Развод. В вихре шторма

Вера Цвет

Развод. В вихре шторма

Глава 1. Прилив лжи

Дождь стучал по подоконнику, словно торопился вымыть городскую грязь до вечера пятницы. И у него были все шансы на победу, если честно. Стоя у плиты и помешивая суп, который Андрей любил ещё со студенческих лет – с копчёной грудинкой и лавровым листом, я улыбалась. Запах напоминал тесную общагу, где мы жарили картошку на запрещённой электроплитке и мечтали о «нормальной жизни».

Эта нормальная жизнь наконец-то наступила, но порой мне очень не хватало той самой тесноты и потертых старых вещей. В этой пусть и престижной квартире, я порой ощущала странную пустоту…

– Ты сегодня рано… – начала я, услышав шаги в коридоре, но обернувшись, замолчала.

Андрей стоял в дверях, с пальто капало на паркет, а в глазах – холодная пустота и решимость. Этот взгляд мне совсем не понравился, потому что раньше я видела такое его выражение лишь присутствуя на важных сделках…

– Вера, нам нужно поговорить.

Я сжала ложку так, что костяшки побелели. Его вид не предвещал ничего хорошего, но и слова тоже. Что-то с фирмой? У нас проблемы?

– О чём? – я скорее выдохнула, чем проговорила, но он и не ждал моего разрешения.

– Я… – он сел за стол, не снимая одежды, а я только сейчас заметила, что он даже не разулся. – Я встречаюсь с другой.

Кастрюля зашипела. Я на автомате выключила газ, но не обернулась. Гораздо проще было смотреть на пузырьки жира, застывающие на поверхности супа, чем до конца осознать, что он сейчас сказал.

– Долго? – сама не зная зачем спросила я.

Что мне даст эта информация? Я смогу его простить, если все это будет мимолетным романом?

– Полгода. – приговорил меня муж, и я прикрыла глаза.

Полгода назад он подарил мне серьги. Говорил, что хочет «освежить отношения»… Освежил, но видимо не наши.

– Ты решил признаться сейчас? – спросила я, все же оборачиваясь к нему, – зачем?

Сжав ладонью край столешницы, я старалась сдерживать дрожь в пальцах, а второй сжимая ложку, которую так и не выпустила, как пробовала суп на вкус. Внутри все готовилось к еще одному возможному приговору.

– Она беременна. – его уголки губ на миг поднялись вверх, будто желая обнажить улыбку от этих слов, но тут же скрывая ее и восстанавливая тонкую жесткую линию.

Ложка со звоном была кинута в раковину. Я не знала, что меня больше злило, его измена или же слова о беременности любовницы.

– Ты же… – я вновь развернулась к нему, а он потупил взгляд. – Ты же говорил, что дети – это обуза. Что мы не готовы. Что Я не готова.

Это было чуть ли не единственной причиной для наших ссор на протяжении всего брака. Он – карьерист, боялся ответственности. Я же сначала смирилась, была убеждена, что уж после учебы мы встанем на ноги и Андрей согласится, потом пыталась давить, потом плакала в подушку, когда гинеколог каждый раз разводил руками: «С возрастом сложнее». А теперь…

– Она молодая, – пробормотал Андрей. – Ей всего двадцать восемь. Врачи сказали, что всё будет хорошо.

Я засмеялась. Резко, грубо, будто вырвала из горла осколок.

Молодая, значит.

– То есть я – старая? Неисправная модель? – с иронией уточнила я.

– Не так, – он потянулся к моей руке, но я отшатнулась. – Я не планировал… Это вышло случайно.

– Случайно? – я подняла брови, – Ты больше десяти лет твердил, что дети разрушат нашу жизнь! А теперь «случайно» стал отцом с какой-то…

– Не говори так о ней! – он вскочил, и стул грохнулся на пол.

Тишина. Даже дождь перестал стучать.

А я вдруг заметила, что он причёсан иначе. Носит новые часы. И пахнет теперь даже не моими духами.

– Уходи, – прошептала я, будто обессиленная всем этим разговором.

– Вера…

– Уходи! Или я кину тебе эту чашку в лицо, – рука сжала первую попавшуюся кружку на столе, будто с издевкой мельтешившую со своей надписью «Лучшему мужу».

Он вышел из кухни, оставляя следы грязных ботинок. Сев на пол, спиной к холодной плите, я прижала чертову кружку к груди. В голове звенело: «28 лет. Беременна. Случайно».

А в ящике стола лежало направление на ЭКО, которое я даже не решилась ему показать. Боялась, что назовёт «истеричкой». Боялась нового скандала, а вот. Он уже, итак, будет папочкой.

Дождь снова забарабанил по стеклу. Я встала, вылила суп в раковину и увидела в окне своё отражение: строгий пучок, морщинки у глаз, халат, купленный много лет назад на распродаже. «Старая модель».

Телефон завибрировал будто из другого мира пытаясь достать меня.

Алиса. Не возьму и будет видимо хуже…

– Привет, солнце! – затараторила подруга на другом конце, – умоляю, скажи, что ты уже глянула новую серию! Я даже… Вера? Ты плачешь?

Я отрешенно прикоснулась к мокрым щекам, даже не понимая в какой момент начала плакать.

– Алис, – хрипло прошептала я, – я… я не знаю, что мне делать.

Обещание Алисы, что скоро будет было будто обещанием, что я смогу это выдержать. Просто немного подождать. Все закончится, все точно закончится.

Шорох, и я резко обернулась, вновь поднимая кружку, желая защититься.

Андрей замер в дверном проеме, его спина напряглась, будто он ждал, что кружка всё же полетит в него. Но я так и не двинулась с места, только сильнее впилась пальцами в гладкую керамику.

– Я просто собираю свои вещи, – он прошептал, указывая на дверь нашей спальни.

Я не ответила. Слушала, как его шаги медленно удаляются по коридору, а потом – глухой стук ящика комода в спальне. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться и убежать вместе с ним.

Осторожно поставила кружку на стол и все же последовала за ним. Остановилась в дверях, прислонившись к косяку. Андрей стоял спиной, нервно сбрасывая в спортивную сумку рубашки, носки, зарядки. Его руки дрожали, и он ронял вещи, как вор, застигнутый на месте преступления.

– Ты возьмёшь даже это? – мой голос прозвучал хрипло.

Я показала на рамку с нашей общей фотографией на пляже в Сочи. Он тогда смеялся, обмазывая меня кремом от загара. Это было будто сотни лет назад. Первая наша совместная поездка…

Так зачем он схватил эту рамку и тянет к себе в чужой дом?

Андрей обернулся. Его лицо было бледным, будто он сам не верил в то, что делает.

– Вер, прости… – он было положил это фото, но я быстрым шагом подошла к нему, резко хватая рамку и кидая ее в стену.

Звон разбившегося стекла был подобен моему состоянию. Он перечеркнул все наши годы и теперь вот так просто хочет еще и забрать наше прошлое, чтобы насмехаться со своей любовницей? Не позволю!

– Нет. – прошипела я, тыча в разбившуюся рамку пальцем, – даже осколки тебе не позволю забрать. Ты понял?

Он опустил руку, кивнул, и продолжил собирать вещи. Выдвинул нижний ящик – и вдруг замер. На дне лежала маленькая плюшевая игрушка, которую я когда-то купила на ярмарке, когда мечтала о ребёнке. Медвежонок в синем комбинезоне.

Андрей сглотнул, судорожно коснулся игрушки, но видя мой взгляд отпрянул. Его глаза блеснули, но слёз не было. Он вернулся к кровати, застегнул сумку и двинулся к выходу, неся её так, будто внутри были камни.

А я все стояла посреди комнаты, будто не имея сил больше сделать и шага. Стояла и смотрела на пустую полку, где раньше лежали его книги, в опустевший шкаф, где всегда висели его рубашки. На полу валялся чёрный носок – единственное, что он забыл.

Через минуту хлопнула входная дверь.

Закрывая меня от моей уютной, спокойной жизни и не давая шанса понять, куда теперь мне прокладывать свой путь.

А через полчаса в квартире завыла сирена дверного звонка. Я сидела на кровати не двигаясь, пока за дверью не раздался голос Алисы:

– Вера! Открывай, или я вышибу эту дверь ногой, как в 90-х!

Выдох, шаг, еще один и я все же бреду до этой двери. Стоит только потянуть ручку, и Алиса ворвалась в прихожую, вся в каплях дождя, с сумкой из бутика и лицом разъярённой фурии.

– Где он? – спросила она, скидывая мокрый плащ и профессионально кидая его на вешалку.

– Ушёл. – прохрипела я осипшим голосом от слез.

– Ушёл? – Алиса фыркнула, осматривая квартиру, будто искала следы преступления. – Надеюсь, ты ему хоть яйца открутила?

Я попыталась что-то сказать, но вместо слов из горла вырвался сдавленный стон. Алиса тут же обняла меня, резко, по-матерински, прижав голову к своему плечу, пахнущему дорогими духами и сигаретами.

– Всё, всё, выплачься. А потом я убью его. Медленно.

Не знаю, сколько она держала меня в этих объятьях. Даже не поняла, как она довела меня до кухни, усадила на стул и стала хозяйничать. Алиса гремела посудой, ставя на стол бутылку виски и два бокала.

Я растеряно оглядывалась, все еще не веря, что это правда произошло со мной.

– Рассказывай, – потребовала Алиса, наливая золотистую жидкость до краёв. – Сколько лет этой стерве? Двадцать? Двадцать пять?

Видимо я что-то бессвязно бормотала ей, пока продолжала рыдать на плече.

– Двадцать восемь. И… она беременна.

Бокал Алисы с грохотом вернулся на стол.

– Беременна? – её голос взлетел до визга. – Этот слизняк, который двадцать лет орал, что дети – это «цепь на шее», теперь вдруг стал папашей? Да я ему…

– Он уже не говорит так, даже… однажды, сказал, что это «шанс», – перебила я, глотая виски.

Оно обожгло горло, хоть на мгновенье разгоняя застывшую кровь снова по жилам.

– Шанс? – Алиса вскочила, закрутившись по кухне как торнадо. – Шанс сдохнуть под забором, вот что он говорил! Ты представляешь, что он мне сказал на твоей свадьбе? «Мы с Верой – как два дерева. Будем расти вместе, даже если корни спутаются». Ага, спутались – с молодой березкой!

Я усмехнулась. Даже сейчас Алиса умела меня рассмешить.

– Я… Я не могу это принять. Как он мог? – мой голос предательски задрожал.

– Потому что он тряпка! – Алиса схватила со стола яблоко и яростно откусила. – Тряпка в костюме от Hugo Boss. Ты думала, он против детей? Да он против детей с тобой. Потому что ты умная, ты требовательная, ты не позволишь ему валять дурака и быть никчемным отцом. А эта…

– Не надо, – я покачала головой, закрывая лицо руками. – Я не хочу её ненавидеть.

– А я хочу! – Алиса швырнула огрызок в мусорку. – И знаешь что? Ты поедешь на море.

– Что? – такой резкий переход на совершенно другую тему меня вывел из равновесия.

– На Чёрное море. В мой домик под Геленджиком. Там воздух, солнце, и ни одного мудака в радиусе километра.

Я хмыкнула, не сильно понимая такой решимости подруги:

– Я не могу бросить работу…

– Работу? Ты же ненавидишь эту контору! Твой босс – козёл, который даже не может отличить своих любовниц!

– Кредит, Алис…

– Кредит пусть Андрей платит. Кому нужны были деньги для бизнеса? Вот пусть дорогой и закрывает.

Я хотела возразить, но Алиса уже достала из сумки ключ на крашеном брелоке в виде якоря.

– Месяц. Всего месяц. Если через неделю захочешь сбежать – хоть в окно выпрыгни. Но дай себе шанс.

– Алис, ну какое море? Сейчас придется разводиться, а потом… – голос дрогнул, потому что я совсем не знала, и сама что будет это потом. – Ну, что мне там делать? Сидеть и смотреть на стену?

– Нет. Ты будешь пить вино, кричать на чаек и рвать фотографии Андрея на конфетти. А ещё там есть сосед… – Алиса мечтательно возвела карий взор на потолок.

– Алис!

– Ой, ты почти в разводе! – отмахнулась подруга и хитро прищурилась. – А он серфер, горяч, молод… Если захочешь потренироваться в матерных словах – он идеальная мишень.

Я смотрела на лежащий на столе ключ и легонько прикоснулась к нему ладонью. Он был холодным, как морская галька.

– Я… подумаю.

– Не думай. Действуй. – Алиса встала, посмотрев на свои алые ногти. – В сорок пять жизнь не заканчивается, солнышко. Она начинает экономить на розовых очках.

Глава 2. Чернила и пепел

ЗАГС напоминал библиотеку, где вместо книг хранились чужие истории. Я сидела на жестком стуле, потирая в руках кольцо, которое забыла снять. Оно впивалось в палец, будто напоминая: «Ты всё ещё часть его сюжета». На стене висели часы с отстающей стрелкой – Андрей опаздывал уже на сорок минут.

– Может, передумал? – спросила сотрудница, щелкая ручкой.

Её голос звучал так, будто она спрашивала о погоде. Опоздать спустя месяц на собственный развод? Это как-то круче даже, чем на свадьбу.

– Нет, – я твёрдо потянула кольцо, оставив на коже красную полосу. – Он придёт.

Не может не прийти, в его новой жизни дожидается новая молодая любовь и маленький малыш.

Дверь распахнулась, впустив порыв ветра и смех. Андрей вошёл, поправляя галстук, а за ним, словно тень на ярком солнце, – Она. Девушка держалась за его руку, её свободное платье слегка подчеркивало округлившийся живот. Я почувствовала, как сердце упало в желудок.

– Зачем ты её привёл? – спросила я тише, чем планировала.

Андрей потупил взгляд. Его новая спутница улыбнулась, демонстрируя идеальные зубы:

– Я хотела извиниться лично. Вы же понимаете…

– Понимаю, – перебила я, вставая. – Понимаю, что ты выбрала мужчину, который сбегает от проблем. Поздравляю.

– Вера, хватит! – Андрей шагнул вперёд, будто намереваясь защитить свою любовницу от меня.

Но сотрудница ЗАГСа, наконец, оживилась:

– Граждане, здесь не место выяснениям отношений. Подпишите документы, или перенесём дату.

Девушка потянула Андрея за рукав:

– Котик, давай быстрее. Я устала…

Котик. Я сжала кулаки. Он ненавидел уменьшительные.

Но видимо и тут это касалось только меня. Это мне нельзя было так говорить, поняла я, смотря на его нежный взгляд в ее сторону.

Отвернувшись, я села обратно за стол. Пахло пылью и чернилами. Склонившись над бумагами, я пыталась не дрожать. Строка «Причина расторжения брака» была заполнена безликим: «Несовместимость характеров».

– Вы уверены? – сотрудница протянула ручку.

Андрей уже подписывал своё заявление. Его любовница сидела рядом, поглаживая живот, и я поймала себя на мысли: “Она делает это специально”.

– Вера, – он вдруг поднял глаза. – Я не хотел…

– Подписывай, – я протолкнула листок к нему.

Его подпись была небрежной, как всегда. Взяв ручку, но вместо своего имени вывела: «Свобода». Сотрудница нахмурилась:

– Здесь нужно настоящее имя.

– Оно и есть настоящее, – я хмыкнула, переписала, но слово засело в голове.

Выйдя на улицу, я наконец, вдохнула полной грудью. Ветер трепал длинные волосы, может стоит постричься? Раньше я всегда шла на поводу у Андрея и оставляла длинные локоны…

Андрей задержался у дверей, что-то шепча девушке. Я прошла мимо, но он догнал:

– Возьми это, – он сунул в руку конверт. – Деньги. Чтобы ты…

Я подняла глаза не понимая, он издевается или серьезно?

– Ты думаешь, это компенсирует двадцать лет?

– Я пытаюсь помочь! – он прикрикнул, но голос дрожал.

– Помочь? – я повернулась, указывая на девушку, которая закусила пухлую нижнюю губу. – Ты помог ей. А мне… ты помог понять, что я стою большего.

Девушка фыркнула:

– Драматургия.

Я рассмеялась. Громко, вызывающе, как умоляла меня вчера Алиса, пусть и не в зале ЗАГСа, но здесь этот смех вырвался сам по себе наружу.

– Запомни, милая. Сегодня он предал меня ради тебя. Завтра предаст тебя ради кого-то моложе.

Андрей попытался что-то сказать, но я уже шла к такси, не оглядываясь. И только сейчас я остро почувствовала, как даже через ткань меня жег ключ от домика Алисы.

Сидя в машине, я достала телефон. Алиса прислала фото: крохотный дом у моря, покрашенный в синий, с табличкой «Осторожно: чайки-воровки!».

“Он уже тебя ждет!” – гласило ее сообщение и это почему-то вынудило улыбнуться.

Прикрыв глаза, я пыталась не смотреть на теперь бывшего мужа и его новую спутницу жизни. В ушах звенел смех этой девушки, но теперь его заглушал шум воображаемого прибоя.

Квартира встретила меня звонкой тишиной, к которой я даже спустя месяц жизни одной так и не привыкла. В прихожей висел старый свитер Андрея – тот самый, в котором он всегда жарил шашлыки. Я схватила свитер, направляясь в кухню и выкидывая его в урну.

Весь этот месяц он был будто затаенной надеждой, что все это просто сон, что все еще можно исправить, вернуть и… Что еще я не знала, но только видя его в груде мусора, я смогла почувствовать себя легче.

Пройдя в спальню, я вдохнула застылый воздух. Достала потертый чемодан с антресолей, сдувая пыль с наклейки «Париж, 2003». Когда-то мы мечтали повторить это путешествие. Теперь внутри лежали только мои вещи:

– Простые футболки, словно стёртые годы брака.

– Дневник с обгоревшими краями (пыталась сжечь его после первого подозрения в измене).

– Фотоальбом, с вырванными страницами из середины, страницы нашей свадьбы.

Алисе позвонила, зажав телефон плечом, пока запихивала в сумку зубную щётку:

– Я еду. Но только на неделю.

– Неделя? – фыркнула подруга. – Чтоб перевязать раны, нужно минимум три. И бутылка текилы.

– У меня нет ран. Есть… недоумение. – упрямо проговорила я, осматривая окружающие полки и думая, что потребуется еще.

– Недоумение лечат морем и марафонами сериалов. Кстати, мой сосед – фанат «Игры престолов». Можешь спросить, кто его любимый персонаж.

– Алис, я не для…

– Для всего, солнце! – оборвала меня подруга. – Ты же не монашка.

Я бросила взгляд на полку, где стояла фарфоровая слониха со сломанным хоботом. Взяла её в руки – холодная, невесомая, как и мой брак. И снова направилась к кухне.

Случайно упавший подарок на годовщину тоже полетел в мусорку, освобождая место в квартире и кажется в моей душе.

– Ты ещё жива? – Алиса прислушалась к тишине.

– Собираюсь.

– Отлично. И выбрось эту дурацкую кружку «Лучшему мужу». Или привези – разобью её об его новую машину.

Я нахмурилась и глянула на кружку, стоявшую на краю стола. Взяла, занесла над мусоркой… и вздохнула.

– Новой машиной? – спросила я, нахмурено.

– Да, милая, машиной, – прошипела Алиса, выдыхая в трубку, видимо она закурила. – только что видела его. Эта дурочка посмела записаться ко мне в салон, представляешь? А ты желаешь выплачивать за него кредит!

Я прикрыла глаза, понимая, что зря не взяла конверт с деньгами, но… Тогда бы я совсем почувствовала себя ничтожеством, об которое вытерли ногами.

– Она хотя бы жива? – поинтересовалась я, представляя, что могла устроить Алиса.

Салон ее, конечно, был с хорошей репутацией, но подруга могла устроить тот еще скандал и распугать клиентов.

– Ой, было бы мое желание, но ты ж будешь страдать еще больше. – фыркнула Алиса. – Но нервы я ей попортила, уж прости.

– Она беременна, – напомнила я на автомате.

– А ты моя подруга, – тут же ответила Алиса, на заднем плане послышались голоса, и она застонала. – Так, все, мне пора. Звони, пиши, и не смей там жалеть себя!

Я улыбнулась, выдыхая и убирая телефон в карман джинсов.

Перед выходом я еще раз окинула прихожую взглядом и быстро набирая сообщение Андрею:

«Кредит оплачивай сам.»

В такси, глядя, как дом растворяется в дожде, я открыла новое фото от Алисы. Улица, где вдалеке видно было два домика, летающие чайки над крышами.

«Разве может быть место лучше?»

Я громко хмыкнула, что водитель обернулся.

– Всё в порядке? – участливо поинтересовался мужчина.

– Да, – кивнула я, улыбаясь. – Впервые за долгое время.

***

Море пахло солью и полынью. Я стояла у калитки, сжимая ручку чемодана так крепко, что пальцы онемели. Домик Алисы прятался за поворотом тропинки – голубой, с облупившейся краской на ставнях, будто его наспех вымыли перед моим приездом.

«Уютное гнездышко», – писала Алиса в сообщении. Но я видела только кривые ступеньки, заросшие чабрецом, и покосившуюся табличку «Осторожно: чайки-воровки!» на двери, которую ветер сорвал с одного гвоздя.

– Ну вот и дом, – сказала я вслух, чтобы заглушить тишину.

Слова потерялись в шуме волн. Здесь всё было громким: прибой, крики чаек, скрип старого флюгера на крыше. Даже воздух вибрировал, будто звал куда-то, но я не понимала куда.

Дверь поддалась не сразу. Я толкнула её плечом, и внутрь хлынул свет заката, выхватив из полумрака знакомые черты: бархатный диван Алисы, стоявший когда-то в её салоне в Москве, ту самую абстрактную картину с золотыми брызгами, которую мы вместе выбирали на выставке однажды, гору подушек в пайетках, теперь покрытых пылью. Пахло лавандой и замкнутостью. Как будто Алиса, вечная непоседа, оставила здесь частичку себя, но время превратило её энергию в затхлость.

– Привет, – прошептала я пустоте.

Ответом стал скрип половиц. Я прошлась по комнатам, включая свет – старые лампы с абажурами из ракушек мигали, будто стыдясь своей потёртости.

Кухня была маленькой, с плитой, похожей на антиквариат, и холодильником, который гудел, будто пчелиный улей. На столе – ваза с засохшими розами. Алиса всегда ненавидела увядшие цветы. «Смерть должна оставаться за порогом!» – говорила она, выбрасывая букеты, стоило лишь одному цветку потерять один лепесток. Видимо, сюда смерть всё-таки пробралась.

Я открыла чемодан. Одежда пахла домом. Нашим домом. Там, на полках, остались его книги, его духи, его привычка оставлять носки под кроватью. Я достала зубную щётку, тюбик крема, чёрное платье, которое он называл «траурным». И выдохнула.

Видимо, я и правда хороню здесь свой брак. Разве может быть место лучше для этого?

Ночь опустилась быстро, как чёрная штора. Я вышла на веранду, кутаясь в плед с вышитыми дельфинами – ещё один подарок Алисы, который она презрительно называла «китчем для провинциалов». Луна висела над морем, окрашивая волны в серебро.

Вдалеке мерцали огни посёлка, но здесь, были только два дома: мой и… его. Неизвестного мне соседа.

Алиса говорила о нём вскользь: «Серфер. Живёт как отшельник, но если захочешь похулиганить – он мастер». Его дом стоял в сотне метров, бело-голубой, но с террасой, заваленной досками для серфинга. Окна были тёмными, лишь на втором этаже тускло светился экран ноутбука. Он сидел, сгорбившись, и что-то печатал. Я наблюдала за этим пятном света, пока ветер не заставил меня затрястись.

– Идиотка, – прошипела я себе, сбегая назад в дом и захлопывая дверь. – Ты приехала сюда страдать, а не подглядывать за незнакомцами.

Но страдать не получалось. Точнее, получалось слишком хорошо. Каждый звук – скрип кровати, жужжание комара, вой ветра в трубе – напоминал, что я одна. Совсем. Навсегда.

Я легла на диван, укрывшись всем, что нашла: пледом, курткой Алисы, кардиганом, привезённым из дома, и даже запылённой шалью, найденной на кухне. Но холод был внутри. В голове крутились обрывки фраз:

«Она беременна».

«Я встречаюсь с другой женщиной».

«Ты же понимаешь…»

Нет, не понимаю. Не хочу понимать.

Я встала, прошлась по дому, включая все лампы, как делала в детстве, когда боялась темноты. Пыль на книгах, трещина на кухонной столешнице, паутина в углу – всё кричало о запустении. Но где-то под слоем забытья пробивалась жизнь: в ящике стола я нашла пачку нераспечатанных писем Алисы, на кухне – коробку зелёного чая.

Заварила чай. Сахар закончился, но в шкафу стояла бутылка коньяка. Алисино «на всякий случай». Я налила в кружку, добавила чайную ложку соли – не заметила, как тряслись руки – и сделала глоток.

– Фу, – скривилась я, но допила до дна.

Коньяк обжёг горло, заставив кашлять. Слёзы брызнули из глаз, и я разрешила себе плакать. Сначала тихо, потом громче, пока не упёрлась лбом в стол. В груди выло, а на губах оставался горький привкус предательства.

– Как ты мог? – прошептала я пустой кружке. – Как ты мог променять двадцать лет на…

Но я не договорила. Потому что знала ответ. Потому что видела её – молодую, смеющуюся, с животом, который он гладил так бережно, как никогда не гладил меня.

Утром я проснулась на полу. Солнце било в глаза, а в горле першило. На столе стояла та же кружка, но теперь в ней плавала мёртвая мушка.

– Доброе утро, Вера, – сказала я себе хрипло.

Море шумело за окном. Я вышла босиком на крыльцо. Воздух пах свежестью и водорослями. Соседний дом теперь казался меньше, почти игрушечным. На террасе сушились шорты, а рядом стояла доска для серфинга с наклейкой «Тише волны – дальше уплывёшь».

– Дальше уплывешь, ну, да, – пробормотала я, почему-то улыбнулась.

А потом заметила, что на моём крыльце лежит ракушка. Розовая, с перламутровой изнанкой. Я подняла её, ощущая шершавость под пальцами.

– Спасибо, – сказала я чайке, кружившей над головой.

Она прокричала что-то в ответ и улетела. Я осталась с ракушкой в руке, с солнцем на лице и с мыслью, что, возможно, здесь можно не только плакать.