Ход королевой

– В каком смысле не совсем обычный?

– Я наблюдал его странный шахматный дебют, в котором он напал на противника одним королем.

– Напал – и выиграл?

– Представь себе!

Девочку поражает сам этот подход: самая уязвимая, самая драгоценная, самая ограниченная в ходах фигура таранит вражеские порядки и добивается победы!

– Как ты догадываешься, – продолжает Руперт, – лично я на стороне Советов. Надеюсь, Спасский без труда победит американца. Но не исключены сюрпризы.

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: Бобби Фишер

Бобби Фишер родился в 1943 г. Его семья спасалась от преследований евреев в Германии и от коммунистических репрессий в России и в конце концов нашла убежище в США.

Его мать Регина воспитывала Бобби и его сестру в Бруклине.

В 6 лет Бобби Фишер купил в магазине книгу о шахматах и сам разобрался в правилах игры. Он стал разыгрывать партии, не имея ни наставника, ни партнера по игре.

В 8 лет он записался в шахматный клуб.

С 10 лет участвовал в турнирах наравне со взрослыми.

С 12 лет систематически выигрывал шахматные партии.

«Даже за едой он не отрывает глаз от доски, продумывая новые варианты», – объясняла его мать, тоже впечатленная успехами сына.

К 14 годам он уже разгромил всех американских гроссмейстеров и добился звания чемпиона США по шахматам.

В 15 лет он стал международным гроссмейстером и решил бросить школу, чтобы посвятить сто процентов времени своей страсти к шахматам.

Фишер проводил сеансы одновременной игры с сорока шахматистами, получая по 5 долларов за каждую выигранную партию. Так он стал одним из первых профессионалов шахмат.

За пределами шахмат Бобби Фишер вел монашескую, одинокую жизнь.

В своих интервью он рассказывал, что прибегает к динамометру, чтобы добиться рекордной силы рукопожатия (105 кг): «Я пожму сопернику руку, и он поймет, что уже проиграл». Еще он пытался научиться надолго останавливать дыхание.

Он учился говорить по-русски, чтобы лучше понимать мысли советских чемпионов, с которыми, как он знал, ему придется соревноваться.

Он был упрямым, презрительным, непредсказуемым, требовал экстравагантных условий проведения матчей. Если ему отказывали, он закатывал скандал и отказывался играть.

11 июля 1972 г., когда в Рейкьявике начался чемпионат мира, Фишеру было 29 лет.

Он уже одержал двадцать побед подряд над величайшими международными гроссмейстерами. Теперь, в финале чемпионата мира, уже названного «турниром века», он состязался с русским гроссмейстером Борисом Спасским.

Соперникам предстояло сыграть 24 партии продолжительностью не более пяти часов каждая. Все соревнование должно было продлиться два месяца. Впервые в соревновании такого уровня участвовал американец. Событие освещали все телеканалы. Главы обеих стран, Леонид Брежнев и Ричард Никсон, сообщили, что будут следить за матчем.

Эдмонд Уэллс.

Энциклопедия относительного и абсолютного знания

4

Первые ряды большого зала в Рейкьявике заняты президентом и министрами Исландии, советским и американским послами, журналистами, чемпионами по шахматам разных стран.

Моника и ее мать приютились в дальнем углу справа.

Входит Борис Спасский, его встречают аплодисментами. Это низкорослый человек в костюме, с падающей на лоб челкой. Он поднимается на сцену и садится в кресло перед шахматной доской.

– Где Фишер? – спрашивает шепотом Моника.

– Сейчас придет, – отвечает Джессика.

Видно, что девочка-подросток – не единственная, кто задает этот вопрос. Претендента с нетерпением ждет вся публика, но Бобби Фишер все не появляется.

Моника может разглядеть со своего места беседующих между собой организаторов матча. У них взволнованный вид: куда подевался второй игрок?

Наконец в 17 часов арбитр показывает, что матч начнется даже в отсутствие Фишера.

Спасский делает первый ход, ферзевой пешкой в центр, через клетку, и нажимает на кнопку часов, запуская для своего противника обратный отсчет времени.

Идут секунды, Фишер все не появляется. Все знают, что по правилам при неявке в течение часа Фишеру будет автоматически засчитано поражение.

Но вот американский чемпион появляется из-за кулис. Это рослый мужчина с гибкой походкой. Он извиняется за опоздание, объясняя его дорожным затором.

Все облегченно переводят дух. Дуэль не перенесена, она состоится.

Бобби Фишер садится к доске и делает ход конем, тоже в центр доски.

Так начинается первая партия.

Монику удивляет внешность Бобби Фишера. У него длинное, острое, как нож, лицо. Ей очень хочется поймать его взгляд, но американский чемпион не обращает никакого внимания на зрителей.

Моника и Джессика сидят слишком далеко, но, к счастью, ходы игроков воспроизводятся на большом табло, чтобы зрители могли следить за партией.

5

Николь и Руперт сидят в том же зале, в левой его части.

Девочка-подросток находится под сильным впечатлением от происходящего, для нее оно сродни остросюжетному кино.

Дуэлянты даже не смотрят друг на друга.

Сделав несколько ходов, Фишер встает и жалуется арбитру на шум, издаваемый камерами. Тот пытается его успокоить и нарывается на оскорбление. Спасского происходящее немного забавляет, но он не позволяет отвлекать его от партии.

К 28-му ходу партия достигает равновесного состояния, игроки в одинаковом положении, они потеряли равное количество фигур. Назревает ничья.

Но на 29-м ходу Фишер совершает ошибку, простительную разве что для новичка, стоящую ему слона. На этом этапе он еще может свести партию к ничьей, но на 37-м и на 40-м ходах допускает еще две оплошности и на 56-м признает поражение. После этого он бесится, кричит, что во всем виноваты камеры, действовавшие ему на нервы, и требует их убрать. Его требование не удовлетворяют, и он отказывается прийти на вторую партию.

Таким образом, противнику Фишера автоматически засчитывается выигрыш. Счет становится 2:0 в пользу Спасского.

Руперт О’Коннор шепчет дочери на ухо:

– Гляди, этот американец не только неважный игрок, но и чудак. В матче сошлись человек будущего и человек прошлого. Человек будущего – само спокойствие, умеет держать себя в руках. Человек прошлого нервничает и капризничает. По всей логике Спасский должен победить и лишний раз доказать, что коллективистская модель превосходит индивидуалистическую.

Николь в восторге от того, что присутствует на этом соревновании и наблюдает за посрамлением американца. Ее отец продолжает:

– Фишеру невдомек, что ему противостоит не один человек, а целая команда. Видишь тех людей в серых костюмах в углу? Это тоже русские чемпионы. Они будут анализировать партии и прикидывать, как улучшить игру Спасского и приспособить ее к игре Фишера так, чтобы завтра она стала еще лучше. Поверь мне, у заносчивого американца нет никаких шансов на победу.

6

Из-за проблем с шумом камер Спасский согласился играть третью партию в закрытом зале, предназначенном для настольного тенниса. Американец готов играть, но только с тем условием, что не будет зрителей, а камера останется всего одна и только бесшумная.

Журналисты собрались в соседней комнате, чтобы следить за матчем по телевизору.

Моника с мамой и остальные зрители устраиваются в большом зале, там все ходы воспроизводят на доске на стене.

– Что с ним такое? – удивляется сероглазая девочка.

– Наверное, у него сверхчувствительность, преувеличенная восприимчивость. Сама знаешь, когда котелок варит слишком быстро, недолго и психануть. Ума палата – это хорошо, но когда ум зашкаливает, могут возникать помехи.

Часы запущены, начинается третья партия.

Бобби Фишер сильно рискует: он сдал противнику центр доски, пожертвовав в самом начале конем. Спасский удивлен, эта стратегия ему непонятна. Фишер делает несколько ярких ходов и одерживает в этой партии победу.

– Как я погляжу, он, наконец, разыгрался, – говорит Джессика дочери.

Эта победа сотрясает весь мир, а не только Рейкьявик: большинству шахматы навевают скуку, но внезапно очень многие, совершенно ими не интересовавшиеся и не разбиравшиеся в правилах игры, начинают внимательно следить за матчем. Их завораживает эксцентрик Фишер. По всему миру делаются ставки на результат чемпионата мира.

Партии следуют одна за другой, соперники вернулись в большой зал, но у Фишера повторяются вспышки гнева, он капризничает, изрыгает проклятия, требует освободить задние ряды зала. Идут переговоры, результат – три пустующих ряда кресел. Советские чиновники тоже не лыком шиты, по их мнению, американские секретные службы прибегают к электронным приборам, генерирующим магнитные волны, которые сбивают их чемпиона с толку. И действительно, Борис Спасский жалуется на радиацию, якобы излучаемую люстрами и даже креслами. Приходится потрошить мебель и разбирать аппаратуру, зал обыскивает исландская полиция, ищущая приборы, от которых исходят помехи.

Это сочетание паранойи и технологий секретных служб интригует и прессу, и зрителей.

Идут дни, играются партии.

Моника и ее мама и не думают уставать, наоборот, с каждым днем им становится все интереснее, они гадают, чем кончится соревнование.

Дуэлянты нервничают, их силы ни исходе. Кажется, скоро их расплющит огромная тяжесть ставок, которые делает на них весь мир.

Наступает 1 сентября 1972 года, день 21-й, последней партии матча.

Пока что счет в нем 11,5:8,5 в пользу Фишера, американец опережает русского на 3 очка.

Последняя партия начинается неудачно для Бориса Спасского; ее доигрывание переносится при преимуществе Фишера. Русский чемпион заявляет о проблемах со здоровьем и о желании отдохнуть и прийти в себя в гостинице. Весь мир замирает, одни с опаской, другие с радостным предвкушением ждут решения Спасского. Наконец, он звонит из своего номера и сообщает, что сдается.

Так 29-летний Фишер официально становится одиннадцатым чемпионом мира по шахматам. Эта победа делает его звездой всех новостных выпусков. Некоторые уже объявляют эту неудачу русских признаком заката советской империи.

Джессика Макинтайр в полном восторге.

– Видишь, Моника, победу одерживает оригинальный творческий ум, он оказывает влияние даже на мировые геополитические шахматы.

Бобби Фишер, едва добившись титула чемпиона, сбегает из отеля и несколько дней проводит на природе в одиночестве, вдали от соплеменников.

7

Николь и Руперт О’Коннор, едва успев оправиться от разочарования – поражения их фаворита, едут в маленькую исландскую школу, где пройдет более скромное соревнование – устроенный FIDE женский юношеский турнир по шахматам.

На нем не будет ни телевидения, ни журналистов, ни глав государств, только немногочисленные родители с детьми в натопленном зале.

В одном углу будут соревноваться юноши, в другом – девушки.

Николь О’Коннор изучает своих будущих соперниц. Среди них много русских и китаянок.

Наконец звучит ее имя, и она занимает указанное ей место за шахматной доской, напротив первой своей соперницы, русской сверстницы.

Партия складывается нелегко, но в конце концов Николь вырывает победу благодаря своей обычной стратегии – строя пешек.

Четырех следующих соперниц она побеждает без особого труда и попадает в полуфинал, где ее противницей будет брюнетка-американка, сразу производящая на нее сильное впечатление: у нее серо-серебристые глаза, весь облик привлекательный.

В жизни не видела таких прелестных девочек, – говорит она себе.

– Ждите сигнала к началу, – говорит судья, закопавшийся в бумажках. Перелистнув несколько страниц, он взволнованно сообщает: – Прошу меня извинить, тут путаница с регистрацией.

Возне не видно конца. Николь пользуется промедлением, чтобы оценить свое отражением в окне напротив.

Не то что я, самая обыкновенная…

Мне предстоит превратиться в молодую женщину, которая не будет привлекать мужского внимания. Красота – величайшая из несправедливостей.

Богатство, даже наследственное, требует способностей: надо суметь сохранить или преумножить состояние родителей. А красота…

Неимущая красавица будет иметь преимущество перед остальными только в силу своей внешности.

Две юные шахматистки продолжают переглядываться.

Эта девочка похожа на киноактрису. Какая у нее уверенная манера держаться! Она не просто красивая, ей присущ «класс».

Судья завершает, наконец, изучение списков и с облегчением подбрасывает монетку, чтобы определить, кому играть белыми, кто сделает первый ход.

«Орел» выпадает Николь, она делает ход через клетку своей ферзевой пешкой, занимая центр доски.

8

Она меня пугает.

Противница Моники – блондинка с сине-голубыми глазами.

Такой стоит опасаться.

Моника размышляет, как предотвратить назревающий с самого начала ферзевый гамбит, как застать противницу врасплох; та тем временем выстраивает свои пешки в линию, создавая неприступный заслон. Предотвратив всякую возможность контратаки, белые пешки накатываются неотразимой волной.

У Моники нарастает паника. Все ее попытки избежать разгрома ни чему не приводят, ни одна ее фигура не может преодолеть страшную стену.

Вокруг Моники образуют круг уже побежденные шахматистки и их родители, не спускающиеся глаз с доски.

Они потешаются надо мной.

По мере приближения поражения у Моники крепнет впечатление, что на нее надвигается публика. Она уже улавливает ее запах. Кто-то подобрался уже так близко, что сопит прямо ей в правое ухо. Она оглядывается и испепеляет нахала взглядом, заставляя его хотя бы немного отодвинуться.

Все они – мои враги. Я одна против всех.

Моника делает очередной ход и нажимает на кнопку часов. Кольцо зрителей сжимается еще плотнее.

Я уже задыхаюсь.

Ей приходится расстегнуть верхние пуговки блузки. Она закрывает глаза.

– Не могли бы вы немого расступиться? – просит зрителей ее мать, понявшая, в чем дело.

Несколько человек, ворча, соглашаются сделать шаг назад.

Голубоглазой блондинке нет никакого дела до обступившей их толпы.

Ходы Моники не могут сокрушить пешечный заслон, хуже того, белые пешки продолжают надвигаться, это похоже на цунами.

Кто эта девчонка?

Моника приглядывается к ней, но она хранит невозмутимость. Похоже даже, что она не очень сосредоточена на шахматной доске.

Моника обращает внимание на толстяка, который наверняка приходится ее противнице отцом. Он шумно жует жвачку. Когда его дочь делает ход, движение его челюстей ускоряется, его чавканье хочется сравнить с бульканьем автоматической скороварки.

Папаша ликует, видя, что дочке светит победа.

У Моники учащается дыхание, ее бросает в жар.

Я должна взломать ее заслон. Наверняка это осуществимо. Остается найти способ.

Да осенит меня дух Бобби Фишера!

Но батареи в зале жарят вовсю, зрители ее отвлекают. Думать все труднее, от духа Бобби Фишера ей мало толку, не хватало заразиться паранойей чудака-чемпиона! Любой звук действует ей на нервы.

Она встает и направляется к арбитру, чтобы попросить его расставить зрителей пошире. Он идет ей навстречу, зрители расступаются – но ненадолго. Им плохо видно издали, и они опять начинают понемногу приближаться.

– Будьте так добры! Вы же видите, что отвлекаете ее!

Подумаешь – строй пешек! Я должна найти в нем слабое место. Его не может не быть.

Бегут минуты, у нее крепнет чувство, что противница ее душит, хотя сохраняет на лице непроницаемое выражение.

Моника предпринимает атаку слонами, но результат плачевен: одного из них она теряет.

Одна из наступающих пешек добирается до заднего ряда – и превращается во второго ферзя!

Это уже катастрофа. У черного короля не остается ходов. Ситуация отчаянная.

– Шах, – говорит блондинка с сине-бирюзовыми глазами.

Она не подает виду, что довольна, изображает напряженное ожидание, как будто ее смертельный удар можно как-то парировать.

И тем же беспечным тоном добавляет:

– Шах и мат.

Моника встает, чтобы пожать ей руку. При рукопожатии ее окатывает волна противоречивых чувств. Девочки-подростки сверлят друг дружку глазами.

Внезапно Моника Макинтайр дергает победительницу на себя, та не удерживается на ногах и падает. Моника прижимает ее руки к полу коленями, впивается пальцами в ее шелковое горло и давит что есть силы.

9

Николь О’Коннор чувствует, что у нее пережата трахея. Но, даже лишенная кислорода, она не паникует, даже не злится.

Она не сводит взгляд со своей мучительницы.

Что за прекрасные серебристо-серые глаза! Настоящие зеркала!

Раз уж выпало погибнуть от рук убийцы, пусть уж это будет эстетически безупречная особа.

Николь даже выдавливает подобие улыбки, хотя в ее легкие больше не поступает кислород, в груди нарастает нестерпимое жжение.

Ну вот, всем моим партиям настал конец. Мне всего двенадцать лет, а жизнь уже подошла к концу, потому что я выиграла в шахматы у девочки, страдающей, вероятно, психическими отклонениями.

Происходящее похоже на замедленное кино. Николь больше ничего не слышит, люди вокруг беззвучно открывают и закрывают рты.

Какой-то человек тащит девочку с серебристыми глазами назад, та разжимает пальцы на горле Николь. Она видит над собой отца, он вне себя, что-то выкрикивает, но она не слышит ни звука.

Контраст между выражением лица надрывающегося отца и глубокой тишиной так велик, что она против воли улыбается.

Наверное, он спрашивает, как я себя чувствую. Так волнуется, бедняга. Наверное, он действительно меня любит.

Уголком глаза она видит напавшую на нее девчонку, которую держат сразу несколько человек, как дикого зверя, с которым в одиночку не справиться.

Она не любит проигрывать. Видать, она очень несчастна, раз так рисковала ради какой-то шахматной партии.

Над Николь склоняются какие-то люди, каждый что-то советует, другая группа крепко держит дикарку, чтобы не сбежала.

Бедняжка! Думаю, при похожих обстоятельствах я могла бы поступить, как она.

Наблюдать за неозвученной замедленной сценой очень забавно.

Все на взводе, кроме меня. Наверное, это потому, что я зависла между жизнью и смертью. Не скажу, что это неприятно, просто… непривычно.

Появляется бригада медиков, всех оттесняет и приступает к оживлению пострадавшей. Ей делают искусственное дыхание.

Она еще не начала моргать, лицо врача, одной рукой зажимающего ей нос, то удаляется, то, когда он припадает ртом к ее губам, приближается вплотную. Она чувствует его дыхание, его усики щекочут ей нос.

Потом, если я выживу, мне бы хотелось быть с мужчиной, похожим на него. Главное, предупредить его, чтобы не ел лук, прежде чем меня целовать.

Второй врач давит ей обеими ладонями на грудную клетку.

Этот не так красив, но мне нравится, когда он касается мой груди. Мне вообще нравится такой неглубокий контакт.

Сцена повторяется без конца. Ей зажимают нос, дуют в рот, сдавливают грудную клетку. Люди вокруг склоняются над ней и шевелят губами, произнося слова, которых она не слышит.

Дыханию изо рта в рот свойственен свой ритм, примерно как в песне Be Gees – Stayin’ Alive. Знают ли об этом спасатели? Они что, давят мне на грудину, мысленно напевая эту всемирно известную мелодию?

Наконец воздух врывается ей в легкие, вырывается, врывается опять, сердцебиение возобновляется. Все присутствующие дружно переводят дух.

Выходит, я не умерла.

Звуки тоже возвращаются, пока что немного искаженные. До нее доносятся восклицания: «Она дышит?», «Сделайте что-нибудь, не дайте ей умереть!», «Что за бес вселился в другую девчонку?»

От всех этих фраз нет никакого проку.

Сильные руки поднимают ее, кладут на носилки, носилки задвигают в фургон «Скорой помощи», которая увозит ее под вой сирены.

Зачем весь этот бесполезный шум?

Медсестра присоединяет к ней датчики, чтобы наблюдать за ее сердцебиением.

Глупости, это лишнее, я осталась жива.

Рядом отец, он сжимает ей руку и кипятится:

– Я обращусь к свои лучшим адвокатам, родителям этой чертовки придется дорого заплатить. Поверь, сидеть ей за решеткой!

Николь пытается ответить, но голосовые связки еще не слушаются.

Нет, мне бы этого не хотелось – думает она.

Папа ошибается. Я отомщу, но не сейчас, адвокаты ни при чем, и моя цель будет, конечно, не в том, чтобы сшибить денег.

Я найду способ гораздо, несравненно лучше.

Как только ко мне вернется дар речи, я скажу папе, что не хочу суда, не хочу, чтобы он что-либо против нее затевал. Теперь моя очередь действовать.

И произойдет это тогда, когда я захочу, и так, как я захочу.

Успокойся, папа… Эта бешеная дорого мне заплатит. Она не уйдет безнаказанной.

10

«Происшествие на чемпионате мира по шахматам в Рейкьявике. После матча Фишер – Спасский проводились соревнования на звание чемпионки мира в женской молодежной категории. В полуфинале одна из его участниц в группе не старше 12 лет схватила за горло свою соперницу, сверстницу, и попыталась задушить. Похоже, она попросту не смогла смириться со своим поражением. Жизни потерпевшей ничего не угрожает».

Женщина-психолог опускает газету. На носу у нее тонкие очки, на подбородке большая бородавка, из которой торчат три волоска. Моника Макинтайр, сидящая напротив нее вместе с матерью, не может оторвать от бородавки взгляд.

– Моя дочь не впервые применяет насилие к своим сверстникам и сверстницам, – признается Джессика.

Психолог понимающе кивает.

– Хочу услышать твою версию, Моника. Что произошло?

– Эта девчонка душила меня своей манерой игры, вот я и заставила ее пережить то же самое.

Это сказано как нечто само собой разумеющееся.

– Мне очень жаль, Моника, сама я в шахматы не играю, но… Скажи, душить кого-то в игре и по-настоящему – это не одно и то же, ты согласна?

Она хочет принудить меня к согласию с ее представлениями.

– Когда вы научитесь играть, мэм, то сами убедитесь, что шахматисты испытывают очень сильные чувства, даром что перед ними всего лишь деревянные фигурки на клетчатой доске. За игрой я теряю вес. Чем не доказательство, что происходящее в шахматной партии – естественный процесс, сродни тому, что происходит у нас внутри?

Психолог остается при своем мнении.

– На этих чемпионатах Моника не единственная, кто страдает физически, – вступается за дочь мать. – Доказано, что за день соревнования шахматист может потерять до килограмма веса, склонные сильно переживать худеют еще больше.

– И тем не менее, юная мисс, вы отдаете себе отчет в вашем поступке? Вы напали на соперницу. Если бы не вмешательство зрителей, вы бы, похоже, не остановились.

Моника вздыхает.

Смехотворно, когда о тебе судит кто-то глупее тебя самого.

Психолог поворачивается к Джессике.

– Так вы говорите, что у нее случаются приступы агрессивности даже не за шахматами?

– Она, бывает, откалывает удивительные номера.

– Граничащие с убийством?

– Ей тяжело находиться в коллективе, а тем более в толпе. А там вокруг нее была куча людей, из-за этого все и произошло…

– Это правда, Моника?

Девочка-подросток утвердительно кивает и добавляет:

– Я вообще не выношу людей.

Психолог вопросительно приподнимает бровь.

– Как это?

– Мне бывает хорошо только одной. В присутствии других у меня угнетенное состояние. Недаром говорят: «Уж лучше быть одной, чем вместе с кем попало».

– Может быть, ты уточнишь свою мысль?

Эта женщина ничего не понимает.

– Мне бывает хорошо только тогда, когда никто не лезет в мои мысли. Как вы это объясните? У меня чувство, что мои мысли – как чистая музыка. Остальное, все, что вокруг меня происходит, – это всего лишь шум, портящий мою личную музыку.

– Твою личную музыку? Если можно, давай поподробнее!

– Другие мешают мне ясно мыслить. Во время матча произошло то же самое: все эти люди дышали, шептались, глазели на меня и мешали думать со всей духовной ясностью.

– Со всей духовной ясностью, говоришь?

Ее техника психотерапии сводится к повторению хвостов моих фраз и к превращению их в вопросы. Делать нечего, придется принять ее игру, надо успокоить маму.

– Да, я говорю о той чистой музыке, которой становится моя мысль, когда на ней не паразитируют окружающие…

Психолог кивает, как будто в ее голове уже вырисовывается диагноз. Она что-то быстро записывает.

– Скажите, что вы думаете о моей дочери? – спрашивает у нее Джессика.

– Думаю, это может быть гормональная проблема. Бывает, что при воспалении щитовидки происходят эмоциональные срывы, развивается маниакально-депрессивный психоз, при котором всплески неуемного восторга чередуются с приступами неконтролируемой агрессии.