скачать книгу бесплатно
Глава 8
Джеймс Лесситер откинулся на спинку стула и через стол посмотрел на мистера Холдернесса, который выглядел весьма обеспокоенным. Румянец разлился до самых корней его густых седых волос, отчего от природы цветущее лицо приобрело почти сливовый оттенок – такой, какой был у основателя фирмы, крепкого выпивохи, жившего в начале восемнадцатого века; его портрет висел на стене позади мистера Холдернесса. Он посмотрел на Джеймса и сказал:
– Вы меня шокируете.
Джеймс Лесситер поднял брови.
– Неужели? Ни за что бы не подумал, что человека, проработавшего в юридической конторе почти сорок лет, еще можно поразить.
Они немного помолчали. Кровь немного отхлынула от лица мистера Холдернесса. Он слабо улыбнулся.
– Трудно оставаться в рамках профессии, когда дело касается людей, которых знаешь так долго, как я знаю вашу семью. Ваша мать была моим давним другом, а что касается Кэтрин Уэлби, я присутствовал на свадьбе ее родителей…
– И поэтому вы ждете, что я позволю себя обокрасть?
– Джеймс, дорогой мой!
Джеймс Лесситер улыбнулся.
– Как же все здесь похожи. То же самое сказала мне Риетта.
– Вы говорили с ней о ваших… огорчительных подозрениях?
– Я сказал ей, что пропало довольно много вещей, и я не удивлюсь, если Кэтрин знает, куда они подевались и… какой доход принесли. Как и вы, всё, что она смогла сказать: «Джеймс, дорогой мой!»
Мистер Холдернесс положил карандаш, который вертел в руках, и соединил кончики пальцев. Этот жест был знаком всем давним клиентам и означал, что мистер Холдернесс собирается порекомендовать проявить сдержанность.
– Только что я назвал ваши мысли огорчительными подозрениями. Вы ведь не хотите спровоцировать семейный скандал, основываясь лишь на подозрениях?
– О нет.
– Я был в этом уверен. Ваша мать очень любила Кэтрин. Если нет доказательств обратного, то будут серьезные основания полагать, что мебель в Гейт-Хаусе была подарком.
Джеймс по-прежнему улыбался.
– Моя мать завещала Кэтрин пятьсот фунтов. Несколькими росчерками пера она могла добавить: «и мебель в Гейт-Хаусе», или какие-то другие слова с тем же смыслом. Однако она этого не сделала. Если дело дойдет до серьезных предположений, то это будет одним из «доказательств обратного». Нигде в завещании мебель не упоминается. Моя мать когда-нибудь упоминала об этом в разговоре с вами?
– Не совсем так.
– Что значит «не совсем так»?
– Ну, вообще-то я упомянул об этом в разговоре с ней.
– И что она сказала?
– Она отложила разговор на эту тему. Вы ведь знаете, она могла быть весьма категоричной. Не буду лукавить, что дословно помню, как именно она выразилась – завещание было составлено больше десяти лет назад. Но насколько я помню, она сказала что-то вроде: «Это здесь ни при чем». Если посмотреть на эти слова в свете того, что вы говорите, это может означать, что в ее завещании не упомянута мебель, потому что она уже подарила ее Кэтрин…
– Или потому, что она не намеревалась ее дарить. Вы не уточнили, что она имела в виду?
– Нет. Она говорила совершенно безапелляционно.
Джеймс рассмеялся.
– В этом я не сомневаюсь! А вот в чем я продолжу сомневаться, так это в том, что моя мать позволила бы Кэтрин незаконно завладеть таким количеством ценных вещей.
Мистер Холдернесс задумчиво катал карандаш между большим и указательным пальцами.
– Возможно, у вас есть основания для подобных сомнений, но у вас нет уверенности. Я полагаю, что ваша мать никогда не давала этой ситуации четкого определения. Когда она говорила Кэтрин, что та может взять ту или иную вещь из Меллинг-Хауса, она могла одолжить ей это, или подарить, или же вообще не имела каких-то определенных намерений. Кэтрин, со своей стороны, конечно, могла решить, что все эти вещи ей дарят. Я думаю, если вы позволите мне так выразиться, что не стоит поддерживать подозрения, которые вы ничем не можете обосновать.
Джеймс Лесситер принял внушительный вид и выпрямился.
– А кто говорит, что я не могу их обосновать? Я это сделаю, если сумею.
Мистер Холдернесс снова выглядел совершенно потрясенным. Кровь прилила к его лицу не так сильно, как в первый раз, и цвет лица был не таким темным. Он перестал катать карандаш и сказал:
– Послушайте…
Джеймс кивнул.
– Знаю, знаю, вы думаете, что я должен спустить все на тормозах. Что ж, я не собираюсь этого делать. Я терпеть не могу, когда меня принимают за дурака, но еще больше не выношу, когда меня пытаются надуть. Могу вас заверить, что мало кому удавалось проделать это безнаказанно. У меня такое чувство, что за моей спиной много чего происходит. Я намерен разобраться, в чем тут дело. А когда я этим займусь, любой, кто думал, что сможет воспользоваться моим отсутствием, окажется в весьма затруднительном положении.
Мистер Холдернесс поднял руку.
– Джеймс, дорогой мой, надеюсь, вы не хотите сказать, что подозреваете чету Мэйхью? Ваша мать им полностью доверяла…
Джеймс Лесситер рассмеялся.
– Если бы не было такого доверия, то не было бы возможности это доверие обманывать, разве не так? А теперь я вам кое-что скажу. Вы говорите, что я не могу обосновать мои подозрения, потому что мама хранила молчание и не включила ничего из вещей в свое завещание. Однако кое-что она написала мне за пару дней до смерти. Хотите знать, что именно?
– Разумеется, хочу.
– Я могу повторить вам слово в слово. «Я не беспокоила тебя письмами о делах, так как надеюсь, что ты скоро приедешь домой. Пока же на всякий случай сообщаю тебе, что я вела подробные записи обо всем». Подробные записи обо всем – вот что расскажет нам то, что мы хотим узнать, верно?
– Возможно, – медленно ответил мистер Холдернесс.
– О, я думаю, вы чрезмерно осторожничаете. Думаю, можно предположить, что так и будет. Я пока не нашел эти записи. Моя мать, как и многие женщины, питала глубокое недоверие к банкам и конторским сейфам. Конечно, было бы гораздо разумнее – и удобнее, – если бы она оставила эти заметки вам, но она этого не сделала. Я проверил ящики ее письменного стола и шкафчик для бумаг в библиотеке, однако для особых документов вроде этого у нее, наверное, было особое секретное место. Я очень надеюсь, что обнаружу его, и когда это произойдет…
Мистер Холдернесс поднял глаза и посмотрел на него через стол – пристально и серьезно.
– Звучит так, как будто вы собираетесь мстить.
Джеймс легко рассмеялся.
– О да.
– Вы в самом деле пойдете на крайние меры?
– Я подам в суд.
Глава 9
Чаепитие у миссис Войси прошло так, как обычно проходят все чаепития. Гости поели домашних булочек и предложенного со скромной гордостью домашнего айвового варенья.
– Рецепт моей дорогой матушки. Красивый цвет, правда? Напоминает мне твое платье темно-красного цвета, Риетта. Но что мне хотелось бы узнать, так этот как сохранить бледно-зеленый цвет фруктов, как это делают в Португалии. В детстве я жила там месяц, и они готовили очень вкусный айвовый джем, который называли marmalada[3 - Искаженное от «marmelada» (португ.) – традиционный португальский мармелад из айвы.]. Цвет у него был как у зеленого винограда. Его вынимали из формочек для желе, обсыпали сахаром и ели, нарезая пластинками. Ужасно вкусно! Но никто мне так и не рассказал, как его готовить. В ту же минуту, как я вскипячу айву с сахаром, она начинает вести себя как светофор: сначала становится янтарного цвета, а потом красного.
Миссис Войси весело рассмеялась собственной шутке и перешла к рассказу о кошмарном португальском водопроводе. Хотя мисс Сильвер и разделяла ее взгляды на современную канализацию, это, по ее мнению, совершенно не подходило для беседы за чаем. Она кашлянула и попыталась сменить тему, но удалось ей это лишь спустя некоторое время. И тут, к своему большому неудовольствию, она обнаружила, что в качестве очередной темы болтливая Сесилия выбрала ее профессиональную деятельность. Она вывалила на слушателей всю историю необычного «дела о сережках» в пересказе мисс Алвинии Грэй. Напрасно мисс Сильвер твердила, предостерегающе кашлянув: «Я предпочла бы не говорить об этом» или даже: «Моя дорогая Сесилия, я никогда не обсуждаю свои расследования». Сисси Кристофер даже в школьные годы было очень трудно остановить. А Сесилию Войси, пожилую даму в ее собственном доме, сдержать или отвлечь было совершенно невозможно. Мисс Сильвер со вздохом отказалась от попыток это сделать. Как только ей представилась малейшая возможность, она подняла тему образования, и это привело к весьма интересному обмену мнениями между ней и мисс Риеттой Крэй.
– Я отдала педагогике двадцать лет.
Что-то зашевелилось в подсознании Риетты, но тут же снова исчезло. Чуть позже это повторилось – словно что-то вот-вот всплывет из памяти. А потом совершенно внезапно, когда Кэтрин жаловалась на дороговизну жизни, миссис Войси убеждала всех выпить еще чаю, а мисс Сильвер, начавшая цитировать Теннисона, прервалась, чтобы сказать: «Нет, спасибо, дорогая», она наконец вспомнила.
– «Знание приходит, но мудрость запаздывает», как очень точно выразился лорд Теннисон[4 - Альфред Теннисон (1809–1892) – английский поэт, наиболее яркий выразитель сентиментально-консервативного мировоззрения Викторианской эпохи, любимый поэт королевы Виктории, которая дала ему почетное звание поэта-лауреата и титул барона, сделавший его пэром Англии.].
Риетта неожиданно спросила:
– Так вы – мисс Сильвер Рэндала Марча?
Мисс Сильвер ответила с довольной улыбкой:
– Он и его сестра были моими учениками. И я рада сказать, что наша дружба сохранилась. Вы с ними знакомы?
– Я училась в школе вместе с Изабелл и Маргарет. Они были уже в старших классах, а я была маленькой. Мисс Аткинсон всегда говорила, что у них была очень хорошая подготовка. Рэндал был младше, примерно моего возраста. Сейчас он начальник полиции графства.
– Да. Не так давно я имела удовольствие обедать с ним в городе. Знаете, Изабелл вышла замуж. За вдовца с детьми, очень подходящая партия. По моему опыту, такие поздние браки часто становятся очень счастливыми. К этому возрасту люди успевают научиться ценить дружеское общение. Маргарет вышла замуж, когда ей было чуть за двадцать, но и ее брак оказался очень удачным.
Они продолжили беседовать о семействе Марч.
Кэтрин и Риетта пошли домой вместе. Сгустились сумерки, тут и там светились желтым окна в коттеджах на краю луга, где не до конца были задернуты шторы. Когда они прошли немного, Кэтрин внезапно с нажимом спросила:
– Риетта, что сказал тебе Джеймс вчера вечером?
Риетта обдумывала ее вопрос. Ей показалось, что нет причин о чем-то умалчивать, и она ответила:
– Он спрашивал, что мне известно о договоренности между его матерью и тобой касательно Гейт-Хауса.
– И что ты ответила?
– Что ничего об этом не знаю.
Кэтрин быстро перевела дыхание.
– Что еще?
– Он спрашивал про мебель.
– Что именно?
– Была ли она тебе подарена или дана во временное пользование.
– И что ты на это сказала?
– То же самое – что ничего об этом не знаю.
Кэтрин сжала руки в приступе острого раздражения.
– Тетя Милдред подарила мне мебель, ты же знаешь, я сто раз тебе об этом говорила! Почему ты не сказала ему об этом?
Риетта ответила в своей резкой манере:
– То, что ты говорила мне, не доказательство.
– Ты хочешь сказать, что не веришь мне… когда я говорю тебе, что она подарила мне эти вещи?
– Нет, я не это хочу сказать. Я имею в виду только то, что сказала: то, что ты говорила мне, не доказательство.
– И каких же доказательств ты хочешь?
Это было так похоже на Кэтрин – устроить сцену на пустом месте. Риетта уже не в первый раз задумалась, стоит ли поддерживать эту старую дружбу. Когда знаешь человека всю свою жизнь и живешь совсем рядом с ним, да еще и в деревне, остается только постараться сохранять самообладание.
– Дело не в том, чего хочу я. Дело в Джеймсе. А ему нужны доказательства – то, что подтвердит намерения его матери. Он спрашивал, говорила ли она когда-нибудь об этом.
– Что ты ответила? – торопливо и зло спросила Кэтрин.
– Я ответила, что тетя Милдред сказала мне: «Я сдам Кэтрин Гейт-Хаус. Я сказала ей, что она может снести перегородку между комнатами на первом этаже и объединить их, и полагаю, мне нужно будет дать ей какую-то мебель».
– Ну вот видишь! Что он на это ответил?
– Что это может означать все что угодно, – сухо ответила Риетта.
– Ох! – За этим полным ярости возгласом последовало резкое: – Это совершенно возмутительно!
Они были в середине луга, на пересекающей его узкой тропинке. Риетта остановилась.
– Кэтрин, разве ты не понимаешь, что с Джеймсом так нельзя? Ты его только разозлишь. Он смотрит на все как на деловое соглашение…
Кэтрин перебила ее срывающимся голосом:
– Конечно, ты станешь его защищать, мы все это знаем!
Риетта начинала злиться, но сдержалась.
– Я его не защищаю, я говорю тебе, как он смотрит на вещи. Сопротивление всегда его злит. Если только он не изменился очень сильно, лучшее, что ты можешь сделать, – это выложить карты на стол и сказать ему правду.
– А ты думаешь, я лгу?
– Ты говоришь ему что-то среднее, – ответила Риетта резким тоном.
– Да как ты смеешь!
