скачать книгу бесплатно
И только потом она услышала у себя за спиной сопение и скрежет зубов.
Медленно повернувшись, Катя наткнулась на худого старика с бельмом на глазу, который тянул иссохшие длинные руки к её бутылке и беспрестанно шамкал губами.
От неожиданности Катя вскрикнула.
Изо рта деда вырывалось невыносимое зловоние, как будто он давно разлагался изнутри, а кожа, обтягивающая скуластое лицо, больше походила на истончившийся прошлогодний лист.
Он выглядел таким старым, что мог прямо сейчас рассыпаться на глазах. Но злоба, с которой он испепелял её своим невидящим взглядом и уверенность, с какой пытался схватить бутылку с водой, говорили об обратном.
Он хотел её убить. И если бы мог это сделать, то сделал бы не раздумывая.
5. Одиночество
Катя медленно выпрямилась и отступила на пару шагов.
– Здравствуйте.
На миг повернув голову в сторону источника звука, старик замер. Его рот болезненно искривился, а губы перестали шевелиться. Сгорбленный, пожелтевший он еле стоял на ногах, покачиваясь в такт току крови.
За ним стояли еще двое. Жилистый мужчина в грязной кепке, разглядывающий Катю с нескрываемым презрением, и сухонькая старушонка, опиравшаяся костлявыми пальцами обеих рук на кривую палку. Прижав её к груди, она маленькими, слезящимися, спрятанными в складках печёной кожи глазками смотрела на солнце.
Катя повела головой и обнаружила боковым зрением, что эта троица – не единственная её проблема. Похоже безумного старика пришли поддержать односельчане.
Люди стягивались группками по двое, по трое и молча вставали поодаль. Их взгляд был пустым и ничего не выражающим. И только одна беременная женщина, которой красный сарафан туго обтягивал живот, раскачивалась и возбуждённо грызла ногти, поглядывая на Катю.
Здесь в самом углу фестивальной площадки, где не было ни мамы, ни приезжих мастеров, а о празднике напоминал только летающий мусор, Катя внезапно каждой клеточкой своего тела ощутила беспомощность.
«А вот нечего было бежать, сломя голову, куда не просят».
Лоб покрылся холодной испариной, а между лопаток потекла тоненькая струйка пота.
В ушах зазвенела тишина.
Пауза неприлично затянулась, и Катя решила, что пора выбираться из глупого положения.
– Я похоже заблудилась. Не подскажите, как отсюда выйти? – как можно более непринуждённо спросила она, и в этот же миг старик заехал костлявой рукой ей по спине.
Катя взвизгнула от боли и неожиданности.
А дед так ловко замолотил ручищами по воздуху, что она, не успев ничего сообразить, едва не свалилась в пыль под его натиском.
Остальные в это время просто стояли и смотрели.
– Ыыыы-ааа-ээ, ыыыыы, – исступленно мычал он, пытаясь добраться до неё. Уворачиваясь от слепых ударов, Катя разглядывала лица собравшихся, пытаясь найти того, кто смог бы ей помочь, но крикнуть или позвать на помощь ей было стыдно.
«В конце концов это просто старый дед. Он весит, наверное, меньше меня. Если ударить его ногой, он явно упадет. Но, блин… Это же старик».
В голове и ушах застучало. Катя почувствовала резкую боль и едва удержалась на ногах.
– Мироныч, уймись… – Жилистый попытался оттащить взбесившегося деда и ему почти это удалось, но тут старуха, ни разу до того не пошевелившаяся, неожиданно вскинула палку и взвизгнула: «Бей её!».
На призыв сразу же откликнулись все, кто до этого молча наблюдал за происходящим. Люди медленно двинулись к Кате. Стекаясь с разных сторон и соединяясь друг с другом, они превращались в одну тёмную массу и приближались всё ближе.
Изнутри этой массы шёл непонятный жужжащий звук и совсем скоро Катя оказалась внутри огромного дикого улья, где всё вибрировало и горячо дышало.
Её затошнило.
К голове прилил жар, а ноги одеревенели. Борясь с рвотным рефлексом, Катя крепко зажала рот ладонью, но желудок уже собрался в комок, а горло сдавил спазм.
Внезапно улей распался. Люди взялись за руки и начали обходить её кругом. То, что она с самого начала приняла за жужжание, оказалось песней, которую они тихо бормотали себе под нос. С каждым новым витком этого уродливого хоровода круг сужался и дышать внутри становилось всё тяжелее.
В последний момент она села прямо на землю и зажала голову руками, чтобы только не слышать больше этого чудовищного звука.
***
– Это что у нас тут за каравай-каравай, кого хочешь выбирай? – раздался зычный голос прямо над Катиной головой.
Толпа в миг расступилась, и она увидела над собой полицейского.
Человек с красным круглым лицом, одетый в самую настоящую форму, протягивал ей руку, предлагая встать. Не веря в происходящее, Катя долго разглядывала его, прикрываясь рукой от солнца.
– Фёдор Игнатьевич. Участковый. – Представился её спаситель, пока она, оцепеневшая, медленно поднималась с земли.
Вокруг них уже почти никого не было. Люди, совсем недавно чуть не раздавившие её, быстро разошлись по своим делам как ни в чём не бывало. Торговки вернулись в лавки, а старики, ковыляя, удалились в сторону главной сцены.
– Отряхнись, – кивнул участковый на её покрытые слоем пыли колени.
Катя понемногу начала приходить в себя. – Что это было? Что они хотели сделать со мной? – голос задрожал и она перешла на шёпот, боясь разрыдаться.
– Познакомиться, наверное, – пожал плечами полицейский. – К нам тут нечасто гости заглядывают, – усмехнулся он.
– Но…Этот дед. И они все… – Катя повела рукой в сторону торговых рядов. – Что… Что это было? – повторяла она как заведённая.
– А было здесь, девица, вот что. Тебя как по имени отчеству? – он достал из кармана смятый блокнот и карандаш.
– Горелик Екатерина Константиновна, – пробормотала, пошатываясь, Катя.
– Так вот, Екатерина Константиновна. Случилось здесь следующее, – он нахмурился и сложил блокнот трубочкой. Ритмично постукивая им по плечу Кати, участковый рапортовал: «Девятнадцатого числа июня месяца Екатерина Константиновна Горелик отправилась на фестиваль «Солнцежар» без головного убора.
Около четырнадцати часов, находясь в состоянии близком к обморочному, гражданка Горелик заблудилась в двух торговых рядах. Местные жители, видя болезненное состояние Горелик, попытались ей помочь. Но после встречи с ними, Екатерина Константиновна пришла в состояние крайнего нервного возбуждения и упала в обморок на глазах у публики. Как-то так».
Кате показалось, что она ослышалась.
Ещё раз оглядевшись по сторонам, она глупо уставилась на полицейского.
– Мораль? – участковый просиял.
– Что? – не поняла она.
– Я говорю, мораль у этой басни какая?
– Какая?
– Да ты совсем перегрелась что ли? – хохотнул он и потрогал ей лоб. – Мораль такая, что тебе на солнце без шляпы выходить нельзя. Ферштейн?
Катя всё ещё непонимающе смотрела на него снизу вверх.
– Я говорю, в обморок ты грохнулась, девица, – повысил голос участковый. – Чуть не создала нам здесь проблем. А нам проблемы не нужны. – Он что-то писал и разговаривал больше сам с собой, чем с Катей. – У нас ни фельдшера тут, ни ветеринара. Куда мы тебя такую малохольную девать будем, а? – он поднял на неё глаза и оценивающе посмотрел на все части тела. – Бледня бледнёй.
Катя скукожилась, обхватив себя руками.
Её начало знобить и зубы застучали мелкой дробью, а перед глазами поплыли мушки и тёмные пятна.
– Я знаю, что с тобой делать, – участковый огляделся по сторонам и внезапно с силой схватил её за руку. – Пойдём.
Он зашагал так быстро, что Катя, едва поспевала за ним, путаясь в собственных ногах и падая.
Ладонь участкового была неприятной. Слишком большой, потной и мясистой. Катя попыталась выскользнуть, но он только крепче сжал ей кисть.
– Можно я сама пойду?
– Нет. Мне надо убедиться, что ты ушла с площадки и у меня на одну проблему стало меньше. Тем более, что мы уже пришли.
Остановившись почти на самом краю высокого лысого холма, участковый кивнул вниз, на блестящую ленту реки: «Тебе туда».
– Сейчас находишь тенёк, заходишь в воду по самую шею и сидишь там, пока не полегчает. Главное, воды не нахлебайся. Усекла?
Катя молча посмотрела на таёжную каменистую речку и обрыв над ней, прикидывая сколько всего можно отбить, спускаясь к берегу, и заозиралась по сторонам в поисках другого варианта. Но ни тропинок, ни людей, идущих по ним, она не увидела.
Пустырь, на котором они с участковым стояли, похоже был не самым популярным местом отдыха.
– Ну, теперь можно, – участковый наклонился прямо к её лицу, обдав терпкой смесью лука и пота.
– Что именно?
– Как что? Благодарить меня. – Он обнажил в улыбке ряд крупных жёлтых зубов, один из которых был золотым и поблескивал на солнце.
– В смысле?
– Барышня, ну ты прям как в первом классе. Я тебя спас? Спас. Благодарность мне за это полагается? Полагается. – Он, горячо дыша, потянулся к Кате и начал отряхивать ей футболку чуть пониже груди, ещё больше втирая грязь вспотевшими ладонями.
Катя отступила на шаг ближе к краю.
– И как, по-вашему, должна выглядеть эта благодарность?
– Ну… – участковый выпрямился в полный рост и развернул плечи. Его необъятное тело раздувалось и опадало в такт участившемуся дыханию.
Как заворожённая Катя смотрела на голубую пуговицу рубашки, которая готова была прямо сейчас отлететь и распахнуть перед её носом плотно набитый жиром, словно прорезиненный, волосатый живот. – Это зависит только от твоего желания, – он шагнул вперёд. – Или НЕ желания.
Катя сделала шаг назад и не почувствовала под пятками твёрдой земли. Резко развернувшись, она начала спускаться на попе по крутому глинистому склону прямо к реке. Не оборачиваясь, цепляясь руками за высохшие пучки травы и сдирая кожу на пояснице. Быстро удаляясь от нового знакомого.
– Штаны не потеряй! – заржал где-то наверху участковый.
Когда склон закончился и она убедилась, что вокруг нет ни души, не сдерживаемая больше ничем, Катя зарыдала в голос.
Всё, что накопилось в душе за эти несколько недель, вырвалось наружу и потекло. Хлынувшие слёзы лились бесконечным потоком. Она размазывала их перепачканными в глине руками, но они накатывали снова и снова, душили её и не давали вздохнуть. Судорожно всхлипывая и подвывая, Катя пыталась успокоиться, но тут же вспоминала о несложившейся поездке на море, о непрочитанных любимым человеком сообщениях, об омерзительных людях, встреченных здесь и из её груди вновь вырывались рыдания.
Она сотрясалась, задыхаясь от жалости к себе, омерзения и ещё какого-то тошнотворного чувства. И ей было плевать, что слёзы – это не выход из положения.
Наревевшись до колик в кишках, она легла в позе эмбриона на камни.
Не чувствуя больше ничего, кроме внутреннего опустошения, Катя долго, не мигая, смотрела за полётом ласточек над рекой.
***
Вода была настолько холодной, что щиколотки тут же начали гореть.
Зайдя в речушку чуть глубже, она почувствовала, как съёжились и заныли икроножные мышцы. Но отступать было некуда, ей во что бы то ни стало надо было привести себя в порядок.
Единственным чистым местом на ней был старый купальник, который она утром сунула в рюкзак на всякий случай. Радуясь, что её никто не видит в этом болтающемся мешке, она продвигалась к середине водоёма, в надежде, что хоть там ей будет выше колена и она сможет отмыться от всей этой мерзости.
Купальник, пролежавший всю зиму к шкафу, не только не стал ей по размеру, но по ощущениям начал слетать ещё больше. В отличие от девушек своего возраста, Катя с годами не приобретала округлых аппетитных форм, а становилась всё более спортивной, как выразилась бы мама.
Дойдя до середины реки, она поняла, что все её мучения были напрасны. За острые камни, о которые она без конца спотыкалась, и холодную воду ей не досталось никакой награды: на середине было точно также мелко.
Грязная, с ободранными коленками и распухшим от слёз лицом, Катя стояла в воде и переминалась с ноги на ногу.
«Интересно, а мне вообще когда-нибудь везло по жизни?» – она попыталась вспомнить радостные моменты, которые случились просто так. Не запланировано. Случились просто потому, что звёзды так решили и ей улыбнулась судьба.
Катя наморщила лоб, сделала серьёзную гримасу и ткнула себя указательным пальцем между бровей. А потом театрально вскинула палец кверху: «Ах, да! В шестом классе я написала контрольную по математике на пять! А весь класс на два. Вот это была удача» – она попыталась поймать ногой проплывающего малька, и сама не заметила, как начала разговаривать вслух.
– Но математичка не зачла мне эту пятерку, а решила просто не выставлять оценки всему классу.
Щиколотки облепили маленькие рыбки, пытающиеся съесть её ноги.
– Так что, не считается.
Мальки щекотно тыкались в неё носами в попытке откусить кусочек кожи. Катя склонилась, чтобы рассмотреть их поближе и вдруг услышала громкий топот на берегу.
Из-за деревьев показалась белая лошадь, на которой скакал тот самый парень с ярмарки.
От неожиданности и ужаса Катя плюхнулась на попу и постаралась спрятать себя в воде. Но там было так мелко, что как она ни старалась, из воды постоянно высовывалась какая-нибудь часть тела.
«Чёрт! Вот же каракатица», – бормотала она, не оставляя попыток залечь на дно.
Как назло, парень остановился ровно напротив неё и спешился. Лошадь подошла к её вещам, вытянула морду и шумно втянула воздух.
«О, нет! Не нюхай их! – Катя не знала куда себя деть от стыда. Будь это озеро или пруд, она бы уже давно уплыла в камыши, но это была чёртова горная речка, прозрачная как хрусталь, и в ней даже лежащее на дне тело просматривалось с головы до ног.
