Бабье лето

Из десятка молодых переселенцев или уже родившихся в Германии, Астахова выбрала только двоих. Остальные ее мало интересовали. Из их писем явствовало, что они до сих пор не получили достойного образования, не говоря уже о каких-то либо машинах или особняках.

После прочтения писем Астахова сделала короткую передышку, затем стала звонить. Феликс, родители которого раньше жили в Казахстане, родился в бывшей ГДР. Затем семья переехала во Фрайбург. Его предки сначала быстро нашли работу, потом также быстро ее и потеряли. Относительно молодые люди уже пять лет получали социальное пособие. Их сын также оказался не у дел. Официант одного из ресторанов города получал мизерную зарплату. Угнетало его и социальное положение в обществе. Он несколько раз заверял молодую девушку из Украины в том, что только брак с нею может в корне изменить его жизнь. Невеста во время разговора сослалась на свое нездоровье и положила трубку.

Не прибавил оптимизма Олесе и звонок к Вальдемару, который работал на «Порше». Предприятие находилось в трех остановках от дома, где жил Васильев. Автослесарь получал неплохие деньги. Он и его родители копили деньги, хотели купить дом. Попытку жениха приехать к невесте, Астахова категорически отвергла. Причиной этому было бескультурье молодого человека. За время разговора он пару раз обматерил своих родителей за их скряжничество. Мало того. Из его уст то и дело несся словесный каламбур вперемежку с матерщиной, от которой у невесты вяли уши. Она и на этот раз без всякого сожаления положила трубку.

Почти до наступления темноты Астахова наводила на себе марафет. Сначала приняла ванну, затем сделала маникюр, прическу. Смачно накрасила свои губы и ресницы, подвела брови. Васильев лишь изредка бросал свой взгляд на девушку, которая то и дело металась из комнаты в ванную и назад. Пожилой мужчина ей не мешал. Он прекрасно понимал, что украинка не хотела ударить лицом в грязь перед «западницами». Понимал и то, что его гостья еще до конца не знала причуды немецких женщин. Они в большинстве своем, невзирая на возраст или социальное положение, одевались так, как им заблагорассудиться. Личный или вольный стиль одежды иногда Васильеву импонировал.

Он невольно вспомнил Россию, она пару десятков лет назад в прямом смысле была завалена китайскими пуховками. Были они и в семье Васильевых. Тогда казалось, что большая страна без курток или пальто из сопредельного государства вообще и жить не могла. В Германии переселенцы очень медленно осваивали «вольный стиль одежды». Особенно этому противилась Полина Васильева. Она довольно часто выходила из себя, когда видела женщин с растрепанными волосами или мужчин со щетиной.

Муж, в отличие от жены, куда быстрее смирился с западной модой, хотя своей привычке не изменял. Он всегда был тщательно выбрит и «по-человечески» одет. Его джинсы были чистые и плотно облегали его тело. За свой внешний вид он никогда не беспокоился. Прилежанию и подобной моде мужчину научила армия. Что носили другие, ему было по одному месту. Он вообще не замечал тех, на чьей голове была ушанка или миниатюрная детская шапочка. За свою половинку Васильев также был спокоен. Она никогда не изменяла своей старой привычке. Юбки или дамские костюмы были для Полины первостепенными. Джинсы она надевала очень редко, как правило, во время прогулок по лесу или во время работы на даче.

Часы на городской ратуше пробили десять раз, когда туристка из Украины и сопровождающий ее пожилой мужчина вступили на привокзальную площадь Штутгарта, столицы немецкой земли Баден-Вюртемберг. Астахова сначала намеревалась совершить прогулку по городу в гордом одиночестве. Состояние одинокого человека ей во многом импонировало, особенно в последние годы. Способствовало этому не только отсутствие родителей, но и смерть близкого и самого любимого человека ─ деда. Перед тем, как выйти в город, она вновь повторила свою просьбу. Васильев и на этот раз остался непреклонен. В ночном городе его подопечная была впервые в своей жизни, что могло быть далеко небезопасно.

В правоте пожилого, но все еще статного мужчины Астахова убедилась сразу, как только вышла из вагона электропоезда. Едва она простучала каблуками своих туфель несколько метров, как позади услышала свист, затем непонятное шипение. Она оглянулась и увидела перед собою двух темнокожих парней. В их руках были бутылки пива. Блондинка ехидно улыбнулась, затем развернулась, и взяв под ручку своего наставника, двинулась дальше. Они вскоре поднялись наверх и очутились неподалеку от эскалатора, ведущего на главную улицу города – Кенигстрассе. Перед движущейся лестницей Васильев внезапно остановился и предложил девушке осмотреть ночной вокзал и его обитателей.

Астахова с его предложением охотно согласилась. Приехать в одну из самых цивилизованных стран старой Европы и не посмотреть ее «грязь», она считала не только престижным делом, но и необходимым.

Они направились к небольшому проходу, ведущему к площади, где когда-то был центральный автовокзал. Его перенесли из-за строительства метро «Штутгарт-21». Астахова была уже об этом наслышана, и кое-что видела по телевизору на Украине. Причиной пристального внимания мировой общественности стали многодневные демонстрации жителей земли против его строительства.

Едва они сделали несколько шагов, как перед ними открылась далеко нецивилизованная картина. По обеи стороны прохода сидели, стояли и лежали десятки людей. По обличью они были нездешними. Пришельцы были из разных континентов. Каждый из них и все они вместе кричали на непонятном для блондинки языке. В том, что они не общались на немецком языке, она нисколько не сомневалась. Не сомневался в этом и ее телохранитель. Поразил Астахову и гогот, который издавала многоликая толпа. Он был очень сильный, даже несколько властный. Ей на какой-то миг показалось, что для этих дикарей ничего человеческого не существовало. Ни законов, ни определенных рамок приличия или культуры.

В этом она убедилась, как только сделала несколько шагов вперед. С левой стороны прохода в направлении бывшего автовокзала стояло несколько ящиков не то с пивом, не то с другими напитками. Два молодых парня с заросшей щетиной, их головы были обмотаны черными повязками, с большим успехом продавали свою продукцию окружающим. В поле зрения Астаховой оказалась и молодая темнокожая девушка, она сновала среди участников сборища или возможного собрания и клянчила у них пустые бутылки.

Участники культпохода сделали еще несколько шагов вперед и внезапно остановились. Они были вынуждены это сделать. Очередная полудикая картина из ночной жизни города шокировала блондинку. Прямо перед ее носом танцевали и плясали десятки молодых туземцев. В том, что они были пьяные или полупьяные, она нисколько не сомневалась. Астахова сначала причислила их к мусульманам, но потом эту мысль отбросила. Ислам запрещал употребление спиртных напитков. Неожиданно раздался пронзительный свист. Зевака резко развернулась и ускоренным шагом направилась в сторону эскалатора. Телохранитель последовал за нею…

Красивая блондинка, одетая в джинсы, волосы которой отливались позолотой при ярком электрическом свете, без всякого энтузиазма восприняла главную улицу ночного Штутгарта. Кенигстрассе была ничто иное, как обыкновенная улица, вымощенная гранитом. Астахова себя не обманывала. Центральная улица имени Ленина в Омске, как и в Днепропетровске, не говоря уже о Крещатике в Киеве, были куда лучше и краше, чем эта. Не могла похвалиться эта улица и обилием деревьев, не говоря уже о газонах. Вместе с тем, пространство между домами имело и свои особенности. За все время путешествия Астахова не слышала немецкой речи. Десятки, сотни людей, которые встречались на ее пути, разговаривали только на своем языке.

Мало того. Улица в этот поздний вечер во многом чем-то напоминала цыганский табор. Лишь с одним отличием ─ здесь не было лошадей и повозок. По ее обе стороны на тепловых коллекторах, проложенных под землей, сидели люди, кто на матрацах, кто на корточках, а кое-то и лежал. Многоликая толпа, основу которой составляли беженцы из различных регионов мира, галдела, многие курили.

Во время прогулки молодая девушка и ее телохранитель своими впечатлениями о городе не обменивались. Они шли, словно чужие, глазели по сторонам и молчали. Каждый думал о своем. Васильев был старожил и ко всему происходящему в городе относился довольно спокойно. Он изредка бросал взгляд на красивую спутницу и тяжело вздыхал. Он не сомневался, что она далеко не в восторге от увиденного. Откровенно говоря, в его городе все было по-обычному. Подобных Штутгарту в мире сотни, а то и больше.

Необычным он считал скопища беженцев, которые, словно муравьи, втиснулись в его город. Аналогичная картина была ни только в Германии, но и во всей Европе. Пришлые все больше и больше тревожили коренных немцев. Город с каждым днем терял свою былую привлекательность. Васильев уже привык к горам всевозможного мусора, в сетях которого оказывалось все больше и больше улиц. Не исключением в отбросах были и человеческие экскременты: моча и кал.

При этой мысли пожилой мужчина горько улыбнулся. День клонился к вечеру, когда он спускался в метро остановки «Шарлоттенплац». Впереди перед ним маячил молодой человек с копной черных волос. Внезапно он присел и прямо на ступеньках эскалатора опорожнился. Затем, словно ничего не произошло, спокойно натянул на себя брюки и двинулся вниз. Наглая выходка чернокожего ошарашило бывшего россиянина. Подобное он впервые видел в своей жизни. Он кисло улыбнулся, обошел зловоние и ускоренным шагом засеменил к остановке. Затем остановился и уставился на дворника, которого довольно часто видел во время поездки на работу. Он «бдил» за чистотой в округе. Выходец из Югославии, как и Васильев, заметил нелицеприятное действие африканца. Мужчина средних лет, в руках которого была метла и совок для мусора, с презрением смотрел на чернокожего недруга, который все больше и больше удалялся от места необычного «происшествия». Иностранцы, заполонившую страну, не только боялись друг друга, но и ненавидели друг друга.

В думах была и Олеся Астахова. В большинстве своем ее мысли были грустные, даже колючие. Не такой она представляла западную цивилизацию. Особенно менталитет и интеллектуальный потенциал жителей Неметчины. Она уже ни раз корила себя за то, что не оделась по примеру соседки из подъезда дома, где жил Васильев. Старушка, выходец из Румынии, почти каждый день выходила на улицу и прогуливалась с собачкой черного цвета. Пожилая женщина была в помятой серой кофте и в белых не то брюках, не то шароварах, которые были далеко не первой свежести. Астахова, медленно передвигаясь по главной улице города, чувствовала себя белой вороной, даже пугалом, на которое оглядывалось все живое и неживое.

Заметив несколько удрученный взгляд молодой девушки, Васильев пригласил ее на кофе. Она охотно согласилась. Астахова уже давно хотела где-нибудь присесть или исчезнуть из «объектива» многоликой толпы, нагло рассматривающей ее фигуру, в первую очередь, задницу. Поиметь ее хотели не только здесь, но и там, где она училась и пыталась трудоустроиться. Плешивый профессор, в недалеком прошлом, преподаватель истории КПСС обещал выпускнице университета золотые горы. Потом сразу же сник, не только узнав, но и испытав на себе ее неприступность. Алехин взял молодую ассистенку на семинар в Новосибирск. Скорее всего, это была его личная прихоть, а не производственная необходимость. Философское светило заказало в гостинице двухместный номер. Астахова, скрепя сердце, не стала перечить старику. Она боялась потерять работу, которая ей очень нравилась, несмотря на мизерную зарплату. Попытка дряхлого мужчины склонить свою сотрудницу к сексу закончилась для него трагически. От пощечины блондинки он чуть было не отдал концы. Его левая щека от сильного удара в одночасье распухла, словно тесто на опаре. В итоге доклад профессора перенесли на следующий день. Через месяц непокорный молодой философ уволился, уволился по собственному желанию. Шеф свою подопечную, которая в недалеком прошлом была его любимчиком, вообще не замечал…

Пожилой мужчина и молодая девушка присели за столик и стали ждать официанта. Вскоре к ним подошла молодая темнокожая девушка и предложила меню. Большого выбора не было. Васильев заказал кофе и пирожное. Его напарница также с этим согласилась. Прошло минут пять после заказа. Астахова занервничала. Все больше и больше вглядывалась на стойку, за которой маячила фигура официантки. Сначала она обслужила двоих молодых парней, выходцев из Индии, затем стала о чем-то разговаривать по мобильному телефону. Волновался и Васильев. Бдение за работницей забегаловки хороших мыслей ему не приносило. Он уже смирился с тем, что на исторической родине предков его жены уже давно не пахло немецкой пунктуальностью или культурой. Он повернул голову в сторону и тяжело вздохнул. За соседним столиком сидело четверо молодых негров. Они о чем-то спорили. При этом они сильно стучали кулаками по столу и курили. Полуголодные посетители посмотрели друг на друга, почти одновременно встали и вышли вон…

Зеваки, несолоно хлебавши, вновь продолжили прогулку по городу. Вскоре они оказались перед большим трехэтажным зданием из стекла. Окна ландтага, парламента федеральной земли в этот поздний вечер были темными. Лишь перед входом в здание стояла полицейская машина. На пути, возле искусственного водоема, парочку кто-то окликнул. Васильев повернулся и невольно оживился, когда перед собою увидел немца Карла Касснера. Он с ним работал пару лет на одном объекте. Вместе сторожили. Коллеги остановились и тут же стали о чем-то оживленно разговаривать. Астахова оставила мужчин наедине. Она помахала им рукой и неспеша двинулась дальше. Минула подземный переход, затем поднялась наверх… Внезапно перед ней возникло что-то темное, непонятное. Она приподняла голову и на миг опешила. Перед ней стоял огромного роста чернокожий мужчина и хлопал большими глазами. Зрачки органа зрения были также черные. Она разглядела их благодаря электрическому свету, который испускал фонарь, висевший на специальном кабеле. Она уже давно заметила, что вся проводная связь в Германии находилась под землей. Сейчас же ей было не до света и не до столбов.

Негр пристально посмотрел на девушку, и приподняв левую руку вверх, пальцы которой чем-то напоминали форму пистолета, изрек из себя:

─ Пуфф, пуф, пуф…

Астахова слегка опешила, она все еще не понимала, что означал возглас или слово «Пуфф». Пугало ее и то, что изо рта мужчины с толстыми губами сильно несло перегаром. Она съежилась и еле-слышно по-немецки произнесла:

─ Извините, а что Вы хотите? Чем я могу Вам помочь?

Произнесла и невольно отвернула в сторону свою физиономию. Причиной этому был уже не страх перед молодым мужчиной, а очередная порция сногсшибательного запаха, который от него исходил.

Чернокожий, сделав удивленное выражение лица, вновь громко произнес:

─ Пуфф, пуф-ф, пуф-ф…

При этом он водил своим «пистолетом» по сторонам и с непониманием смотрел на женщину. На некоторое время он замолк. Ждал ответа. Блондинка не на шутку растерялась, когда под дуло пистолета попалась одинокая старушка, на поводке у которой была маленькая собачка. Домашнее животное семейства псовых при виде огромного верзилы слегка тявкнуло, и опустив вниз мордочку, кинулось прочь. Ее владелица, окинув неодобрительным взглядом парочку, последовала за ней.

Неожиданное молчание чернокожего жителя Германии туристку из Украины оживило. Она уже нисколько не сомневалась. Перед ней стоял молодой негр, который был вдрызг пьян. Откуда он приехал, какого вероисповедания он был, ее сейчас не интересовало. Она улыбнулась от неожиданной развязки и еле слышно произнесла:

─ Где находится «Пуфф», я вообще никакого понятия не имею. Всего хорошего…

Верзила, скорее всего, не знавший немецкий язык, от удивления широко раскрыл рот, оскалив при этом большие белые зубы. Затем он, непонятно почему, ехидно усмехнулся и вновь пару раз провел пистолетом по сторонам. Немного постоял, покачал головой и пошел прочь. Беженец из Африки был поражен неосведомленностью молодой девушки, которая прекрасно говорила по-немецки, но не знала достопримечательности своего родного города.

Астахова стремительно ринулась в сторону искусственного водоема и невольно улыбнулась, когда увидела знакомых мужчин. Они сидели на скамеечке среди раскидистых деревьев и потягивали пиво. О чем они вели разговор, блондинку не интересовало. Она замедлила движение и опустилась на первую попавшую ей скамейку. И тут же закрыла глаза. Перевела дыхание. Мимолетная встреча с темнокожим мужчиной чуть было ее не лишила дара речи. И не только это. Могла хватить и кондрашка.

Возвращение участников культпохода домой, к их сожалению, не обошлось без проблем. В вагоне в большинстве были одни иностранцы. Они не только горланили, но и кое-кто из них пил пиво и водку. Пожилой мужчина и молодая девушка на происходящее среди пассажиров транспортного средства не реагировали. Они сидели напротив друг друга, изредка в прямом смысле выдавливали из себя улыбки и все время таращили глаза через окно пробегающих мимо них домов.

Неудачное посещение ночного Штутгарта не прибавило настроения Астаховой. Не в духе был и Васильев. За небольшим ночным перекусом неудачники перекинулись парой слов, ничего не значащими, и быстро разошлись по своим комнатам. О чем или о ком рассуждать в эту ночь у них не было желания. Обеим было ясно. Ночное посещение города хоть и состоялось, но в конечном счете никто из его участников не получил удовлетворения. Особенно сильно переживал Васильев. Он никогда не думал, что его близкий человек, молодая красивая девушка окажется в центре внимания далеко невоспитанных людей. Он нисколько не сомневался, что по своему социальному положению они были беженцами. Он также нисколько не сомневался, что коренные немцы, независимо от возраста или профессии, в общественных местах куда приличнее себя вели. Исключений при этом не было, будь то пожилая или молодая женщина, бомж или чиновник.

У Астаховой в эту ночь в отличие от предыдущих, как ни странно, голова ни о чем не болела. Она решила принять свободный стиль одежы, как и свободный стиль жизни. Она слегка потянулась, пару раз с удовольствием зевнула и тут же спокойно заснула.

Утро принесло блондинке куда более трезвые мысли, чем прошедшая ночь. Она уже не тешила себя удачными женихами или трудоустройством на работу. Несмотря на патовую ситуацию, Астахова не падала духом. Она знала, что в этот субботний вечер у них будут футбольные посиделки. Ее ждал очередной пучок информации о Германии и многое другое…

Появление Истомина она ожидала с большим нетерпением. Для мужчин она испекла русские блины. Едва раздался звонок, Астахова открыла дверь и с улыбкой встретила гостя. Затем пригласила его за накрытый стол, он стоял перед телевизором в гостиной. Не пришел без подарка и Истомин. Он принес бутылку итальянского вина. Друзья взяли себе за правило во время футбольного обозрения пить вино или пиво. При этом они не должны повторять своих названий. В основе это удавалось сделать. Ассортимент алкогольных напитков в стране был очень большой.

Через некоторое время любители футбола уселились за стол, включили телевизор и неспеша принялись кушать. После выпитого бокала вина сразу же стали делиться новостями, успехами и неудачами. Истомин чем-либо особым не удивил. Он целую неделю батрачил на капиталиста, затем чуть-чуть на себя.

Монолог блондинки о неудавшемся культпоходе в ночной Штутгарт, который чем-то напоминал жалобу, Истомин встретил с пониманием. Он то и дело качал головой или иногда тяжело вздыхал. Короткое повествование о встрече с негром, ищущим «Пуфф», седовласого мужчину, как и Васильева, рассмешило.

Надежда Астаховой на то, что ее информация вызовет у гостя шквал негодования или дюжину обобщающих выводов, в этот вечер не оправдалась. Он, к ее удивлению, почему-то больше молчал. Не выразил он сожаления и неудачникам. Олеся подобную реакцию восприняла неоднозначно. В отличие от прошлой встречи седовласый мужчина очень многое рассказал ей не только о своей жизни, но и о том, что беспокоило его на земле предков. Она на несколько мгновений задержала свой взгляд на собеседнике. Его лицо было сильно уставшим, с отеками. Она посмотрела на его руки. Они были несколько загрубелые, кое-где в ссадинах. Блондинка тяжело вздохнула. Ее друг, который был для нее чуть ли не кумиром, от тяжелой физической работы сильно устал. Сказывался и его возраст.

Астахова улыбнулась и повернулась в сторону Васильева, который в отличие от гостя, тут же одарил ее веселым взглядом. И все то, что рассказывал в этот вечер наставник для нее было ни только новым или интересным, но и вызывало необычное оживление. Олеся никогда не думала, что «Пуфф» был ничто иное, как дом проституток. Она также не могла представить, откуда темнокожий мужчина брал деньги для удовлетворения своих насущих потребностей. Воровал ли он, грабил ли он магазины, помогало ли ему социальное ведомство, для блондинки было неведомо. Она в одном лишь не сомневалась. С таким клиентом она не стала бы делить «любовное» ложе.

Рассмешил Астахову и эпизод посещения Васильевым зубного врача. В последнее время попасть на прием к врачам в Германии стало сложно. И по этой причине он записался к дантисту вперед за месяц. Как правило, он делал визиты к коренным немцам. Считал их не только высококвалифицированными специалистами, но и более культурными людьми. Польские, итальянские или русские фамилии у него особой симпатии не вызывали, не говоря уже о других.

Визит к врачу он, как правило, совершал в конце года. По его просьбе ему делали небольшую чистку костного образования. На этом все и заканчивалось. Затем в специальной книжечке ставили штамп, отметку о том, что его зубы прошли контроль. И не только ради профилактики посещал Васильев специалиста. Посещал его ради страха перед своим будущим. Ремонт зубов, не говоря уже о вставлении новых, было очень дорогое удовольствие. Пенсионер получал грундсихерунг (пособие для малоимущих) от государства, благодаря которому ему не дано было умереть с голоду. Это пособие исключало возможность посещать рестораны или хотя бы один раз в год съездить в отпуск.

На этот раз Васильеву было не до профилактического контроля. Коренной зуб на верхней челюсти страшно болел. Он обзвонил около дюжины врачей. Приемов на ближайшие дни не давали, все были заняты. Звонок в практику госпожи доктора Мюллер его по-настоящему осчастливил. Ему предлагали термин через час. Больной на всякий случай бросил себе в карман пару обезболивающих таблеток и почти на крыльях помчался к врачу. Едва он открыл дверь, как сразу же удивился. Возле кабинета госпожи Мюллер не было клиентов. У кабинета же напротив сидело несколько человек. Одни читали журналы, другие тихонько разговаривали между собою.

Васильев перевел дух и спокойно подошел к работнице регистратуры, подал медицинскую страховку. Вызвали его удивительно быстро, он даже не успел присесть.

Медицинская сестра, темнокожая молодая девушка указала рукой больному на стул и тут же придвинула к нему старенький не то агрегат, не то аппарат на высокой треноге. Затем вставила какую-то прокладку в полость рта пациента. И тотчас что-то щелкнуло. Васильев понял, что сфотографировали его больной зуб, а может даже и все вместе. Минут через десять девушка вновь появилась и показала снимок. Мужчина высокого роста и с удивительно сохранившейся статной фигурой несколько съежился. Его зубы, особенно нижние, чем-то напоминали зубы древнего неандертальца, жившего в период эпохи раннего и среднего палеолита. Васильев тяжело вздохнул и утвердительно кивнул головой. Скорее всего, эти получерные или даже полусерые извилины на довольно тусклом снимке, были его зубами. Жаловаться на свое родное не было необходимости. Значит, с такими клыками его родная мать родила. Он прилег на специальное кресло, расслабился. Ждал врача.

Вскоре дверь открылась, кто-то вошел в помещение. Мужчина слегка повернулся и приподнял голову. И в один миг его сердце сжалось, не то от испуга, не то от очередной боли в зубах. Перед ним стояла пожилая темнокожая женщина. Она протянула для приветствия руку, которая была в резиновой перчатке, полулежавшему мужчине и на ломаном немецком языке произнесла:

─ Моя фамилия госпожа Мюллер… Я Ваш зубной врач…

Затем широко улыбнулась, оскалив при этом две обоймы полутемных зубов. И тут же сказала:

─ Откройте Ваш рот, необходимо осмотреть Ваши зубы…

Быстрота движений врачихи поразила пациента. Он едва успел открыть рот, как в его полости между верхней и нижней челюстями оказалась несколько пальцев чужой руки.

От неожиданного разворота событий Васильев чуть было не потерял дар речи. Не потому, что вместо ожидаемой врача-немки была не то индианка, не то перуанка. Он никогда не был ни шовинистом, ни националистом. В бывшем Советском Союзе насчитывалось более 120 национальностей, и все жили очень дружно.