скачать книгу бесплатно
– Твой юный баламут так и не появился здесь, так что, думаю, он пошел прогуляться, чтобы успокоиться. Когда он вернется, расскажи эти факты, пусть остынет. Он не мог быть женат на Марджори в течение трех лет и не понять, что она за человек. Думаю, ты сможешь его образумить. У меня тут сейчас куча дел, и мне совсем не хочется быть убитым! – Он коротко рассмеялся. – Странно, что ты пришла именно сегодня, Риетта. Я жег твои письма.
– Мои письма?
– Первый сон любви! Весьма поучительно: теперь это кучка черного пепла в камине. Но огонь от них был очень жаркий, вот почему в комнате так тепло.
Она посмотрела на гору пепла, которая задушила огонь в камине. Кое-где еще можно было различить форму сложенных листков. Их волнистые края трепетали на сквозняке из каминной трубы, торопливо гасли последние красные искры. Она глядела на пепел, нахмурившись, бледная и суровая.
Джеймс заговорил:
– Мне пришлось достать все бумаги, потому что я искал записи, оставленные мне матерью – весьма интересный документ. – Он рассмеялся. – Кому-то придется внимательно с ним ознакомиться, прежде чем мы со всем покончим. – В его глазах вспыхнула злость. – Вот он, на столе. Некоторые были бы очень рады, если бы его тут не было. Их бы очень успокоило, если бы они могли быть уверены, что он превратился в пепел, как и твои письма. Письма я нашел, когда искал его. Они были заперты там же, где я их оставил, когда уехал. А с ними лежало вот это.
Он вложил ей в руку бумагу, которую держал. Это оказался старый, пожелтевший бланк завещания. Риетта смотрела на него – сначала непонимающе, потом с удивлением и неловкостью.
– Джеймс, какой абсурд!
Он засмеялся.
– Да, правда. «Все мое имущество оставляю Риетте Крэй, проживающей в Белом коттедже, в Меллинге». У моей матери была пожизненная рента на то, что оставил отец, и право распоряжаться его имуществом, так что, когда я писал это завещание, то оставлял тебе школьные призы, ценную коллекцию фотографий футбольных команд и свой не слишком обширный гардероб. Комизм в том, что я так и не составил никакого другого завещания, и если бы юный Карр убил меня сегодня, ты бы унаследовала весьма солидное состояние.
Она сказала тихо:
– Мне не нравятся такие разговоры. В любом случае, вот что…
Она бросила бумагу на кучу пепла, но Джеймс Лесситер выхватил листок из камина прежде, чем он загорелся.
– Верно, дорогая, не нравятся. А это моя собственность. Разве ты не знаешь, что уничтожение завещания – это уголовное преступление? Я, правда, не знаю, сколько лет тюрьмы можно за это получить. Можешь спросить Холдернесса при следующей встрече.
– Джеймс, это нелепо. Пожалуйста, сожги его, – недовольно сказала она.
Он стоял, посмеиваясь, и держал бумагу повыше, словно они вновь были молоды и Риетта могла ее выхватить. Через мгновение выражение его лица изменилось. Он перегнулся через стол и положил документ на бювар. Потом обернулся к ней и сказал совершенно серьезно:
– Я не знаю никого, кому хотел бы все оставить, Риетта.
– Глупости.
– Разве? Не думаю. У меня нет родни, если не считать пары дальних кузенов – примерно такой же степени родства, что Кэтрин и ты. Они меня не интересуют. Жениться я не собираюсь. У меня нет никаких качеств, нужных для домашнего очага, как нет и желания становиться родоначальником семейства – это слишком скучно. – Тон его вновь повеселел. – Что бы ты стала делать, если бы мое имущество перешло к тебе? Это солидный куш.
Она выпрямилась и нахмурилась.
– Я не желаю об этом говорить. Пожалуйста, брось это завещание в огонь.
Он расхохотался.
– Ты не очень-то много веселого видишь в жизни, верно? Расслабься, давай обсудим вопрос чисто гипотетически, потому что уверяю тебя, я намерен дожить до ста лет, а твоя совесть загонит тебя в могилу гораздо раньше. Но мне очень интересно было бы узнать, как бы ты отреагировала, если бы все наследство досталось тебе.
Им нужно было о чем-то говорить. Риетта хотела удостовериться, что Карр лишь пошел проветриться и успокоиться. Она позволила себе расслабиться и сказала:
– Смотря по обстоятельствам…
– Как осмотрительно! Под обстоятельствами подразумевается размер состояния? Что ж, скажем, оно достаточно велико, чтобы хозяйствовать здесь на широкую ногу. Ты бы захотела здесь жить?
Она искренне рассмеялась:
– Ни за что. Мне нравится мой коттедж.
– И нет никакого желания поехать куда-нибудь и пожить на широкую ногу?
– Ну что ты, Джеймс!
Он снова стоял, опершись на стол, глаза его блестели, губы улыбались.
– Тогда что бы ты стала делать? Ты должна что-то делать – в моем гипотетическом случае.
Она сказала задумчиво:
– Стольким людям негде жить. Они никому не нужны. Они селятся в дешевых однокомнатных квартирах и чахнут там. Я думаю, что некоторые большие сельские дома можно было бы превратить в общественное жилье, где много удобных жилых комнат и большие общие помещения для еды и отдыха…
Он кивнул и рассмеялся.
– Курятник! Не завидую тебе как управляющему. Ты только подумай, как они станут выцарапывать друг другу глаза!
– С чего бы? У меня там жили бы не только женщины. Мужчины нуждаются в домашнем очаге даже больше, потому что не могут устроить его сами. – Она протянула руку. – А теперь, Джеймс, пожалуйста, сожги этот документ.
Он с улыбкой покачал головой.
– Это мое завещание, и это не твое дело. Если бы меня это в достаточной степени заботило, я бы давным-давно составил новое. Мне просто не до того. Но если бы мне было до этого дело, то полагаю, я бы снова сделал то же самое.
Она посмотрела на него в упор.
– Почему?
– Я тебе отвечу. Приготовься получить хвалу. Это был первый сон любви, как я уже говорил; и, веришь или нет, мне так и не удалось его повторить. Я любил множество очаровательных женщин и получал от этого удовольствие, но эти, с позволения сказать, контакты, происходили… в другой плоскости. Не хватало некоей идиллической нотки. Другие дамы совершенно не были похожи на Афину Палладу. Я не имею никакого желания возвращаться в неприятный период своей юности, но в ретроспективе этот период обладает определенным очарованием. Ты олицетворяешь собой это очарование.
– Ты прекрасно знаешь, что во мне никогда не было ни крупицы очарования.
– Ars est celare artem[6 - Искусство – в умении скрыть искусство (лат.).]. Знаешь, когда ты это сказала, я снова почувствовал себя мальчишкой.
Она рассмеялась.
– Раньше ты говорил мне, что я прямолинейна, как кочерга. Я по-прежнему такая. У меня и правда никогда не было такта, поэтому тебе придется принять меня такой, какая я есть. Я хотела кое-что тебе сказать. Это касается Кэтрин.
Снаружи, стоя на ступеньках и прижавшись к стеклянной двери, Кэтрин Уэлби услышала свое имя. В верхней части окна у нее над головой был один из тех старых вентиляторов в форме звезды, которые появились после открытия, сделанного примерно в 1800 году: оказывается, свежий воздух вовсе не смертелен. Вентиляция была открыта, и голоса двоих людей в кабинете звучали энергично и отчетливо. Она многое услышала из их разговора. А теперь услышала, как Джеймс Лесситер спросил:
– А что с Кэтрин?
Риетта шагнула к нему.
– Джеймс… Не доставай ее.
– Дорогая моя девочка, она же воровка.
Кэтрин была в длинной черной накидке, отороченной мехом. Давным-давно ей отдала ее Милдред Лесситер. Мех все еще был хороший и теплый. Но тело ее под этой накидкой сжалось от холода.
– Она воровка.
– Ты не имеешь права говорить так!
– Думаю, что имею. Вот записи моей матери, можешь прочесть, если хочешь. Она внесла сюда все. Кэтрин лгала, когда говорила, что вещи были ей подарены. Если она не сможет или не захочет их предъявить, я подам на нее в суд.
– Ты не можешь этого сделать!
– Могу и сделаю.
– Почему?
– Потому что она воровка.
Риетта покачала головой.
– Дело не в этом. У тебя на нее зуб за что-то. За что?
– Мне незачем тебе об этом говорить. Она разрушила нашу помолвку, наговорив тебе лжи обо мне.
– Джеймс, это не было ложью.
– Она оболгала нас обоих перед моей матерью.
Она подошла совсем близко и встала сбоку, опершись на стол правой рукой.
– Джеймс, нашу помолвку разрушило не это. Ее разорвала я, когда ты убил свою собаку.
Его лицо потемнело от гнева, а вся прежняя шутливость улетучилась.
– А ты что, думала, я стану держать животное, которое на меня набросилось?
– Ты его напугал, и он огрызнулся. Ты убил его, жестоко убил.
– Полагаю, это Кэтрин тебе рассказала.
– Нет, один из садовников, который все видел. Кэтрин об этом не знала. Я никому об этом не рассказывала.
– Сколько суеты из-за собаки, – угрюмо пробормотал он, а затем прежним тоном добавил: – Я говорил тебе, что всегда плачу по счетам. Я уверен, что с удовольствием сведу счеты с Кэтрин.
– Джеймс, пожалуйста…
Встретив его взгляд, она поняла, насколько все бесполезно. Он легко рассмеялся.
– Мне доставит большое удовольствие увидеть Кэтрин на скамье подсудимых.
Этими словами Джеймс будто ударил ее. Он разворошил прошлое, сыграл на ее чувствах, на мгновение даже добился того, что тронул ее своим прежним шармом. А теперь вот что. Если бы он в самом деле ударил ее по лицу, это не оскорбило бы ее больше. Риетта невероятно рассердилась. Потом она не могла вспомнить, что именно говорила. Из ее гнева рождались слова, которые она швыряла ему в лицо. Если бы у нее был в руках какой-нибудь предмет, она бы, наверное, запустила им в Джеймса.
Внезапно она испугалась собственного гнева, возникшего из прошлого – он пугал ее. Она сказала, задыхаясь:
– Я пойду.
Услышав эти слова, Кэтрин отошла от стеклянной двери и снова спряталась в кустах. Она увидела, как шторы отдернулись, и рывком распахнулась дверь. По ступенькам сбежала Риетта, в красном платье и с непокрытой головой.
Глава 13
Риетта открыла дверь и вошла в дом. На обратном пути она никого не встретила и ничего не слышала. Она так пылала от гнева, что не заметила отсутствия плаща, который остался лежать там, где она его положила, – в кабинете Меллинг-Хауса. Она совершенно о нем забыла. Она подумала о Карре, о Кэтрин, о своей вспышке гнева и пришла в ужас.
Открыв дверь, она прошла в гостиную. Фэнси, зевая, подняла на нее глаза.
– Вы пропустили девятичасовые новости.
Риетта инстинктивно бросила взгляд на старые круглые часы, висевшие на каминной трубе. Они показывали двадцать минут десятого. Эстрадный оркестр играл новую популярную песню в стиле свинг. Она протянула руку и выключила радио.
– Карр вернулся?
Фэнси снова зевнула. У нее были очень красивые зубы – белоснежные и ровные.
– Нет. Что с ним такое, мисс Крэй?
Риетта подошла и, нахмурившись, встала над ней.
– Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что произошло, пока меня не было в комнате.
Фэнси, моргая, посмотрела на нее большими голубыми глазами. Она попыталась сдержать очередной зевок. Риетта с раздражением подумала, что она очень похожа на сонного ребенка. Нельзя было винить ее за это, но в такой ситуации от сонного ребенка мало проку. Она повторила:
– Я хочу, чтобы ты рассказала мне, что произошло, пока я говорила по телефону.
– Ну… – Глаза Фэнси по-прежнему были широко раскрыты, а их взгляд немного расфокусирован. – По-моему, ничего особенного не произошло. Только под конец.
– И что случилось?
– Ну, мы листали газеты – те, что принес мистер Эйнджер, и я увидела шляпку, которая мне понравилась, и стала думать, как бы мне смастерить такую же, так что я не очень-то обращала внимание на Карра. Когда думаешь о чем-то особенном, не обращаешь внимание на то, что происходит вокруг. И тут вдруг Карр вскрикнул. Я подумала, что его кто-то ужалил или что-то в этом роде. Вид у него был ужасный, мисс Крэй, просто ужасный. И он сказал: «Проклятая сволочь!», а я спросила: «Где?», потому что не понимала, о чем он говорит; да и как мне было понять? А потом вы вошли, и он сказал, что мужчина на фотографии увел у него Марджори. И он спросил у вас, правда ли это Джеймс Лесситер. Марджори была его женой, верно? То есть женой Карра, а этот Джеймс Лесситер увез ее. Карр ведь не наделает глупостей?
– Нет, – ответила Риетта глубоким и решительным голосом, что, кажется, немного удивило Фэнси. Она заморгала.
– Прошлого ведь не вернешь, правда?
– Нет, – снова сказала Риетта.
Фэнси зевнула.
– Судя по тому, что я слышала, невелика была потеря. – Она снова моргнула. – Наверное, мне не следовало это говорить. Вы ведь ее не любили?
– Нет, не любила.
