красном глянцевом боку явственно проступал отпечаток мелких острых зубок.
– Э-э-э, – протянул полуорк, – вот гнусь! – Отобрал яблоко и метко швырнул в урну у моей калитки. – Никак тварь какая-то завелась. Вы бы в службу отлова стукнули. И это… спасибо.
На крыльцо я поднялась с опаской, сначала трогала ступеньки ногой, потом тростью и только потом ступала. Привидится же… Или я в тень провалилась? А я так могу? Это же для темных, а я – не пойми что и звезда во лбу.
Первый час по возвращении был еще так себе, а потом все пошло наперекосяк. Наша первая серьезная размолвка с хлопаньем (я – окном, Ворнан – крыльями) показала, что нет у меня на самом деле никакой гордости и прочей всякой выдержки. Я исходила все комнаты в доме, звонила ему на магфон, прекрасно зная, что он, как всегда, оставил его, и мерзкий вибрирующий звук гулял по второму этажу, а я все набирала и набирала. И правда – раздражает. Но Ворнану не приходило в голову, что можно сменить его на другой. В конце концов я отчаялась и просто села в спальне на кровати, там где я… где он… Где мы обидели друг друга, отказав в праве на ошибку. Так и сидела, пока не пришла ночь. И когда пришла – сидела тоже.
Хлопнуло окно в кухне, и мне казалось, что я сплю, но были горячие руки, расцепившие мои ледяные пальцы, сжатые так сильно, что я почти не могла ими пошевелить, и он сам, стоящий на коленях передо мной, упал в них лицом. Я слышала кожей щекотные ресницы, колючую щетину и нитку шрама, губы сухие, шепчущие, как молитву:
– Прости… Прости, свет мой.
– Нар, я… и ты меня прости.
Глаза-свечи, волосы-перья, руки, что обнимают меня всю. Разве есть что-то важнее этого?
– Не оставляй меня больше.
– Никогда, я слишком долго тебя ждал.
Но едва я, измотанная переживаниями, замерла, прижавшись к нему всем телом, и смежила саднящие веки, как оказалась на улице, босая, в одной ночной рубашке. Я не успела ничего толком сообразить, как Ворнан, бледный и тоже босой подхватил меня на руки и унес в дом.
– Тихо, тихо не шуми,
дверь неслышно отвори
и смелей, смелей, дружок
теплой ножкой за порог, – пела вода в фонтане.
Только когда захлопнувшаяся дверь отсекла звуки, я поняла, что пела – я. И в ужасе прижала ладони ко рту. Теперь я знала два своих самых страшных страха: потерять его и потерять себя.
– Ворнан, что происходит?
– Ты ходила во сне. Снова.
3
– Ворнан, я схожу с ума? – спросила я, прижимаясь лбом к его груди. У меня затекло плечо, но пошевелиться было выше моих сил и не хотелось разрывать кольцо сомкнувшихся на спине горячих рук.
– Не думаю, такую устойчивую психику, как у вас, еще поискать. Вы скорее меня с ума сведете, – ведьмак устроился щекой у меня на макушке и иногда принюхивался.
Вряд ли от меня пахло как-то подозрительно, ванну мы принимали вместе. Он меня туда усадил, потому что меня трясло, а когда вышел на пару минут, я устроила безобразную истерику. Не кричала, нет, но вернувшись, Ворнан тут же, прямо как был, в пижаме, забрался ко мне в воду, обнял и гладил по голове. Еще бормотал что-то на тарабарском языке. Потом потянулся и вылил в воду принесенный с собой пузырек. Остро запахло полынью и мятой, и меня, наконец, отпустило. А он – не отпустил. И я в очередной раз убедилась, что даже в моей маленькой ванной можно прекрасно поместиться вдвоем.
– Вы голодны?
– Нет, к чему вопрос?
– Вы ко мне принюхиваетесь.
– У вас странный запах.
– Это ваше зелье, которое вы в воду налили, виновато.
– Не только. Вы в последнее время пахнете иначе.
Он говорил, и от его дыхания мелкие волосы у виска щекотали кожу. Можно было потянуться и убрать прядку, но опять же, не было никаких сил шевелиться.
В последнее время… В последнее время я стала нервной и сентиментальной. Могла расплакаться от вида играющих котят или замереть, наблюдая, как мерцает солнечный свет, сквозь листву. Запахи и звуки сделались ярче. А еще я, оказывается во сне хожу. Опять. Раньше мне случалось побегать ночами, а наутро забыть о случившемся, но в том были виноваты отвары кухарки-орчанки и воля четверки не-мертвых. Что теперь? Ворнан такой нервный из-за работы или от того, что ему приходится караулить меня ночью? Недостаток сна еще никого добрее не сделал.
– Вы испортили обоняние на работе, лазая по разным ямам и норам, вот и кажется, – логично рассудила я и все-таки пошевелилась. Пробралась под его рубашку и обняла. Под рукой оказались бороздки шрамов, и я принялась машинально возить по ним пальцами.
– Вы снова уйдете утром?
– Да, ненадолго, – вздохнув, отозвался он. – Спите.
Моя рука замерла.
– А вы?
– А я теперь не могу, – ответил Ворнан чуть опускаясь, чтобы наши глаза оказались напротив, – вы слишком тесно прижимаетесь.