Византия в эпоху иконоборчества

скачать книгу бесплатно

Последний диалог императора с бывшим помощником не лишен исторического интереса. Через специально посланных патрициев царь спросил у Константина: «Что ты думаешь о нашей вере и о Соборе, который мы созывали?» Экс-патриарх ответил: «Ты прекрасно веруешь, и прекрасно созвал синод». – «Мы только и хотели это услышать из скверных уст твоих, – был ответ, – теперь ступай во тьму кромешную, под анафему!»

Что на самом деле хотел услышать царь, задавая этот вопрос, и почему он вообще его задал? Очевидно, не из праздного любопытства. Возможно, заговор, во главе которого стояли его самые близкие и преданные сановники, породил в душе Константина V сомнения в правильности выбранной им церковной политики. И кто знает, ответь свергнутый патриарх иначе, может быть, эти сомнения царя обратились бы в реальные действия? Через 3 дня бывшего патриарха Константина публично обезглавили, его тело повесили на площади Милия, а затем бросили в ров, где обычно погребали преступников.

При всех жестокостях того времени в отношении иконопочитателей было бы преувеличением говорить о массовых казнях и терроре. Из всех вождей Православия только один погиб мученической смертью, растерзанный в 768 г. толпой иконоборцев, – св. Стефан Новый179. Святой мученик, не соглашавшийся отречься от поклонения иконам, много времени провел в темнице, но не поддался уговорам царя. Однажды на пиру император заметно для всех опечалился, и на вопрос присутствовавших сановников: «Кто тот враг, что печалит царя?» – ответил: «Не я царь, а Стефан!» Святого вывели из темницы на улицу, где толпа народа и солдат буквально растерзала его на части, которые затем побивались камнями180.

Нельзя сказать, что церковная политика императора встретила повсеместное сочувствие. Конечно, Константинопольский патриархат в целом был за иконоборцев – сказывалась обычная привычка прихожан подчиняться духовному авторитету своего епископа, но в других патриархатах ситуация разворачивалась не в пользу определений Собора 754 г. Было изначально понятно, что Римский епископ не примет соборного ороса, и действительность не обманула самых худших ожиданий Константина V.

Правда, занятые собственными проблемами, папы Захарий, Стефан II и Павел I решили за лучшее не оказывать открытого сопротивления, но, безусловно, использовали иконоборчество на Востоке для укрепления своего авторитета среди франков. Папы не собрали ни одного Собора, как это почти всегда случалось раньше, и апостолик даже не удосужился направить императору письмо с выражением собственной позиции. Как ни странно, но первая инициатива исходила от Франкского короля Пипина, который в 767 г. созвал собрание в поместье Гентилиаке и назначил Собор по этому же вопросу. Как можно понять, папа Павел I играл далеко не первостепенную роль в обсуждении, хотя в этом же году он скончался181. И только в 769 г. папа Стефан III (768—772) организовал Латеранский собор, где помимо низложения антипапы Константина (767—769) были отвергнуты определения иконоборческого Собора 754 г.182

Впрочем, негативная реакция Запада на иконоборческий Собор вовсе не была вызвана исключительно догматическими соображениями. Вообще, как нередко отмечают, Западная церковь всегда относилась к иконам гораздо прохладнее, чем Восток. Рим в лице своих епископов традиционно полагал, будто икона имеет, скорее, педагогическое значение. Икона – это книга для неграмотных или же для иноземцев, она помогает сосредоточиться в молитве, но не более того. Конечно, такое учение ущербно по своей сути, неполно с православной точки зрения, потому что, как учит Кафолическая Церковь, через икону молящийся вступает в общение с тем, кто на ней изображен. Следовательно, икона имеет не только психологическое, но и метафизическое значение. Икона, хотя и отличается от своего первообраза, однако она причастна ему183.

Но с практической точки зрения сам факт поддержки Римом иконопочитателей был с глубоким восторгом воспринят в Александрийском, Антиохийском и Иерусалимском патриархатах. В 763 г. Иерусалимский патриарх Феодор (735—770) отправил своим собратьям на Востоке и в Рим синодику, где изложил несогласие с церковной политикой императора. А в 764 г. все три восточных патриарха – Феодор Антиохийский (757—797), Феодор Иерусалимский (735—770) и Косма Александрийский (731 – после 767) с подвластными им архиереями в День Пятидесятницы (13 мая 764 г.) по прочтении Евангелия торжественно анафематствовали епископа Епифании при Сирийской (2?й) Апамее Косму по прозвищу «Комантин», захватившего священные сосуды184.

Печально, но под конец жизни великому полководцу было суждено увидеть ничтожность своих церковных деяний. Все его гонения не сломили сопротивления монахов, Рим открыто пренебрегал им, остальные восточные патриархи оставили своего Константинопольского собрата в глубокой изоляции. Стало очевидным, что второй период иконоборчества захлебнулся в крови мучеников и пошел на убыль. Повсеместно возникали легенды о чудотворениях икон, первая из которых появилась уже во времена патриаршества Константинопольского архиерея св. Германа. Так, по одному преданию, отправляясь в изгнание, св. Герман взял с собой икону Спасителя. Подойдя к берегу моря, он положил икону на волны, и вскоре ее принесло к Риму, где сам папа Григорий III по откровению Божьему нашел святыню. Едва он хотел взять икону в руки, как та сама взмыла в воздух и предалась в руки понтифика. Немедленно был организован Крестный ход, и чудотворная икона с величайшим почтением перенесена в храм Святого Апостола Петра в Риме, где и осталась на хранение185.

Переходя в вечность, мучаясь от страшных болей, царь, по словам летописца, громко кричал, что заживо предан адскому огню за свое неверие в Пресвятую Богородицу. Если это известие и правдиво – а есть много оснований сомневаться в том, зная, как изображали позднейшие иконопочитатели Константина V, то царь своевременно покаялся, прося перед смертью всех присутствующих лиц молиться Богородице за спасение своей души186.

Хочется верить, что Господь не презрел его труды на благо отечества, свидетельством чему является ниспослание императору помощника и ходатая в другой жизни. В этом отношении интересно отметить один важный исторический факт, на который не всегда обращают внимание. В тех случаях, когда волей заблуждений или обстоятельств отдельные представители каких-то императорских династий впадали в грех ереси, Господь неизменно посылал этим царям святых семейных молитвенников. Не стала исключением и Исаврийская династия.

Дочь царя св. Анфуса (759—811) с детства отличалась благочестием и христианским смирением. Будучи царевной, она надевала царскую одежду, под которой, однако, ее тело покрывала власяница из конского волоса. Отец не раз желал выдать ее замуж, но св. Анфуса категорически отвергала любые предложения на этот счет. Видимо, император настолько любил ее, что не посмел настаивать на отказе дочери от поклонения святым иконам. Когда Константин V Исавр скончался, шестнадцатилетняя девушка приняла монашеский постриг, став монахиней Омонийской обители.

Перед этим царица св. Ирина, о которой речь у нас пойдет далее, неоднократно предлагала ей разделить с собой высшую власть в Римской империи, но св. Анфуса неизменно отказывалась. Став монахиней, св. Анфуса поражала всех своим смирением. Она, порфирородная царевна, служила всем сестрам монастыря, носила воду, убирала храм, во время общей трапезы никогда не присаживаясь со всеми к столу и прислуживая другим. Скончалась св. Анфуса 12 апреля 811 г. в возрасте 52 лет187.

А сам император умер 14 сентября 775 г. в возрасте 57 лет, найдя покой в храме Святых Апостолов в Константинополе рядом с могилами своих предков.

III. Император Лев IV Хазар (775—780)

Глава 1. Иконоборцы против почитателей икон

После смерти Константина V Римский престол достался по праву рождения его сыну от первого брака Льву IV, оставшемуся в истории с прозвищем «Хазар» – указание на этническую принадлежность матери, императрицы Ирины. По примеру своего отца Константин V желал приобщить сына к опыту государственного управления, и ему многое удалось передать отпрыску. Кроме этого, ввиду неспокойного внутреннего положения дел в Римском государстве в 751 г. царь венчал на царство младенца Льва и признал того императором.

Но, обладая многими достоинствами, 25?летний монарх не унаследовал от отца крепости характера и самостоятельности в принятии решений. Некоторой нерешительности императора, ошибочно принимаемой за слабохарактерность, способствовала сложная ситуация, сложившаяся во дворце. Судя по жизнеописанию сестры Льва IV святой Анфусы, с юности мечтавшей о монашеском постриге и являвшейся верным товарищем самых заклятых врагов ее отца, император Константин V отличался редкой толерантностью по отношению к своим домашним. А среди них присутствовало много умеренных иконоборцев и даже открытых иконопочитателей. Поэтому его сыну пришлось постоянно лавировать среди самых близких ему людей, чтобы, с одной стороны, не уронить чести отца, не дав повода признать политику того ошибочной, с другой – делать то, что никак не хотелось.

Уже мать царя, известная своим благочестием, не сочувствовала политике мужа и, по крайней мере, пыталась привить сыну более терпимое отношение к иконам. Еще более запутанной стала ситуация в самый разгар преследований иконопочитателей, когда в 769 г. отец женил Льва на 17?летней афинянке святой Ирине и в декабре того же года венчал ее титулом августы.

Достоверно неизвестно, почему выбор императора пал именно на св. Ирину, но, видимо, невестка пользовалась расположением царственного свекра. Это было тем более неожиданным, что святая Ирина отличалась от своего мужа твердостью характера и не скрывала своего почтительного отношения к иконам188. Однако пикантность ситуации заключалась в том, что в большой семье покойного Константина V имелись другие претенденты на царский трон. Так, еще до замужества св. Ирины августой уже являлась третья супруга Константина V Евдокия. А оба его сына от третьего брака, Христофор и Никифор, получили титул цезарей, то есть по сложившейся традиции напрямую претендовали на будущее императорство. Третьего сына от Евдокии, малолетнего Никиту, Константин V наградил саном нобилиссимуса («наисветлейший»)189.

Совершенно очевидно, что братья Льва IV не считали его права на царский престол абсолютными. А потому по совету жены, имевшей на императора безоговорочное влияние, тот немедленно решил укрепить свое положение щедрой раздачей денег народу и войску. Опасаясь междоусобных столкновений, василевс резко увеличил численность воинских частей, расположенных в столице. Наконец, и этот шаг также без всяких сомнений был подсказан супругой царя, Лев IV демонстративно отказался от гонений на монахов и других почитателей икон. Более того, он возвел в митрополиты наиболее авторитетных епархий игуменов монастырей и простых монахов. Напротив, в пику императору и св. Ирине братья царя решили снискать симпатии войска, иерархов и сановников тем, что заявили себя преемниками иконоборческой политики покойного царя.

Но в итоге победа в дворцовой войне досталась императору – в апреле 776 г., в Страстную неделю Великого поста, ему удалось венчать на царство своего малолетнего сына Константина VI. Тем самым он сильно ослабил династические претензии своих единокровных братьев. История эта также не лишена интриги. По заранее подготовленному сценарию к василевсу явилась представительная делегация от народа и войска. Они обратились к императору с горячей просьбой венчать на царство первенца. Затем была разыграна сцена, наверняка заранее продуманная святой императрицей. Лев IV сделал вид, что не желает царствования сына: «Он у меня единственный, и я боюсь исполнить ваше прошение, боюсь сам общей участи человечества; а вы воспользуетесь его слабым возрастом, умертвите его и выберете другого». Но делегаты начали убеждать царя, что никого иного не признают царем, кроме его сына, даже если вдруг, не дай Бог, Лев IV внезапно умрет. Целых 5 дней длились переговоры, наконец в Великую пятницу царь дал долгожданное согласие. В этот день войско принесло присягу на Кресте Господнем, а за ним сенаторы, представители сословий и граждане подписали письменную присягу.

Однако, как и следовало ожидать, эта инициатива встретила сопротивление со стороны других детей Константина V. И Льву IV на следующий день, 14 апреля 776 г., в Святую субботу, пришлось в присутствии двух цезарей и 19 ближайших сановников, Христофора и Никифора, признать титул нобилиссимуса за другим своим единокровным братом, Евдокимом. Только после этого император в сопровождении свиты, со своим маленьким сыном, торжественно прошествовал в храм Святой Софии. Переменив одежду и встав по обыкновению на амвон, он дозволил начать праздничную церемонию. За принятием Святых Даров войско повторно принесло письменную присягу царевичу, а затем Лев IV произнес: «Вот, братие, исполняю ваше прошение и даю вам в цари моего сына; вот вы принимаете его от Церкви и из руки Христа».

В ответ послышалось громогласное: «Поручись за нас, Сыне Божий, что мы от руки Твоей принимаем господина Константина в цари, чтобы охранять его и умирать за него». На другой день, в Святую Пасху, ранним утром царь вместе с патриархом вышли на ипподром, где архиерей совершил молитву, а царь венчал своего сына на царство. После этого император вместе с братьями проследовал в храм Святой Софии, причем императрица св. Ирина шла сразу после мужа и сына впереди цезарей и нобилиссимусов.

Впрочем, мир во дворце продлился недолго: уже через месяц от описанных событий, в мае 776 г., были арестованы брат царя цезарь Никифор, несколько оруженосцев, постельничих и других близких сановников по подозрению в измене. Одни полагали, будто это дело рук императрицы, другие считали, что в действительности Никифор что-то злоумышлял против царственного брата. Лев IV созвал тайный совет, на котором его советники презрели клятву покойному Константину V не обижать царских детей и вынесли приговор удалить их из дворца, предварительно подвергнув телесным наказаниям. Император так и поступил: всех арестованных высекли, остригли и сослали на край земли (по тем понятиям, конечно), в Херсонес190. После этого интрига прекратилась, и Лев IV мог считать свое положение стабильным.

Несколько слабовольный в деле защиты собственных прав, император, однако, перенял многие таланты своего отца как военачальника. Уже в 777 г. ему пришлось столкнуться с новой агрессией со стороны болгар, у которых поменялся очередной правитель. А это создало сложную политическую интригу. Как известно, некогда хан Телериг нашел прибежище в Константинополе, где сам царь, став восприемником варвара от святой купели, женил того на Ирине, двоюродной сестре императрицы, оказав тем самым болгарину великую честь. Нет сомнений, что дела христианского благочестия в данном случае тесно переплетались с политическими расчетами: власть нового хана Кардама (777—803) была очень ненадежной и вполне возможно, что при благоприятных обстоятельствах Телериг вновь мог претендовать на ханство в Болгарии. Кроме того, женив на болгарине свою сестру, императрица обеспечила ей в случае реставрации власти Телерига статус царицы соседнего государства.

В 778 г. императору пришлось уже всерьез озаботиться защитой восточных границ Византийского государства. Некоторое время Империя могла спокойно дышать, поскольку даже могучие Аббасиды оказались перед тем неприятным фактом, что их Халифат раздирают сепаратные и религиозные движения. Огромные пространства и чрезмерная централизация Арабского государства привели к тому, что правители многих провинций решительно не желали признавать над собой чью-либо верховную власть.

В Северной Африке господствовал Ислам в форме хариджизма, нашедший верных почитателей среди свободолюбивых берберов. В 757 г. группа хариджитов завладела Триполи и сделала его своей столицей. Власть наместника Аббасидов Омара ибн Хафса была очень шаткой, и потому нет ничего удивительного, что вскоре он погиб в Кайруване. Чтобы подавить волнение, халиф направил против берберов Язида ибн Хатима, у которого под рукой было почти 90 тысяч воинов. В 772 г. Язид подавил восстание, устроив кровавую бойню, и вернул Кайруван Халифату.

Несколько ранее, весной 751 г., восстали арабы Палестины. Едва успели разгромить их, голову подняли дамаскинцы. А летом 751 г. вспыхнуло восстание в Бухаре, жители которой заявили: «Не для того мы сражались против Омейядов, чтобы проливать кровь и чинить притеснения!» Главу восстания, некоего Ширик ибн Шайхом аль-Махри, поддержал арабский гарнизон и многие жители города. Это восстание стало детонатором волнений по всей Мавераннахре. Халиф срочно отправил армию под командованием Зийада ибн Салиха в количестве 10 тысяч человек, вскоре к арабскому полководцу пришел на помощь со своим воинством бухар-худат Кутайба. Вместе они осадили Бухару, которая держалась 37 дней, а затем пала. Вслед за ней был поставлен на колени и Самарканд.

Любопытно, что на помощь восставшим пришел китайский полководец Гао Сянджи во главе 35 тысяч воинов. Эта армия, к которой присоединилось множество тюрок-карлуков, прошла через Семиречье и осадила Тараз, где в конце 751 г. вступила в сражение с армией Зийада ибн Салиха. Четыре дня продолжалась битва, наконец, все решила измена тюрок-карлуков, ударившим в тыл китайцам. Победителям досталась громадная добыча, а перстень китайского полководца с алмазом невероятных размеров стал семейной реликвией Аббасидов. Как полагают, это сражение на многие столетия определило границу между Китаем и мусульманской цивилизацией191.

Однако еще хуже дела обстояли в Тунисе и Алжире, так называемой Ифрикии, наместник которой впервые в истории заключил соглашение с халифом, как равный с равным. В соответствии с данным документом эмир Ифрикии получил финансовую автономию, право наследования своего трона и гарантии несменяемости. Он основал собственную династию Аглабидов и всячески демонстрировал равенство своего положения с халифом. Фактически Ифрикия оказалась вне границ Халифата, хотя именно благодаря Аглабидам хариджитская ересь была локализована и не получила дальнейшего распространения.

Однако и в центральной части Алжира возникло сразу несколько самостоятельных берберских княжеств, исповедующих неортодоксальный Ислам. Главное из них в 761 г. основал в Тахарте (Тиарете) Абдаррахман ибн Рустам, этнический перс, изгнанный из Кайрувана. Местные хариджиты нарекли его имамом и признали власть Абдаррахмана наследственной. Поощряя торговлю, опираясь на тороватых персов, Рустамиды быстро распространили влияние «республики купцов» на Испанию и Ирак. Привлеченные ростом благосостояния местного населения, в Тахарт толпами потянулись эмигранты. Халиф не имел никакой власти над этим государством, и его имя даже не произносилось во время пятничных молитв в мечетях Тахарта.

Еще далее на Запад проживали дикие горцы, рано принявшие Ислам, но также придавшие ему еретические черты. Еще в 740 г. здесь вспыхнуло восстание, вследствие которого мятежные племена захватили Танджер. И хотя возникающие здесь государства являлись скоротечными – племена группировались и распадались с калейдоскопической быстротой, одно из них окрепло и превратилось в цветущую республику со столицей в городе Фес192.

Вообще, к слову сказать, начинающаяся эпоха кардинально меняла политическую картину мира. Отныне уже не христиане противостояли мусульманам; вследствие иконоборческого раскола франки Карла Мартелла начали налаживать осторожные дипломатические связи с Аббасидами против Константинополя и Испанских Омейядов. А императоры Исаврийской династии смогли заполучить верного союзника в лице хазар, доставлявших арабам неимоверные трудности в обороне восточных владений193.

Наконец, кое-как преодолев внутренние междоусобицы и стабилизировав дела, сарацины усилили натиск на западные границы своего Халифата. Арабы вновь побеспокоили Сирию, но многочисленная римская армия во главе с иконоборцем Михаилом Лаханодраконом и Артаваздом Армянином, совместно с приданными им войсками Тацана Вукелларийского, Каристиротцы Армянина и Григория Опсикийского, всего, как говорят, до 100 тысяч солдат (что, впрочем, маловероятно), окружила город Германикею. Они захватили богатую добычу и наверняка завладели бы самим городом, если бы арабы тайно не вступили в сговор с Лаханодраконом, купив его пассивность.

Предатель отступил от города и занялся грабежом окружавших поселков, дав передышку врагу. Правда, это не надолго спасло арабов – в этом же году произошло большое сражение, в котором сарацины потеряли пять знатных эмиров и почти 2 тысячи воинов. В довершение всего византийцы захватили город Самосату. А возвращаясь, они захватили с собой сирийских несториан, не желавших оставаться под властью мусульман, и по приказу царя переселили их во Фракию194.

Желая взять реванш, в следующем, 779 г. арабы вновь пересекли границу, дойдя до города Дорилеи. Ими командовал Хасан ибн Кахтаба, под рукой у которого находилось 30 тысяч вооруженных воинов, не считая добровольцев из числа местных жителей. Но Лев IV опять продемонстрировал блестящий талант стратега – здраво оценив ситуацию, он приказал своим войскам не вступать в большие сражения, чтобы сберечь армию, и обратил внимание на уничтожение арабских коммуникаций. В результате арабы простояли у Дорилеи 17 дней, потеряли множество вьючных животных и лошадей из-за отсутствия провианта, а затем с большими потерями вернулись обратно, терзаемые конными римскими отрядами, доставлявшими им большие неприятности. Мусульмане также попытались овладеть городом Аморией, но безрезультатно.

В 780 г. Арабский халиф аль-Махди Мухаммад ибн Абдулла (775—786) сменил тактику, начав строительство по линии границы множества небольших крепостей, должных служить опорными пунктами арабам в войне с Византией. Обеспечивали существование этих крепостей, протянувшихся от Сирии до Армении, газиты и мурабитуны, которым с другой стороны противостояли византийские акривиты – иррегулярные части из числа местного населения, для которых это был и образ жизни, и источник средств продолжения рода.

Попутно халиф направил своего сына Харуна, будущего наследника престола, к римским границам. 15?летний принц, окруженный опытными военачальниками, без поражений провел поход, хотя и удовольствовался весьма скромными успехами. Ему удалось овладеть всего лишь городом Самалу, жителей которого юный полководец, сдержав слово, не казнил, а переселил в Багдад. Эта победа стоила сарацинам больших потерь, зато Харун получил первое боевое крещение195.

Сам же халиф, пренебрегая словом, ранее данным христианам, устроил настоящие гонения на них в Дамаске и Иерусалиме. Он приказал своим чиновникам возмущать рабов, проживавших у богатых христиан, против своих господ, и с легким сердцем допустил ограбление бандитами православных храмов. Многие христиане, не желая переходить в Ислам, приняли мученический венец, включая жену архидиакона Эмессы и его сына Исаю. Но Бог не бывает поругаем, и вскоре халиф узнал горькую весть: его сын Осман погиб, а арабское войско, вторгнувшееся в Империю, разбито в сражении, в котором византийцами командовал полководец Лаханодракон.

Последний год жизни Льва IV был богат и другими событиями. 6 февраля 780 г. умер Константинопольский патриарх Никита, и на его место назначили Павла IV (780—784), киприота, известного своей ученостью. Наверняка этот выбор состоялся под сильным нажимом императрицы, поскольку новый архиерей столицы был известен почтением к иконам. Впрочем, патриарха Павла едва ли можно упрекнуть в идейном ригоризме. Как рассказывают, он умудрялся угодить и императору, и императрице. Своим иконопочитанием он нравился царице и в то же время письменно обязался перед царем не почитать икон196.

Но эта политическая победа дворцовых иконопочитателей имела и обратную сторону – резко восстали иконоборцы, которых при царе было множество. Некоторые близкие царю люди, являвшиеся противниками иконоборцев, были оклеветаны родственниками Льва IV. «Заговорщиков» высекли, постригли в монахи и сослали в дальние края, где один из них, бывший постельничий Феофан, сделавшись исповедником, принял мученический венец. Но и другие впоследствии прославились своей подвижнической жизнью. Как обычно, расправу с приверженцами святых икон приписали царю и его «дурному нраву», который, однако, на самом деле был поставлен перед фактом необходимости наказывать людей, чья вина считалась доказанной. Едва ли этот прецедент можно квалифицировать как попытку царя восстановить агрессивную церковную политику своего отца, поскольку он изначально исповедовал нейтральную линию поведения, не разрешая иконопочитания, но и не запрещая его окончательно.

Впрочем, спор о духовных предпочтениях императора Льва IV является довольно беспредметным, поскольку уже 8 сентября 780 г. 30?летний царь скоропалительно скончался. История его смерти темна и непонятна. По одной версии, император прельстился драгоценной короной (даже полагают, будто этот императорский венец принадлежал царю Ираклию Великому), находившейся в храме Святой Софии, велел ее изъять и возложил на свою главу. Как следствие этого богопротивного поступка, голову императора покрыли карбункулы, и через несколько дней он умер в горячке. По другой версии, его якобы отравила супруга, св. Ирина, желая властвовать единолично, что представляется крайне маловероятным по причинам, изложенным в следующей главе197. По третьему предположению, болезнь и смерть были вызваны действием трупного яда, сохранившегося на короне. Правда, не очень понятно, как яд по прошествии 140 лет мог активироваться198.

Наконец, существует еще одна, «мистическая», версия. Согласно древней легенде, император святой равноапостольный Константин Великий получил от Ангела императорское платье и корону, которые хранились в храме Святой Софии и в которые василевсы облачались лишь по большим церковным праздникам. Ни при каких обстоятельствах этот негласный запрет не мог быть нарушен под угрозой анафемы. Но именно Лев IV решил его нарушить и, вопреки воле патриарха, облачился в эти наряды. Наказание не заставило себя ждать: на лбу царя вскоре образовался карбункул с ядовитым гноем, и император скончался от сепсиса. С тех пор, как рассказывают, каждый следующий Византийский царь при вступлении на престол давал клятву никогда не нарушать благочестивый обычай199.

Хотя царствие его было кратким, результаты деятельности Льва IV являются далеко не худшими в истории Византийской империи. Император-солдат, вынужденный тратить первые годы своего царствия для того, чтобы удержать в царской семье добрые отношения, являясь искренним и благочестивым христианином, многое сделал для укрепления Церкви и формирования имперского законодательства на православных началах.

В частности, сохранилась новелла «О воспринимающих своих детей от святого и спасительного Крещения и о других предметах». Отмечая, что многие супруги, желая получить основание расторгнуть брак, делают себя восприемниками собственных детей, чтобы на этом основании развестись, или разводятся по соглашению друг с другом, чтобы заключить новый брак, царь категорично запрещает такие разводы и повторные браки.

«Ибо это преступно и чуждо, – пишет он, – христианскому закону. Апостольское писание поучает: привязался ли еси жене? Не ищи разрешения. Отрешился ли еси жене? Не ищи жене, и еще: жена не должна разводиться с мужем, аще ли же и разлучится, да пребудет безбрачна» (1 Кор. 7: 27). Таким образом, эти браки признавались незаконными, подлежали расторжению200.

Нет сомнения, что этот отпрыск великих императоров Исаврийский династии был способен сделать многое на благо своего отечества. К сожалению, ранняя смерть пресекла эти перспективы и привела Римскую империю к серьезному внешне- и внутриполитическому кризису, искать выход из которого пришлось хрупкой, молодой женщине.

IV. Император Константин VI (780—797) и императрица святая Ирина (797—802)

Глава 1. Мать и сын. Борьба в государстве и Церкви

Ввиду незначительного возраста Константина VI единоличным правителем Византийской империи фактически стала его мать, императрица св. Ирина. Молодая женщина, появившаяся на свет в 752 г., была родом из Афин, и ее красота (единственное внешнее достоинство невесты) очаровала в свое время Константина V и Льва IV. Она происходила из бедной семьи и на момент замужества являлась сиротой. Величественный город Эллады в то время уже не был центром философии и культуры, как во времена Перикла, и св. Ирина получила поверхностное образование. Но девушка отличалась благочестием и набожностью, причем ее религиозное чувство было пылким и восторженным.

Будучи почитательницей святых икон, она, однако, опасалась негативной реакции свекра. И потому первое время св. Ирина публично не проявляла своего отношения к иконам и даже дала клятву царю, что никогда не признает икон201. Хотя Византия знала широкую практику внезапного воцарения низкородных мужей и девиц, но до сих пор остается тайной, почему Константин V решил выбрать в жены своему сыну эту бедную, если не сказать нищую, девушку с периферии. Возможно, таким способом царь желал исподволь примириться с иконопочитателями, большинство которых проживало в Элладе и Афинах202.

Молодой царице были присущи и другие качества. Святая Ирина являлась умной, честолюбивой, последовательной, решительной и смелой женщиной и ради императорского венца готова была принести в жертву многое. Опасаясь падения своего авторитета, она после смерти мужа не позволила себе никаких внебрачных связей и создала окружение из евнухов, хотя на Востоке к тому времени уже сложилась пословица: «Если у тебя есть евнух – убей его; если нет – купи, а потом убей!» Достаточно красноречивая характеристика ближайших советников царицы.

Хотя св. Ирина сама была венчанной августой, по обыкновению считалось, что официально власть в Римской империи принадлежит ее малолетнему сыну, как мужчине, и имя Константина VI стояло в государственных документах впереди имени матери. Но, конечно, никто не обманывался на этот счет. Святая Ирина принадлежала к тем могучим фигурам, которые способны, презрев время, менять ход исторических событий, не боясь нести ответственность за свои поступки. По несчастью, дворцовые интриги и необходимость постоянно бороться за свою власть и самую жизнь со временем несколько изменили ее характер, сделав его прагматичным и даже жестоким.

Императрица была прирожденным политиком, сродни св. Пульхерии и св. Феодоре. Со временем хладнокровие и прагматизм – первые качества государственного деятеля, приняли у ней гипертрофированные черты. Впоследствии для императрицы не будет ничего важнее интересов Римского государства, даже если они шли вразрез материнским чувствам. Став самодостаточным, этот критерий постепенно вытеснит из императрицы привычные и естественные для женщины мотивы, что в конце концов приведет к трагичной развязке. Но сейчас об этом мало кто задумывался, поскольку жизнь ставила перед всеми более актуальные проблемы.

Нечаемая смерть императора Льва IV в одночасье многое изменила в Византийском государстве. В первую очередь положение его вдовы и сына, которое стало почти отчаянным. Остальные братья покойного царя от третьего брака Константина V вовсе не собирались отказываться от своих претензий на императорский престол, и 28?летней царице, имевшей на руках 10?летнего мальчика, пришлось довольно тяжело. Хотя в кулуарах витали слухи, будто бы отношения императрицы и ее покойного мужа незадолго до смерти стали натянутыми, нужно было быть совершенным самоубийцей или отчаянным искателем тронов, чтобы избавиться от супруга и решиться остаться один на один с могущественными и многочисленными конкурентами на титул императора. Очевидно, царица св. Ирина, несмотря на присущую ей властность и решительность, никогда не решилась бы на такую авантюру.

Уже через 40 дней после смерти Льва IV, когда св. Ирина вместе с Константином VI по праву заняли императорский трон, состоялась первая попытка со стороны родственников малолетнего царя захватить власть. Многие, самые высокие сановники Римской империи провозгласили царем цезаря Никифора. Но тут императрица наглядно показала, что может сделать внешне слабая женщина, когда речь идет о жизни сына и будущем ее лично. Трудно сказать, что именно сыграло решающую роль в решении вопроса. То ли благодарная армия и сенат сохранили верность внуку столь любимого ими Константина V, то ли всех подкупила решительность царицы – византийцам вообще импонировали «любимцы судьбы». Так или иначе, но заговорщики были арестованы, подвергнуты телесным наказаниям, пострижены в монашество и сосланы в различные места.

Тогда же императрица отнесла обратно в храм Святой Софии злополучный царский венец, таинственно связанный с кончиной ее супруга. А затем вернула мощи св. Евфимии, выброшенные в море по приказу Константина V, но чудесным образом вновь обретенные, в святилище. Затем настал черед испытать гнев императрицы другим царственным родственникам. Святая Ирина приказала постричь их всех в монахи, а затем, для наглядности, заставила служить Литургию перед войском в праздник Рождества Христова.

Данный заговор был далеко не единственным в то смутное время. Размышляя о таящихся опасностях, императрица решила проревизировать главных чиновников и с этой целью пригласила в столицу патриция Елпидия, стратига Сицилии. В феврале 781 г. она переутвердила его в старой должности, а уже в апреле того же года ей сообщили, что, вернувшись на остров, Елпидий недвусмысленно в тайных разговорах высказывался за братьев-цезарей. Императрица тут же направила в Сицилию оруженосца Феофила, чтобы арестовать и доставить Елпидия в Константинополь, но тот категорично отказался выполнить приказ царицы, а сицилийское войско поддержало своего командира. Делать нечего – царица на время отступилась от своего плана, пока что приказав высечь жену Елпидия, проживавшую в Константинополе, и затем постричь ее в монахини. Тем самым она окончательно развеяла какие-либо сомнения в том, что способна на жесткие решения, если речь о безопасности ее семьи и интересах государства. На время ее внутренние враги притихли.

Вскоре императрице представилась возможность продемонстрировать всем качества своего характера не только в вопросах внутреннего управления, но и военных делах. В 781 г. арабы напали на византийские земли, но св. Ирина вовремя получила известия от своих осведомителей и направила им навстречу с войском евнуха Иоанна, своего сакеллария. Как рассказывают, силы обеих армий были весьма велики, и у города Миле 9 февраля враги встретились. Арабы выдержали первый, самый страшный удар византийской конницы, а затем их командующий Язид ибн Маздьяд сошелся в поединке по старинному обычаю с византийским полководцем.

В результате сражения христианское воинство отступило, и сарацины преследовали его через всю Анатолию вплоть до Никомедии. В очередной раз воины Ислама стояли перед стенами Константинополя, но взять его так и не смогли. Принц Харун, следовавший с армией, согласился на переговоры со св. Ириной и удовольствовался ежегодной данью и освобождением пленных арабов, после чего подписал мирный договор. Он вернулся в Багдад как победитель, но и императрица считала себя выигравшей в этой схватке – она победила оппозицию в царском дворце203.

Без всякого сомнения, для Константина VI и св. Ирины это был переломный момент: не дай Бог, римляне лишились бы войска на поле боя – никакая сила не спасла бы ее. Но теперь все стало на свои места: общество ободрилось, и почитатели икон, прекрасно зная о расположенности к ним святой царицы, стали ждать благоприятных известий.

Появились первые признаки толерантного отношения императрицы к тем, против кого еще вчера была направлена вся мощь государственной машины. Монастырские обители, недавно почти разгромленные, вновь наполнились братией. Стали распространяться сведения о чудесных известиях, должные подтвердить, что время правления императрицы св. Ирины и Константина VI предзнаменовано Богом, как благословенное204. Но осторожная царица благоразумно не стремилась форсировать события, тем более что иконопочитателям в данный момент уже ничто не угрожало, зато внешние враги по-прежнему беспокоили Римскую империю.

Измена постоянно кружила вокруг царских палат. В 782 г. арабы опять предприняли нападение на византийские земли, причем действовали большими силами и в разных направлениях. Полководец Лаханодракон потерпел поражение, причем из 30 тысяч войска римляне потеряли почти 5 тысяч солдат. Царица направила на театр боевых действий придворного сановника Антония с сильными легионами, но военачальник вукеллариев, некто Татцатий, перебежал к арабам из ревности к положению нового царского фаворита Ставракия, евнуха и патриция.

Помимо Татцатия, перешел на сторону врага и упоминавшийся выше Елпидий. В этом же году императрица направила сильное войско с флотом под руководством деятельного патриция Феодора, евнуха, против мятежных сицилийских солдат. Елпидий упорно сопротивлялся, хотя потерпел несколько поражений от имперских войск, а затем вместе с комитом Никифором переплыл в Африку и принял власть Арабского халифа. Сам по себе Елпидий был безынтересен мусульманам, но они попытались использовать изменника для организации внутренних беспорядков у византийцев. Неясно, на каком основании, но арабы признали того Римским императором и вручили знаки царской власти – пурпурные сапоги и скипетр. Однако в целом мусульмане не сумели эффективно использовать эти благоприятные обстоятельства и советы перебежчиков и в итоге заключили с Империей мирный договор, хотя и бесславный для византийцев.

783 г. принес византийцам победы: пользуясь спокойствием на Сирийской границе, царица направила Ставракия с войском на славян. Византийская армия прошла через Фессалоники в Элладу, проникла в Пелопоннес и возвратилась домой с громадной добычей и множеством пленных врагов. За этот успех св. Ирина пожаловала Ставракия триумфом на ипподроме.

В мае 784 г. св. Ирина с 14?летним императором Константином VI и армией направились во Фракию, где заложила новый город Иринополис. Пока цари находились в походе, 31 августа того же года Константинопольский патриарх св. Павел снял с себя титул архиерея столицы и, не спрашивая императоров, принял схимничество в обители Флора. Когда св. Ирина прибыла к нему и спросила: «Почему ты это сделал?» – монах скорбно ответил, что, став патриархом по приказу царя, он, как первоиерарх столичной кафедры, оказался отгороженным от всей Кафолической Церкви. Теперь же наступил предел и его терпению, и он отправляется в монастырь замаливать грехи.

Более того, св. Павел напрямую заявил: «Если не будет Вселенского Собора и не исправится погрешность среди нас, то вам не иметь спасения». Вскоре после этого схимник умер, но его слова глубоко запали в души современников. Нужно представить себе, как мыслили византийцы, чтобы понять, насколько близко они восприняли слова о грядущем ответе за ересь. После этого, вольно или невольно, вновь повсеместно разгорелись дискуссии об иконах205.

Едва ли со стороны св. Ирины было разумным не использовать выпавший шанс и не сделать попытку восстановить иконопочитание. Посоветовавшись со святым Тарасием, своим личным секретарем, царица оценила шансы созвать Вселенский Собор – без него никакая реставрация иконопочитания была принципиально невозможна. Это в Риме могли думать, что для упразднения иконоборчества вполне достаточно констатации факта неправославности Собора 754 г. Но в Константинополе были твердо убеждены в том, что отменить Собор, созванный императором, можно только таким же Вселенским собранием, организованным царской волей.