скачать книгу бесплатно
У Берни слегка отвисла челюсть.
– Мы не должны ограничиваться Каббалой, идущие к знанию и истине любыми путями заслуживают внимания. Меняются земные законы, меняются государства. Человек каждый миг продолжает строить свою жизнь, и все время меняется. Меняется его дом, его близкие, меняется даже его земля.
Каменный дом стоит долго, деревянный нет. Нож из меди затупится быстро, из твердой стали будет острым долго, но в конце концов тоже затупится.
Были рабовладельцы и рабы, были феодалы и бедные крестьяне, были капиталисты и дети, работавшие на фабриках и в шахтах. Рабство царило тысячи лет, феодалы царили века, зверский капитализм сумел сохранить себя всего один век… Чаю! – закричал он, дверь над крыльцом отворилась, оттуда высунулась человеческая рука нечеловеческой длины и поставила на кафедру стакан чая в подстаканнике. Ребе отхлебнул и продолжал:
– Одни люди живут сто лет, а другие дряхлы уже к шестидесяти. Чтобы механизм хорошо работал и долго служил – его нужно тщательно сконструировать. Нужны подшипники и смазка. Нужен прочный металл и запас прочности. Нужны регулярный ремонт и уход.
Чересчур комфортабельный автомобиль окажется неэкономичен, непрочен и недолговечен: все эти качества будут принесены в жертву комфорту. Он получится большой, громоздкий, высокий и широкий, с раскладными диванами и барами. Этот дворец на колесах будет дорого стоить, бренчать на ухабах, тяжелая колымага станет долго тормозить, жечь много бензина и не помещаться на парковки.
К концу ХХ века сконструировали довольно прочные и умные государства. Где комфорт, труд, права и обязанности сочетались в разумной гармонии. Сильные, умные и ловкие могли иметь больше других – если работали больше других. Но слабые и глупые имели свою честную долю возможностей и прав. А самых слабых, старых и больных, общество содержало за свой счет.
Умные открывали и изобретали, волевые рулили, старательные брали трудом и терпением. И все важные вопросы решали сообща.
– Ну, это ты типа про Отцов-Основателей, – пробормотал Берни, как школьник, и чувствуя себя школьником.
– Государство – это автомобиль, который едет по меняющейся постепенно местности, по разным дорогам, а иногда вовсе без дорог. Со временем в нем меняются пассажиры, а порой меняется водитель и механики…
(Оказалось, что деревенский дворик давно уже не дворик, а занимает все пространство до горизонта, на этой вытоптанной площади переминается бесчисленная толпа, взобравшийся на кафедру оратор сорвал шляпу вместе с седым париком и, зажав в руке, энергично ими жестикулирует, а его лысина сияет на солнце):
– Любое государство эволюционирует! Развиваются наука и техника, растет производство, поднимаются новые социальные группы, и отношения между людьми требуют изменений. Истощаются старые земли и распахиваются новые, решаются старые проблемы и неизбежно заменяются новыми.
Запомните! Решение любой проблемы порождает новую проблему!
Вы накормили голодного? Позаботьтесь о туалете. Построили туалет? Найдите ассенизатора. Нашли ассенизатора? Платите ему зарплату и обеспечьте жильем. Вам придется организовать целый город, чтоб не просто накормить бедолагу, но и разобраться со всеми последствиями вашей благотворительной кормежки. Или вы решили этого голодного накормить, а за это сделать строителем и ассенизатором? С чего вы взяли, что он с вами согласится, если можно пожрать задаром?
Благотворительность – это большая головная боль. Благотворительность не проходит даром для благотворителя. Любое твое благодеяние порождает долг сделать следующее благодеяние.
Ну так это еще мелочи.
Вспомните Дон Кихота! Кто такой? Рыцарь, недоумки! Он обеспечил встреченным несчастным первейшее право человека – право на свободу! Он освободил их. Следующий шаг? Они забросали его камнями. Почему? Потому что сволочи! И место им самое было – на каторге, куда их правильно засунули.
Собираясь творить добро – трижды подумай, чтобы из твоего добра не вышло зла. И для политика это – первая заповедь. Ты творишь не абстрактное добро – ты работаешь с разными людьми.
Есть здесь социалисты?
– Есть! – закричала толпа, зашумело пространство, руки возделись в приветственных жестах, и птицы взмыли вверх и закружились.
– Ты платишь пособие матери-одиночке, а семейной не платишь. И это справедливо и прекрасно. Но! Этим ты поощряешь девушек становиться матерями-одиночками. Потому что это выгоднее. Вот она встает перед выбором: оформить брак или остаться незамужней? Но выгоднее жить с мужчиной без формальностей – и получать деньги за это. За то, что не оформила брак. И мужчина принимает выгоду такого положения: захочет – уйдет без формальностей. То есть? Вы поощряете разрушение семьи. Вы сделали добро – помогли бедной матери. А одновременно – где тридцать, а где уже все восемьдесят детей из ста растут без отцов. В этом мало радости ребенку. И много проблем, когда он вырастет без отцовской руки, надежной защиты и авторитета.
То есть: вы платите за то, чтобы люди не заводили семей. Но не платите за то, чтобы заводили. Это понятно?
Ну так это и есть социализм. Вы делаете добро – не желая думать, как из него происходит зло.
Понимаете, жизнь – это усложнение. История – это усложнение общества. Вся эволюция Вселенной – это усложнение материи.
И как только вы поместите куда-то в отдельное пространство сотню вполне одинаковых, равных во всем людей – этот социум из ста человек неизбежно начнет усложняться. Определятся самые умные, самые сильные, самые деятельные, найдется самый веселый, а большинство будет соглашаться и делать то, что все решили. Одни станут авторитетными, других не будут принимать всерьез. То есть: мы получим структурированный социум.
И этот социум начнет решать встающие перед ним задачи: построить жилища, добыть дичь, защититься от хищников, родить и воспитать детей.
А хотите – получится «Повелитель мух». А окажется человек один – получится Робинзон Крузо. А равные во всем солдаты одной роты вернутся с войны – и жизнь каждого сложится по-разному.
И вот: вы Повелитель, и сейчас осчастливите народ и страну справедливым устройством. Чтобы все были сыты, здоровы, обучены и имели равные возможности. Поехали!
Вот вы сделали школы обязательными и бесплатными. И три хулигана, не желающие учиться, малолетние правонарушители, терроризируют целую школу и унижают учителей. Их нельзя выпороть, как было в прошлые века. Их нельзя исключить из школы вообще – они имеют от нас право на образование. Их нельзя посадить в тюрьму для малолетних преступников – они слишком малолетние. Хотя от них уже беременеют их сверстницы. И вот три говнюка портят жизнь всем и издеваются. Хотя им место в закрытом интернате для дефективных. Нормальные дети от них плачут, а они радостно гогочут. Вы их поощряете!
Вот вы назначаете пособие и массу льгот безработным. И несколько процентов всего населения – а это миллионы человек! – мигом решают: на кой черт работать, если можно хорошо жить и так? И когда простой работяга живет ненамного лучше бездельника – он, конечно, задумывается: а на кой черт пахать и содержать этого паразита, если можно жить на халяву самому? Да вы поощряете бездельников!
В любом социуме большинство ориентировано одинаково: работать как можно легче и меньше, при этом по возможности престижнее – а получать при этом как можно больше. Их критерий – наивыгодное соотношение «труд/оплата» по категории «экономкласс».
А меньшинство стремится к власти и деньгам, реализуя свои возможности сворачивать горы, свою жизненную энергию.
Получается – что?
(Берни обратил внимание, что, стиснутый толпой, он упруг и гибок, более того – ветер отдувает его черные волосы, щека под рукой гладкая, а на нем – майка с эмблемой их университетского баскетбольного клуба. Еще он отметил, что подобные речи в романах-антиутопиях произносят профессора. А Любавический Ребе… эта лысина, этот поношенный черный костюм… а бородка стала маленькая и рыжая… Че Гевара? Глупости. Троцкий? Он не лысый. Ленин! Вот он, русский вождь еврейского социализма! Да, но он был экстремист…)
– Что происходит с народом, когда медицина достигла высот, а цивилизация – богатства? – продолжал Ребе. – Больные дети выживают и оставляют потомство. Больные взрослые выживают и оставляют потомство. И что говорят биологи? Они говорят, что накапливается «генетическая усталость». Но у гена нет рук и ног, он не пашет ради хлеба насущного, он не может устать. Он делает что? Он дегенерирует! Он сохраняет и передает ущербные особенности организма. С народом происходит дегенерация – люди в среднем становятся хилые, болезненные, с ослабленной репродуктивной функцией.
И тогда – как бы само собой – рождается меньше детей, и этот высококультурный и обеспеченный всеми благами народ начинает вымирать. Умирает больше людей, чем рождается.
– Да здравствует социализм! – с возмущением и энтузиазмом завопили в толпе и стали махать огромным красным флагом.
– Ну а как же! – авторитетно подтвердил Ребе и продолжал: – Вы содержите безработных. Не только тех, кто не может найти работу. Но больше тех, кто работать не хочет. И чем больше, чем щедрее вы поощряете бездельников – тем больше их плодится. Растущее количество паразитов – неизбежное следствие социализма.
Второе следствие – ослабление мотивации к труду. Зачем работать хорошо, если за те же деньги можно работать плохо? Зачем ломать горб на тяжелом месте, если за те же деньги можно пристроиться на легком?
Надо всегда учитывать психологию человека как такового. Человек от природы, по Вселенскому закону, волей Всевышнего – устроен так, что он старается достичь результата самым коротким, самым выгодным, оптимальным путем, с наименьшей затратой энергии. Вообще так устроена вся эволюция Универсума.
Если за равные деньги можно не работать – не будут работать. Можно отлынивать – будут отлынивать.
Третье. Чтобы справедливо снимать налоги с богатых и справедливо распределять их между всеми отраслями экономики, между всеми трудящимися – нужно много чиновников. Чиновник – это распределитель, организатор, координатор во всех уровнях экономики. Чиновник – полноправный и полновластный представитель государства. Народ делегировал власть государству, а оно делегировало и распределило ее между чиновниками. То есть: чиновник становится хозяином всего. Всех сфер жизни.
Социализм – гарантия всесилия тотальной бюрократии, которая стремительно растет и правит от имени государства.
Четвертое! Социализм – это государство бюрократии!
Зарубите это себе на носу. О, сначала чиновники вполне демократичны и дружелюбны, их немного, но число их растет в арифметической прогрессии, создаются все новые бюрократические органы, плодятся все новые бесчисленные законы, акты и инструкции, и вот уже вся экономическая машина начинает буксовать. Для координации всех дел проводятся бесчисленные совещания, и бесконечные инструкции все гуще противоречат друг другу.
Пятое. Любой человек хочет что-то значить. Я ненавижу это заплеванное выражение «воля к власти». Это у политиков, у вождей, у директоров может быть воля к власти. А обычный человек хочет, чтобы с ним считались. Чтобы его желания учитывались. Чтобы в его планах ему шли навстречу. И чем энергичнее человек, чем он честолюбивее, тем он стремится занять более высокую ступень социальной пирамиды. Это нормально. Это, можно сказать, здоровый социальный инстинкт.
Промышленник мечтает выпустить небывалый товар необыкновенного качества, разбогатеть и стать знаменитым и влиятельным в мире большого бизнеса. Ученый мечтает сделать великое открытие, и Нобелевская премия ему не помешает. Художник мечтает о шедевре, генерал прославить себя победоносным сражением.
О чем мечтает чиновник? Бюрократ? Пересесть в кресло на этаж выше. Сменить название должности на двери кабинета и визитной карточке. Ну, и большая зарплата, выше уровень связей.
А что должен сделать бюрократ, чтобы продвинуться в карьере? Хорошо выполнить порученное дело. А если дело не очень-то нужно и плоховато обдумано? Не важно. Надо выполнить. И отрапортовать об успехе.
Карьера бюрократа зависит только от одного: нравится он начальству или нет. Подходит он начальнику как подчиненный или нет. Искусство чиновника – угадать желание начальника и удовлетворить.
Карьера бюрократа пролизывается через зад начальства к звездам!
В результате действий чиновника может случиться наводнение, землетрясение, светопредставление, но его задача – доказать, что он лично действовал наилучшим образом, все сделал правильно, и все приказы начальства были мудрыми и благими.
И наверх продвигаются не те, кто способен лучше других делать дело, а те, кто способны доставить начальству больше удовольствия от их, начальнического, образа действий и руководства.
Идеальный чиновник – это зеркало, в котором начальник видит идеальный образ себя как гениального и безупречного, великого руководителя.
То есть: пятое – это отрицательная селекция государственного механизма. Торжество некомпетентности.
Шестое – это падение экономики при социализме. Когда чиновники некомпетентны, а инструкций надо соблюдать море, и за нарушение каждой тебя могут покарать – эффективное производство невозможно. Главное – не произвести для людей, а отчитаться перед начальством.
Седьмое – коррупция при социализме. Где все предписывается и распределяется, там всегда есть соблазн договориться о решении вопроса к личной взаимной выгоде. А какая разница, этот директор получит разрешение на строительство или вагон досок, или другой? Зарплата все равно у всех та же самая, а страна у нас одна, общая.
Восьмое. Простите за банальность. При социализме никогда не хватает денег. То есть денег, конечно, всем всегда не хватает.
Вспомните Детройт! Высокие налоги вызвали бегство производства, пришлось повысить налоги на оставшийся бизнес и производство, и тогда бежало все. Остались одни нищие, которым негде работать, и они требуют денег.
Медицина? Если вознаграждение плохого врача почти не отличается от хорошего – вы способствуете снижению общего уровня. Обеспеченный бесплатной медициной, человек мгновенно найдет у себя болячки, которых больше никто не видит.
Всеобщее бесплатное высшее образование? Тогда должно появиться много новых университетов. И новых преподавателей. И во-первых в стране не хватит денег на нужную аппаратуру, помещения, кампусы, преподавателей, и уровень неизбежно начнет падать. Во-вторых – все желающие учиться свободно и бесплатно не поместятся ни в какие аудитории и кампусы, и придется вводить вступительные экзамены. И появятся те, кто не прошел. И они завопят о дискриминации и отсутствии равных возможностей.
И вам придется усиливать репрессивный аппарат, чтобы сдерживать выступления всех недовольных.
Главнейший недостаток социализма состоит в том, что люди воспринимают как естественное право: возможность вложить в общий котел меньше, а зачерпнуть из него больше. И поэтому раньше или позже котел пустеет. И государство, то есть правящий бюрократический класс, переходит к жесткому распределению не по потребностям, а уж чего в котле по малости остается.
Бюрократия все выше возносится над народом. Ибо в ее власти дать все или ничего. Себе она, естественно, берет побольше. Нижним слоям распределяет поменьше. Обнаруживается пропасть классовой ненависти.
Вот тогда возникает государственная диктатура. Ибо власть всегда стремится сохранить себя.
Повторяю. Сначала надо подавить недовольство экспроприированных предпринимателей. Потом всех, кто стал меньше получать: врачи, профессура, топ-менеджеры, программисты. А позднее, с падением общего уровня жизни – необходимо подавлять выступления всех недовольных: как бедняков, так и оппозиционеров-интеллектуалов, требующих возврата к свободному рынку. А рынок – это реакционно, да? Хотите опять вырывать кусок из горла бедняков и жиреть на чужом труде?! Расстрелять!
Так возникает необходимость в идеологической цензуре. И так возникает диктатура – ибо любая инакомыслящая партия грозит перевернуть установленный социалистический порядок и вернуть власть кровососов-капиталистов!
А когда народ понимает, что СМИ подчинены власти, и все силовики подчинены власти, и от него, народа, ничего больше не зависит, а перед выборами ему отчаянно морочат головы и после подтасовывают результаты – тогда народ впадает в апатию, ни во что не верит и делать ничего не хочет.
Но как только – как только! – появляется возможность вздохнуть и стукнуть кулаком, как только власть или ослабевает, или решает провести небольшие такие, полукосметические либеральные реформы – о, тогда народ чует возможность что-то сделать! Поквитаться за все! И пар сносит крышку с котла!..
Социализм всегда кончается диктатурой – или рассасывается вообще.
Диктатура всегда кончается революцией. Или переворотом в пользу нормального устройства общества. Или мудрый диктатор – Сулла, Франко, Пиночет – постепенно передает власть нормально и справедливо реорганизованному государству.
…Исчезла толпа, и площадь, и горизонт ограничился серой зубчаткой забора, и Ребе встал из своей венской качалки и оказался вровень с высоким Берни. Что тому не понравилось. Ему нравилось чувствовать себя высоким. И физически более полноценным, чем сильно умный собеседник.
И лысины никакой не было у Ребе, и буйная кудлатая седина была безусловно собственная, и на голове его, когда он невесть зачем снял свою черную красивую шляпу, не обнаружилось никакой кипы, а обнаружились вовсе наоборот, два небольших выроста, похожих на рожки.
– На что это ты уставился? – спросил Ребе. – А, это, – он махнул рукой, – не то отложения избыточного кальция, возрастное, знаешь; не то типа как у Моисея, знак как бы мудрости такой, но его только гои изображают, ты не грузись.
– Но я атеист, ты же знаешь, – сказал Берни, прибавив к гордости и достоинству немного извинения.
– Какая разница. Ерунда все это. К истине много путей, и Тот, Кто Наверху, создал их все. Ты можешь считать себя атеистом, или гностиком, или первобытным язычником, это твое личное дело. Но ты же понимаешь, что никаких рожек у меня нет и быть не может? Это твой внутренний взор их создал, твоя духовная сущность их вообразила.
Духовная сущность президента Берни Сандерса вообразила, что они находятся в экзаменационной аудитории, причем он, Берни, сидит за преподавательским столом, а студент Шнеерсон отвечает на вопросы о течениях современного социализма.
– Будьте любезны объяснить успехи и преимущества скандинавской модели, – ехидно сказал профессор Сандерс.
Студент Шнеерсон придал черной хасидской шляпе ковбойский залом и сдвинул ее на затылок.
– Объясняю, – снисходительно ответил он. – Во-первых, за шведами и норвежцами стоят века протестантской морали. Трудолюбивой, честной, богобоязненной, скромной – и жесткой в своей требовательности установки. Во-вторых, они германцы – это стойкий, упорный и терпеливый национальный характер, сформировавшийся за два с лишним тысячелетия. Они склонны держать слово, исполнять обещания, преодолевать препятствия и добиваться своего. В-третьих, они одобрительно относятся к порядку и привержены общему равенству перед законом. Наследие военных демократий, они оттуда родом.
В-четвертых – это ведь не социализм, строго говоря. Это «функциональный социализм» или «государство трансфера», господин преподаватель. Мы оставляем капитализм, оставляем частную собственность на средства производства – и просто обкладываем прибыль такими налогами, чтобы хватило на медицину, образование и хорошие пособия безработным. Казалось бы, так везде и надо сделать! Но:
В-пятых, Швеция-Дания-Норвегия-Исландия – очень маленькие государства, там управленческие связи коротки, там просто управлять и просто контролировать: все как на стекле. В-шестых, народ добросовестен и дисциплинирован; это отнюдь не обо всех народах можно сказать. Позвольте договорить, господин профессор, не надо демагогии о всеобщей одинаковости… простите, я забылся…
И в-седьмых, наконец: эти экономики медленно, но верно просаживаются. Они верным путем эволюционируют к уравниловке, равнодушие, снижению стимулов к напряженному творческому труду, росту иждевенческого мировоззрения поощряемых маргиналов.
Впереди у «скандинавской модели» или крушение экономики и охлократия, или резкий поворот вправо, или все прелести гражданских войн – когда морально здоровая часть народа будет бороться за самосохранение с анархическими массами безумных революционеров, паразитов и мигрантов.
– Вы хотите сказать, что в перспективе никаких преимуществ социализма вообще не видите?
– Это смотря какая перспектива, – философски ответствовал бравый студент Шнеерсон, вытянув ноги в проход и любуясь латунными оковками носков своих ковбойских сапожек. – В дальней перспективе ничего, кроме кровавой нищенской помойки. Но в ближней перспективе как раз возможны блестящие успехи.
– Э-э? Уже неплохо. Например?
– Третий Рейх.
– Что-о?
– Модель народного социализма Германии при Гитлере, то есть именно социализма немецкого народа, была как раз того же типа, что и скандинавская. Разве что единый Трудовой союз вместо свободных профсоюзов. Но – прогрессивный налог, бесплатные отпуска, образование, право на бесплатную медицину, государственное регулирование экономики при сохранении капиталистических производств, ликвидация безработицы и всеобщая занятость, справедливое распределение общественного продукта, пенсии по старости, по инвалидности, за потерю кормильца, участие граждан в управлении государством через многочисленные организации.
И в результате – массовый патриотизм, единство народа и власти, высочайшая производительность и организация труда, фантастическая эффективность оборонного производства в борьбе против всех развитых государств и практически не имея ресурсов.
Так что перспектива социализма в Германии 1933 года была блестящая! Но короткая и приведшая к катастрофе.
Выдернуть страну из кризиса или воевать – тут хорош даже не социализм, а диктатура как таковая. Социализм – это готовая площадка для диктатуры.
– Гм, – сказал профессор Сандерс, сознавая некоторую аморальность своего следующего вопроса и даже предательство святых вещей. – А если бы не война? Как бы пошло развитие германского национал-социалистического государства? Например: если бы оно не уничтожало евреев и не устроило бы мировую войну?
– Это невозможно, – был соболезнующий ответ – Раньше или позже, тем или иным образом, но любой социализм приходит к общей модели. Он нуждается в пропаганде – и появляется пропаганда. А пропаганда – это ложь вместо информации, какие бы имена этой лжи не давали. Социализм неизбежно прибегает ко лжи. А чтобы ложь не была опровергнута правдой – нужна тоталитарная идеология. А тоталитарная идеология неизбежно подразумевает врагов, враг – это неотъемлемая часть пейзажа при ее господстве. Враг служит единству нации и сплочению вокруг власти – но одновременно вражда делает войну все более возможной, близкой и нужной.
Социализм – это всегда ложь, бедность и война, господин профессор. Просто иногда это укладывается в двенадцать лет, иногда все ужасы начинаются в первые же месяцы, а иногда может пройти и столетие. Но конец один. В России или на Кубе самый ужас социализма наступил сразу. А восточная Европа, избавившись через полвека от русской социалистической модели, получила такую прививку от социализма, что на дух его теперь не переносит.
И еще. Социализм всегда кончается диктатурой одной партии. Иногда все остальные запрещаются сразу. Иногда господствующая партия крадется к диктатуре ползучим образом, маскируя свои намерения демократическими разглагольствованиями. Но всегда наступает период агрессивной нетерпимости к любым иным точкам зрения! Инакомыслие – компрометируется, позорится, объявляется ошибочным, вредоносным, преступным, аморальным!
И адепты социализма превращаются в боевой наступательный отряд диктатуры единомыслия. Они уже фашисты – они готовы во имя грядущего счастья человечества крушить черепа и сносить города.
– Я вынужден поставить вам F, дорогой Шнеерсон. Слишком много в ваших ответах было ошибок.
– Я вынужден исключить вас из числа президентов, дорогой Сандерс. Слишком много ошибок в ваших оценках моих скромных представлений о мире и людях, его населяющих.
