Лионесс. Том 2. Зеленая жемчужина. Мэдук

Когда бокалы были наполнены, Шимрод сказал:

– Когда-то я думал, что ты – ребенок в теле женщины.

Меланкте холодно улыбнулась:

– А теперь?

– Ребенок, по-видимому, где-то заблудился и потерялся.

Улыбка Меланкте стала чуть более тоскливой.

– Женщина прекрасна, как рассвет, – размышлял вслух Шимрод. – Понимает ли она, какое впечатление производит? Судя по всему, она достаточно часто моется и явно ухаживает за волосами. Она ведет себя так, словно вполне сознает свою привлекательность.

– Как все это скучно! – обронила Меланкте.

Шимрод пропустил ее слова мимо ушей:

– По-видимому, тебя вполне удовлетворяет такая жизнь, ты довольна собой. И тем не менее, когда я пытаюсь разобраться в твоих мыслях, у меня такое чувство, словно я заблудился в темном лесу.

– У тебя такое чувство, потому что я не вполне человеческое существо, – ровно и бесстрастно отозвалась Меланкте.

– Кто тебе это сказал? Тамурелло?

Меланкте безразлично кивнула:

– Тягостный, бесцельный разговор. Когда ты уйдешь?

– Скоро. Но объясни мне – зачем Тамурелло попытался внушить тебе такую чудовищную глупость?

– Он ничего мне не внушал. Я ничего не знаю. Мой ум пуст, как черные пространства между звездами.

– По-твоему, я – человеческое существо? – спросил Шимрод.

– Насколько мне известно, да.

– Я – порождение Мургена!

– Не понимаю. Что ты называешь порождением?

– Когда-то, давным-давно, Мурген являлся в моем обличье, чтобы свободно действовать и наблюдать, – люди боятся легендарного Мургена, это ему мешает. Я ничего не помню о тех временах – мои поступки были поступками Мургена, и воспоминания о них принадлежат Мургену. Но мало-помалу, по мере такого использования Шимрод стал существом из плоти и крови, приобрел собственное сознание и способность действовать независимо.

Теперь я – Шимрод. Почему бы мне не считать себя человеческим существом? Я выгляжу как человек. Я испытываю голод и жажду; я ем и пью, после чего мне приходится испражняться. Твоя красота вызывает во мне тоскливое влечение, одновременно сладостное и болезненное. Короче говоря, ничто человеческое мне не чуждо, и если я в чем-то не человек, то мне неизвестно, в чем именно.

Меланкте повернулась к морю:

– У меня человеческое тело; так же, как твое, оно выполняет свои функции: я вижу, слышу, ощущаю вкус. Но я пуста. У меня нет чувств. Я ничего не делаю – только брожу по пляжу.

Шимрод пересел на софу и обнял ее плечи:

– Позволь мне заполнить эту пустоту.

Меланкте язвительно покосилась на него:

– Я не нуждаюсь в помощи.

– Но тебе будет лучше, когда ты изменишься, гораздо лучше!

Меланкте отстранилась, встала и отошла к окну.

Шимроду больше нечего было сказать – в этот момент он решил удалиться и ушел, не попрощавшись.

На следующий день Шимрод вернулся к беломраморному дворцу, нарочно в то же время. Если Меланкте ежедневно придерживалась одного и того же расписания, сегодня он мог бы узнать, удалось ли ему повлиять на ее настроение. Он прождал под террасой целый час, но Меланкте не появилась. В конце концов Шимрод задумчиво побрел обратно в Исс.

К вечеру погода стала портиться, с запада подул свежий бриз – рябь перистых облаков быстро затянула небо, и солнце опустилось в багрово-лиловую гряду далеких туч.

С утра яркие сполохи света боролись с пасмурным сумраком. Снопы солнечных лучей пробивались через разрывы в облаках, но разрывы стягивались и лучи гасли. После полудня сумрак победил и с моря нахлынула темно-серая стена дождя.

Ближе к вечеру Шимрод, подчинившись внезапному порыву, накинул на плечи плащ, сделал покупку на рынке и прошел по пляжу к белому дворцу. Взойдя по ступеням, он пересек террасу и постучал в резную деревянную дверь.

Никто не ответил – он постучал снова. Наконец дверь приоткрылась; выглянула служанка:

– Леди Меланкте не принимает.

Шимрод распахнул дверь и зашел внутрь:

– Превосходно! Значит, нам никто не помешает. Я останусь на ужин – вот свежие отбивные. Поджарьте их как следует, приправьте травами и подайте с добрым красным вином. Где Меланкте?

– В гостиной, у камина.

– Я знаю, куда идти.

Служанка с сомнением понесла отбивные на кухню. Заглядывая из комнаты в комнату, Шимрод в конце концов нашел гостиную, упомянутую служанкой, – помещение с белеными стенами и дубовыми потолочными балками. Меланкте стояла и грелась у огня. Когда Шимрод зашел, она взглянула на него через плечо, раздраженно отвернулась и продолжала смотреть на языки пламени.

Шимрод приблизился. Не глядя на него, Меланкте сказала:

– Я знала, что ты сегодня придешь.

Шимрод обнял ее за талию, притянул к себе и поцеловал. Она не ответила – с таким же успехом он мог бы поцеловать тыльную сторону своей руки.

– Так что же – ты не рада меня видеть?

– Нет.

– Но в то же время тебя не трясет от злости?

– Нет.

– Я когда-то уже целовал тебя – помнишь?

Меланкте повернулась к нему. Шимрод понял, что она собирается сказать нечто, приготовленное заранее:

– Я почти не помню ничего, что тогда происходило. Тамурелло дал мне точные указания. Я должна была обещать тебе все, что угодно, и, если потребуется, уступить любому твоему требованию. Оказалось, что в этом не было необходимости.

– А обещания? Их не нужно выполнять?

– Я произносила слова, но это не были мои обещания; это были слова Тамурелло. У него и требуй выполнения обещаний. – И Меланкте улыбнулась огню, горевшему в камине.

Шимрод, все еще обнимавший ее за талию, прижал ее ближе и погрузил лицо в ее волосы, но она отстранилась и села на диван.

Шимрод сел рядом:

– Я не большой мудрец, как тебе известно. И все же, я мог бы многому тебя научить.

– Ты гоняешься за иллюзиями, – почти презрительно обронила Меланкте.

– Почему ты так думаешь?

– Тебя привлекает мое тело. Если бы ты взглянул на меня и увидел пожелтевшую морщинистую кожу и горбатый нос с бородавками, сегодня вечером тебя бы тут не было – даже если бы ты пришел, ты не стал бы меня целовать.

– С этим невозможно спорить, – сказал Шимрод. – Тем не менее в этом отношении я вряд ли отличаюсь от любого другого. Ты предпочла бы жить в дряхлом, уродливом теле?

– Я привыкла к тому телу, какое у меня есть. Я знаю, что оно привлекательно. Тем не менее то, что живет в этом теле, – то, что я на самом деле собой представляю, – судя по всему, вовсе не привлекательно.

В гостиную зашла служанка:

– Подать ужин здесь, у камина?

Меланкте с удивлением оглянулась:

– Я не просила подавать ужин.

– Этот господин принес отличные отбивные и приказал поджарить их как следует, что я и сделала, обжарила на виноградной лозе и приправила чесноком, лимонным соком и щепоткой тимьяна. Есть еще свежеиспеченный хлеб, горошек прямо с огорода и неплохое красное вино.

– Хорошо, подавай здесь.

За ужином Шимрод пытался создать теплую, непринужденную атмосферу, но в этом начинании Меланкте не оказывала ему почти никакой поддержки. Сразу после ужина она объявила, что устала и собирается идти спать.

– Сегодня дождливо, – заметил Шимрод, – я останусь на ночь.

– Дождя уже нет, – возразила Меланкте. – Уходи, Шимрод. В моей постели не будет никого, кроме меня.

Шимрод поднялся на ноги:

– Мне остается сделать то, что на моем месте сделал бы любой воспитанный мужчина. Спокойной ночи, Меланкте.

2

Непрерывные холодные дожди удерживали Шимрода от новых прогулок по пляжу. Кроме того, он не торопился из тактических соображений: чрезмерное усердие могло скорее помешать достижению его цели, нежели способствовать ему. На данный момент он уже сделал все возможное. Он привлек внимание Меланкте к неповторимому характеру своей персоны; он доказал ей, что умеет быть вежливым, но настойчивым, забавным, но заботливым; он продемонстрировал ей внушающую уверенность любой женщине страстность, свойственную всем ухажерам, – не в такой степени, какая могла бы показаться непристойной, но и достаточно пылкую для того, чтобы она свидетельствовала о непреодолимых чарах Меланкте и заставила ее задумываться о себе и о нем.

Шимрод сидел в часто посещаемой им портовой таверне «На якоре», пил пиво, смотрел на дождь за окном и размышлял о Меланкте.

Несомненно, она была обворожительна. Ее красота поражала, как несметное сокровище, ее тело казалось слишком хрупким для того, чтобы вмещать такую притягательную силу. Шимрод спрашивал себя: объясняется ли эта притягательность исключительно красотой? Было ли в ее чарах что-то еще?

Глядя на море, бурлящее под струями ливня, Шимрод перебирал в уме всевозможные милые особенности, свойственные достойным любви и любимым женщинам. В Меланкте эти манеры и признаки полностью отсутствовали; отсутствовала в ней и таинственная, не поддающаяся определению сущность женственности как таковой.

Меланкте утверждала, что ум ее подобен пустоте; Шимроду оставалось только ей верить. Она удивительным образом не умела проявлять любопытство, чувство юмора, теплоту или симпатию. Она выражалась с абсолютной откровенностью, свидетельствовавшей не столько о честности, сколько о безразличии к чувствам и побуждениям собеседника. Шимрод не помнил, чтобы она выражала какие-нибудь эмоции, кроме скуки и апатичного отвращения к его присутствию.

Мрачно проглотив полкружки пива, Шимрод присмотрелся к пологой дуге северного пляжа, но беломраморный дворец скрылся за стеной дождя… Он медленно кивнул своим мыслям, пораженный глубиной новой концепции. Меланкте стала выражением последней воли ведьмы Десмёи, ее окончательной местью погубившему ее мужчине – и всем мужчинам в принципе. В ее нынешнем состоянии Меланкте была чем-то вроде пустого магического экрана, отображавшего в глазах каждого мужчины его идеал совершенной красоты. Но когда он пытался привлечь к себе эту красоту и обладать ею, он заключал в объятия пустоту, и чем сильнее была его страсть, тем больше он страдал – в отместку за страдания Десмёи!

Если эти допущения правильны, как отреагирует Меланкте, если Шимрод расскажет ей о предназначении ее красоты? Если она поймет, чем объясняется ее состояние, захочет ли она измениться? Сможет ли она измениться, даже если захочет?

В таверну вошел Эйлас. Он подошел к камину, чтобы согреться и обсушиться, после чего устроился ужинать с Шимродом в алькове, отгороженном от общего зала. Шимрод поинтересовался тем, как продвигается набор новой ульфской армии; Эйлас заявил, что у него достаточно оснований для оптимизма.

– В самом деле, учитывая все препятствия, трудно было бы ожидать более успешного развития событий. Каждый день прибывают новые рекруты, армия растет. Сегодня мы завербовали пятьдесят пять человек – сильных, здоровых парней с вересковых лугов и горных пастбищ. Храбрецы! Каждый из них готов учить меня военному делу. По их представлению, все очень просто. Война заключается в следующем: герои прячутся в болоте за пучками утесника, пока мимо не проедет достаточно немногочисленный отряд противника, после чего храбрецы выскакивают из укрытия, режут глотки и смываются со всех ног, прихватив вражеские кошельки.

– А как ведут себя девять непокорных баронов?

– Рад сообщить, что все они явились до истечения назначенного срока. Нельзя сказать, что они покорились, но мне удалось настоять на своем; нам все еще не приходилось осаждать какую-нибудь башню на неприступной скале – это долгое и неприятное занятие, особенно в такую погоду.

– Они затаятся и будут выжидать, пока не появится возможность как-нибудь тебе досадить.

– Конечно. Рано или поздно придется повесить нескольких ульфов, не поверивших мне на слово, – хотя я предпочел бы, чтобы они погибли, сражаясь со ска. Даже самые безрассудные головорезы-горцы понижают голос, когда речь заходит о ска.

– Это должно было бы побудить их к дисциплине, превосходящей безжалостную методичность ска.

– К сожалению, они смирились с тем, что ска съедят их заживо – битва проиграна еще до того, как ска появились на горизонте. Придется постепенно убедить их в возможности победы, полагаясь на тройские войска и доказывая на примере нескольких боев, что ска не восстают из мертвых и не продолжают драться без головы. Когда под вопросом окажутся их гордость и мужское достоинство, они постараются превзойти пришлых забияк.

– Допуская, конечно, что тройской армии удастся нанести поражение ска.

– По этому поводу у меня нет особых опасений. Да, ска накопили большой опыт ведения военных кампаний, но их сравнительно мало и каждый вынужден драться за пятерых. Поэтому потеря каждого ска равна потере пятерых тройсов. Я намерен постепенно их обескровить.

– Похоже на то, что ты считаешь войну со ска неизбежной.

– Как ее можно избежать? Южная Ульфляндия, несомненно, занимает первое место в списке завоеваний ска, необходимых для обеспечения их мирового господства. Как только они почувствуют себя достаточно сильными, они пойдут в наступление – надеюсь, это произойдет не раньше, чем я успею подготовиться.

– И когда начнутся военные действия?

– Я не могу напасть на них первым, это исключено. Если бы я пользовался безусловной поддержкой баронов – тогда другое дело. – Эйлас пригубил вина: – Сегодня я получил странное сообщение от сэра Кира, младшего сына сэра Кэйвена из Орлиного Гнезда. Три дня тому назад некий рыцарь, предположительно прибывший из Западных топей Даота, нанес визит владетелю Орлиного Гнезда. Он представился как сэр Шаллес и со всей серьезностью заявил, что король Казмир скоро развяжет войну и захватит Тройсинет, после чего всех союзников короля Эйласа изгонят из крепостей. По мнению сэра Шаллеса, настала пора организовать тайное сопротивление тройсам, чтобы предотвратить полное уничтожение ульфского благородного сословия.

Шимрод усмехнулся:

– Надо полагать, ты уже организовал поиски сэра Шаллеса.

– Самые тщательные. Сэр Кир собственной персоной мчится во весь опор по вересковым лугам, чтобы выследить Шаллеса, схватить его и привезти в Исс.

3

Дожди кончились; наступил ясный и тихий рассвет. На рыночной площади Шимрод заметил служанку Меланкте, куда-то торопившуюся с корзиной. Шимрод догнал ее:

– Доброе утро! Вы меня помните? Меня зовут Шимрод.

– Я вас хорошо помню. Вы умеете выбирать отличные отбивные.

– А вы прекрасно умеете их жарить!

– Готовить я умею – что правда, то правда. Свинина отлично жарится на открытом огне, а вместо дров или углей лучше подкладывать виноградную лозу.

– Полностью с вами согласен. Хозяйка хвалит вашу кухню?

– А! Она какая-то странная – по-моему, она иногда даже не знает, что она ест, ей все равно. Но я заметила, что она обглодала косточки отбивных – сегодня я куплю еще, если найду, и, пожалуй, пару курочек пожирнее. Курицу я нарезаю на кусочки поменьше и обжариваю в оливковом масле, добавляя много чеснока, а потом подаю, вместе с маслом и чесноком, на ломте хлеба.

– У вас душа поэта! Может быть, мне…

Служанка прервала его:

– К сожалению, мне запретили вас пускать во дворец. А зря! Хозяйке нужен кто-нибудь, кто развлек бы ее и похвалил! Она все время в печали. Я начинаю думать, нет ли тут какого-нибудь сглаза или порчи?

– Все возможно! Тамурелло ее навещает?

– По правде говоря, ее вообще никто не навещает, кроме вас. Ну еще вчера приходили какие-то синдики из города, чтобы занести ее в свои списки.

– Какая жалость! Какая одинокая жизнь!

Поколебавшись, служанка выпалила:

– Может быть, мне не следует об этом говорить, но сегодня последняя четверть луны – значит, если погода не испортится, леди Меланкте выйдет из дому за час до полуночи и вернется позже, когда луна уже зайдет. Опасная это привычка – у нас на берегу кто только не бродит!

– Хорошо, что вы меня предупредили, – сказал Шимрод, всучив служанке золотую крону. – Вот, это вам поможет выйти замуж.

– Очень даже поможет, большое спасибо! Пожалуйста, только не обижайтесь на то, что вас больше не будут пускать во дворец.

– Хотел бы я знать, чем вызван этот запрет.

– Такой уж у нее характер – она не желает с вами развлекаться, вот и все.

– В высшей степени странно! – огорченно сказал Шимрод. – Я добивался успеха и у крестьянок, и у благородных дам. Даже фея однажды согласилась стать моей любовницей. Герцогиня Лидия Лоэрмельская удостоила меня существенным вниманием! А теперь, на этом пустынном, почти забытом берегу прекрасная дева, одиноко прозябающая во дворце, запрещает мне ее видеть! Разве это не смешно?

– Действительно странно, сударь! – кокетливо просияла служанка. – Если бы вы постучались в мою дверь, я бы вас не выгнала.

– Ага! Такую возможность не следует упускать! – Шимрод схватил служанку за плечи и чмокнул ее сначала в одну щеку, потом в другую. Смеясь, служанка убежала на рынок.

4

Шимрод тщательно готовился к ночной вылазке. Он надел черный плащ с капюшоном, полностью закрывавшим его светло-каштановые волосы и затенявшим лицо. В последний момент, вспомнив о чем-то, он натер подошвы сандалий волшебным водоотражателем – составом, позволявшим ходить по воде. Шимрод сомневался в том, что сегодня такая способность ему пригодится, но в прошлом эта магическая формула неоднократно оказывалась полезной – за исключением тех случаев, когда сильный прибой вызывал досадные помехи.

Последние проблески заката уступили место темной ночи, и по небосклону стала спускаться бледная половина ноздреватого лунного диска. Наконец Шимрод направился по берегу к дворцу Меланкте. Не доходя до террасы, он сел на береговую дюну и приготовился ждать.

Высокие арочные окна дворца мерцали тусклым желтым светом масляных ламп. Один за другим светильники погасли, и все сооружение погрузилось во тьму.

Шимрод ждал – луна подползала к горизонту. Из дворца выскользнула фигура: не более чем тень, скользящая по песку. Размеры тени и ритм ее движений выдавали Меланкте. Шимрод последовал за ней, держась на достаточном расстоянии, – еще одна черная, бесшумная тень.

Меланкте шла целенаправленно, не спеша – до сих пор, насколько мог судить Шимрод, она не беспокоилась о том, что за ней кто-нибудь мог следить.

Пройдя примерно полмили по влажному песку вдоль поблескивающей пены тихого прибоя, Меланкте приблизилась к пологому обнажению темного камня, выступавшему в море подобно неровному языку длиной в сотню шагов. В шторм океанские валы разбивались об этот уступ и перекатывались через него; теперь, однако, ленивые волны, едва отражавшие дорожку слабеющего лунного света, лишь заполняли впадины по краям маленького мыса, отступая с чмокающими и булькающими вздохами.

Остановившись у основания мыса, Меланкте оглянулась – Шимрод тут же пригнулся и закрыл лицо черным капюшоном.

Меланкте его не заметила. Она взобралась на уступ и, огибая трещины и провалы, прошла к самой оконечности мыса – туда, где отполированное волнами каменное плечо обрывалось над морем примерно на высоте человеческого роста. Там она села, обняв колени, и стала смотреть в темное море.

Продолжая пригибаться, Шимрод проворно прокрался к мысу, как огромная черная крыса, и вскарабкался на уступ. Чрезвычайно осторожно, проверяя надежность каждого шага, он продвигался все ближе к Меланкте… За спиной послышались медленные, влажно шлепающие шаги.

Шимрод бросился в сторону и притаился, присев на корточки, в черной тени скального выступа.

Шаги шлепали мимо – выглянув из-под капюшона, Шимрод увидел бледно озаренное лунным светом существо с коротким широким торсом, массивными ногами и погруженной в плечи головой, напоминавшей голову огромной ящерицы, с небольшим гребешком от низкого лба до затылка. Существо прошло настолько близко, что до Шимрода долетел слабый порыв воздуха, вызванный движением грузного тела, – порыв этот принес с собой такую вонь, что Шимроду пришлось зажать нос рукой, задержать дыхание и медленно выдохнуть.

Существо прошлепало к оконечности мыса. Шимрод услышал невнятные обрывки приглушенного разговора, после чего наступило молчание. Чуть приподнявшись, Шимрод стал бесшумно продвигаться вперед, почти на четвереньках. Силуэт Меланкте заслонял звезды на западном небосклоне. Справа, сгорбившись, сидело существо, составившее ей компанию. Оба молча смотрели в темное море.

Прошло несколько минут. Что-то большое и черное с тихим шипением появилось над волнами и пару раз фыркнуло, будто прокашливаясь. Эта темная масса подплыла к оконечности мыса, тяжело взобралась на нее и опустилась на камень слева от Меланкте. Снова послышался приглушенный разговор – Шимрод не смог разобрать ни слова, – и опять наступило молчание. Три силуэта, обращенных к морю, чернели на фоне звезд.

Половинный диск луны уже почти прикоснулся к горизонту, перечеркнутый длинной тонкой прядью облака. Три тени на конце мыса придвинулись ближе одна к другой. Морское существо издало протяжный звук тихим вибрирующим контральто. Голос Меланкте взял ноту повыше. Существо, пришлепавшее с берега, отозвалось звучным басом. Аккорд – если это сочетание звуков можно было так назвать – длился примерно десять секунд, после чего певцы взяли другие ноты; аккорд изменился, постепенно замирая, и растворился в тишине.

По коже Шимрода побежали мурашки. Он никогда не слышал ничего подобного – странное пение вызывало ощущение безутешного, беспросветного одиночества.

Три тени на конце мыса молчали, словно исполненная музыка погрузила их в уныние пуще прежнего. Затем береговое существо издало низкий пульсирующий звук. Меланкте пропела «а-а-а-а-а – о-о-о-о-о», начиная с высокой ноты и постепенно соскальзывая вниз примерно на октаву. Контральто морского существа присоединилось к ним подобно колоколу, звенящему из-под воды. Высота и тембр звуков менялись; наконец аккорд снова замер. Не распрямляясь и пробираясь в тенях, Шимрод вернулся на пляж – он подозревал, что ночной концерт мог оказывать магическое влияние, и надеялся, что с расстоянием такое воздействие ослабеет.

Прошло минут пятнадцать. Половина луны налилась желтовато-зеленой мглой и утонула в океане. Три тени, сидевшие на краю уступа, стали почти невидимыми… И снова они принялись распевать аккорды, и снова Шимрод подивился завораживающей печали и невыразимому одиночеству, звучавшим в этих голосах.

Опять наступило молчание. Прошло еще десять минут. Береговое существо прошлепало по скальному обнажению на пляж, поднялось по склону и исчезло в какой-то расщелине. Шимрод ждал. Меланкте прошла по уступу к берегу, спрыгнула на песок и направилась по пляжу домой. Проходя мимо того места, где сидел Шимрод, она остановилась, вглядываясь в темноту.

Шимрод поднялся на ноги – Меланкте отвернулась и продолжала путь. Шимрод догнал ее и пошел рядом. Она ничего не сказала.

Наконец Шимрод спросил:

– Для кого вы пели?

– Ни для кого.

– Почему ты сюда ходишь?

– Потому что мне так нравится.

– Кто эти существа?

– Изгои – такие же, как я.

– Вы обсуждаете что-нибудь? Вы только поете или делаете что-нибудь еще?

Меланкте рассмеялась – странным низким смехом:

– Шимрод, в тебе любопытство преобладает над инстинктами. Ты безобиден и доверчив, как теленок.

Шимрод решил с достоинством промолчать, вместо того, чтобы горячо возражать против подобных утверждений. Так они вернулись к белому дворцу.

Ничего не говоря и не оборачиваясь, Меланкте взошла по ступеням, пересекла террасу и исчезла во дворце.

Шимрод вернулся в Исс, разочарованный и убежденный в том, что он каким-то образом повел себя неправильно, но в чем именно состояла его ошибка, он не мог сказать. Кроме того, какую пользу принесло бы в данном случае соблюдение правил вежливости? Может быть, ему предложили бы место в хоре?

Меланкте – неотвязно, необъяснимо прекрасная!

Меланкте – поющая над морем в бледных лучах заходящей луны!

Может быть, следовало схватить ее в порыве страсти, пока они шли по берегу, и подчинить ее силой. По меньшей мере в таком случае она не стала бы критиковать его интеллектуальные наклонности!

Но даже этот план, при всей его поверхностной привлекательности, отличался некоторыми изъянами. Хотя Шимрод ни за что не согласился бы с обвинениями в чрезмерной интеллектуальности, он тем не менее руководствовался представлениями о галантности, несовместимыми с насилием. Он решил больше не думать о Меланкте: «Она не для меня».

Утром солнце снова взошло на безоблачном небе. Печально задумавшись, Шимрод сидел за столом перед входом в таверну «На якоре». С неба стрелой опустился сокол, уронивший перед ним на стол веточку ивы и тут же скрывшийся вдали.

Взглянув на веточку, Шимрод поморщился. Но делать было нечего. Поднявшись на ноги, он нашел Эйласа:

– Меня вызывает Мурген. Придется подчиниться.

Эйласа это известие не обрадовало:

– Куда ты отправишься и зачем? Когда вернешься?