Рай-1

Повернется.

И посмотрит.

Она начала поворачиваться…

Затем остановилась, заметив что-то у ног. Просто яркая точка. Вся комната была залита кроваво-красным, за исключением одного крошечного участка пола, который светился зеленым.

Зеленым был индикатор на ствольной коробке пистолета, который она уронила.

Кто-то из Службы надзора наконец-то дал добро на использование оружия.

Петрова взяла его обеими руками. Закрыв глаза, она крутанулась на месте и пальнула в сторону голограммы, снова и снова нажимая на спусковой крючок, пока шепот наконец не утих. В голове начало проясняться. Она подбежала к двери. Та все еще была заперта, но несколько ударов носком ботинка открыли ее.

Она выскочила в коридор, понятия не имея, что могло бы случиться, если бы она не… если бы она…

– Шмидт! – крикнула она. – Шмидт! Ты идешь со мной. Сначала разберемся с тобой, а потом…

Он стоял прямо за ее спиной. Ошеломленная, с помутившимся рассудком, она попалась на очень старый трюк. Шмидт держал массивный гаечный ключ. Удар пришелся в бок, в наименее защищенную часть скафандра, и Петрова задохнулась от боли. Повалившись на пол, она пыталась извернуться, чтобы найти точку опоры и ударить в ответ.

– Ты убила его, – прорыдал Шмидт. – Ты убила его, ты убила его… ты…

Слезы из-за низкой гравитации скапливались вокруг его глаз и медленно стекали по щекам. Его слова слились в сплошной страдальческий вой, он снова замахнулся гаечным ключом.

– Стой! – Она почти умоляла. Если Шмидт нападет, у нее не останется другого выбора, кроме как защищаться. – Просто брось его!

Но он не послушался. Не остановился. Вместо этого Шмидт зарычал и бросился на нее, явно намереваясь разбить шлем.

И она выстрелила.

4

Кто-то протянул Петровой стаканчик горячей воды со вкусом лимона. Крошечный акт доброты, но она чуть не расплакалась. Она чувствовала себя такой слабой, такой потерянной, такой уязвимой, что хотелось свернуться калачиком.

Прибыло подкрепление. Люди до отказа заполнили центральную комнату заброшенной шахты. Петрова сидела на ящике рядом с коридором, ведущим к шлюзу. Не хотела путаться под ногами.

Она выбралась на поверхность, чтобы доложить обо всем. Сообщила о смерти Джейсона Шмидта и о том, чем он занимался. Служба надзора среагировала быстро.

Вышка один-четыре прислала целую команду специалистов, которые должны были взять пробы всего – конденсата с потолка, содержимого биотуалета в убежище. Со всех ракурсов сфотографировали тело Шмидта.

Техники разобрали и увезли остатки компьютера. Петрова даже не взглянула на части голографического проектора, когда их выносили.

Солдаты в тяжелых бронированных скафандрах согнали людей – жертв Шмидта – обратно в одну из пещер. Петрова не видела, что там происходило дальше.

Появились следователи, задали ей вопросы. Одни и те же вопросы, снова и снова. Им нужны были голые факты. Когда она пыталась вдаваться в подробности или анализировать, ее прерывали. Все, что им было нужно, – хронология событий.

У нее самой было много вопросов, но ей не ответили ни на один из них. Сказали ждать, пока прибудет старший по званию. Шли часы, ситуация не менялась: ждите начальство. Больше ничего не требовалось.

Петрову это не удивляло. Служба надзора любила копаться в чужих секретах, но собственные держала при себе. При ее матери организация становилась все более закрытой, а сотрудники все больше походили на параноиков. Екатерина Петрова регулярно подчищала ряды офицеров, просто чтобы держать подчиненных в тонусе, и хотя новое руководство немного ослабило поводья, все равно все боялись выделиться или сделать что-то, выходящее за рамки протокола.

Петрова мечтала оказаться в тепле и, может, принять душ. Через некоторое время следователи перестали даже просить ее повторить показания. Оставалось только ждать.

Наконец у входа в убежище поднялся шум, и все отступили назад, освобождая проход.

Прибыла директор Лэнг.

Собственной персоной. Та, что сместила ее мать, по слухам, не без борьбы. Что Лэнг тут делает? Ее офис на Луне. Неужели она была где-то поблизости и решила лично взять ситуацию под контроль? Было трудно поверить, что такая большая шишка отправилась бы в такую даль, как Юпитер, чтобы просто осмотреть место преступления.

Тем не менее она здесь.

Директор щелкнула фиксатором на воротнике. Шлем разошелся на части и втянулся сзади в скафандр. Она глубоко вдохнула воздух в шахте, словно принюхиваясь к нему. Судя по выражению лица, запах ей не понравился.

Это была женщина лет шестидесяти с короткими волосами металлического цвета. В своем скафандре с усиленной защитой она чем-то напоминала Боудикку[5], королеву воинов со стальными глазами. Директор подошла к Петровой и застыла, прямая, как палка.

– Есть повреждения, лейтенант? – спросила она. У нее был отрывистый британский акцент, характерный для представителей высших слоев общества. Редко такой услышишь на Ганимеде. – Физические?

– Не критично, мэм, – ответила Петрова. Она решила слезть с ящика, поставила босые ступни на холодный бетонный пол. – Будет пара неприятных синяков. Возникла опасная ситуация, но я смогла защитить себя и…

Директор Лэнг отвесила ей пощечину. От удара жесткой перчатки голова Петровой мотнулась в сторону, зубы клацнули.

– Вы влезли сюда без разрешения. Это равносильно неподчинению приказу. В моей власти отдать вас под трибунал.

Петрова не могла в это поверить. Она выпрямилась, не желая давать директору новый повод для дисциплинарного взыскания.

– Мэм, этот фигурант – Шмидт – был…

– Лицо, находящееся в оперативной разработке.

– Верно. Точка в текущем расследовании. Я подозревала, что он замешан в ряде дел о пропавших людях, которые так и остались нераскрытыми, поэтому несколько недель следила за ним.

– Служба надзора, – сказала директор, – следит за Джейсоном Шмидтом почти год.

Петрова нахмурилась. Она не понимала.

– На него не было официального досье, – недоуменно произнесла она. – Мне никто ничего не говорил. Никто не предупреждал, чтобы я не бралась за это дело.

– Вам поступил приказ – ожидать подтверждения полномочий. Этого было недостаточно? Возможно, нам следовало официально запретить вам вмешиваться в одно из самых сложных расследований в истории Службы надзора. Которое из-за вас сегодня провалено.

Петрова уставилась на свои пальцы. По словам Лэнг, прошел год – почти год. Но это означало, что Служба надзора знала о Шмидте почти с самого начала его преступной деятельности. Они позволили ему похищать людей. И прятать их здесь. Знала ли Служба надзора, где все это время находились жертвы?

– Этого человека нужно было уничтожить. Он не был обычным преступником.

Лэнг выпятила нижнюю челюсть и откинула голову назад. Казалось, она едва сдерживается, чтобы не влепить Петровой новую пощечину.

– Я не собираюсь обсуждать с вами приказы. Считайте, вам повезло, что вас не лишили работы.

Она повернулась, словно собиралась уйти и оставить все как есть.

– Кто-то разрешил мне использовать оружие, – сказала Петрова. – Кто-то следил за мной все это время, даже когда я сюда вошла.

– Да, – подтвердила Лэнг. – Кто-то дал разрешение. Но этот кто-то не я.

На долю секунды Петрова замешкалась.

– Кто? – спросила она, не успев прикусить язык. Потому что, прежде чем Лэнг произнесла хоть слово, Петрова уже знала ответ.

– В нашей организации есть люди, которые до сих пор считают вашу мать героиней. Непогрешимой. Эти же люди считают, что если дочь Екатерины Петровой хочет в кого-то выстрелить, значит, на то есть веские основания.

– Мэм, – сказала Петрова, – я никогда не просила об особом отношении…

– Нет. Вряд ли вам нужно было просить. – Лэнг обвела взглядом помещение. – Все преимущества, которые вам предоставила мать. Возможности, специальные задания, рекомендации, нашептываемые в нужные уши… и все равно вы облажались.

– Мэм, – запротестовала Петрова.

– В конце концов кумовство уничтожит Службу надзора. Вы понимаете, да? Люди, особенно на внешних планетах[6], зависят от нас. Мы единственные, кто обеспечивает их безопасность. У меня под началом работают люди, по-настоящему заслуживающие должность, которую вы занимаете. Люди, которые могут выполнять эту работу. Поэтому я отстраняю вас от нынешних обязанностей.

Петрова вспыхнула. Облизнула губы, отчаянно пытаясь хоть что-нибудь сказать в свою защиту. Она хмыкнула, с трудом сдерживая рвущиеся наружу слова: «Вы даже не представляете, что дала мне мать. Чего на самом деле стоит ее наследство».

Ей хотелось выкрикнуть эту фразу.

Но сейчас не время и не место.

– Да, мэм. Я понимаю.

– У меня есть для вас новое задание, – сказала директор Лэнг. – На некоторое время вы будете заняты.

– Могу я узнать, о чем речь?

– Я собираюсь отправить вас проведать мать. Узнать, как она справляется на новом этапе жизни.

– Моя мать? – переспросила Петрова. – Вы хотите, чтобы я… отправилась к маме? – Она покачала головой. Бессмыслица какая-то. – Но она уже на пенсии. Отправилась на одну из новых колоний. Рай-1, – добавила она. – В сотне световых лет[7] отсюда и… О-о-о.

До нее дошло. Чтобы добраться до Рая-1, ей потребуются месяцы. У Лэнг будет достаточно времени, чтобы навести порядок и выгнать всех старых дружков Екатерины из их кабинетов.

– Я отправляю вас с определенной задачей, а не просто чтобы досадить вам, лейтенант. На Рае-1 давно пора провести анализ системы безопасности. Мне нужен инспектор, который убедится, что в колонии все благополучно. Вы – именно та, кто мне нужен для этой работы.

– Да, мэм, – отчеканила Петрова. Ну а что еще тут скажешь.

Когда Екатерина подала в отставку, ходили слухи, что она сделала это не по своей воле. Что Лэнг сместила ее в результате тихого бескровного переворота. У Екатерины, безусловно, имелись враги. Многие были бы рады, если бы ее отправили в тюрьму или казнили, а не просто дали с достоинством покинуть пост. Когда же она объявила, что переселяется на дальнюю колонию, все решили, что это означает ссылку.

Похоже, дочь пойдет по ее стопам.

Директор Лэнг закончила с ней и, судя по всему, с бункером и собралась уходить. Петрова понимала, что ей следует просто стыдливо опустить голову и сделать вид, что ее тут нет. Но она ничего не могла с собой поделать. Она должна была спросить.

– А что с теми людьми?

Лэнг посмотрела на Петрову через плечо.

– Не понимаю, о чем вы.

– Люди, пациенты, которых Шмидт похитил из больницы. Он держал их здесь в ужасных условиях, и в конце концов они… они…

– Судя по имеющейся у меня информации, – сказала Лэнг, – этих людей не существует. И никогда не существовало. Ясно?

Петрова посмотрела в сторону пещеры, куда согнали жертв. Оттуда давно не долетало ни звука. Кровь застыла в жилах.

– Да, мэм.

5

Чжан Лэй зажмурился. Снова открыл глаза. Он спускался по длинной лестнице без перил. Было так темно, что ничего нельзя было разглядеть, но он знал, что каждая ступенька завалена скелетами. Плоть сгнила, кожа исчезла, от одежды остались лишь обрывки. Повсюду только кости.

Было темно. Очень темно. Он испугался, что упадет. Споткнется, упадет и покатится вниз, в груду костей.

Держаться было не за что. Он повернулся боком, чтобы сделать шаг вниз, нога зависла над следующей ступенькой. Он с опаской отодвинул грудинную кость с парой ребер, чтобы освободить место и сделать шаг.

Шагнул. Позволил себе отдышаться. Затем, очень осторожно, переставил другую ногу, прощупывая ступеньку – не наступит ли на что-то? Убедившись, что ступенька выдержит его вес, он выдохнул и сделал еще один шаг…

…и тут же нога задела череп.

Он начал скользить, заваливаясь вперед, раскинул руки, пытаясь поймать равновесие, и одна рука сомкнулась вокруг бедренной кости. Он закричал и отбросил кость, но другая рука схватила только пустой воздух. Он кубарем катился вперед, все быстрее и быстрее, каменные ступени взлетали вверх и обрушивались на его лицо, кости гремели. Он катился по ступенькам в лавине пыли и осколков, острых как бритва, и сделал единственное, что мог…

Зажмурился.

Снова открыл глаза – и оказался в новом месте. Один, полусонный, в поезде, а Юпитер висел в небе, как лезвие серпа. Как проклятие.

Постепенно Чжан приходил в себя.

Он осознал, где находится. На Ганимеде. Именно там, где и должен.

Он потер глаза и лоб, пытаясь стряхнуть сон. Иногда это давалось с трудом. Иногда сон оставался с ним на весь день.

Чжан старался сосредоточиться на реальности – на том, что можно доказать.

Поезд плавно, как по руслу реки, скользил по магнитным направляющим над серым льдом и коричневым снегом, испещренными овалами мелких кратеров более яркого оттенка, словно рябь в затхлом пруду.

Чжан был один в вагоне. Это хорошо: он не хотел, чтобы кто-то видел его в таком состоянии. Но и плохо, потому что он не был уверен, что будет в порядке.

Сердце гулко стучало. Казалось, он сейчас умрет. Чжан понимал, что надо сохранять спокойствие. Успокоить мысли. Он врач. Он знает разницу между сердечным приступом и панической атакой.

Крошечные клыки вонзились в запястье. Он задохнулся от боли, но расслабился уже через секунду, когда в кровь хлынули препараты, замедляющие пульс и снижающие давление до безопасного уровня.

Чжан посмотрел на браслет индивидуального медицинского сканера, обвивавший левое предплечье, – золотые усики скользили по коже, один усик крепко вцепился в запястье. Когда усик втянулся назад в браслет, Чжан увидел две крошечные точки, похожие на змеиный укус, из которых выступили капельки крови. Устройство вводило вещества, не запрашивая команду на запуск, не уточняя дозировку. Те, кто создал этот прибор, не посчитали нужным предоставить ему возможность изменить настройки или отключить.

Чжан полагал, что дал достаточно оснований не доверять ему.

Была одна неудачная ночь в отеле на Марсе. Он заперся в номере, а когда дверь наконец выломали – пришлось вызывать уборщиков, а Чжан провел несколько часов в операционной. Но теперь все в порядке. Его спросили, что случилось, и он рассказал, что у него был сложный период. Осматривавший его врач назвал это психозом. Сейчас ему уже лучше. Он сам был врачом и имел право делать такие выводы. Он в порядке. И дальше будет в порядке.

Он повторял это каждое утро, проснувшись от сна о лестнице. И каждую ночь, прежде чем сон приходил снова.

Я в порядке. И буду в порядке.

Нужно проветрить голову. Если он и дальше позволит мыслям гоняться друг за другом, то лишь усугубит беспокойство и доведет себя до настоящего медицинского расстройства.

Он встал и подошел к передней стенке вагона – это было одно большое окно. Он смотрел поверх серо-бурой равнины на свою цель, маленький хрупкий мыльный пузырь – космопорт. Казалось, этот пузырь может лопнуть в любой момент. На его вершине, словно птица на насесте, устроился скоростной транспортный корабль с плавными изгибами корпуса и вытянутой носовой частью. Корабль назывался «Артемида»[8]. Чжан собирался совершить небольшое путешествие на этом корабле. Может, побег из Солнечной системы пойдет на пользу.

Он откинулся в кресле, ожидая, когда подействует лекарство. Он уже чувствовал, как успокаивается, а сердце – замедляется. «Хорошо», – подумал он.

Хорошо. У меня все получится.

Вдох, выдох. Кислород – внутрь, углекислый газ – наружу. Он закрыл глаза. Без всякого предупреждения воспоминания пронеслись в голове, как стрела, выпущенная из лука.

Он снова был на Титане[9], в подземной пещере. Бежал по коридору, задыхаясь. В ужасе. «Холли, – крикнул он. – Холли, кажется, у нас проблемы». Он попытался открыть люк, ведущий в медицинский отсек, но люк был заперт.

Он не понимал. Его медотсек – и вход заперт?

Холли подошла и встала перед внутренним люком, глядя на него через стекло.

«Хол, – сказал он со смешком. – Впусти меня. Я как-то сам себя запер».

Ее губы дрогнули. Казалось, она вот-вот расплачется. Ее лицо стало красным, ярко-красным, а губы остались бледными. Первые признаки Красного Душителя.

Он приложил ладони к стеклу. «Холли. Пожалуйста». Он едва мог видеть ее сквозь слезы.

Она не дышала. Ее губы потемнели, приобрели синюшный оттенок. Глаза закатились, и плоть начала таять, стекая с лица густыми каплями протоплазмы, пока он не увидел желтый череп…

Чжан открыл глаза и взглянул на поезд, на лед Ганимеда за окнами. Вокруг все звенело, словно колокола, пока он не понял, что слышит собственный голос, отдающийся эхом в ушах. Свой крик, отдающийся эхом, как гром.

Золотые клыки вонзались в его запястье, снова и снова.

6

Через несколько минут поезд остановился на станции под космопортом.

Двери бесшумно открылись, но даже встать он не успел: кто-то зашел в вагон и навис над ним.

– Чжан Лэй? – послышался женский голос.

– Это я, – откликнулся он, не поднимая глаз.

Женщина была ниже его ростом и выглядела как человек, выросший на Земле с ее гравитацией. Землян всегда легко узнать: пышущие здоровьем, сияющие силой, бодрые – все благодаря свежему воздуху и солнечному свету. Для жителей внешней системы планет, как Чжан, земляне всегда выглядели странно. По его мнению, люди должны быть высокими, худыми и очень бледными, с тенями под глазами. Люди с Земли выглядели карикатурно.

– Я лейтенант Александра Петрова. Можете называть меня Сашей. Все меня так зовут. – Она протянула ему руку для пожатия.

– О, – сказал он. – Простите. Я не прикасаюсь к людям, если могу этого избежать.

– Точно! – Она широко улыбнулась, будто оценив шутку. Забавно, но он не шутил. – Мне сказали, что вы какой-то специалист по медицине. Медицина колоний, верно? Полагаю, немного здоровой мизофобии[10] – это рабочие издержки.

– Вы так полагаете?

Ее улыбка мерцала как лампочка, подключенная к плохой проводке. Чжан понял, что произвел плохое впечатление.

– Извините. – Он обогнул ее и направился к входу в космопорт. – Я бы с удовольствием поговорил, но мне нужно успеть на посадку.

– Я знаю. Я из Службы надзора, – сказала она и улыбнулась ему, пока они шли бок о бок по длинному наклонному коридору. – На случай, если вы не узнали форму. Не волнуйтесь, я здесь не для того, чтобы арестовать вас или что-то в этом роде. – Она рассмеялась, и Чжан подумал, что она снова пытается шутить, хотя мысль о возможном аресте вызвала тревогу.

– Это обнадеживает. Вас послали убедиться, что я действительно поднялся на борт «Артемиды»? Потому что я намерен именно так и поступить, если не будет дальнейших задержек.

Ее улыбка снова померкла.

– Я… Я тоже лечу на «Артемиде».

– А, – сказал он, – значит, вы моя новая нянька.

– Доктор…

– Позвольте сэкономить ваше время, чтобы вам не пришлось следить за мной весь оставшийся день. Вот краткое описание моих планов: я собираюсь подняться на борт этого космического корабля, найти койку и распаковать вещи. Через пару часов меня поместят в криокамеру и отправят спать на три месяца. Я думаю, перед этим стоит помастурбировать. Если у меня случится опорожнение кишечника, я обязательно сохраню его содержимое в пластиковом пакете, чтобы вы могли осмотреть его в любое удобное для вас время.

Ее лицо застыло.

Он понял, что сказал что-то не то. Иногда с ним такое случалось.

– Я здесь не для того, чтобы следить за вами, – сообщила она. – Моя работа – стратегический анализ. Я должна обеспечить безопасность Рая-1. Мы шесть месяцев будем работать вместе. Я не ваш куратор. Мы коллеги. Я просто хотела представиться.

– Вас зовут Петрова, – подытожил он. – А я Чжан. Вот и познакомились.

Он прошел мимо нее в зал отлета. Он просто хотел, чтобы все это поскорее закончилось.

7

Сэм Паркер даже не заметил, как пассажиры вошли в зал ожидания, будучи слишком занятым предполетной подготовкой корабля. «Артемида» должна была доставить людей из одного конца Галактики в другой с невероятной скоростью. За все десять лет, что он был пилотом, ему ни разу не доводилось летать на чем-то столь продвинутом.

Он понятия не имел, как ему удалось заполучить эту работу.

Когда-то у Паркера были мечты. Он хотел стать пилотом-испытателем, рисковать жизнью, пробуя космический корабль на прочность, лишь бы доказать, что он может. Чтобы попасть на такую работу, нужно было доказать, что ты крутой солдат, поэтому он записался в Службу надзора, как только ему исполнилось восемнадцать. Пробиться было сложно – он родился не в той части Солнечной системы, слишком далеко от Солнца. Жизнь в мире с низкой гравитацией сделала его чрезвычайно высоким и худым, и возникли сомнения, сможет ли он вообще поместиться в кабине современных звездолетов.

Но шанс он упустил не из-за пресловутых коленей и локтей. Причиной стала гордость. Летный инструктор спросил, выдержат ли его кости перегрузку при быстром маневре на истребителе класса «Корсар». Паркер попытался показать придурку, насколько крепки его кулаки. Оказалось, что инструктор будто отлит из чугуна. Он принял лучший удар Сэма и тут же нанес ему ответный. И по сей день, оказываясь в месте с повышенной влажностью, Паркер ощущал тот удар в челюсть. И ухмылялся про себя.

Инструктор отстранил его, запретил летать. Паркер брался за любую работу, позволявшую сесть за штурвал космического корабля: перевозил строительные грузы с одной базы на другую вокруг Нептуна, переправлял мусор в дальний космос, даже водил шаттлы для ВИП-персон вокруг Марса. На это ушли годы, но теперь…

В центре зала ожидания появилось масштабное голограммное изображение «Артемиды». Красавица, что и говорить. Она выглядела быстрой и мощной, как акула, с изящно изогнутыми линиями, которые сходились на мостике, похожем на клюв хищной птицы. Он должен был проверять защиту реакторов, но не смог удержаться и провел рукой по гладкому боку.

Масштабная модель корабля была одной из новых разновидностей голограмм – жесткий свет, как их называли. Само изображение было создано лазерным светом в результате дифракции. Паркер вообще ни к чему не прикасался – для эффекта прикосновения использовалась та же технология, что и для создания искусственной гравитации на кораблях. Световая волна отталкивалась от ладони, компьютер, создававший голограмму, анализировал движение руки, предсказывал, какая должна быть текстура под ней, и волна давила на ладонь с нужной силой. Такие технологии обычно встречались только на военных объектах, а не в гражданском космопорте. Вероятно, создание изображения стоило больше, чем ему заплатят за следующие шесть месяцев. Ему очень, очень нравилось это ощущение.

Казалось, он наконец-то чего-то добился. Доказал что-то миру. Он знал, что был чертовски хорошим пилотом. Может быть, и власти предержащие это поняли. Даже если его обязанности будут весьма ограниченными – на борту корабля имеется первоклассный искусственный интеллект, который и будет выполнять большую часть задач по пилотированию. Паркер будет управлять кораблем только в экстренных случаях или в ситуациях, с которыми искусственный интеллект не сможет справиться, что довольно маловероятно. Но все же. Кто-то проникся к нему доверием настолько, что назначил на эту должность.

– Она прекрасна, – прозвучал сбоку женский голос.

– Думаешь? У меня ключи от настоящей штуки. Хочешь, прокачу? – Он широко улыбнулся, оборачиваясь. Ему прислали список пассажиров «Артемиды», но ему и в голову не пришло прочитать имена. Он знал, что на борту будет женщина из Службы надзора, и…

…и, обернувшись, он понял, что совершил ошибку.

Он должен был прочитать имена. Тогда бы не был так ошарашен.

– Сэм, – проговорила она, и в ее голосе прозвучали нотки, которые ему очень понравились. А взгляд ее понравился еще больше. Она моргнула, и ее лицо изменилось. – Мистер Паркер, я имею в виду. Мне очень жаль, я не ожидала. Ну… – Она покачала головой. Натянула очень официальную улыбку. Провела рукой по боку мундира, поправляя его. – Не ожидала вас увидеть.

– Петрова. То есть лейтенант Петрова. Надеюсь, я вас не разочаровал, – сказал он. Его улыбка не угасла, хотя для этого пришлось постараться. Почему она так вежлива с ним?

Она протянула руку, и он пожал ее. Крепкое пожатие, пальцы прохладные и сухие. Да ладно, она серьезно?

Было время – правда, очень давно, – когда у них были совсем другие отношения. Было время, когда они приветствовали друг друга страстным поцелуем, а не рукопожатием.

Люди меняются. Они не разговаривали сколько, шесть лет? И последний раз это был только быстрый обмен сообщениями; он даже не знал, как она теперь выглядит.

«Хорошо, – подумал он. – Она выглядит очень хорошо».

– Давно не виделись, – произнес он просто чтобы поддержать разговор.