скачать книгу бесплатно
Византия в эпоху иконоборчества
Алексей Михайлович Величко
История Византийской империи #3
Настоящая книга повествует об иконоборческом этапе в истории Византийской империи (VIII – IX века), характером не только церковными спорами по данному поводу, которые разрешил последний, VII Вселенский Собор, но и важнейшими внешнеполитическими событиями. В первую очередь к ним следует отнести образование новой Западной Римской империи во главе с Карлом Великим и его преемниками и так называемую «папскую революцию», ставшую предвестником грядущего раскола между Восточной и Римской церквами в 1054 г., – эти события изложены детально и обстоятельно.
Алексей Величко
Византия в эпоху иконоборчества
Исаврийская династия
I. Император Лев III Исавр (717—741)
Глава 1. Великий полководец. События в Италии
Император Лев III происходил из ничем не выделяющегося киликийского рода, проживавшего в Германикее, и являлся этническим исавром. Его семья была настолько бедной, что некоторые полагают даже, будто Лев в юности работал простым ремесленником1. При рождении он был наречен Кононом, но затем, в силу невыясненных обстоятельств, принял имя Лев. Царь был высокого роста, красив собой, приходился своим детям и жене хорошим отцом и мужем2. Во время правления императора Юстиниана II его родитель с семейством был переселен в город Месембрию, что во Фракии, где вместе со своим отрядом охранял границу от болгар. Естественно, Лев с раннего возраста приобщился к военному делу и вскоре стал опытным солдатом.
По вполне понятным причинам, которых мы коснемся ниже, некоторые летописцы (вернее сказать, те современники, чьи труды дошли до нашего времени) зачастую изображают его грубым, необразованным, невежественным и жестоким человеком3. И поскольку практически вся литература, вышедшая из-под пера иконоборцев, была уничтожена последующими поколениями почитателей икон, многие факты приходится реконструировать по отдельным деталям. Поэтому негативные оценки не могут быть приняты в полном объеме «на веру». Тем более что обстоятельства, при которых пришел к царской власти Лев Исавр, свидетельствуют как раз об обратном.
Мы видим человека глубоко порядочного, верного слову, благоразумного, не лишенного природной смекалки и воинской хитрости, решительного и бесстрашного. Достаточно напомнить, что, зная о намерении императора Юстиниана II Ринотмета погубить его по подозрениям и ложным обвинениям, он не предал своего господина и верно служил законному царю до самой того смерти. В отличие от некоторых других василевсов тех смутных лет, обагривших руки кровью своих предшественников, Лев Исавр сделал все, чтобы переход власти от императора Феодосия III к нему состоялся бескровно и без внутренних потрясений. Представим себе обстановку, в которой все это происходило, чтобы оценить благородство духа и благоразумие Льва. Даже летописец, не пылающий к нему любовью, не удержался и назвал Льва «благочестивым царем»4.
И другие обстоятельства жизни этого императора, возникшие еще до появления у Льва Исавра мыслей о царском титуле, позволяют подтвердить высокие оценки его личности. Когда в 705 г. Ринотмет вместе с болгарами направился в Константинополь, чтобы защитить свои права на царский трон, Лев поддержал Юстиниана II, явившись в лагерь экс-царя, и Ринотмет не забыл верного слугу. После нового воцарения государь включил Льва в состав царской свиты и даровал ему титул спафария. Он настолько полюбил его, что называл «сыном», и это, разумеется, вызвало острую зависть при дворе со стороны аристократов. Был сделан донос, который не подтвердился на следствии. Однако подозрительный Юстиниан II решил на всякий случай избавиться от «сына» и поручил тому опасное задание в надежде, что Лев или сложит свою голову на поле брани, или оправдается делом.
Снабдив Исавра крупной суммой денег, царь отправил Льва в Аланию с целью подкупить местных вождей и направить аланов на абазгов, иверов и лазиков, не так давно отложившихся от Римской империи. Поручение было действительно очень трудным и опасным, поскольку аланы не признавали над собой ничьей власти, да и проход к ним был сопряжен с немалым риском. Со Львом находилось всего несколько человек свиты, и он благоразумно оставил выданные ему деньги в Фазиде – расположенном неподалеку торговом городе.
Пообещав аланам выплатить вознаграждение после победы, он сумел подтолкнуть их к военным действиям против абазгов, хотя между двумя народами ранее был заключен мирный договор. Аланы организовали успешный поход и после этого справедливо запросили плату за свою верность императору. Каково же было разочарование Льва, когда он узнал, что по приказу царя средства, хранившиеся в Фазиде, отозваны обратно в Константинополь! Видимо, тот разуверился в счастливом исходе данного мероприятия и по старой привычке рачительного хозяина вернул их в казну, дабы они случайно не пропали5.
Но об этом стало известно и абазгам, царь которых обратился к вождю аланов с просьбой выдать им Льва как виновника нарушения мирных отношений между двумя народами. Однако алан отказался, ссылаясь на то, что война была начата по просьбе императора, которого он очень уважает, а не из корысти. Тогда абазги удвоили сумму, обещанную Львом, и аланы внешне соблазнились столь заманчивым предложением.
На самом деле предавать Льва, к которому они уже тоже прониклись уважением, им не хотелось, и горцы пошли на хитрость, о чем заблаговременно предупредили римлянина. Они приняли вознаграждение за его голову от абазгов и выдали им Льва вместе с его офицерами, но, когда абазги вели пленников через горы, устроили засаду, перебили конвой и освободили своих друзей. Затем, переправив Льва в безопасное место, вместе с ним сформировали большое войско, которое в следующем году вновь напало на абазгов и победило их6.
Дальнейшая история напоминает приключенческий роман и свидетельствует о недюжинных способностях Льва как полководца и дипломата. Когда до Юстиниана II дошла весть, что Лев сумел победить абазгов даже без денег и войска, он направил послание, в котором обещал горцам прощение, если те доставят Льва к нему в столицу неприкосновенным. Абазги, презрев гордость, обратились с новым предложением к аварам, предлагая в качестве гарантий своих добрых намерений выдать заложников из числа детей собственной знати. Но Лев проявил разумную осторожность, отказавшись от столь заманчивого предложения.
Он еще долгое время оставался в гостях у аланов, высоко чтущих его, пока до него не дошла весть о том, что некий отряд из римлян и армян, осаждавший крепость Археополь, при приближении арабов в панике снял осаду и отошел к Фазиде. Одна из римских частей отстала по дороге и теперь жила грабежом в районе Апсилии. По совету аланов Лев решил пробиться к соотечественникам и взять управление частью в свои руки. Со свитой из 50 воинов-аланов он прошел по снегам через горные ущелья и вскоре действительно встретил искомый отряд, в котором насчитывалось 200 легионеров. С ними он решил пробиваться к морю7.
Путь к свободе им преграждала сильная горная крепость с характерным названием «Железная», начальником которой был некто Фарасманий, признавший над собой власть арабов, но состоявший при этом в дружеских отношениях и с аланами. На предложения Льва пропустить его к Трапезунду и признать власть Римского императора Фарасманий ответил отказом, и тогда Лев пошел на хитрость. Он устроил засаду неподалеку от крепости и, дождавшись, когда ее жители выйдут на полевые работы, приказал воинам начать атаку, надеясь ворваться в крепость. Но замысел не удался – Фарасманий успел закрыть ворота. Оставалось брать крепость штурмом – изначально убийственное предприятие.
Однако тут на помощь Льву пришел правитель апсилов Марин. Услышав, что царский спафарий осаждает крепость, варвар посчитал, будто скоро большое римское войско подойдет к тому на помощь. Поэтому, заранее демонстрируя лояльность византийцам, он явился ко Льву с отрядом из 300 воинов и предложил свои услуги. Об этом дали знать осажденным и, испугавшись штурма, Фарасманий тут же согласился признать себя подданным Византийской короны, но римский военачальник уже не доверял ему, опасаясь оставлять у себя в тылу столь сильную крепость. Он получил разрешение от Фарасмания войти в город, но отдал своим солдатам приказ разрушить крепостную стену до основания. Затем вместе с аланами и Марином Исавр дошел до Апсилии, где его встретили с большим почетом. После Лев переехал в Трапезунд и оттуда морем вернулся в столицу8.
Как уже говорилось в предыдущей главе, он не застал императора Юстиниана II в живых, но не признал прав Филиппика на престол. Последующие волнения близ царского трона привели к тому, что победитель арабов и глава фемы Анатолика стал первым претендентом на царский трон, а затем и императором.
17 марта 717 г. Лев Исавр торжественно въехал в Константинополь через Золотые ворота и был объявлен новым императором Византии. Но вскоре выяснилось, что судьба уготовила Льву испытания, преодолев которые он только и сможет подтвердить свое право управлять Римской империей. После последнего поражения ото Льва Исавра халиф Сулейман ибн Абдулмалик (715—718) решил сосредоточить все свои усилия на взятии Константинополя. Уступающий по дарованиям своему покойному брату, он явно превосходил того надменностью и честолюбием. А потому покорение Константинополя для Сулеймана стало делом и чести, и жизни9.
Чтобы понять ретивость арабов, нужно несколько слов сказать об их повелителе. Прирожденный патологический убийца, он был способен на самые неожиданные поступки, удивлявшие своей жестокостью даже современников того сурового века. Как рассказывают, во время хаджа 716 г. в Медине к нему, стоявшему в окружении группы придворных поэтов, подвели пленных византийских солдат в количестве 400 человек. Непонятно по какой причине халиф почему-то предложил стоявшему по соседству с ним внуку аль Хасана ибн Али Абдаллаху отрубить одному из них голову. Недолго думая, тот взял у охранника его плохонький меч и отрубил голову несчастному христианину, перерубив одновременно железный ошейник. Такой мощный удар изумил Сулеймана, и он предложил остальным присутствующим присоединиться к казни, в которой приняли участие и поэты. В итоге под руководством халифа убийство превратилось в своего рода спортивное состязание, потрясшее воображение стоявших неподалеку арабов.
В другой раз, уже в Иерусалиме, Сулейман приказал сжечь живьем прокаженных, поскольку те своими колокольчиками не давали ему уснуть после обеда. От его вспышек ярости страдали даже близкие люди: рассказывают, что после одной ссоры с халифом его родной брат Марван слег и умер. Так что полководцы арабов имели все основания стараться изо всех сил, лишь бы не навлечь на себя гнева повелителя правоверных10.
Халиф не ограничился сухопутной армией, но приготовил сильнейший флот, должный поддерживать ее с моря и блокирующий город во время осады. Его приготовления были грандиозны – достаточно сказать, что для строительства кораблей были вырублены практически все кедры Ливана. Наконец, завершив приготовления, Сулейман двинул 180-тысячную сухопутную армию воинов и флот в количестве 1800 судов под командованием полководца Масальмы по направлению к византийской столице. Справедливо говорят, что в августе 717 г. Византия оказалась в окружении самых могущественных и многочисленных врагов, которых ей довелось видеть в течение всей своей истории11.
Опасность была велика, как никогда ранее, и, казалось, нет никакой возможности избавиться от нее. Но на этот раз арабам противостоял не мечтательный Филиппик и не дистанцировавшийся от государственных забот благочестивый Феодосий III, а гений военного искусства и талантливый организатор. Хотя известий об этом нашествии в летописях сохранилось немного, но, исходя из событий предыдущих лет, можно без особого труда оценить масштаб воинского подвига нового императора.
Первоначальная ситуация не предвещала Льву III ничего хорошего: армия практически отсутствовала, и сформировать ее за такое короткое время едва ли было возможно – после стольких дворцовых переворотов и полной дезорганизации государственного управления казна оставалась пустой. Тем не менее, отдавая себе отчет, как христианин, что «победу на войне дает не многочисленность войсковых сил, а сила, исходящая от Бога»12, император не забывал и о своих личных обязанностях, как царя, по защите государства. Прирожденный стратег, Лев в полном объеме использовал немногие возможности, которые ему отпустило время. Едва войдя в Константинополь, он уделил большое внимание укреплению города – благо, что император Анастасий II в свое время потрудился в этом отношении на славу; теперь его труд очень пригодился.
Затем Лев Исавр собрал весь римский флот, вооружив его «греческим огнем», и разработал план морской кампании. Кроме того, он велел изготовить огромную цепь, позволяющую перегородить вход в пролив, и тем самым не позволил сухопутной армии арабов высадиться непосредственно у крепостных стен Константинополя. Наконец, царь использовал союзнические отношения с болгарами и привлек варваров к войне с мусульманами. Небольшие по численности римские отряды, наверняка из вооруженных сил своей фемы, он также мобилизовал для защиты столицы. Казалось, что этого было очень мало, чтобы рассчитывать на успех, но в руках талантливого военачальника и этот минимум оказался достаточным для победы.
Мусульманский флот подплыл к городу, который в считаные месяцы был подготовлен энергией Льва Исавра к обороне. Завидев Константинополь, арабы стали на якоря, но через 2 дня подул попутный южный ветер, и враги обложили византийскую столицу. Однако в результате этого арабский флот оказался разделенным на две части, чем и воспользовались византийцы. Отставшие от быстроходных кораблей 20 тяжелых судов с арабскими воинами (по 100 человек на каждом) медленно продвигались по морю, когда Лев направил против них свои суда с «греческим огнем». Как и раньше, арабские корабли горели, как факелы, – никто не успел прийти к ним на помощь. В результате завязавшегося морского сражения враги понесли большие потери. В тот же вечер арабы попытались подойти к сухопутным укреплениям римлян, но, по несколько неопределенному выражению летописца, «намерение их рассеял Бог молитвами Святой Богородицы»13.
Арабам не оставалось ничего другого, как стать лагерем вдали от города и приступить к длительной осаде, которая уже тем была неэффективной, что не предполагала полной блокады Константинополя. Наверное, они надеялись, что время истощит силы осажденных, но император заранее озаботился снабжением гарнизона и горожан, и византийцы не ощущали недостатка в пище, в отличие от мусульман. Было сделано несколько штурмов, стоивших арабам неимоверных усилий и страшных потерь – и все без результата. В отличие от сарацин потери византийцев были ничтожными: ведь их охраняли высокие и крепкие стены, преодолеть которые врагу было не под силу.
Месяц менял месяц, приближалась нелегкая фракийская зима, в этот год выдавшаяся особенно холодной и длинной. Проблема осложнялась еще и тем, что по своему обыкновению арабы направились в этот поход, не особенно задумываясь о тыловых коммуникациях. Привыкнув к тому, что сама война должна кормить их, арабы не запаслись продовольствием и теплой одеждой, не подготовили ни продовольственных обозов, ни фуража. Изначально, идя в поход, каждый воин взял с собой всего лишь 2 кг зерна на первое время, рассчитывая кормиться с захваченной территории. Увы, на этот раз старая испытанная стратегия дала сбой14.
Вскоре полководец Масальма со своей армией начал испытывать уже очень большие трудности, не надеясь найти против них хоть какой-то рецепт. В один момент времени, казалось, забрезжила надежда: 1 октября 717 г., в пятницу, Сулейман умер от несварения желудка, его место занял Умар II ибн Абдулазиз (717—720), и Масальма молил Небо, чтобы тот дал долгожданный приказ о снятии осады.
Но новый халиф горел желанием добыть в бою громкую славу, а потому надеждам Масальмы не удалось сбыться. Более того, рожденный в роскоши, как все Омейяды, Умар скоро оставил радости жизни и стал ревностным мусульманином, горевшим религиозным жаром. Разумеется, вместо долгожданного отступления Масальма получил приказ приступить к более активным действиям. Для этого новый правитель арабов обещал своему полководцу сильные подкрепления и продовольствие.
Несколько слов скажем о халифе Умаре, личности далеко не ординарной для своего времени. Мужчина 35 лет, смуглый и с изящными чертами лица, враг роскоши и поборник старых традиций времен пророка Мухаммеда, он должен был решить многие задачи, накопившиеся к моменту его правления. Возрастающий налоговой гнет на всех иноверцев породил глухое недовольство среди них, которое могло вылиться наружу в любой момент. С учетом того, что завоевания арабов многократно увеличили их количество, это стало серьезной проблемой. И халиф немедленно продемонстрировал свои добрые намерения: глава налогового ведомства Египта, некто Усам ибн Зайда, был освобожден от своей должности за жестокость и творимые беззакония. К великой радости коптов-христиан, его не просто посадили в тюрьму, но и заковали в оковы, которые снимали лишь во время молитвы. Помимо этого, Умар восстановил иммунитет иноверческого священства, а также права иудеев и христиан на завещание имущества, отобранные в прежние годы15.
Как рассказывают хронисты, он призвал царей Индии принять Ислам и пообещал им полное равенство. И действительно, многие из них перешли в новую веру и взяли себе арабские имена. Почти все мавераннахрские цари также перешли в Ислам, поскольку в этом случае им не нужно было выплачивать дань – им самим стали давать содержание из казны. Согдийцы, в то время в массе своей язычники, также стали мусульманами, хотя халиф не вернул им Самарканд. Умар призвал и берберов перейти в Ислам, и берберские войска подчинились его призыву, получив в виде льготы отмену старого налога детьми.
Что же касается христиан, то халиф оставался в отношениях с ними исключительно в рамках правосудия. Храмы тех городов, которые не были взяты штурмом, а добровольно сдались арабским войскам, вернулись христианским общинам, как того требовал Коран. Им же была уменьшена до прежних размеров дань на Кипре и в Аэле. Зато он принудительно переселил иудеев и христиан Аравии в Ирак, выкупив у них жилища и предоставив места для нового поселения16.
Практически отказавшись от государственного содержания (на свой двор халиф тратил не более 200 динаров в год), не претендуя ни на одну монету из захваченной добычи, он многое сделал для укрепления Халифата. При нем строились дороги, постоялые дворы, копались колодцы. Жалованье чиновникам резко увеличилось, зато расправа за взятки и нерадение стали частым явлением – не худший способ повысить эффективность государственного управления. Под влиянием его внутренней политики Ислам приняли многие жители из числа покоренных народов, а богословы стали самыми желанными гостями дворца халифа. Правда, в военных делах удача не сопутствовала Умару. В Азербайджане зимой с 717-го на 718 г. хазары, которых наверняка подбили к походу византийцы, нанесли арабской армии тяжелое поражение. Естественно, Умару не терпелось взять реванш на другом фронте против главного стратегического противника арабов17.
Конечно же, халиф знал о состоянии дел под Константинополем, а потому предпринимал все меры для укрепления своей армии, бесславно застрявшей на берегах Босфора. Но пока шла помощь, скот у арабов, простаивавших близ Константинополя, погибал в ужасающих количествах, а с великим трудом добытое продовольствие катастрофически быстро таяло. Отряды фуражиров уничтожались во Фракии болгарами, а в Малой Азии их истребляли византийские конные отряды. Только страх перед гневом халифа останавливал Масальму от своевольного отступления.
Весной 718 г. к нему на помощь все-таки прибыл большой флот под командованием Софиана, куда входило более 300 судов с хлебом. Корабли стали на якоря возле Вифинии, опасаясь подойти к Константинополю ближе из-за «греческого огня». Затем прибыл второй арабский флот из Африки, который нвел флотоводец Изид, численностью около 360 кораблей. Обе армады объединились и направились к Константинополю, но навстречу им Лев III уже направил быстроходные суда с неизменным «греческим огнем». На свою беду, арабы не учли, что многие наемные моряки их флота являются христианами, желавшими помочь своим собратьям в тяжелой ситуации. Поэтому, когда начался бой, арабский флот потерпел сокрушительный разгром, а продовольствие и припасы достались византийцам18.
Деморализованные арабы пытались обеспечить себя снабжением путем грабежа, но отряды мардаитов (ливанских разбойников-христиан, служивших Византийскому императору), расположенные в Ливе и Софоне, непрестанно нападали на них, от чего мусульмане несли большие потери. Прибавили активности и болгары, от меча которых погибло, как говорят, более 22 тысяч арабских воинов19.
Положение Масальмы из тяжелого быстро стало безнадежным – его солдаты ели падаль и даже собственные испражнения. Как и следовало ожидать при таком уровне смертности, вскоре арабов поразила чума, ежедневно уносившая сотни жизней20. Каковы же были их мучения, когда они видели, как византийцы беспрепятственно ловят рыбу в проливе на их глазах, ничего не опасаясь!
Наконец, совершенно деморализованный, по приказу халифа 15 августа 718 г. Масальма снял осаду. Сухопутное войско переправили на оставшихся кораблях на материк, и оно направилось к Дамаску, поражаемое чумой и преследуемое летучими отрядами византийцев. Остатки флота отплыли в Африку, но буря, разыгравшаяся в Эгейском море, окончательно уничтожила его. Судя по описанию событий, шторм вызвал подводный вулкан, проявивший невероятную активность. В результате из 2600 кораблей обратно вернулось только 5 (!), а из 180 тысяч солдат – не более 40 тысяч21. Эта утратившая внешние признаки армии, обнищавшая, лишенная оружия и снаряжения толпа уже не способна была к наступательным операциям.
Не случайно в течение многих лет арабы оправлялись от нанесенного им поражения и фактически прекратили военные действия в других направлениях. Историки в один голос утверждают, что своей победой Лев III спас не только Римскую империю, переживавшую глубочайший кризис, но всю Европу и вообще христианскую цивилизацию. Победа Льва III была тем более блестящей, что не стоила Римской империи почти никаких людских потерь. Соотношение погибших являлось настолько ошеломляющим, что арабы были потрясены – никто и никогда ранее не добивался в войне с ними таких успехов. Их поразила гибель лучших воинских подразделений, полководцев, офицеров и всего громадного флота.
Только в 732 г. арабы осмелились начать военные действия, переправившись через Пиренеи на Юге Франции и столкнувшись с франками. Однако их относительно немногочисленное войско – не более 35—40 тысяч воинов, окажется разгромленным Карлом Мартеллом. Нет никаких сомнений в том, что победа франков была предопределена Львом Исавром в 718 г. – у арабов просто уже не оставалось людских ресурсов, чтобы, как раньше, обеспечить подавляющий перевес своей армии над противником и воевать на два фронта одновременно. Не случайно битву при Пуатье многие специалисты именуют «лишь эпизодом в долгом деле изгнания арабов из Южной Галлии»22. Впрочем, этой истории мы коснемся немного ниже.
Нет никаких сомнений в том, что победа Льва Исавра над арабами у стен своей столицы относится к наивысшим военным достижениям всемирной истории. И вновь выделился почерк полководца – не вступая во фронтальные столкновения, заставляя врагов действовать по своему плану, Римский император сохранил собственные силы, многократно уступающие врагу, и использовал естественные стихии для уничтожения арабов.
Второе испытание, выпавшее на долю Льва Исавра, заключалось в необходимости вести борьбу с узурпаторами. Опасность подстерегала его царствие с первых же месяцев. Уже в 717 г., получив известие об осаде арабами Константинополя, командующий сицилийским войском Сергий решил венчать на царство некоего Василия, которого переименовал для благозвучия в Тиверия. И на этот раз законный царь продемонстрировал завидную решительность и оперативность. Он тут же направил в Сицилию своего чиновника Павла, назначив того патрицием и новым правителем острова.
Узнав о его прибытии, Сергий и узурпатор обратились за помощью к лангобардам, располагавшимся неподалеку, но Павел опередил их. Он собрал народ, ознакомил их с грамотой царя, поведал о победах, одержанных византийцами над арабами, и тем самым решил все вопросы. Василия выдали царскому представителю, казнили, а голову отправили в столицу. Других сторонников заговорщиков Павел помиловал: кому-то отрезали носы, кого-то высекли, но всем сохранили жизнь. Кстати сказать, был пощажен и Сергий, глава заговора. Увидев, как успешно Лев Исавр поставил на место узурпатора, лангобарды успокоились и согласились сохранить с Римской империей мирные отношения23.
Через год, в 719 г., организатором нового заговора против императора Льва III стал некто магистр армии Никита Ксилонит, очень обеспеченный человек. С ним тайно снесся проживавший в одном из монастырей Фессалоники бывший император Анастасий II и предложил тому при помощи болгар, с которыми уже вступил в тайное соглашение, восстановить собственные права на царство. Будучи опытным в государственных делах человеком, Анастасий написал письмо византийскому дипломату, пребывавшему в Болгарии, патрицию Сиссинию, и уговорил того выступить перед Болгарским ханом Тервелом своим представителем. Сановник дал согласие на это.
Постепенно к заговору примкнул правитель фемы Опсикия, первый секретарь императора Феоктист, начальник крепостных стен Константинополя Никита Анфрак и Фессалоникийский архиепископ. Очевидно, искушение было слишком велико, и Анастасий, сложив с себя духовный сан, отправился к Тервелу, снабдившему его войском и деньгами. К несчастью для заговорщиков, император своевременно узнал о заговоре и предпринял предупредительные меры. Он арестовал и затем казнил Никиту и Феоктиста, а болгарам напомнил о мирном договоре, заключенном с ними. Авторитет Льва как полководца и его тяжелая рука уже были известны болгарам, и они заколебались.
Подойдя к Константинополю, Анастасий к прискорбию для себя обнаружил, что город не желает принять его в качестве своего царя – не помогли даже деньги, при помощи которых претендент попытался купить расположение константинопольцев. Он стал лагерем возле столицы, но болгары, как всегда, не очень верные своему слову, поняли, что, не сумев взять власть с ходу, Анастасий уже проиграл битву за царский пурпур. Болгары посчитали, что им гораздо выгоднее сохранить добрые отношения с Львом Исавром, чем пытаться насильно водворить на престол неудачника Анастасия.
Не тратя времени, они убили нескольких близких к узурпатору людей, выдали самого претендента императору, который щедро отблагодарил их, устроив пышный пир, а затем вернулись на родину. На этот раз наказание мятежникам было гораздо более тяжелым – их казнили (включая Фессалоникийского архиепископа), и царь конфисковал имение Ксилонита в пользу казны. Других соучастников, в частности командующего фемы Опсикия, он наказал отрезанием носа24.
Наконец, третий заговор составился позднее, уже после начала новой церковной политики царя, ориентировочно в 727 г. Соединенные войска Эллады и Кикладских островов под руководством Агаллиана Турмаха и некоего Стефана избрали себе нового императора по имени Козьма и отправились на кораблях к Константинополю. Но имперский флот, вооруженный «греческим огнем», во главе со Львом III опять одержал решительную победу. Оставшиеся в живых солдаты из противоборствующей армии просили пощады, и им действительно сохранили жизнь. А Козьма и Стефан были казнены25.
Нет ничего удивительного в том, что, желая закрепить права своей династии на трон, Лев III венчал в 719 г. годовалого сына, будущего императора Константина V, на царство.
Завершив борьбу с внутренними врагами, царь оставшееся время своего правления посвятил двум основным проблемам: борьбе с арабами и совершенствованию законодательства. Надо сказать, Византийская держава являла к тому времени собой печальное зрелище. Две трети территории Империи были захвачены или разорены арабами, государство лишилось почти половины своих подданных. Целые народы спасались бегством от надвигающихся со скоростью ветра мусульман, отступая или в горные районы, недоступные пока еще для тех, или в Константинополь. Столица Византии наполнилась нищими и беженцами, голод стоял страшный, а денег в казне не было. Это была в буквальном смысле слова кровоточащая Империя26.
Поскольку военные столкновения с мусульманами происходили ежегодно, Лев буквально по ходу событий, не имея никакой передышки по времени, менял систему управления войсками, формировал новую армию и предпринимал деятельные шаги для улучшения управления страной в условиях военного времени. Он восстановил в войсках строжайшую дисциплину, и его авторитет царя-победителя способствовал этому. Обладая острым и проницательным умом, император сумел найти молодых талантливых военачальников, полководцев и управленцев и из них вскоре создал мощный военный штаб, которому можно поставить в заслугу выработку стратегии борьбы с арабами.
Наконец, царь усовершенствовал и довел почти до идеала фемное устройство, введенное еще его предшественниками. Выгоды этой системы административного управления Римской империей заключались в том, что вместо громоздких провинций с большим (относительно, конечно) штатом чиновников, неспособных принимать оперативные решения, вся власть в фемах была передана в руки стратигов, являвшихся одновременно и военными и гражданскими правителями. Все стратиги были подчинены непосредственно царю, который теперь мог не опасаться бойкота своих указаний и – важная деталь – очередных заговоров. Каждый из правителей фем имел собственные задачи и подчиненные ему войска, которые без личного приказа царя не смели пересекать внутренние границы Римской империи27.
Вооруженные силы фем формировались здесь же, на местах, и были способны отразить рядовой набег мусульман. Для более крупных операций эти отряды могли быстро собраться в условленном месте, что многократно повышало мобильность византийской армии28.
Постепенно, из десятилетия в десятилетие, от одного арабского набега к другому, испытывая себя на собственных успехах и неудачах, фемная система отливалась в оптимальные формы, ставшие опорой Византийской государственности. Так, например, в отличие от первых фем времен императора Ираклия Великого, при Льве Исавре число фем резко возросло за счет уменьшения их площадей. Они стали более мелкими и вскоре негласно разделились между собой на пограничные фемы, подверженные арабским нашествиям, и фемы внутренние, тыловые, для которых частые боевые действия стали уже редким явлением. Если в первом случае стратиг по-прежнему сохранял всю полноту власти относительно и военного, и гражданского управления, то во втором случае его компетенция почти не касалась сферы обычной жизни. Так возникала эта универсальная и чрезвычайно эффективная система государственного управления, которой Византия обязана многими стратегическими (в первую очередь) военными победами. И как раз многие удачные преобразования были инициированы Львом III и его правительством29.
Нет никакого сомнения в том, что император и его царственный сын, с малолетства участвовавший в управлении Римским государством, отдавали все время служению отечеству. Позднее, в знаменитой «Эклоге», они совершенно искренне напишут: «Мы заняты заботами и неусыпно устремляли разум в поисках того, что угодно Богу и полезно обществу». Как видим, их труды были далеко не напрасны.
А что же враги? Несколько лет после поражения у стен Константинополя арабов занимали исключительно внутренние проблемы. Но затем продолжающаяся экспансия на Севере Испании привела к столкновениям с Эдом (700—735), герцогом Аквитании, добившимся признания самостоятельности своей страны от могущественной Австразии, объединявшей вокруг себя франкское племя. Эд был опытным полководцем и в 721 г. разгромил в битве арабскую армию под командованием аш-Шамса ибн Малика. Эта победа имела широчайший резонанс и праздновалась как спасение Западной Европы от мусульманского нашествия. Сам Римский папа прислал Эду богатые подарки и слова признательности. Стало ясно, что легкие успехи, которые были так часты на первых порах завоевания арабами Испании, уже уходят в прошлое.
А вскоре в результате заговора скончался халиф Умар, и кончина его не лишена интереса. Полагают, причиной его смерти стал рак, и, предчувствуя скорый конец, халиф перебрался в монастырь св. Симеона Столпника, где за несколько динаров купил себе участок земли для погребения. 17 января 720 г. его не стало30.
Ему наследовал сын Йазид II ибн Абдулмалик (720—724), не сумевший стать героем своего времени. Правда, некоторая удача ждала его в Персии, которая в очередной раз безуспешно попыталась отложиться от сарацин. Но и только. Изнеженный сибарит, предпочитавший общество наложниц военному совету, халиф мало интересовался делами своего государства. Не удивительно, что вскоре взбунтовались тюрки Согдианы, на усмирение которых была направлена большая армия. Некоторые успехи ожидали арабов на Юге Франции, где они заняли город Лион, но это были фрагментарные победы. Еще одна армия под руководством Умара ибн Хубайра, сформированная в Армении, направилась на границу с Византией, но успеха не имела31.
Потом умер и Йазид, новым халифом стал его брат Хишам I ибн Абдулмалик (724—743). В 725 г. он попытался совершить новый поход на римлян, но, по словам летописца тех событий, «вернулся с великой потерей» – Лев Исавр вновь нанес арабам тяжелое поражение.
В 726 г. небезызвестный нам полководец Масальма сделал набег на Кесарию Каппадокийскую, но в Сирии свирепствовала какая-то страшная болезнь, настигшая и арабов. Кроме того, в силу не вполне понятных событий, туманно описанных современниками, арабы потеряли свой вьючный скот, после чего вынуждены были вернуться обратно. Правда, в этом же году они успешно высадились на Кипре, а в следующем захватили город Сиракузы на Сицилии. Но и эти успехи не стали переломными в ходе военных действий.
В 727 г., пользуясь тем, что очередные узурпаторы посягнули на власть Римского царя, арабы под руководством самого эмира попытались захватить город Никею Вифинскую. Халиф шел во главе армии с 15?тысячным авангардом, его брат Муавия следовал за ним с остальным войском, насчитывавшим 85 тысяч солдат, – впрочем, эти данные наверняка завышены. Но попытки взять город штурмом не принесли успеха, хотя арабам удалось даже разрушить часть городской стены. Ограбив окрестности, арабы бесславно вернулись в Дамаск32. Однако в следующем году им удалось овладеть крепостью Атеей.
Озадаченный постоянными набегами арабов, Лев III заключил договор с хазарами, которые в свою очередь начали сильно беспокоить мусульман. Это был очередной и блестящий дипломатический успех царя, далеко не простой по своему исполнению замысел – привлечь дополнительные силы для борьбы с арабами. И уже в 729 г., исполняя союзнический долг, хазары совершили разрушительный набег на Персию и Армению, разгромив арабское войско под руководством полководца Гараха, который погиб в сражении. Это нашествие навело на мусульман ужас, и в 730 г. Масальма по приказу халифа пошел на них войной, но потерпел тяжелое поражение и бежал в Дамаск33.
Впрочем, очень скоро Масальма восстановил свои силы, получил подкрепление и вновь направился в поход против хазар – на этот раз успешный. Он разбил кочевников в бою и даже пленил сына кагана. Правитель Хазарии направил новую армию, чтобы освободить сына, но и та была разгромлена сарацинами. Увы, эта удача была затемнена страшными поражениями, понесенными арабами на Востоке. Тюрки сумели овладеть Самаркандом, а в Герате восстали племена афгани, державшие в напряжении местного правителя провинции34.
Использование врагов своих соперников для целей Римского государства – старая как мир стратегия, которую нужно было продолжать. И для упрочения союзнических отношений Лев Исавр применил испытанный способ: в 732 г. он женил своего сына Константина V на дочери Хазарского хана Вирхора (732—759), принявшей после крещения имя Ирина35. Как видно из летописей, переход в Православие был далеко не формальной процедурой, обычно сопутствовавшей женитьбе. И вскоре новая царица стала известна всему христианскому миру как ревнительница благочестия и веры.
Все же арабы были еще очень сильны и имели отдельные успехи. В 731 г. они захватили крепость Харсиан в Каппадокии, в 733 г. опустошили отдельные районы Малой Азии, в 738 г. повторили набег на азиатские провинции, а в 739 г. захватили крепость Железная. Однако стратегический успех был уже на стороне римлян. Развитию арабской инициативы опять много мешали хазары. И хотя кочевники на время признали над собой власть Арабского халифа, мусульмане были вынуждены постоянно отвлекаться на хазарскую угрозу, не имея возможности сконцентрировать должное количество войск на византийской границе36.
Но главная неудача ждала арабов во Франции. Сперва сарацины захватили города Ним и Каркассон – что называется, на свою беду. Однако затем остатки разгромленного войска Эда Аквитанского соединились с армией мажордома Австразии Карла Мартелла (717—741) – ввиду надвигающейся опасности враги позабыли старые обиды. В октябре 732 г. сарацины и франки встретились близ Пуатье для решающей битвы, которая выдалась чрезвычайно упорной. Восемь дней успех переходил от одной стороны к другой, наконец, арабы побежали; их полководец Абдуррахман погиб, не желая отступать.
Конечно, эта битва не может идти ни в какое сравнение с разгромом арабов у стен Константинополя – достаточно сказать, что Мартелл еще дважды направлялся в поход против мусульман, чтобы освободить от них Бургундию и Прованс. Но, с другой стороны, резко активизировала африканских берберов, поднявших в 740 г. восстание против арабов, значительно ослабившее мусульманскую экспансию в Испании37.
Эта передышка во времени была использована императором в полном объеме. И в 736 и 737 гг. реорганизованные им римские войска нанесли тяжелые поражения арабам в Армении и Азии, а в 740 г. оба царя, отец и сын, в решающем сражении разгромили мусульман у города Акраина во Фригии. Более того, византийская операция, параллельно развивающаяся в Африке, также имела серьезный успех – стоявшие там арабские войска были наголову разбиты38.
Как следствие, вновь восстали хазары, земли которых арабы были вынуждены спешно оставить. Помимо прочего, эти поражения означали провал попытки арабов распространить мусульманство среди представителей хазарского племени. Можно смело сказать, что после эпохальных побед Ираклия Великого это были самые выдающиеся достижения римского оружия и византийской дипломатии за последние 100 лет!
Заметим, что Лев III был не только талантливым военачальником, но и умелым хозяйственником. В последний год жизни царя сильнейшее землетрясение потрясло Константинополь. Стихия повергла наземь статуи св. Константина Равноапостольного, св. Феодосия Старшего, императора Аркадия, разрушила городские стены со стороны суши, и множество городов во Фракии. Но ввиду постоянной опасности быть подвергнутым набегам арабов и болгар царь велел собрать с каждого горожанина по одной золотой монете и быстро восстановил крепостные укрепления39.
Куда менее радужными были перспективы византийцев на Западе, в Италии, особенно после возникновения церковного раскола, быстро переросшего в политический кризис. Хотя в 715 г. мирный договор между лангобардами и Византией был подтвержден, молодой король Лиутпранд (712—744) решил захватить Равенну, поскольку это приобретение сулило германцам многие выгоды. В первую очередь поставка соли с Адриатического побережья, дававшая баснословные прибыли.
Пользуясь тем, что в 718 г. Византийское правительство было озабочено подавлением восстания на Сицилии во главе с мятежным стратигом Сергием, лангобарды осадили Равенну, а герцог Беневента Ромуальд II (706—732) оккупировал крепость Кумы в Кампании. Одновременно с ними герцог Сполето Фароальд II (703—724) занял город Нарни в Средней Италии. Однако мятеж сицилийских войск был подавлен, Лиутпранд не смог справиться с крепостными стенами Равенны и отступил, а Ромуальд II потерпел поражение от византийского дукса Неаполя40.
Но чуть позднее ситуация резко изменилась. Отказав в требовании Льва III поддержать его иконоборческую политику, о чем речь пойдет дальше, Римский папа Григорий II (715—731) вступил в союз с лангобардами против Империи. Равеннский экзарх Павел (726—727) прибыл в Италию с приказом довести до сведения всех христиан полуострова императорский эдикт и арестовать непокорного понтифика. Однако столкнулся с лангобардами, вставшими на защиту Апостольского престола, потерпел от них поражение, вернулся в Равенну и там погиб от рук жителей.
Развивая успех, Лиутпранд в 726 г. захватил Классис и осадил Равенну. Хотя взять в этом году город ему не удалось, тем не менее в 727 г. он захватил весь Пентаполь Морской, крепость Сутриум, находившуюся в 50 км от Рима, и саму Равенну. Правда, удерживал город всего 140 дней, после чего за крупную сумму уступил Равенну папе Григорию II. Затем лангобард овладел городами Эмилия и Пентаполис, продемонстрировав горячее желание стать властелином Рима.
Но в тот момент времени папа Григорий II сумел перехватить инициативу. Поскольку лангобарды уже в массе приняли христианство, он применил всю мощь своего духовного авторитета, чтобы склонить Лиутпранда к миру, попутно прислав тому щедрые дары. Король согласился, не в силах переступить через некую невидимую грань уважения и боязни, и даже отдал папе город Сутри, на который давно уже претендовал Римский епископ.
Но мирный договор между королем и папой носил временный характер, и понтифик это прекрасно понимал. Не дожидаясь, пока лангобарды продолжат свое наступление на Рим, он решился на хитрую и многоходовую комбинацию, преследующую разноплановые цели. В первую очередь папа пожелал избавиться от лангобардской угрозы и столкнуть византийцев с германцами, чтобы за счет ослабления обеих сторон закрепить свое могущество41.
В 727 г. новый Равеннский экзарх Евтихий (727—752) высадился в Италии, имея строгие предписания императора заключить с Лиутпрандом антипапский союз, пообещав взамен военную помощь против взбунтовавшихся герцогов Сполето и Беневента. Король с радостью согласился, поскольку этот договор фактически свидетельствовал о признании Константинополем его территориальных завоеваний. Но на самом деле не собирался всерьез воевать с понтификом.
Зато у папы были иные планы. В Венецию немедленно отправились папские послы, чтобы тайно поднять венецианских греков на войну с Лиутпрандом. А там уже находились посланники Льва III, прибывшие с аналогичными задачами. Первосвященнический сан не рождает сам по себе святости: папа легко предал собственных союзников, сговорившись с византийцами о совместных действиях против лангобардов. В порыве вдохновения Григорий II даже именовал в послании императоров Льва III и Константина V «своими государями и сынами», назвав германцев «подлым народом».
Начались военные действия, крайне неудачные уже для лангобардов. Но здесь, словно очнувшись, Лиутпранд продемонстрировал умение вести дипломатию не менее коварными способами, чем папа. Он немедленно заключил союз с Константинополем, также опасавшимся растущих аппетитов папы и недовольным его фрондой царю, и в 729 г. подчинил себе два герцогства – Сполето и Беневент. Лангобардское войско подступило к Риму, и, казалось, апостолику спасения ждать было неоткуда.
Но и папа в очередной раз продемонстрировал высоту духа и мужество. Он явился в лагерь лангобардов и обратился к королю с увещевательной речью. Пораженный поступком и словами понтифика, Лиутпранд пал перед ним на колени, признав Римского епископа единственным носителем Божественной власти на земле. Сняв лагерь, король отправился обратно.
В 732 г. Лиутпранд предпринял новую попытку захватить столь желанную для себя Равенну. Во главе лангобардских войск стоял племянник короля Гильдебранд и герцог Виченцы Паредео. Им удалось захватить город и удерживать его в течение 2 лет. Однако уже папы вновь вступили в дипломатическую переписку с Венецией, дож которой Урса (726—737) выбил германцев из Равенны. В ходе штурма Гильдебранд был взят в плен, а Паредео погиб.
Правда, развить успех союзникам – венецианцам и византийццам не удалось. Дукс Перуджи Агафон потерпел тяжелое поражение от германцев у стен Болоньи. А в 739 г. вследствие острого конфликта между папой и лангобардами Лиутпранд организовал поход на Вечный город, после чего на сцену широко выступили франки, к которым за помощью обратилась Римская курия42.
Следует сказать, что Лиутпранд был поистине исторической личностью. При нем королевство лангобардов не только освободилось от вечных внутренних междоусобиц между аристократами, но и получило блестящее законодательство, суд и вполне приемлемые налоги. За 22 года Лиутпранд опубликовал более 150 законов, разместив их в 12 книгах. Помимо этого, им было организовано эффективное государственное управление на местах, вернувшее стабильность в деревню и мелкие поселки.
Создание дружеских и доверительных отношений с Римской курией стало одной из главных задач короля лангобардов. Он всячески подчеркивал сакральный характер королевской власти и, как истинный сын Кафолической Церкви, изгнал из своего государства волхвов и гадателей.
Дальнейшие события в Италии носили поистине калейдоскопический характер, породив целый ряд узурпаторов, стремящихся овладеть Римской короной. Но тут уже папа продемонстрировал лояльность императору Льву III. Когда некто Тиверий Петазий, герцог Тусции, заявил свои права на Византийский трон, Григорий II направил против него римскую милицию, и вскоре голова самозванца была отправлена в Константинополь как свидетельство верности апостолика43. Но 10 февраля 731 г. папа Григорий II скончался.
Новый папа, Григорий III (731—741), кстати сказать, этнический сириец, не принес успокоения Италии. Он наотрез отказался от каких-либо компромиссов в отношении церковной политики Льва III, что вызвало очевидную реакцию Константинополя. Весной 733 г. император отправил в Италию флот, чтобы наказать апостолика, однако по злому стечению обстоятельств корабли погибли во время бури в Адриатическом море.
Тем временем папа спешно искал новых союзников в самой Италии и нашел их в лице герцогов Тразамунда II (724—739; 744—745) и Годшалька Беневентского (740—743), тайно пообещав им взамен военной помощи поддержку в их стремлении выйти из-под власти Лангобардского короля. Совместно союзники начали военные действия против Лиутпранда, оказавшиеся не очень удачными для них.
И когда в 739 г. Тразамунд бежал в Рим, чтобы искать защиты у папы, тайный договор стал для всех явным. Король был явно сбит с толку, не зная, как поступить. Лангобард все еще испытывал глубокий пиетет перед преемником святого апостола Петра, но коварная папская дипломатия грозила многими бедами самим лангобардам, а потому оставлять предательство папы без последствий было нельзя; приходилось искать некое среднее решение.
В поисках лучшего решения Лиутпранд тем временем занял города Амелию, Горту, Полимарциум и Бледу, но не стал осаждать Рим и вернулся с войском в Павию. Вдохновленный отступлением германцев, папа передал Тразамунду свое войско, чтобы тот смог отвоевать захваченные Лиутпрандом города, но герцог, вернув Сполето, отказался служить замыслам понтифика и начал собственную игру.
В этот момент папа понял, что в результате порожденной им самим хитроумной интриги остался без союзников, один на один с врагом, а лангобарды уже приближались к Риму. В значительной степени вынужденно, понимая, что с Востока помощи ждать едва ли возможно, Римский епископ начал искать новых союзников на Западе. Когда в 740 г. лангобарды возобновили угрозы Риму, папа Григорий III направил письмо Карлу Мартеллу с отчаянной просьбой.
«Мы находимся в крайней нужде, и денно и нощно льются слезы из наших глаз, ибо мы должны постоянно смотреть на то, как Церковь Господня оставлена теми, на которых она возлагает надежды, и как Лиутпранд и Гильдепранд, короли лангобардов, огнем и мечом уничтожают в Равенне все, что уцелело от прошлогоднего опустошения. Они даже и сюда, в римские пределы, прислали свои войска и подобный же вред причинили нам и теперь причиняют: они разрушили все крыльцо св. Петра и, что только нашли, все унесли с собой».
Надо сказать, понтифик верно оценил могущество потенциального союзника. Карл, получивший за храбрость прозвище «Мартелл» (молот), сын простой наложницы, имел прирожденные качества, предопределившие его превосходство над остальными франкскими вождями. В 717 г., разбив конкурентов, он открыл для себя путь на Париж. А в 719 г. совершил поход на Везер и изгнал оттуда саксов. Решительный и совершенно беспринципный в выборе средств, он в скором времени захватил всю Австразию и Нейстрию, без сожаления раздавая земли своим сторонникам. Мудрый управленец, Карл быстро понял, что без политики христианизации захваченных земель он долго не удержит их в своей власти. Вершиной его успехов, как указывалось выше, стала знаменитая битва при Пуатье, когда он разгромил арабов и присоединил к своим владениям Аквитанию – герцог Эдо умер буквально через 3 года после этого исторического сражения44.
И все же, с учетом всех обстоятельств дела, обращение к Мартеллу являлось откровенным унижением папы. Понтифик много объяснялся перед франком, просил того поверить ему или прислать верного человека, который убедится во лжи лангобардов, а затем, переходя все допустимые границы, признал Карла своим владыкой. Именно это следует из символического акта передачи вождю франков ключей св. Петра и приглашения принять титул римского патриция.
«Умоляю тебя во имя Живого и Истинного Бога и ради святых ключей от гроба св. Петра, которые мы при сем посылаем тебе, не предпочитай дружбы королей лангобардских любви к князю Апостолов, но докажи нам, что ты – вся наша после Бога опора (выделено мной. – А. В.); и тогда вера твоя и доброе имя будут известны всем народам»45.
Признав франка своим властителем, папа тем самым отвергал над собой политическую власть Византийского императора – шаг, разрушавший мировоззрение современников той эпохи. Даже для свободолюбивых лангобардов, желавших создать собственное государство, казалось естественным, что над ними вечно будет господствовать владыка Вселенной, Римский царь. Теперь оказывалось, что папа готов уравнять статус Византийского императора и франкского мажордома (даже не короля, поскольку Мартелл никогда этот титул не носил), управляюшего делами – было от чего прийти в негодование в Константинополе и в растерянность в Галлии.
Предложение папы было столь необычным и неожиданным для Мартелла, что тот попросту не ответил Григорию III. А лангобарды, не теряя времени, продолжили свой поход на Рим, оказавшийся в великой опасности. Впрочем, никто из действующих лиц не узнал, чем завершится эта история: 18 июня 741 г. умер Лев III Исавр, 11 октября 741 г. – Карл Мартелл, а 27 ноября того же года скончался Григорий III46.
