Некромантия. Повышение квалификации.

– Мар, что ты творишь? – не слишком настойчиво уворачиваясь от поцелуев, шептала в ответ я. – Надо быстрее Лайма найти.

– Да вон он под елкой, за коробками, нашел конфеты, налопался, перепачкался, как вурдалак, и спит. Мика…

– Мар, ты маньяк.

– А зачем ты меня весь вечер коварно соблазняешь? – урчал Холин, подбираясь вплотную и руки распустил. – Дразнишься, пальцы облизываешь, намекаешь на всякое, в позы любопытные встаешь, в укромное место меня заманила и дышишь провокационно, – продолжал свою неприличную деятельность супруг, покрывая мои губы и лицо быстрыми горячими поцелуями и ненавязчиво укладывая меня на спину. Дышалось мне и правда тяжеловато и не только от коварных действий Марека.

– Холин, ты псих и извращенец, мы под столом в чужом доме, о чем ты думаешь…

– А ты? – поблестел глазами некромант и явно собирался припасть к в перспективе кормящей, а потому значительно увеличившейся груди.

– Забирай… ох… нашего вурдалака, и поехали… домой. Быстренько… Очень-очень… Мммм… Мар… – простонала я, и его губы были тут ни при чем. – Мне… Мне как-то… Ой…

– Мика? – он склонился надо мной.

– Мар, – дрогнувшим голосом просипела я, чувствуя как подо мной стало влажно и неуютно, – кажется, я окончательно испортила Эфарелю ковер и… у тебя магфон с собой?

Холин дернулся впилившись макушкой в крышку стола, ругнулся тьмой и сообщил, что вообще его с собой не брал, предложил сбегать в магмобиль и вызвать бригаду скорой целительской помощи оттуда, но я схватила его за руку и угрожающим шепотом простонала, что если он меня сейчас тут бросит…

– Понял. Я пошел эльфа будить.

– Нет! Не смей! Я ему в глаза смотреть не смогу. Давай я тут полежу, оно успокоится, и мы быстренько… Мммм, Хоооолин! – я вцепилась в его руку и некромантские пальцы подозрительно хрупнули. – Почему это сначала так хорошо, а потом так больнооо… – И зловеще прошипела: – Это ты виноват! Снимай штаны…

– Что? – опешил некромант, набитый личами склеп не испугал бы его так как то, что сейчас происходило. В прошлый раз все было как-то цивилизованнее: палата, целители, обезбол, улыбающаяся жена и никаких хрустящих пальцев и просьб избавиться от штанов…

– Да не свои! Мои! Мммм…

Так… Ладно… Когда-то давным-давно, на общих курсах по целительству, он, как всякий слуга закона, сдавал зачет по родовспоможе… Тьма… И из этих знаний ни бездны не осталось, только какие-то размытые фразы про успокоить, уложить, развести… Ну вот, уложил, развел… Успокоиться бы не помешало.

– Марррр, – зверела от боли я, – что ты там возишься, мне все самой делать?

Наконец штаны были сняты, а Холин с очумевшим лицом (из-за возвышающегося живота я видела только его глаза и свои торчащий по обеим сторонам от него голые коленки) успокаивающе поглаживал меня рукой по бедру, а второй пытался сплести диагност, но пальцы странно подрагивали будто он… боялся? Потом сбросил плетение и приложил пятерню к низу живота.

– Ммм, – простонала я в очередной раз.

– Холин? – ошеломленно раздалось сверху и одновременно с этим зажегся свет, явив новым участникам действа Холинскую спину и мои голые ноги. – А что вы здесь делаете?

– А… мы… мы тут, кажется, рожаем.

Стол куда-то делся, забегала, разыскивая магфон, встрепанная раскрасневшаяся Лисия в легкомысленном халатике, рядом со мной опустился на колени прекрасный, ласково улыбающийся эльф в одних пижамных штанах и взял меня за руку.

– Альвине, прости… – покаянно проблеяла я, – я нечаянно.

– Все хорошо, солнышко, – пропел он и меня затопило эндорфинами.

– Холин, – продолжил он совсем другим голосом, – вы знаете, что делать?

– Эм… теоретически.

– Тогда рожаем. – И мне: – Звездочка моя, теперь твоя очередь…

И…

Было как-то тихо. Очень. Я даже слышала, как сопит под елкой Рикорд, которого таранным заклятием не разбудить, если уж уснул. Стояла, прижимая к себе стопку мягких полотенец, Лисия, беспокойно распахнув глаза так широко, что они, казалось, заняли половину лица. А внутри копилась пустота и сила уходила куда-то вовне.

Слабость придавила к полу, но я поднялась. Альвине продолжал улыбаться… Не так, как раньше. Придержал меня… Держал меня своим светом. А чудовище держало на руках, на сгибе локтя костистой руки, черноволосую головку со следами обвившейся вокруг шеи пуповины и грань дышала холодом.

– Мар, – шепотом, прозвучавшим в тишине колокольным набатом, – почему она молчит? Альвине?

– Зови ее, зови, свет мой. Холин? Вы ведь уже дали ей имя? Зовите оба!

Но у нее еще не было имени, мы и Рикорда назвали только спустя сутки после его рождения. Тогда эльф отпустил мою руку, одним движением оказался рядом с Маром, сияя рядом с его тьмой чистым бледным золотом, положил на грудь и животик малышки длинную узкую ладонь и позвал сам. Безмолвно. Светом. Сутью. Я никогда не слышала, как он поет изнутри. Никто никогда не слышал. Потому что никто не знал, что он это может – звать из-за грани.

Крошечный ротик приоткрылся. Вдох… Прозрачные веки в стрелках слипшихся черных ресниц дрогнули, и на нас посмотрели два темно-синих звездчатых омута.

– Здравствуй, Элена, – проговорил Альвине, – сияй снова.

– Элена, – повторила я, тоже наконец вдохнув, – мне нравится.

Дитя тьмы сморщило нос, дернуло ногами и разразилось оглушающим воплем. Все отмерли и принялись суетиться. Лисия помогла Мару завернуть ребенка в полотенце, Альвине подсунул мне под спину пуфик и подушку, чтобы я не заваливалась. Потом мне дали наконец моего ребенка, потом явилась бригада целителей и меня вместе с дочкой запихали в кресло-перевозку и почти оттранспортировали к выходу.

Я оглянулась.

– Какой бездны происходит, Эфарель? Что ты сотворил? – Холин стоял почти вплотную к Альвине серьезный и слегка страшноватый.

– То, что должно. И… это не я сотворил. Это ты и она. Поздравляю с рождением дочери, Холин.

– Мар… Лайм!

– Не переживай, пусть побудет у нас, – ответил эльф, покосившись под елку с таким видом, будто самолично туда Рикорда спать уложил, и улыбнулся тепло и счастливо. – Спасибо за чудесный подарок, свет мой.

ПыСы от автора. Я не медик и не слишком хорошо уже помню, как все на самом деле происходит, так что простите физиологические неточности, если они тут есть. Все-таки это немножко сказка.

ЗАЛЕТНЫЕ

Альвине, Лисия и фобия.

1. Заключение

– Альвине, я падшая женщина, – скорбно покаялась Лисия, сцепив руки внизу и нервно похрустывая пальцами. Эфарель дергался от мерзкого звука, но держал лицо и руки держал, а в руках держал треклятую дизайнерскую люстру, которую обещал повесить еще неделю назад, но настроения не было, а тут внезапно все совпало. Он как раз тут, а не в Эфар-мар, приехавший с ним Найниэ помчал по приятелям, никаких прочих неотложных дел нет и захотелось чего-то возвышенного. И на тебе – покаяния и хруст, будто парочка гулей у дороги уселась перекусить мимонедобеглым сусликом.

– Не низко? – уточнил эльф.

– Ниже некуда, – душераздирающе вздохнула Лисия и – хххррусть.

Альвине, не будь он мужчина и воин, хотя за меч не брался уже лет пятьдесят, дрогнул руками, хрустальные пластины подвесок на ободках издали мелодичный бздыннь, норовя выскользнуть. Эльф быстро совладал с собой и люстрой, подумал, что хоть он мужчина и воин, стоило, наверное, вызвать специалиста, и свысока посмотрел на жену. Он вообще-то имел в виду длину цепочки осветительной конструкции, но Лисия, если уж начала каяться, то ее было не остановить.

– Понимаешь, я просто хотела помочь ему справиться со страхом. Есть такой прием, я в журнале читала, страх нужно визуализировать, представить как что-то забавное или приятное, или…

– Забавно, – проговорил Альвине, узрев на ободке эксклюзивного, как было заявлено, предмета интерьера тщательно зашлифованное клеймо «сделано в Оркане»

– Да, – всхлипнула насухую Лисия, – было забавно. Я переоделась специально. В такой… костюм. Просто в магазине приличных вариантов не было, а были только интересные.

– Хм, неприятно, – сказал эльф, понимая, что разъем в розетке магсети и разъем люстры не созданы друг для друга.

– Ну почему же, – смущенно пожала плечами Лисия и зарумянилась. Альвине как раз покосился вниз, ощутив ступней край табуретки. Вид был интересный. Жена в этот момент пожала плечиками, отчего ее грудь заволновалась. И Эфарелю тоже стало слегка волнительно. Лисия могла по десять раз на дню каяться, но он еще не разу не наблюдал покаяния с этого ракурса.

– Почему же неприятно… Очень даже приятно. Было, – продолжила она и снова, как девчонка, лицом полыхнула. Ярко.

В чувствительных эльфьих глазах замельтешило пятнами – это между антагонистичными разъемами вдруг пробежала искра. Светсферы в люстре беспорядочно и кратковременно сработали и померкли. Кажется, навечно. По идеально белому потолку шестилучевой звездой в нагло некромантском стиле расходилась подпалина мерзейшего желтого цвета с черной каймой. Просящиеся для комментария слова были весьма далеки от возвышенного.

– И что теперь? – риторически вопросил Альвине, упираясь взглядом в следы своей антихозяйственной деятельности.

– И теперь ваша репутация, тьен Эфар…

Хххррусть…

Взмахнув прозрачными пластинами, люстра сверзилась с вершин стоящего на табуретке эльфийского величия (примерно метр девяносто, но он давно не вставал у стенки) и, издав печальный звон и брызнув прозрачными слезами осколков, эпично убилась о наборный паркет.

– Вдребезги, – резюмировал Альвине.

Лисия исторгла утробный стон и, поднатужившись, выдавила стыдливую слезу. Такую жалкую, что Эфарелю захотелось их обеих приобнять. Он всегда был склонен к излишнему человеколюбию и любил всякого рода представления, особенно представленные с эффектами. И едва он снизошел с табурета на пол, хрустнув подошвой по осколкам эксклюзива, ему предъявили плоский магпластовый корпус теста на беременность с положительно фиолетовым индикатором.

– Между нами с первых минут знакомства было это… напряжение, – продолжала свое покаяние Лисия, семеня следом за мужем к терминалу домашней сети.

– Да, я заметил, вы удивительно быстро спелись.

– Ты знаешь кто это?

– Среди общего круга знакомых есть только двое мужчин, перед которыми ты бы не устояла. Один вполне счастливо женат, а у второго как раз интересная фобия, – ухмыльнулся Эфарель и злорадно тыкнул пальцем в значок службы Благоустройства и Порядка в форме стилизованной летучей мыши. На мониторе мигнул слоган: «Мы сделаем это за вас!» и выскочило меню с выбором услуг.

– Ты меня ненавидишь? – всхлипнула Лисия.

– Зачем? – удивился Эфарель, оставляя заявку в разделе «Всесвет» и поворачиваясь к жене лицом. Разговаривать спиной с женщиной невежливо и недостойно, даже если она провинилась, пусть и не чувствует себя слишком уж виноватой, но старается же. – У нас ведь партнерское соглашение и весьма удачное, я бы сказал. Но мне сейчас неприятно, что ты ждала столько времени, чтобы мне признаться. Стоило сообщить раньше, что у вас все так глубоко… э… далеко зашло. Это было бы менее трагично для репутации Эфар.

– Впрочем, – спокойно добавил Альвине и сам поразился, насколько спокойно, – не думаю что кто-то особенно сильно удивится.

– А давай, будто это ты меня бросил? – благородно предложила Лисия.

– Беременную? – ужаснулся эльф. – Ну нет, лучше роль покинутого и опозоренного отца-одиночки. Все станут меня жалеть и набиваться в невесты, а я буду показательно страдать и воротить нос. Чудно! Найниэ останется со мной в любом случае.

– Он и так почти все время в Эфар-мар, – с явным облегчением вздохнула Лисия и сунула тест за бретель платья.

Альвине снова сделалось волнительно, но расставаться таким образом было бы дурным тоном.

– Он даже когда здесь, его здесь нет, – невнятно сокрушалась жена и мать наследника, снова вздохнув.

– Ему пятнадцать, – старательно отвлекал себя от скабрезных мыслей тьен Эфар. – У него полно прочих интересов, кроме как дома сидеть. Очень скоро у тебя будет множество иных забот.

– Считаешь, стоит рожать? – простодушно поинтересовалась пока еще жена.

– Эм… – опешил Альвине, – а возможно счастливый отец еще не в курсе?

2. Анамнез

– Ы-у, – таинственно провыла темнота, и Лодвейн слегка насторожился. Рука, протянутая во мрак между стенкой и стеллажом к пластине включения светсфер, почувствовала себя немного неуютно, как в детстве, когда приснился кошмар, а из-под одеяла пятка выткнулась, и ты всей этой пяткой чуешь, что вот прямо сейчас…

– Ы-ы-у-у, – снова раздалось во тьме, Дан дернул рукой влез в паутину, скривился и сотворил красноватый светляк. Впрочем там, откуда доносились странные звуки, атмосферно мерцало.

Дан пошел на свет. Едва слышные шебуршания вызывали не слишком хорошие ассоциации, связанные с давним неотвязным и глубинным страхом, но искомая документация, вдруг понадобившаяся начальнику отдела непременно в материальном виде, находилась как раз там, где мерцало, выло и шебуршалось.

Сначала Лодвейн был рад, что его обратно в надзор взяли, потом приуныл от дисциплины, потом привык и теперь даже удовольствие получал, как раньше. Тем более компашка подобралась практически прежняя, пусть и немного при других конфитюрах. Все равно часто пересекались. Ага!

Он не подкрадывался, просто темно, интересно, а он вампир, а тут она, добыча, сидит на корточках со светфонариком в зубах и в папках копошится.

– Лиссссс…

Визг ввинтился в чувствительные вампирьи уши, поставив дыбом нервы и волосы на макушке, фонарик юркнул под стеллаж, а Лодвейну прилетело папкой по чувствительному.

– Ашшш…

– Ой, – пискнула подсвеченная красным поблекшим светляком Лисия, – ничего важного не пострадало?

– Холин бы сказал с… самолюбие, но я тактично промолчу.

– И… извини. А ты сюда зачем?

– Вот за, – Дан осторожно, ненавязчиво прикрывая дорогое пострадавшее, прощемился вдоль стеллажа и достал с полки папку с нужной маркировкой, – за этим. – И полез обратно. Прикрываться папкой было удобнее. – А ты чего тут воешь, как не-живая. И чего свет не включила?

– А я… Я темноты боюсь. Я так себя отучаю. А чтоб не очень страшно – пою. Но у меня руки заняты были пришлось фонарик в рот взять, – пояснила птица-секретарь и, поправ документы коленками, приникла верхней частью туловища к полу, добывая фонарь из-под стеллажа. Фонарь в руки не давался, но эффектно подсвечивал очертания плотно обтянутых легинсами аппетитных округлостей. На эти округлости половина Управления взгляды бросала, но Лисия вела себя в рамках, репутацию дома Эфар не роняла, хотя одевалась иногда так, что даже мимобеглый дамочкоустойчивый Став на пару мгновений замирал.

Вот и Дантер замер и даже попятился, и пасть захлопнул, пряча полезшие от нервов клыки. Поднимаясь с коленок, Лисия прижала край трикотажного платья-туники, и как в песне: вот платье с плеч ползет само, а на плече горит… Мрак и тьма… На плече под красной бретелькой бюстгальтера чуть вдавливающегося в девичью кожу, скалилась, распахнув кожистые крылья, летучая мышь.

– О! – смутилась Лисия, подтягивая трикотаж на плечико, – это я в каком-то умопомрачении себе тату сделала. А ты чего бледный такой?

– Ни… ничего. Не… не завтракал просто, а тут ты вся такая фкусссная и одна, – радостно оскалился Дан.

О его тайном страхе мало кто не знал, но все забывали. Не вязалось как то это чувство с доблестным ловцом, героем и вообще. Да он и сам часто забывал, а тут вот…

Давным давно старшие братья заперли его в винном погребе. Вины за намазанный перед ужином на края братских чашек чудосклей Дан не чувствовал, вина в этом погребе уже почти век не водилось, а вот огромные бочки остались. И в этих бочках вместо благородного напитка дивно прижились летучие мыши. Погреб соседствовал через дырявую стенку с естественными пещерами, но мышам бочки казались уютнее.

После времени, проведенного в шебуршащейся и попискивающей компании Дан долго вздрагивал ночами и снарядом ломился в родительскую спальню, готовый спать хоть на коврике, но не одному в своей комнате. Отец, удрученный резко сократившимся временем для общения с супругой, отвесил старшим профилактических лещей и заставил чистить погреб от мышей, а дурные головы от дурных же мыслей. Мать тайком водила дитя по специалистам.

К более-менее сознательному возрасту Дантер хоть и не избавился от страха полностью, зато мастерски научился его скрывать. И все-таки иногда случалось.

Вряд ли бы Дан так среагировал на дурацкую картинку, если бы не предыдущая смена, проведенная в древнем могильнике в пещерах, уходящих в сторону Кронена. Лад, Ладислав Питиво, ученик мастера Става, штатный некромант Западного, в чьем ведении находилась территория, отправился проверить прохудившийся контур на кладбище и заметил у одного из склепова подозрительные шевеления. Сунулся глянуть, не по его ли профилю шевелится, наткнулся на лезущих из провала древних и одуревших от голодухи гулей, шарахнул, чем под руку подвернулось, бодрячком доскакал до ближайшего дерева и уже с верхушки дал общий сбор по участку. Контур пришлось ломать – Лад его наглухо запер, чтоб не дай Тьма добро не разбежалось. И оттуда, с верхушки, на дистанционке и нервах держал.

Гули были для Дана меньшей из бед. Вызвав еще два дежурных отряда, его команда полезла вниз. С детских лет страх не смотрел в глаза Лодвейна таким количеством выпуклых черных зенок. В одной из пещер, щелью раскрывающейся в ночное небо с наглой желтой луной, ловцы случайно потревожили приснувшее летучемышиное кодло. Тьма объяла сознание и первобытный ужас затмил разум. Перепонки, клыки, когти, уши, пасти низринулись верещащим потоком со свода пещеры, побесновались и вращающимся хлопающим мириадами крыльев смерчем втянулись в щель наружу.

– А кто орал? – спросил оборотень-бер Михаль, выпутывая из густой рыжей гривы полузадохшуюся мышь.

– Эхо в пещерах бывает странное, – чуть хрипловато и безразлично заметил Дан, вроде как пересчитывая отряд по головам, а на самом деле стараясь не смотреть на вздрагивающий в лапище Михаля мышиный комок и не думать, что там такое скребется по спине. И… и вообще хорошо, что в отряде вампиров больше нет. Оборотень, может, и слышит, как у него сердце молотит, но от чего давление подскочило не разберет.

– Что делаем, кэп? – вопросил торчащий как раз под щелью в небо здоровяк Корк, маг-природник.

– Осмотримся и баста. Эта пещера крайняя, если гнезда…

– Здесь! – радостно завопил новичок Нерте, полуэльф.

Место сна и прочей общественной жизни гулей располагалось в круглом котловане под каменным козырьком. Разило тухлятиной – гуллими отходами и серой из побулькивающего грязевым фонтанчиком горячего источника. Тут же в грязи, среди мелких костей и невнятных ошметков, возились вылупившиеся из плодовых мешков гулльи дитеныши.

– Фу, гнусь, – скривился Рурик, еще один ловец невнятных разнорасовых кровей. Вонь пробивала даже через фильтры в носу. – Чистим?

– Ставим заглушки и контур, – скомандовал Дан. Ему тут не нравилось, он верным местом чуял какую-то лажу и не в фобиях было дело. – Пусть некры смотрят, не могли твари здесь на одних мышах так расплодится. И странные они какие-то. Будто не-мертвые.

– Не-мертвые гули? – хмыкнул Михаль. – Скажешь тоже, кэп. Вон, мелочи пол-гнезда ползает. Но тебе виднее, ты у нас по темному спец. Эй, дитя случайной близости, – окликнул он Нерте, чье имя переводилось с изначальной речи как «девятый», – излови одного мелкого и валим. А то сейчас нажратые родители, кого не порешили, домой ломанутся, не разминемся. Вход-то один.

Гуленыш заверещал, прихваченный ловчей плетью. Нерте встряхнул, раскладывая, клетку-переноску и запихал туда добычу.

Вернулись без приключений, но утренний сон Лодвейна был полон шебуршащихся крыльев и царапучих коготков, скребущихся по углам и спине. Он просыпался несколько раз и снова забывался, тайно сожалея, что никого нет рядом для компании.

Весь следующий день Дан посвятил приятным вещам. Шатался по городу и заигрывал с девицами. Зашел в гости к Видю, устроившемуся работать в газетную будку и кропающему в перерывах свои нетленные шедевры, большая часть которых посвящалась Мике Холин, в которую Видь был безоглядно и по дрожащие острые уши влюблен. Пообедал в вампирском ресторане, позволив себе лишнего: коктейль «Кровавая М», с настоящей донорской кровью. Накупил вкусностей в бакалейной лавке. По пути домой наткнулся на хмурого Арен-Тана с чемоданчиком, улыбнулся ему во все клыки и пожелал доброго вечера. Инквизитор одарил пристальным взором, будто мерку для гроба снимал, поджал губы и соизволил кивнуть.

Вернувшись в квартиру, вампир с удовольствием посмотрел несколько серий сетесериала «Ночной надзор», поржав над основанными на «реальных» событиях сценами, выпил кофе, потом еще раз. Вышел на балкон воздухом подышать. Снова смотрел какую-то дурь… В общем, всеми силами оттягивал момент отхода ко сну. Можно было бы и вообще не спать. Он вполне способен нормально функционировать трое-четверо суток без сна, но завтра нужно было в Управление, поскольку конец квартала и отчет, а это пострашнее двух дежурных суточных смен кряду.

Вот так и вышло, что в УМН он явился слегка дерганый…

Добрая девочка Лисия предложила сбегать перекусить и даже сказала, что столик займет, пока он отнесет документы. Дан обернулся быстро и с превеликим удовольствием, пусть и на время, покинул стены Управления.

– Больше свобод гемоглобинозависимым! – скандировала средних размеров толпа чуть в стороне от главного входа, размахивая красными полотнищами с рисунком кардио-строки, навязчиво напоминающим вампирий оскал. – Братья по крови, объединяйтесь! Первым – первую! Долой суррогаты!

Волнения происходили из-за поправок к закону, ограничивающему доступ народных вампирьих масс к природным благам и ужесточением кар за злоупотребления натуральным.

– Брат, – дернул Дана за рукав прорвавшийся сквозь выделенную для демонстрации территорию активист из сочувствующих с накладными клыками и в черной мантии с красным подбоем, – ряды редеют, переходи в красную зону, не дай себе засохнуть!

И уронил клык.

– Не, я по борщу, – отпинался Лодвейн и юркнул в двери находящейся рядом кафешки, которую работники Центрального управления давно и прочно облюбовали для обедов, перекусов и прочих принятий пищи. Меню тут было толерантное, учитывающее разнорасовые предпочтения.

Дан оглядел зал. Из-за столика приподнялась Лис и зазывно помахала рукой.

– Я тебе томатный суп взяла и стейк с кровью. Сейчас принесут. И белковый коктейль, вот.

– Идеальная женщина! Дай расцелую, – возрадовался вампир и полез к шее с клыками. Его с хохотом отогнали салфеткой, как залетного комара, и сунули в руки большой накрытый крышечкой стакан с соломинкой.

Дан шумно втянул напиток, отчего стенки стаканчика приобрели женственные формы, и развалился на стуле, выпростав длинные ноги в проход.

– А теперь, давай, изливай, – загадочно предложила Лисия, проникновенно глядя в глаза и наваливаясь на столик богатой грудью.

Дан поперхнулся очередной порцией коктейля. Трикотажная ткань протаяла рисунком кружева, а тесемка бретели провокационно мигнула алым из выреза. Но тут очень вовремя принесли стейк, Дан жадно на него набросился, но Лисия твердо вознамерилась докопаться до правды, а потому не отставала. Лодвейн выдохнул, выхлебал суп прямо из миски и признался. Подумаешь, одним осведомленным больше, одним меньше…

– Бедняжка, и как ты работаешь с таким ужасом!?

– Ежедневно превозмогая себя, – пафосно заявил Лодвейн и приосанился, потом обмяк, сдвинул на край стола пустые тарелки и расплющил моську о скатерть. – Я устал.

– Есть идея, – воодушевилась добрая душа. – Я тут читала…

И принялась излагать. Лодвейн поначалу морщился, но потом взглянул на предложение по-другому. В гости к нему давно никто не хаживал, особенно симпатичные дамочки, путь даже и по дружбе. А тут еще и помочь хотят. Можно было бы к штатному психологу, но кто знает, что у этих лекарей на уме? Еще справку выдаст о профнепригодности и опять в клан на побегушки пьяниц отлавливать и по отелям мотаться? Попытка не пытка.

3. Лечение

Лисия позвонила и они договорились на ближайшие выходные. Она сказала, что все принесет с собой, и Дан не стал уточнять, что именно, чтоб вдруг резко не передумать или не лишать себя удовольствия поржать. Его вот прямо уже на поржать и пробивало, заранее. Возможно, нервы, а возможно, вспоминалась Холинская свадьба с переодеваниями. Они тогда отлично повеселились. И на их с Эфарелем свадьбе, и на имянаречении Найниэ, и когда Холины десять лет брака гуляли, а Мика беременная психанула и устроила огненное представление прямо в банкетном зале.