скачать книгу бесплатно
Неподалеку, напротив, светилась вывеска:
«ШАТЕР ТИНТЛЯ
Чтоб дарш не зачах на болотных харчах!
Чатовсы! Пурриан! Ахагар!»
Герсен перешел на другую сторону улицы. Из темного переулка Нунана появился Максель Рэкроуз; на нем были коричневые брюки из рубчатого плиса, рубашка в коричневую и черную клетку, черный жилет, расшитый блестящими эмблемами, и мягкая черная кепка с металлическим козырьком.
Герсен читал вывеску: «Чатовсы. Пурриан. Ахагар. У вас уже разыгрался аппетит?»
«Не сказал бы. В том, что касается еды, я брезглив. Может быть, попробую что-нибудь».
Герсен, которому нередко приходилось глотать пищу, о происхождении которой лучше было не думать, только рассмеялся: «Находчивый журналист не знает, что такое брезгливость».
«Всему есть предел, – заявил Рэкроуз. – И здесь, в „Шатре Тинтля“, он вполне может быть достигнут».
Распахнув створчатые двери, они зашли в трактирный зал. Впереди лестница вела на верхние этажи; сбоку бар соединялся арочным проходом с выложенным белой плиткой помещением, откуда пахло чем-то заплесневевшим или прокисшим. Человек двенадцать пили пиво за стойкой бара; бар обслуживала пожилая женщина в черном платье, с длинными черными волосами, темно-оранжевой кожей и черными усами. На стенах висели плакаты, оповещавшие о выставках и выступлениях экзотических танцовщиц в Рат-Эйлеанне и других местах. На одном из плакатов значилось:
«Знаменитая труппа Ринкуса!
Полюбуйтесь на сотни чудесных трюков!
Недотепы танцуют и кувыркаются под свист и щелканье метких бичей!
Каждый свистердень в концертном зале Фугласса».
Другой плакат объявлял:
«Хлесткий Нед Тикет и его проворные недотепы!
Как они скачут! Как вертятся!
Звонкий кожаный инструмент Хлесткого Неда поет, мгновенно наказывая недотеп за ошибки и недостаточное усердие меткой и жгучей подсказкой неотвратимого кнута!»
Женщина за стойкой бара окликнула Герсена и Рэкроуза: «На что вы там пялитесь, как бараны на новые ворота? Будете пить пиво или есть что-нибудь?»
«Терпение! – отозвался Герсен. – Мы еще ничего не решили».
Это замечание вызвало у нее пущее раздражение. Голос усатой женщины стал истерически резким: «Терпение, говоришь? Всю ночь на ногах, разливаю пиво всяким подонкам – какое после этого останется терпение? Заходи-ка сюда, за стойку, я открою кран на всю катушку и вставлю тебе шланг туда, где солнце не светит – будешь знать, что такое терпение!»
«Мы решили перекусить, – ответил Герсен. – Чатовсы сегодня свежие?»
«Чатовсы как чатовсы, не хуже любых других. Тогда идите, жрите, нечего тут торчать, если пиво не пьете… Ты что это? Насмехаться надо мной будешь?» Она схватила кружку пива, чтобы выплеснуть ее в лицо Макселю Рэкроузу. Тот проворно отступил к лестнице; Герсен тут же последовал его примеру.
Женщина презрительно встряхнула черной гривой, закрутила ус двумя пальцами и отвернулась.
«Ей не хватает очарования, – проворчал Рэкроуз. – Завсегдатаем ее бара я не стану».
«В обеденном зале нас могут подстерегать неожиданности», – предупредил Герсен.
«Надеюсь, приятные неожиданности».
Они стали подниматься по ступеням, от которых, так же, как от всей пивной, исходили гниловатые испарения: странное сочетание ароматов кулинарных жиров, инопланетных приправ и застарелого запаха мочи.
На первой лестничной площадке Рэкроуз остановился: «Честно говоря, мне все это не нравится. Вы действительно собираетесь тут ужинать?»
«Если вас одолевают сомнения, не заходите. Мне приходилось бывать в местах и получше, и похуже».
Рэкроуз что-то пробормотал себе под нос и стал подниматься дальше.
В трактирный зал вели тяжелые деревянные створчатые двери. За столами, разделенными широкими промежутками, сидели, пригнувшись, как заговорщики, немногочисленные группы мужчин; одни пили пиво, другие ели что-то с тарелок, стоявших у них перед носом.
Навстречу новым посетителям выплыла тяжеловесная особа – на взгляд Герсена, не менее устрашающая, чем та, что орудовала пивным шлангом. Так же, как на женщине в баре, на ней было бесформенное черное платье; ее волосы свисали спутанными маслянистыми пучками, а ее усы были не столь пышными. Сверкая глазами, она переводила взгляд с одного лица на другое: «Значит, вы хотите есть?»
«Да, именно поэтому мы сюда пришли», – подтвердил Герсен.
«Садитесь здесь», – женщина провела их к стоявшему поодаль свободному столу. Как только они сели, она угрожающе наклонилась над столом, опираясь на него ладонями: «Что вам нравится?»
«О кухне даршей мы знаем только понаслышке, – признался Герсен. – Вы готовите сегодня какие-нибудь особенно аппетитные блюда?»
«Особенно аппетитные блюда мы готовим для себя. Здесь подают чичало.[7 - Чичало: не слишком приличное выражение. В данном контексте его следует считать метафорической ссылкой на еду, которую готовят для мужчин и подают мужчинам.] Чем богаты, тем и рады».
«Вы рекламируете, однако, лучшие образцы даршской кулинарии – чатовсы, пурриан, ахагар?»
«Посмотрите вокруг. Мужики жрут».
«Верно».
«С чего вы взяли, что вам полагается что-то другое?»
«Хорошо, принесите нам по порции того, что у вас есть, мы попробуем».
«Как хотите», – грузная официантка пожала плечами и удалилась.
Рэкроуз мрачно молчал, в то время как Герсен внимательно разглядывал обеденный зал. «Искомой персоны среди присутствующих я не замечаю», – сказал он наконец.
Рэкроуз скептически поглядывал то на один стол, то на другой: «Вы в самом деле ожидали его тут встретить?»
«Не сказал бы. Но совпадения случаются. Если он решил, по той или иной причине, навестить Рат-Эйлеанн, его можно было бы встретить именно здесь».
Максель Рэкроуз с сомнением покосился на Герсена: «Вы не говорите мне все, что знаете».
«Это вас удивляет?»
«Ни в коей мере. Но я хотел бы, чтобы мне хотя бы намекнули на то, во что я ввязываюсь».
«Сегодня вечером вам следует опасаться только чатовсов и, может быть, пурриана. Но дальнейшее изучение интересующего нас вопроса может быть связано с опасностями. Ленс Ларк – опасный человек».
Рэкроуз тревожно огляделся по сторонам: «Я предпочел бы его не раздражать. Судя по всему, у него злобный и мстительный характер. Помните Эразмуса Хойптера? Что бы ни означало слово „Панак“, у меня нет ни малейшего желания узнать это на своей шкуре».
Официантка прибыла с подносом в руках: «Вот пиво – мужики без него жрать не могут. Кроме того, новички у нас обычно развлекают публику. Там стоит проектор, видите? Опустите монету, и труппа исполнит забавный номер».
Герсен повернулся к Рэкроузу: «Вы у нас специалист по части развлечений. Выберите что-нибудь».
«С удовольствием!» – без всякого удовольствия отозвался Рэкроуз. Он направился к проектору, просмотрел список предлагаемых номеров, потянул на себя рычажок и опустил монету в накопитель. Громкий визгливый голос объявил: «Выступает Джавель Наткин и его озорные пострелы!» Под неритмичный перестук металлических болванок и звякающих подвесок на противоположной проектору беленой стене появилось изображение высокого тощего субъекта в белом подгузнике с черным гульфиком; за ним на сцену высыпали шесть маленьких мальчиков в длинных красных чулках – другой одежды на них не было.
Наткин пропел несколько сварливых куплетов, посвященных недостаткам его подопечных, после чего принялся плясать беспорядочную джигу, высоко подбрасывая длинные ноги и прищелкивая бичом то в одну, то в другую сторону, в то время как мальчики прыгали, крутились и уворачивались с исключительным проворством. Вульгарно выразив недовольство их трюками, Наткин принялся стегать пухлые ягодицы юных акробатов. Стимулированные таким образом, те стали кружиться в воздухе, исполняя лихорадочные сальто-мортале. Наткин встал посреди сцены, на фоне фейерверка кувыркающихся маленьких тел в красных чулках, торжествующе развел руки в стороны и поклонился. Экран погас. Посетители ресторана, с серьезным вниманием наблюдавшие за представлением, поворчали, побормотали и вернулись к еде.
Корпулентная женщина в длинном черном платье вышла из кухни с большим подносом, уставленным блюдами и мисками. Со звоном грохнув поднос на стол, она пояснила: «Вот ваша жратва. Чатовсы, пурриан, ахагар. Набивайте животы. Все, что останется, вернется в общий котел».
«Спасибо! – отозвался Герсен. – Кстати, подскажите, будьте любезны: кто такой Тинтль?»
Официантка презрительно хрюкнула: «Тинтль – имя на вывеске, больше ничего. Мы тут все делаем, мы складываем монету к монете. Тинтль не вмешивается».
«Если это возможно, я хотел бы перекинуться с ним парой слов».
«Что с него возьмешь, с этого занудного болвана? Но если уж вам так приспичило, он сидит на заднем дворе и дует в кулак или чешет спину палкой».
Женщина удалилась. Герсен и Рэкроуз осторожно приступили к еде. Уже через несколько секунд Рэкроуз сказал: «Не знаю, что хуже. Чатовсы явно протухли, но ахагар – хоть святых выноси! Пурриан просто гнусен. А в пиве эта достопочтенная особа, судя по всему, мыла свою собаку… Как? Вы способны это есть?»
«Вам тоже следовало бы есть. Мы хотим, чтобы у нас были основания придти сюда снова. Вот – попробуйте эти достопримечательные приправы!»
Рэкроуз приподнял ладонь: «Я уже напробовался, благодарю вас! Боюсь, что моего текущего оклада недостаточно, чтобы продолжать этот эксперимент».
«Как хотите! – Герсен проглотил еще несколько чатовсов, зачерпнул пурриана, отправил в рот кусок ахагара и задумчиво отложил ложку. – На сегодня мы видели достаточно». Он подозвал официантку: «Мадам, будьте добры, принесите счет».
Женщина оценила объем оставшейся на блюдах пищи: «Вы здорово проголодались, сразу заметно. С каждого из вас причитаются два – нет, лучше три СЕРСа».
Рэкроуз возмущенно воскликнул: «Три СЕРСа за несколько ложек? Столько не берут даже в Соборе!»
«В Соборе подают безвкусную блевотину. Плати – или я сяду тебе на голову».
«Не волнуйтесь! – посоветовал Герсен. – Таким образом вы не заслужите привязанность клиентуры. Хотел бы заметить, кстати, что мы ожидаем прибытия одного из представителей клана Бугольдов».
«Вот еще! – оскалила зубы официантка. – А мне-то что? Изгой-Бугольд ограбил склад „Котцаша“, и теперь мне приходится жить в этом городе мокрых сквозняков и сгущенных соплей».
«Насколько мне известно, у Котцаша тоже рыльце в пушку», – со знанием дела заметил Герсен.
«Чепуха! Что б ты понимал! Выродок Бугольдов сговорился со своим приятелем, скорпионом-отморозком из клана Паншо. Это они должны были разориться, а не бедняга Тинтль! А теперь платите и убирайтесь! Все эти разговоры про „Котцаш“ – одно огорчение».
Герсен обреченно выложил на стол шесть СЕРСов. Торжествующе ухмыльнувшись в сторону Макселя Рэкроуза, женщина сгребла монеты: «Двух СЕРСов чаевых будет достаточно».
Герсен добавил две монеты, и мадам Тинтль, наконец, оставила их в покое.
Рэкроуз негодующе фыркнул: «Вы слишком уступчивы. Жадность этой стервы уступает только мерзости ее стряпни».
Оглянувшись, мадам Тинтль сказала через плечо: «Я тебя слышала! В следующий раз сварю тебе чатовсы с менструальными тампонами!» Она раздраженно поспешила в кухню. Герсен и Рэкроуз тоже поспешили покинуть ресторан.
Выйдя на улицу, они задержались у входа. Над озером висел туман; уличные фонари вдоль дороги на Пилькамп удалялись на юг и на север вереницами бледно-голубых светящихся ореолов.
«Что теперь? – спросил Рэкроуз. – Навестим Тинтля?»
«Да, – кивнул Герсен. – Раз уж он оказался под рукой».
«Эта отвратительная самка упомянула о заднем дворе, – проворчал Рэкроуз. – Туда можно зайти кружным путем, с переулка Нунана».
Они обогнули угол «Шатра» и поднялись по переулку вдоль каменной ограды, в которой темнел проем закрытых чугунных решетчатых ворот, ведущих на задний двор Тинтля. В глубине двора виднелись несколько ветхих сараев; в одном брезжил огонь.
Под окном верхнего этажа послышался звон – кто-то ударил пустой сковородой по стене, после чего по веревке, висящей под окном, стал спускаться подвешенный горшок.
«Возникает впечатление, – заметил Герсен, – что Тинтль собирается ужинать».
Дверь сарая отворилась; на дворе появился силуэт приземистого широкоплечего человека. Прихрамывая, он пересек задний двор, снял горшок с веревки и понес его назад к сараю.
Приложив лицо к решетке ворот, Рэкроуз позвал: «Тинтль! Эй, Тинтль! Мы здесь, у ворот!»
Тинтль удивленно оглянулся и замер, после чего повернулся и побежал к сараю, широко расставляя ноги и переваливаясь с боку на бок. За ним захлопнулась дверь – свет в сарае тут же погас.
«Тинтль сегодня не принимает», – сделал вывод Герсен.
Герсен и Рэкроуз вернулись к дороге на Пилькамп, забрались в подкативший омнибус и поехали на юг, в Старый город Рат-Эйлеанна.
Глава 4
Выдержка из раздела «Ленс Ларк» монографии «Князья тьмы» Кароля Карфена:
«Размышляя о князьях тьмы и их невероятных свершениях, автор этой монографии нередко испытывает замешательство перед лицом многообразия и многочисленности событий. Для того, чтобы преодолеть это затруднение, приходится прибегать к обобщениям – но каждое обобщенное логическое построение обрушивается под весом неизбежных оговорок.
Неоспоримо только то, что всем пятерым гениям преступного мира свойственна только одна общая особенность – полное пренебрежение к человеческим страданиям.
Таким образом, рассматривая Ленса Ларка в сравнении с его коллегами-соперниками, невозможно обнаружить в нем какие-либо характеристики, напоминающие других князей тьмы, за исключением единственной вышеупомянутой особенности. Даже стремление к анонимности и скрытность, которые, как можно было бы предположить, являются неотъемлемыми аспектами профессии преступника, в случае Ленса Ларка искажаются, превращаясь в нечто грубое и вызывающее – возникает впечатление, что Ларк, даже сохраняя инкогнито, желает привлекать к себе всеобщее внимание. Можно привести несколько примеров ситуаций, в которых Ленс Ларк практически выставлял себя напоказ.
Тем не менее, когда мы сводим воедино все, что известно о Ленсе Ларке, нас разочаровывает недостаток достоверных фактов. Очевидцы отзываются о нем, как о высоком и грузном человеке, горящий взгляд и резкие жесты которого свидетельствуют о страстном и капризном характере. Нет каких-либо подробных описаний его лица. По слухам, он умеет мастерски управляться с кнутом, и ему доставляет удовольствие наказывать своих врагов».
Заключительная сводка раздела:
«В очередной раз поддавшись искушению обобщения, позволю себе сделать следующий вывод.
В том, что касается грандиозных масштабов причиняемого ими зла, князья тьмы не поддаются количественному определению, но их качественные характеристики можно сравнить – по меньшей мере интуитивно.
1) Виоль Фалюш болезнетворен и мстителен, как ядовитое насекомое.
2) Палач Малагейт бесчеловечно, бесчувственно жесток.
3) Кокор Хеккус обожает внушающие ужас проказы.
4) Ховард Алан Трисонг непроницаем, хитер и, скорее всего, не в своем уме – если понятие здравомыслия и нормальности вообще применимо к этой категории людей.
5) Ленс Ларк жесток и необычайно чувствителен к оскорблениям – в этом отношении он еще злопамятнее Фалюша. Так же, как Хеккусу, ему не чужд садизм, но в свойственном только ему причудливом варианте. В некоторых источниках встречаются ссылки на «атмосферу тления» или «вульгарные миазмы», окружающие Ларка, но при этом не совсем ясно, что имеется в виду: психическая аура или фактический дурной запах. Тем не менее, судя по всему, Ленс Ларк – самый непривлекательный из князей тьмы в том, что относится к внешнему виду – с возможным исключением Ховарда Алана Трисонга, о внешности которого ничего не известно».
Шлейфы дождя, оставшиеся от предрассветной грозы, все еще поливали северный берег озера Фимиш; над Рат-Эйлеанном стремительно неслись рваные тучи, и в промежутки между ними пробивались ослепительные лучи Веги, озарявшие крыши и улицы серого города. Пересекая скользящие полосы света и тени, Герсен и Джехан Аддельс шли по Эспланаде к Эстремонту.
Аддельс двигался напряженно, ссутулившись, словно преодолевая сопротивление – на лице его застыло выражение угрюмого неодобрения. Когда они стали подходить к мощеной дамбе, ведущей на остров, он резко остановился: «Вы знаете, это просто безумие!»
