Байлун

Молодчик повел Андрея с Ваном вверх по лестнице. На втором этаже оказалось одно просторное помещение с большим столом, окруженным глубокими кожаными креслами, – похоже, здесь уже особая зона, для своих.

Во главе стола сидел очень толстый китаец в дорогой шелковой рубашке с закатанными рукавами. На лице его блестели очки в изящной тонкой оправе, плохо сочетавшиеся с мощной цепурой на шее. Толстяк что-то сосредоточенно разглядывал на экране ноутбука и поднял глаза только, когда посетителей подвели к столу. Бросалась в глаза татуировка необычного серебристого цвета – вдоль толстой руки сидевшего обвился кольцами длинный китайский дракон.

Учитель держался спокойно и с достоинством, Огневский старался изображать гордую суровость. Бак скользнул глазами по Вану, потом внимательно рассмотрел Андрея, даже опустил очки на кончик носа.

– Куайлоу [Белый иностранец. – кантонск.]… – удивленно произнес он на юэ. – Это неожиданно, – перешел он на английский.

У толстого был британский акцент, причем очень сильный, певуче-визгливый.

– Это господин Андрей, мой ученик, – объявил Ван. – Он представляет в Гонконге русскую кибергруппировку.

Толстяк приподнял брови, пожевал пухлыми губами под жидкими усиками. Огневский заметил, что взгляд у него умный и как будто слегка растерянный, – так бывает у людей, которые много занимаются сложным умственным трудом. Совсем не походит на банального бандита. При всей внешней приблатненности толстяк явно непрост.

– Неожиданно, – повторил Бак холодно, – и совсем не по нашим традициям. Разговор должен идти с уважаемым человеком, членом Черного Братства, а не с каким-то некитайцем.

– В моей команде есть и китайцы, – спокойно, слегка угрюмо ответил Огневский. – Но я пришел познакомиться лично. Мы хоть и недавно перебрались в Гонконг, но планируем остаться надолго. Хочу лично завести знакомства с толковыми людьми из здешних братств.

– Ха, – усмехнулся толстый, нагло, но без злобы. – Смело, даже безрассудно. Но это очень по-русски, насколько я знаю. Ладно, садитесь, послушаю, из уважения к старому человеку. – Он показал большой рукой на два кресла слева от себя.

Андрей с учителем устроились за столом, быкастый парень остался стоять за их спинами.

– Меня зовут Сэнди, – представился бандит, – Сэнди Бак.

Огневский сдержался, чтоб не улыбнуться. По-русски фамилия звучит как очень удачное погоняло – действительно, объемный, как бак. Впрочем, по-кантонски это слово означает просто белый цвет. Вот ты какой, Саша Белый местного разлива…

Андрей достал из рюкзака злосчастный элемент антенны, украденный Анной Ван, положил на стол перед толстяком.

– Возвращаю прибор, взятый внучкой моего уважаемого учителя, – сказал он. – И прошу прощения за ее глупую выходку. Она совсем юная, и у нее трудная судьба. Больше такое на вашей территории не повторится, отвечаю.

Бак дал знак подручному, тот забрал со стола прибор, куда-то унес. Огневский положил на стол конверт с деньгами.

– Здесь оговоренная сумма, за неудобства.

Сэнди небрежно убрал деньги в ящик стола.

– Я наслышан про знаменитую русскую группировку «Пурга»… – произнес он задумчиво. – Уж не оттуда ли ты?

– Я знаком с ними, – ответил Огневский уклончиво.

– Ха, и чем же ты занимаешься в Гонконге?

– Пока мы с ребятами больше просто осматриваемся. Наводим нужные контакты.

– Я слышал, копы сейчас активно ловят кого-то из «Пурги»? – спросил Сэнди. – Уж не тебя ли?

Андрей покачал головой.

– По-моему, новости дутые. Никакого Богдыхана в «Пурге» я не встречал. Думаю, копы поднимают шум на пустом месте, чтобы набить себе цену.

– Может быть, – задумчиво ответил толстяк. – А все же, вы ведь не сидите без дела? Слухи про смелые дела русских хакеров ходят уже больше года.

– Слышал про самоубийство шефа по безопасности из банка «Ориентал»? – сымпровизировал Андрей. – Он это сделал не просто так. По банку кто-то провел серьезную кибератаку… – На слове «кто-то» он подмигнул.

Огневский надеялся, что услышанные от Дэвида новости еще не попали в прессу и новость произведет эффект.

– Вот как… – сдержанно впечатлился толстяк. – Что ж, меня тоже увлекает работа с технологиями. Здесь, – он кивнул на ноутбук, – можно в наши дни проворачивать дела, которые приносят больше, чем наши традиционные промыслы… Ладно, ты меня заинтересовал. И тебе сильно повезло, что попал на меня, а не более традиционного члена братства. Иначе вы оба прямо сейчас отгребли бы серьезных проблем. Но я подумывал выйти на русских хакеров сам, и ты очень удачно появился. Будем в контакте, может, и правда пригодимся друг другу. Жаль, я языка не знаю, было бы проще договориться, а? Эх, надо было в Москву ехать учиться, а я по глупости выбрал Лондон. – Это, кажется, была шутка. – И что толку? Английский язык я и до этого знал… А с британцами серьезных дел по моей части не сделаешь – слишком законопослушные и мягкотелые… – Он протянул визитку.

«Ресторан “Императорская утка”, – прочитал на ней Андрей. – Сэнди Бак, владелец».

Сначала удивился – всего лишь «владелец ресторана»? Но хотя что там должно быть написано? «Триада 16К, Сэнди Бак, красный посох»?

Подавшись вперед, чтобы взять карточку, Огневский на миг заглянул на экран ноутбука. Ого, да там установлен линукс, открыт терминал – этот Сэнди даже в командной строке умеет работать! По черному окну бегут белые строки выдачи – какой-то процесс работает. Бандит-линуксоид, вот это штука!..

– Значит, проблема с внучкой учителя решена? – подытожил Андрей.

Сэнди небрежно кивнул.

– Но для своих паркурных приключений пусть найдет другое место, – добавил он. – Лучше всего на территории «Сунь Онь И», – назвал он триаду, конкурирующую с «16К».

Что ж, Огневский был рад, что помог старику и что теперь будет учиться еще одному хитрому искусству.

Ван даже не стал особо возражать:

– Я уже смирился, что моя неугомонная внучка бегает по развалинам… Что ж, пусть хоть будет под присмотром взрослого человека. Я не забуду твоей помощи, Андрей, – добавил он серьезно.

– Рад помочь, учитель. Езжайте спокойно в Сингапур, проведите на лечении столько времени, сколько понадобится. Внучка сменит вас на посту моего тренера. В кои-то веки у меня будет наставник, который не лупит меня по голове… – пошутил Огневский.

– Ну это как пойдет… – задумчиво ответил дед.

И вот уже шестой месяц Огневский в сопровождении молодой Ван Аньтин, она же Анна Ван, скакал по развалинам. Ее дед вернулся в Гонконг, но операция прошла тяжело, врачи предписали ему почти год без серьезных нагрузок, только легкие дыхательные упражнения. Так что Огневский остался пока на попечении младшего поколения семьи Ванов.

Сейчас девчонка закончила обедать, встала, потянулась. И неожиданно спросила:

– Царь Обезьян, что самое главное в науке хоу-шу?

Анна все делала как-то резко и невпопад: только сидели отдыхали – и на тебе, экзаменовка пошла.

– Хм… – задумался Андрей, дожевывая бутерброд. – Не убиться головой обо что-нибудь?..

Девчонка только презрительно хмыкнула.

– Главное в любой науке – правильное состояние ума, – заявила она. – Нужно понять философию, центральную идею того, чему хочешь научиться.

– Просветите меня, учитель, – произнес Огневский, лишь совсем немного ухмыльнувшись.

– Главных идеи две, – сообщила Анна, подходя к выбитому окну на улицу, мельком выглядывая наружу. – Первая – это выбор.

– В каком смысле? – не понял Огневский. – Выбирать правильный маршрут движения? Куда залезть и с чего прыгнуть?

– Выбор состоит в том, что ты решаешься двигаться нестандартным образом. Вот как перемещается в городе не знающий нашей науки человек?

– Ну… пешком или на машине. На лифте еще может…

– Именно, он идет по предписанным маршрутам. А мы, занимаясь хоу-шу, решаем сломать систему – лезть по стене, прыгать с парапета, бегать по трубам и перилам, выскакивать в окна. Выбор в том, чтобы принять связанный с этим риск: ты можешь упасть и покалечиться, тебя может арестовать полиция, в конце концов просто все подумают, что ты сумасшедший. Успеха в нашем искусстве достигает только тот, кто сознательно выбрал этот риск и принял его.

Огневский потер подбородок. Интересно философствует, несмотря на юный возраст.

– У нас есть поговорка, – сказал он вслух. – Волков бояться – в лес не ходить.

Анна как всегда пропустила его слова мимо ушей, продолжила:

– Второй главный принцип – взгляд. Открытые глаза.

– Ну да, если их закрыть, бегать довольно сложно… – не удержался Андрей.

Анна опять не обратила внимания. Мол, на такую глупость нечего и реагировать.

– Самая главная добродетель в жизни, – продолжила она серьезным тоном, явно у деда научилась умствовать, – это умение воспринимать окружающий мир, замечать неочевидное. Необученный человек видит кирпичную стену и думает: «Это стена, ее надо обойти или найти в ней дверь». А мастер хоу-шу замечает размеры зазоров между кирпичами и думает: «Достаточно ли они большие, чтобы держаться в них пальцами?» А потом прикидывает высоту стены, рассчитывает в уме, хватит ли у него сил на кончиках пальцев добраться до верха. Вопрос! – вдруг произнесла она повелительно. – А что сделает еще более искусный мастер?

Огневский понял, что тут какой-то подвох, подумал:

– Обойдет здание и поищет еще более эффективный способ подняться?

Девчонка улыбнулась, – кажется, ответ ей понравился.

– Какой, например? – спросила она.

– Ну, мне нравятся щели меж двух бетонных плит. Туда можно засунуть руку и сжать внутри кулак, закрепившись, как на якоре. Так получается забраться очень высоко, и это физически куда легче, чем подниматься на кончиках пальцев по кирпичам.

– Лентяй, – буркнула Анна, – но в целом ответ правильный. Выбор и взгляд – вот основа нашего искусства. Тот, кто знает, на что идет, и внимательно изучает мир, способен стать настоящим мастером.

– И не только в «обезьяньем искусстве»… – заметил Андрей.

Анна подошла к нему и неумело улыбнулась, что-то протянула – опять ни к селу ни к городу.

– Это чего? – не понял Огневский.

– Ты сдал экзамен, это тебе в награду! – объявила Анна.

Андрей рассмотрел ее подарок – миниатюрная бутылочка, граммов пятьдесят, с надписью Blue Swarowski.

– Водка? – поморщился Андрей. – Что за стереотипы?

– Я старалась… – нахмурилась Анна. – Это очень дорогая марка водки, непросто было украсть!

– Украсть?.. – переспросил Андрей.

Но девчонка уже отвернулась и выпрыгнула с места в разбитое окно.

Андрей вздохнул и молча последовал за учительницей.

Дальше была новая полоса препятствий, Огневский из последних сил пытался поспеть за Анной. Вот девчонка уже карабкалась по совершенно вертикальной стене, высотой метров шесть, упиралась тонкими руками и узкими ступнями в шов меж двух бетонных плит – прямо как тот, что недавно упоминал Андрей. Потом она стояла наверху, на самом краю, гордо глядя, как Огневский потея лезет следом, – он хоть и хвалил швы, но этот был неудобный, узкий, заклинивать в нем кулаки было тяжело и почти больно.

– Молодец! – объявила она, когда он, весь красный и мокрый, наконец тоже взобрался. – Я думала, на такую высоту у тебя сил не хватит.

– Я Царь Обезьян, или кто? – отмахнулся Огневский. – Ты мне лучше скажи, как мы отсюда будем слезать?

И правда, только сейчас он увидел, что они стоят на краю бетонного козырька с обломанными перилами, упирающегося в стену. В стене дверь – наглухо закрытая. Еще когда-то вниз вела железная лестница, но от нее давно остался лишь ржавый огрызок.

Не удержался, глянул вниз – до грязного бетонного пола метров восемь, это как три этажа.

Андрей знал уже достаточно хоу-шу, чтобы понять: спуститься тем же путем если и получится – это будет очень долго и тяжело. Лезть наверх всегда гораздо легче, чем вниз, так уж устроено тело у человека, да и не только у него. Еще в юности на Сахалине Огневский слышал от таежников байку: если бежишь от медведя, сигай на дерево. Подожди, пока зверь полезет наверх за тобой, заберется на метр с лишним, а дальше прыгай с ветки и давай деру. Слезать косолапый будет задом вперед, очень медленно и трудно, успеешь скрыться.

Сейчас Огневский смотрел вниз, на восемь метров отвесной стены, и думал, что, пожалуй, охотники его не разыгрывали.

– Слезать? – удивилась Анна. – Зачем? Прыгаем вон туда. – Она показала на крышу грузового контейнера, стоявшего чуть поодаль.

– Это шутка? – не понял Андрей. – Дотуда метра четыре. Я максимум на три прыгал.

– Четыре с половиной, – кивнула Анна. Сорвалась с места, подбежала к краю платформы – и вот уже летит по воздуху.

Огневский смотрел, завороженный, как ее тонкое тело красиво проносится в воздухе, потом группируется для приземления. Удар кроссовок о железо, девчонка свернулась в ловкий кувырок, выскочила из него, встала, обернулась на Андрея, лихо сложила на груди тонкие руки.

Андрей тихо проматерился – за четыре метра ребенок не услышит.

Ладно, спокуха. В любом случае высота не смертельная, если успеть сгруппироваться. Да и по идее, тут то же самое, что прыгать на три метра в длину, а это у Огневского уже неплохо получается. Только больше силы вложить в разбег и в финальный толчок. Отошел к самой стене, глубокий вдох. Прежде чем успеешь испугаться – пошел!

Разбег занял полсекунды, потом этот жуткий, краткий, великолепный миг полета. Внизу пропасть с бетонным полом на дне, на другом краю лицо Анны – и без надоевшей насмешки, почти восхищенное. Заветный, спасительный край контейнера все ближе…

Огневский не долетел до него совсем чуть-чуть. Смог ухватиться самыми кончиками пальцев, но этого было недостаточно, чтобы погасить скорость падения. Руки сорвались, он полетел вниз вдоль железной стенки.

Мозг успел сработать, напомнил, что, если падаешь вдоль поверхности, можно немного смягчить грядущее падение, прижав к ней руки в перчатках и стопы ног. Так сказать, сползти вниз по стенке, погасив часть скорости за счет трения.

Андрей так и сделал, ладони обожгло даже через толстую ткань перчаток. А тут был уже и бетонный пол.

Огневский приземлился, уходя в кувырок направо, как учили приземляться еще на службе.

Все эти трюки чуть смягчили удар, но все равно посадка вышла жесткая. Три этажа есть три этажа – по правой половине тела словно стукнули молотом.

Вот Андрей уже лежит скрючившись и орет что-то нецензурное. В глазах темные круги, за ними он разглядел тонкую фигурку Анны, она спустилась с контейнера, стояла рядом на коленях, быстро осматривала.

– Вызывать скорую? – спросила она.

Услышала в ответ с десяток непонятных русских слов, потом английское no.

Спустя пару минут агонии стало чуть легче. Огневский стиснув зубы сел, держа голову руками, чтобы не кружилась. Уже успел понять, что все вроде бы цело, просто получил жесткий ушиб бедра и ягодицы.

– Это ты ругался по-русски? – с интересом спросила девчонка. – Круто, очень брутально звучит! Научишь меня?

– С этим надо родиться… – проворчал Огневский.

Глава 6, в которой герой сомневается в словах поэта

Огневский сидел в своем кабинете, отупело прокручивая ленту новостей. Слегка поерзал в кресле и выругался вполголоса – полученный вчера ушиб давал о себе знать противной тягучей болью.

Утром на правом бедре и ягодице обнаружился огромный синяк жуткого сине-бордового цвета, след от вчерашнего приземления.

Вообще-то, стоило бы радоваться: синяк – это отнюдь не самое страшное, что можно было схлопотать от такого падения, все-таки не перелом и не сотрясение мозга. Но гематома нарушила едва ли не самую важную функцию офисного работника – мешала нормально сидеть в кресле. Вес тела приходилось все время держать на левой стороне, иначе тут же прилетала вспышка боли в пришибленной правой.

В итоге Огневский покоился в кресле, до упора облокотившись на левый подлокотник, что выглядело, судя по лицам заходивших в кабинет, довольно странно. Да и самого Андрея это раздражало: стоять, как и сидеть, он привык прямо, без расхлябанности – после шести лет на службе выправку не пропьешь. А еще левая нагруженная сторона быстро затекала и тоже, сволочь, начинала ныть.

Настроиться на работу все это ужасно мешало. Завтра к обеду нужно сдавать квартальный отчет о работе охраны, и Огневский планировал весь день посвятить написанию. Но сосредоточиться не получалось никак – скоро обед, а черновик документа в самом зачаточном состоянии.

Минут сорок уже листал российские новостные агентства – читал все подряд, жадно, даже самую ерунду вроде выступлений чиновников. Странная привычка, но с каждым годом на чужбине она становилась только сильнее, иногда за бессмысленным прокручиванием ленты он проводил по часу в день.

Ладно, а что там в Гонконге? Переключился на хронику местной жизни – почему-то она всегда казалась куда менее интересной, чем российская. Ее Андрей читал только, если намеренно искал информацию о чем-нибудь.

Вот и сейчас он решил выудить из информационного потока побольше сведений о таинственном Богдыхане, якобы последнем из членов «Пурги». Ага, вот глаз уловил в самой нижней записи слово cybercrime [киберпреступление. – англ.]… Огневский быстро перешел по ссылке. Нет, все равно не то…

Хотя имеет к Андрею кое-какое отношение: представитель полиции заявил, что многие цифровые преступления, случившиеся за последний год в городе, дело рук некой новой банды, причем местной, гонконгской.

Называлась она двумя иероглифами: 白圆, по-пекински они читаются «Байгуань», по-местному, на юэ, «Бак-юнь». Англоязычная газета перевела это как «Общество “Белый Круг”». Ну хоть на этот раз не валят все на злых русских хакеров – и то спасибо.

«Белый Круг», хм… Пышное имечко, вполне в духе китайской мафии. Как сообщалось в новости, есть версия, что это тайная ячейка могущественной «16К», специально отведенная под киберпреступления. «Белый Круг», «Белый Круг»…

Задумавшись, облокотился на больную сторону и тут же сжал зубы от боли. Тихо ругаясь, поднялся, подошел к окну. Что-то его зацепило в этом названии, но что – сам не мог сказать.

Что-то знакомое, хотя откуда бы? Погодите, «белый» будет «бай» на всеобщем варианте китайского, а в Гонконге, по-кантонски, – «бак»… Та-а-ак, может, не зря недавно вспоминал встречу с местным Сашей Белым?

А тут еще и «круг»? Но ведь Круглый – распространенное в уголовном мире погоняло для толстяков. Сразу подумал про того самого умного пухляша, у которого полгода назад выкупил бедовую пацанку Анну Ван!

Уж не является ли таинственное «Общество “Белый Круг”» на самом деле «Обществом Круглого Бака», просто в плохом переводе англоязычного журналиста? Четко вспомнился тот самый Бак – по виду вроде бы бандит, а за айтишника тоже сойдет, если снять цепуру с шеи. И про сотрудничество намекал, наслушавшись баек про русских хакеров.

«Интересный вывод, только что он нам дает? – спросил сам себя Огневский. – Да хрен его знает…»

Мелодично запиликал телефон внутренней связи.

– Господин Андрей, – прозвучал голос девушки с проходной, – к вам детектив из полиции.

О как!

Это с чего вдруг? А, точно…

Огневский уже и забыл, как в день самоубийства бедного Гриши его допросили местные менты и взяли контакты на будущее.

В памяти снова всплыл тот жуткий вечер. Когда выбежал на улицу и увидел, что осталось от бедняги Фэя… Даже Огневскому, много чего повидавшему, стало очень не по себе.

Потом, как когда-то во время войны на Кавказе, в голове сработал защитный механизм, показалось, что страшное расплющенное тело в темной луже – это что-то ненастоящее, декорации к безвкусному фильму ужасов. Стало чуть легче. Потом сработал следующий уровень самоконтроля – ты мужик или хрен собачий? Заставил себя рассмотреть в деталях, подавляя страх и отвращение.

Вокруг собиралась толпа прохожих – люди подходили близко, потом, увидев, пятились. Слышались вдалеке сирены, кто-то уже вызвал полицию.

Взвод гонконгских копов в синих рубашках прибыл минут через пять. Молоденький лейтенант, сам весь бледный от увиденного, старался скрыть свой шок за мрачной грубостью, задавал Андрею отрывистые вопросы.

Огневский все выложил как есть – что знал убитого, что работает рядом и даже видел сам момент прыжка. Потом повторил весь рассказ – с первого раза до служивого, похоже, не дошло. Наконец лейтенант буркнул, что с Андреем свяжутся, и велел удаляться. Полицейские стали разгонять народ, окружать сцену смерти цветной лентой с эмблемой HKPD – Hong Kong Police Department [Управление полиции Гонконга. – англ.].

За прошедшие несколько дней, занятый возней с Джо и увлеченный тренировками по хоу-шу, Огневский почти забыл о жутком происшествии. И уж точно не ждал уже визита от местных стражей порядка. Даже сам прыжок Гриши успел вылететь из головы – а вот сейчас воспоминания снова ожили…

«Счастлив, кто падает вниз головой:

Мир для него хоть на миг – а иной», – вспомнились слова поэта. [Стихи В. Ходасевича. – примеч. автора].

«Врете, Владислав Фелицианович, – про себя сказал поэту Огневский, вспоминая увиденное на тротуаре. – Ни хренища счастливого тут нет… Да и вообще, падать с высоты очень стремно и больно… Я недавно проверял». Он аккуратно потер ушибленный бок.

Да, была еще одна причина, по которой сейчас не отпускали мысли о Грише, изгнанные из головы на пару дней. Бывали в жизни Андрея моменты, и недавние, когда он вспоминал эти строчки и бросал из офисного окна отчаянные взгляды вниз, в бездну сорока восьми этажей…

Распад семьи после смерти матери, гибель товарищей в последней операции на Кавказе, изгнание из родной страны, неопределенность, проблемы с собственной идентичностью и одиночество среди иностранной толпы – в ментальном шкафу накопилась изрядная коллекция скелетов. Это еще если не вспоминать про Юлю, от которой после страшного взрыва не осталось вообще ничего…

Время от времени все это навалилось разом, так, что пинками приходилось заставлять себя выбираться утром из постели и тащиться в офис. Пил в такие моменты тоже изрядно, и разве что вбитая в спинной мозг самодисциплина не дала пока скатиться до состояния, в котором недавно побывал бедняга Джо.

Последнее время чуть полегчало благодаря новым отношениям с Люси. Именно их неожиданный и несерьезный роман более-менее вытянул Огневского из тоски.

И все же печаль порой накатывала, была чем-то вроде мрачной изнанки существования. В великолепном, сверкающем Гонконге, лучшем из городов, у Огневского словно было две жизни.

Первой он жил бо́льшую часть времени. В ней была работа, посиделки с друзьями в ресторанах, занятия боевыми искусствами и китайским языком. Чумовые виды из окон небоскребов, джунгли на склонах холмов, мощь технологий, экзотика Китая, покрытая оставшимся от англичан западным лоском. Эта жизнь была нелегкой, но захватывающей, очень яркой.

Вторая жизнь пробивалась сквозь первую, хотя Огневский этому сопротивлялся. Иногда, бесконечной бессонной ночью, или тяжелым похмельным утром, или в середине выморочного для за монитором, он вдруг оказывался в совсем другом мире. Здесь Андрей был бесконечно одинок, окружен лишь чужими людьми, невыносимыми воспоминаниями и гневом, не имеющим выхода. В этом мире он был слаб перед бессмысленной, тяжелой судьбой и болью, оставшейся после многочисленных ее ударов.

И хуже всего была невозможность вернуться домой. Иногда этого хотелось до одурения, до бешенства – участвовать в жизни своего народа, а не быть непонятно кем среди чужого.

Потом утром он успокаивался, вспоминал о сотнях важных и интересных дел. Включалась оставшаяся со службы привычка брать себя в кулак, забывать про эмоции и двигаться вперед – в итоге Андрей возвращался к светлой стороне бытия. Но мрачная привычка посматривать вниз через панорамные окна небоскребов осталась…

«Ну на хер!..» – сказал себе Огневский, встряхивая головой, чтобы прогнать из глаз видение того, что осталось от Гриши.

«А все же, – промелькнула мысль, – уж не поэтому ли я подался в ученики к Анне? Высоты и падения, высоты и падения…»

– Господи, это что за чучело? – пробормотал Огневский по-русски, когда в кабинет без стука вошел посетитель.

Низкорослый субъект лет тридцати пяти с полными губами на узком лице. На носу – круглые очки в блестящей, как золото, но все же чуть ярче, оправе. Бородка и усики, жидкие, но очень изящно подстриженные. Челка обесцвечена – именно только челка, остальные волосы густо-черные, как положено китайцу.

Невероятное пальто ниже колен, в черно-белую клетку, под ним – черная жилетка с цепочкой от часов и белая рубашка.