скачать книгу бесплатно
– Представляешь, хотела купить деревенского молока и сыра на завтрак. Оббежала все соседние дома и не нашла. Местные оказывается коров не держат, что за мода такая? – она принялась нарезать для Кати колбасу, к которой сама не притрагивалась уже три года, с тех пор как объявила себя вегетарианкой.
Стараясь не показывать, что эта нелепая ситуация её забавляет, Катя пошла открывать окна на проветривание.
«Не хватало ещё, чтобы она подумала, будто бы я всё забыла и больше не сержусь».
За ажурными занавесками не оказалось привычных стеклопакетов. Маленькие узкие окна с замазанными коричневой растрескавшейся пастой рамами не открывались. Ни вовнутрь, ни наружу.
Между деревянными рамами лежала грязная вата, пересыпанная нарезанной новогодней мишурой. А из ваты торчал не то кубок, не то большая металлическая рюмка с солью.
Катя подошла к другому окну – всё тоже самое за исключением убранства. Здесь в вату были воткнуты выцветшие пластмассовые цветы, а рюмку заменила маленькая кукла, смотрящая на улицу.
– Мам, это что за магия такая? – опешила Катя.
Наворачивая веганский завтрак, мама одобрительно замычала, глядя на рюмку в окне, и закивала головой.
– Это не магия, дочь. Это способ выживания.
Катя вопросительно подняла бровь.
– Окна у них запотевают от сырости. Чувствуешь, как плесенью пахнет?
Катя втянула носом запах старого холодного отсыревшего тряпья.
– Соль впитывает влагу. Не зря говорят: голь на выдумки хитра, – крестьянин чего только не напридумывал за сотни лет…
Продолжая жевать на ходу, она подошла ко второму окошку.
– А вот это уже интересно! А вот это, ребёнок, уже, возможно, магия, – загадочно сказала мама, безуспешно пытаясь заглянуть кукле в лицо.
Катя обнаружила в избе много любопытного, но больше всего её заинтересовала белёная стена, прикрытая тонким выцветшим ковром с кистями и оленями. Прямо к ковру в весёлом беспорядке были прикреплены маленькие, квадратные, окаймлённые белой рамкой фотографии
Большинство снимков были мутными, какие-то отдавали желтизной, другие были почти голубыми. Но на каждой из них можно было различить небольшую компанию из одних и тех же женщин.
На снимках они заливисто смеялись у ворот дома. Сидели за праздничным столом в окружении суровых высоких мужчин в тёмных одеждах. Ехали на телеге среди тюков сена.
Катя, увлекшись, скользила взглядом по фотографиям и вдруг увидела гроб.
От неожиданности её передёрнуло.
Массивный деревянный гроб, установленный на две кухонные табуретки, находился ровно на том месте, где сейчас стояла Катя. Не было никаких сомнений: на снимке можно было различить даже куклу в окне.
Вокруг гроба стояли всё те же женщины. Они холодно и строго смотрели на умершего, словно не испытывали ни печали, ни сожаления. А одна из женщин смотрела не в гроб, а прямо на Катю.
Ну, то есть, она, конечно, смотрела в объектив, но впечатление складывалось то ещё.
Крупное лицо с правильными чертами выглядело невероятно живым. Женщина, изогнув бровь, смотрела на Катю с удивлением и нескрываемым любопытством.
На следующем снимке крупным планом было запечатлено лицо покойного. Жёлтое, словно восковая маска, вытянутое, покрытое глубокими бороздами. Один глаз умершего был приоткрыт и под веком виднелась мутная роговица.
– Это инстаграм двадцатого века, – предвкушая Катин вопрос пояснила мама. – Когда-то был очень модным фотоаппарат «Полароид», он делал моментальные снимки. Качество такое себе, но удовольствия доставлял массу. Вообще, странно, что мы нашли эти снимки здесь. Да ещё в таком количестве. Полароид стоил как крыло самолета, для сельских жителей тех времён – это небывалая роскошь.
Оцепеневшая Катя кивнула невпопад, не отводя глаз от снимка с гробом.
– А, ты об этом! – мама начала было рассказывать о традиции фотографировать похоронный обряд, популярной в двадцатом веке, но тут они обе услышали, как на улице громко заиграла музыка.
– Катька! – всполошилась мама. – Время-то сколько? Что я тут с тобой до сих пор лясы точу? Наверное, там уже всё началось! – Она впопыхах кинулась собирать вещи и приводить себя в порядок, а Катя, всё еще плохо соображая, прямо в пижаме с авокадо и бутербродом в руках вышла подышать на улицу.
***
Огромная деревянная ладья на холме изображала сцену. Рядом с ней носился молодой ведущий в сером костюме. Он беспрестанно цокал в микрофон, считал до десяти и обратно, после чего жестами что-то маячил с палубы звукооператору, и, прикрывая микрофон ладонью, нецензурно ругался.
Из колонок, величиной с Катю, доносился миллион разных звуков: забористый перепляс сменялся хитами этого лета, а потом снова взвизгивала кадриль.
К микрофону один за другим подходили дети и пенсионеры, пробовали петь, бросали на полуслове и уходили обратно. Из припаркованного у ладьи автобуса выгружались бабушки в кокошниках, одинаково толстые и неповоротливые. Их длинные бордовые платья цеплялись за сухую траву и тащились за ними словно мантии.
По обеим сторонам от ладьи расположилась ярмарка, куда ускакала на босу ногу Катина мама. Она умудрилась забыть дома обувь от своего «наряда до пят», а надеть кроссовки наотрез отказалась. Взяв с Кати обещание, что та придет на ярмарку в течение часа и найдёт её возле главной сцены, мама, обвешанная пакетами из пятёрочки, скрылась из виду.
Катя ещё немного посмотрела на праздничную суету и решила вернуться в прохладный дом. Солнце, ещё толком не поднявшееся над горизонтом, уже вовсю припекало непокрытую голову. В избе, где пахло сыростью и извёсткой, дышалось намного легче.
Она собрала волю в кулак и заставила себя пройти в отведённую ей комнату мимо стены с фотографиями. Не поднимая головы, чтобы ненароком снова не увидеть эти странные женские лица.
Она не могла понять, что конкретно её так напугало, но с женщинами на фотографиях явно было что-то не так. Уже не говоря про гроб.
Ей казалось, увидь она эти зловещие фотографии ещё раз, в пустом доме, и они обязательно будут выглядеть как-то иначе. Не так как раньше. Предметы поменяются местами или что там ещё бывает в дешёвых фильмах ужасов.
***
Спальня была залита светом.
Накрепко закрыв за собой дверь, Катя взгромоздилась на высокую кровать с металлическими набалдашниками, в которой ещё совсем недавно так сладко спалось, и поджала ноги.
«Странный дом. Странные сны. Странные фотографии. Не многовато ли странностей на один квадратный метр?».
Катя не питала страсти к детективам и все эти загадки не вызывали у неё никакого желания их разгадывать, бегая по соседям с блокнотиком.
Ей не хотелось знать, чей это дом, чей это гроб и кто там на неё смотрит с фотографии. Единственное, чего она по-настоящему хотела – так это свалить из этого места поскорее. Желательно, не дожидаясь окончания фестиваля.
«Но как объяснить это маме? Задачка со звёздочкой».
«Она будет сопротивляться, ведь всё только начинается. Но я обязательно что-нибудь придумаю. Я скажу ей…»
Катя облокотилась на большую перьевую подушку и буквально провалилась в сон. Она попыталась собрать мысли в кучу, но лоскутное одеяло, вдруг стало невероятно тяжелым, и она поняла, что на самом деле вообще не выспалась.
Широко зевнув, Катя стянула привычным жестом резинку с волос и тут же забыла, о чём думала. Пространство свернулось в трубочку, в древний свиток с магическими письменами и исчезло.
Где-то совсем рядом громко замурлыкал кот, но повернуть голову и посмотреть на него уже не хватало сил. Спина налилась свинцом. Руки и ноги обмякли, а мысли спутались.
Большими мягкими лапами кот мял одеяло и урчал от удовольствия. Подбираясь всё ближе к груди, он закрывал своей огромной тенью лившийся из окна свет.
Во сне она увидела себя, заглядывающую на дно каменного колодца.
Перегнувшись через край слишком сильно и потеряв точку опоры, её тело стремительно полетело вниз.
Сердце пропустило несколько ударов, а потом замерло.
В этот момент за окном раздались оглушающие фанфары, и уверенный голос ведущего скороговоркой выпалил: «Дамы и господа! На сцене коллектив народной песни «Сударушка»!». И тут же рявкнул хор бабок.
Катю словно холодной водой окатили.
Она вскочила с кровати и одним прыжком оказалась в центре комнаты. Озираясь по сторонам и судорожно хватая воздух, она принялась искать свои вещи.
«Я схожу с ума».
Огромное зеркало отразило её, стоящую на полусогнутых ногах с растрепавшимися волосами. Перекошенную от страха, скорчившуюся и жалкую.
«Как из психушки сбежала».
Катя надула щёки и с шумом выдохнула.
«Безумная. Что, собственно, случилось-то? Увидела пару старых фоток, перегрелась на солнце, чуть не вырубилась в мягкой постели и насочиняла себе кота. Вот удивительно-то как».
Уговаривая себя на бояться, Катя на негнущихся ногах подошла вплотную к старинному трюмо.
Тусклое зеркало, покрытое мелкими паутинками патины, явно принадлежало к другой эпохе. В его зеленоватой глубине она увидела свое побледневшее лицо, широко распахнутые глаза и осторожно провела пальцами по холодной щеке отражения.
«Дурында».
***
Рюкзак нашёлся на допотопном комоде.
Катя, облегчённо выдохнув, схватила его в попытке поскорее выйти из дома и чуть не уронила шкатулку, прикрытую тёмной тканью.
Шкатулка была искусно украшена резьбой. На каждой из её сторон был вырезан солнцеворот, а на крышке восседала потрясающе реалистичная фигурка птицы Сирин, служившая ручкой.
Миниатюрное человеческое лицо птицы, повёрнутое к окну, казалось печальным. Пряди волос ниспадали на оголённую грудь, а тело было покрыто мелкими, аккуратно вырезанными перьями. Мощными когтистыми лапами птица держалась за толстую ветку, тянувшуюся через всю крышку.
Даровитый мастер изобразил Сирин со вскинутыми вверх крыльями, словно она вот-вот взлетит.
Мама бы от такой красоты потеряла дар речи и уже побежала бы узнавать, где найти автора работы.
Катя потянулась к шкатулке.
Лазить по чужим вещам не входило в список её дурных привычек, но любопытство взяло верх. Она приподняла неожиданно тяжёлую крышку и обомлела.
В деревянном ларце на голубом бархате лежали настоящие драгоценности. Серебряные колты, украшенные филигранью. Тяжёлые серьги и височные кольца, амулеты-змеевики и чернённые лунницы. Кто-то очень сильно постарался, чтобы не просто воссоздать древнерусские украшения, но и состарить их.
«Может это краденные музейные экспонаты?» – неожиданно пришло ей в голову.
Катя восхищённо рассматривала каждую деталь. Из всего, что мама рассказывала ей об истории Руси, украшения – единственная тема, которая вызывала у неё интерес. Она знала о них гораздо больше, чем обычная шестнадцатилетняя девушка, у которой мама не историк.
Перебирая в руках массивные перстни, шумящие подвески, почерневшие от времени, и бронзовые пуговицы, Катя вдруг заметила на самом дне шкатулки необычный двустворчатый браслет.
По серебряному полю одной из створок бежал похожий на огромного волка Лютый зверь, а на другой – разъярённые грифоны сражались с ящером. Соединялись широкие створки петлями с застёжкой.
Украдкой бросив взгляд в окно и убедившись, что в палисаднике никого нет и никто не собирается ловить её за руку, она аккуратно достала браслет из шкатулки и с волнением застегнула на левом запястье.
«Странно. Казался таким огромным, а сидит как влитой».
Металл приятно холодил кожу.
Катя вытянула руку и повертела ею из стороны в сторону. Вдали от посторонних взглядов она была не прочь покрасоваться перед зеркалом.
Встав подальше от трюмо, Катя повернулась к нему боком и будто невзначай поправила волосы, заворожённо наблюдая за благородным матовым блеском серебра на запястье.
Браслет смотрелся величаво и, одновременно, очень брутально. Он ей ужасно нравился, но полюбоваться отражением в волю не получалось: на фоне дорогого браслета она казалась себе бледной молью. Отвратительно тощей, непропорциональной и безгрудой.
Её кожа, не способная загорать, за время поездки покрылась красными пятнами и уже начала шелушиться, а но носу выскочил прыщ.
«Да уж…Мешок с костями», – грустно выдохнула Катя и пошла к зеркалу, чтобы разобраться с носом. Но тут заметила промелькнувшую тень, диагональю прочертившую комнату.
Будто ветка, тянущаяся из палисадника в окно, качнулась от ветра и на миг закрыла солнце.
Но потом тень промелькнула снова. А потом ещё. И ещё. И уже стало понятно, что это не ветка, а что-то живое мечется с неистовой силою там, в зеркале.
Словно во сне Катя шагнула вперёд, влекомая потусторонней силой зеленоватого зазеркалья и подойдя вплотную упёрлась в него лбом.
Там, в глубине, за толстым слоем старой амальгамы, виднелась чаща леса, из которой прямо на неё бежал Лютый зверь.
Катя прижалась к ледяной поверхности. Сердце её заколотилось как бешеное, но она не могла оторвать взгляда. Ей казалось, что всё это она уже когда-то видела.
Очертания зверя показались ей знакомыми. Будто в каком-то из снов она была там, за стеклом, и надо еще немного посмотреть, чтобы вспомнить всё.
«Ещё немного, совсем чуть-чуть», – стучало в голове.
Зверь приближался огромными рывками. Его мутный образ становился всё отчетливее и Катя, наконец, разглядела клочья чёрной косматой шерсти, свисавшие по бокам, и огромную пасть, полную серо-жёлтых зубов, перемазанных кровью.
В голове зашумело. В воздухе остро запахло костром. Послышались ритмичные удары бубна: кто-то по ту сторону начал яростно колотить в него.
Браслет на запястье неожиданно стал горячим и сдавил руку так, что казалось кости сейчас превратятся в мелкое крошево. Катя тихонечко завыла и попыталась выскользнуть из ловушки, но серебряный капкан впился в кожу ещё сильнее. Под застёжкой заблестели капельки крови.
Грохот бубна всё нарастал. Скоро на его фоне появился ещё один звук. Его издавал зверь, бежавший к ней со всех ног из глубины зеркала. Он задыхался и хрипел, а между его стиснутых зубов пузырилась розоватая пена. Глаза зверя горели ненавистью и злобой. Но когда они встречались с Катиными, в них оставалась только боль и безысходность.
Рука, зажатая в раскалённые тиски, нестерпимо горела и наливалась кровью.
Дрожащими скользкими пальцами, не переставая смотреть в зеркало, она расстёгивала застёжки, одну за другой, и, наконец, браслет распахнулся, но только для того, чтобы сомкнуть створки с новой силой. Он впился в руку ещё сильнее, и Катя заорала от боли.
Тотчас же старая амальгама покрылась сеткой мелких трещин и стала непрозрачной.
