Под небом Йокогамы

Она повернулась, и впервые в её глазах мелькнуло что-то человеческое:

– Не геройствуй. Завтра на тренировке покажешь, на что способен сам.

Когда её фигура растворилась в тумане, Хару достал телефон. Сообщение от Кэнто: «Говорят, у неё погиб брат. Отсюда и шрам, и переезд». Дождь усилился, превращая асфальт в реку. Он сжал телефон, чувствуя, как стена вокруг Аяко становится ещё выше.

В кафе «Сакура» за столиком у окна Аяко пила матчу, глядя на капли, стекающие по стеклу. В её руке лежало то самое кольцо со змеёй. Она коснулась гравировки внутри ободка – иероглифов «Кай» и «Вечность». Всплыл образ: смеющийся парень в баскетбольной форме, обнимающий её после победы. Гул трибун, его голос: «Мы же непобедимы!» Затем – скрежет тормозов, визг шин Она резко отодвинула чашку.

В соседнем переулке Хару столкнулся с группкой парней. Лидер, Такуми с выбритым виском, толкнул его плечом:

– Слышал, клеишься к токийской принцессе? Не лезь не в своё дело.

– Какое твоё дело? – буркнул Хару, сжимая рюкзак.

– Моё, – тот оскалился. – Она с нами связана. Скажи ей: долг надо возвращать.

Дома Хару разглядывал в зеркале синяк на плече. В голове крутились обрывки: шрам Аяко, её ледяной взгляд, угроза Такуми. Он включил компьютер и вбил в поиск: «Фудзивара Токио баскетбол». Выскочила статья двухлетней давности: «Трагедия в семье звезды юниорской лиги: Кай Фудзивара погиб в ДТП». Фото: улыбающийся парень с мячом, обнимающий девушку Чёрные волны, челка на бровях. Аяко.

Поздним вечером Аяко стояла на мосту Акаренга. Вода впитала огни города, превратившись в чёрное зеркало. Она достала кольцо, поднесла к губам:

– Прости, что сдаюсь, – шепот унёс ветер.

За спиной хрустнул гравий. Она обернулась, ожидая Такуми, но увидела Хару. Он протянул термос:

– Глинтвейн. Мама говорит, согревает душу.

Они молча смотрели на воду. Вдруг Аяко спросила:

– Ты знаешь?

– Знаю, – кивнул он. – И мне всё равно.

Дождь усилился, смывая следы на её щеках.

На следующее утро Аяко вошла в спортзал первой. Когда появился Хару, она бросила ему мяч:

– Играешь нападающим?

– Ага.

– Тогда учись пасовать, – она указала на пустой угол площадки. – Если проиграешь – купишь тайяки.

В её глазах горел вызов, но в уголке губ дрогнула ниточка тепла. Хару поймал мяч, чувствуя, как трещина в её броне стала шире.

После тренировки Такуми поджидал её у ворот. Аяко прошла мимо, не глядя. Он схватил её за локоть:

– Деньги, Фудзивара! Или рассказать всем, как твой брат.

Она резко вырвалась, голос – лёд:

– Прикоснёшься – сломаю руку.

Хару шагнул вперёд, заслонив её:

– Убирайся.

Такуми засмеялся, но отступил. Когда он скрылся, Аяко вздохнула:

– Зачем вмешался?

– Потому что теперь ты не одна, – сказал Хару, подбирая её упавший шарф.

Урок литературы. Учитель разбирал «Сказание о Гэндзи», когда Аяко подняла руку:

– Почему все сочувствуют принцу, если он разрушал жизни?

– Это же эпоха Хэйан, – пожал плечами педагог.

– Жестокость не оправдывается временем, – парировала она.

Хару видел, как дрожат её ресницы. Он вспомнил статью: её брат погиб, спасая ребёнка из-под колёс.

В столовой Аяко ела в одиночестве. К ней подсела Хина с подносом:

– Можешь помочь с математикой? Я всё запутала.

Аяко кивнула, отодвинув тарелку. Через десять минут Хина визжала:

– Боже, ты гений!

По столовой поползли шёпоты: «С ней можно говорить!».

После школы Хару застал её в библиотеке. Она листала альбом с фото космоса.

– Любишь звёзды? – спросил он.

– Брат мечтал стать астрономом, – она тронула снимок туманности. – Говорил, мы все сделаны из звёздной пыли.

– Значит, он теперь там? – осторожно предположил Хару.

Она впервые улыбнулась по-настоящему:

– Да. И очень сердится, что я грущу.

На прощанье у ворот она вдруг сказала:

– Завтра принесу твой тайяки. Ты выиграл спор.

– Как? Мы же не играли.

– Ты рискнул за меня. Это лучшая победа.

Её зонт скрылся за поворотом, а Хару стоял, ловя на языке вкус обещанных сладостей и надежды.

Ночью Аяко разбирала коробки в новой комнате. На дне одной из них лежала баскетбольная форма с именем «Кай». Она прижала её к груди, глядя на луну за окном:

– Ладно, братик. Попробую снова.

Внизу зазвонил телефон – неизвестный номер. Она ответила, услышав голос Такуми:

– Считай до трёх, Фудзивара. Или твоему новому другу не поздоровится.

Трубка захлопнулась. Аяко медленно подошла к окну. В уличном фонаре метались мотыльки, обжигая крылья об стекло. Она сжала кулаки, зная: битва только начинается.

3. Первая тренировка

Скрип кроссовок о полированный паркет разнёсся по спортзалу, как предгрозовой гул. Хару перехватил мяч на лету, ощущая его шершавую поверхность под пальцами. Воздух пахнул потом и пылью, смешанной с ароматом цветущей сакуры из открытых окон. Напротив, у линии штрафного броска, Аяко сжимала и разжимала кисти, её взгляд скользил по площадке, будто сканируя слабые места в обороне. Тренер Ямада щёлкнул секундомером, и время сжалось до предела.

– Комбинация «Молния»! – крикнул Хару, взмахом руки указывая направление атаки.

Кэнто рванулся вперёд, отвлекая защитников, но мяч уже летел в противоположный угол – туда, где Аяко вырвалась из-под опеки. Её прыжок напоминал взмах крыла: плавный, без лишнего усилия. Мяч бесшумно прошил сетку.

– Повторить! – скомандовал Ямада. – Без пауз!

Следующий розыгрыш пошёл иначе. Юдзо, самый рослый в защите, перекрыл Аяко проход к кольцу. Она резко развернулась, прижав мяч к груди, и Хару увидел миг выбора в её глазах: бросок или пас. Вместо этого она ударила мячом об пол так, что тот отскочил прямо под ноги Хару. Стремительный дриблинг, обманный замах – и противник провалился в пустоту. Хару бросил из-под кольца, но почувствовал толчок в спину. Свисток пронзил зал.

– Фол на Хару! – объявил судья-стажёр.

– Он толкнул! – возмутился Кэнто.

Аяко молча подошла к Хару, протягивая руку:

– Ты тянулся вперёд, а не вверх. Центр тяжести потерял.

Отработка защитных позиций превратилась в ад. Ямада гнал их вдоль площадки, крича:

– Ноги сгибайте! Руки – как щиты! Не дайте им дышать!

Аяко двигалась призраком: скользила боком, предугадывая траектории, её кроссовки едва касались пола. Когда она перехватила пас у Хару в пятый раз, он не выдержал:

– Как ты это делаешь?

– Читаю твои плечи, – она провела пальцем по своей ключице. – Они кричат о направлении раньше, чем ты решишь.

Перерыв. Ребята рухнули на скамейки, ловя ртом воздух. Хару вылил на голову бутылку воды, наблюдая, как Аяко в одиночестве делает растяжку у шведской стенки. Её спина была мокрой от пота, мышцы играли под кожей при каждом наклоне. Внезапно она вскрикнула, схватившись за лодыжку. Хару подскочил первым:

– Что?

– Ничего, – она стиснула зубы. – Старая травма.

– Давай к доктору.

– Нет! – её голос прозвучал резко. – Закончим блок.

Тренер дал сигнал к игровой практике. Счёт 10:12 не в их пользу. Аяко, прихрамывая, вышла на позицию разыгрывающего. Такуми, её опекун, усмехнулся:

– Хромая ворона? Сейчас докручу твою ногу.

Хару увидел, как сжались её кулаки. Мяч ввёл Кэнто, Аяко приняла его у центральной линии. Вместо рывка – медленный дриблинг. Такуми расслабился, снизив давление. В этот момент она рванула влево, будто забыв про боль, обошла двух защитников и отдала пас за спину Хару. Тот в прыжке вогнал мяч в кольцо. Зал взорвался овациями.

– Чертова актриса! – зашипел Такуми, когда она проходила мимо.

– Стратегия, – бросила она, не глядя.

Последние минуты стали испытанием на прочность. Мяч летел к Аяко после подбора. Она замерла на трёхочковой линии, окружённая защитниками. Хару рванулся к кольцу, крикнув:

– Давай!

Она сделала вид, что бросает, заставив противника подпрыгнуть, и низом отпасовала Хару. Удар! Свисток! Дополнительный штрафной. Когда Хару забил, счёт сравнялся.

Душ после тренировки оглушал шумом падающей воды. Хару стоял под ледяными струями, пытаясь заглушить жжение в мышцах. За соседней ширмой услышал голоса:

– Фудзивара сегодня тащила, как танк, – это Кэнто.

– И хромала как актёр, – проворчал Юдзо. – Надо бы проверить, не симулянтка ли.

Хару резко распахнул занавеску:

– Её лодыжку распухшей видел? Лучше подкачай свою реакцию.

На выходе Аяко ждала его, опираясь на велосипед.

– Зачем защищал? Сама справлюсь.

– Знаю, – он пожал плечами. – Но Такуми играет грязно.

Она протянула ему коробку:

– Тайяки. Долг за совет.

В коробке лежали рыбки с шоколадной начинкой – его любимые.

– Как узнала?

– Видела, как ты их покупаешь после школы.

Они шли вдоль канала, где фонари отражались в чёрной воде. Аяко внезапно остановилась:

– Сегодня спасибо. За пас.

– Спасибо за доверие, – он улыбнулся.

– Не доверие, – она поправила шарф. – Расчёт. Ты был открыт.

Хару рассмеялся, и смех разнёсся над водой.

У её дома они столкнулись с Такуми. Он прислонился к стене, куря:

– Опять вместе? Мило. Напоминаю, Фудзивара: срок – две недели.

– Уйди, – буркнула Аяко.

– Или что? – он бросил окурок под ноги Хару. – Твой мальчик защитит?

Хару шагнул вперёд, закрывая её:

– Попробуй тронуть.

Такуми плюнул, но отступил. Когда его шаги затихли, Аяко прошептала:

– Не лезь. Это мои войны.

– Теперь наши, – твёрдо сказал Хару.

На следующий день в спортзале Аяко принесла медицинскую справку. Ямада хмуро просмотрел её:

– Отстранена на неделю. Будешь работать с данными.

Она кивнула, садясь за тренерский стол. Когда Хару забил сложный бросок, их взгляды встретились. Она подняла большой палец – впервые за всё время. В этот момент он понял: тренировка закончилась. Началось что-то важнее.

Вечером Хару разбирал записи матчей на ноутбуке, когда пришло сообщение: «Спасибо за рыбки. Завтра принесу твои – с ванилью. А.» Он откинулся на стуле, глядя на луну за окном. Внизу, на пустынной улице, мелькнула тень в чёрной куртке. Хару прищурился – нет, показалось. Но ощущение, что за ним следят, не исчезло до самого утра.

4. Тайфун в душе

Ветер выл в щелях старых рам, словно призрак, запертый в школьных стенах. Хару сидел на трибуне пустого спортзала, мяч неподвижно лежал у его ног. За окном небо было цвета синяка – лиловое, тяжёлое, готовое пролиться яростью. Он сжал ладони, пытаясь заглушить гул в ушах, но внутренний шторм лишь нарастал. Сегодняшняя тренировка провалилась: пасы шли мимо, броски не долетали до кольца, а тренер Ямада бросил сквозь зубы: «Или соберись, или уступи место тем, кто не боится играть». Последние слова впились в память острее шипов.

Он встал, подошёл к центру площадки. Паркет под ногами казался зыбким, как палуба во время качки. Первый бросок – мяч ударился в дужку кольца, отскочил с глухим эхом. Второй – промах. Третий Хару зажмурился, услышав в голове голос отца, произносившего десять лет назад на пляже в Окинаве: «Волны не враги, сынок. Ты должен почувствовать их ритм, стать частью шторма». Тогда, в семь лет, он не смог встать на доску для сёрфинга, захлебнувшись солёной водой и стыдом. Теперь баскетбольный мяч стал его непокорной волной.

– Опять один? – голос Аяко раздался у входа.

Она стояла, прислонившись к косяку, в спортивных штанах и растянутом свитере. Без формы она казалась хрупкой, почти чужой.

– Репетирую провал, – хрипло ответил Хару.

Аяко сняла кроссовки, вышла на паркет босиком:

– Держи.

Мяч полетел к нему по низкой дуге. Ловля, разворот, прыжок – сетка захлопала от точного попадания.

– Почему не ушла? – спросил он, отбрасывая мяч обратно.

– Потому что вижу тайфун, – она поймала мяч, не сдвинувшись с места. – В твоих глазах.

Они перебрасывались молча, ритм ударов о пол сливался с завыванием ветра. Аяко внезапно нарушила тишину:

– Мой брат проиграл решающий матч за месяц до смерти. Говорил, это было хуже, чем сломать руку.

Хару остановился, мяч замер в его руках:

– Почему?

– Потому что боль от поражения не уходит с гипсом, – она подошла ближе, её босые ступни бесшумно скользили по паркету. – Она гниёт внутри, если дать ей место.

Они сели на пол у линии штрафного броска. Аяко достала из кармана смятую фотографию: высокий парень в форме токийского «Кайдзю» обнимал её, смеясь.

– Кай верил, что поражение – как тайфун. Сначала кажется, что оно уничтожит всё, но после воздух становится чище, а земля – крепче.

Хару взял снимок:

– Как пережить этот «тайфун»?

– Признать, что боишься, – она коснулась его руки. – Страх – не слабость. Слабость – притворяться, что его нет.

Внезапно свет погас. Только молнии за окном выхватывали их силуэты в темноте. Гром грохнул так, что задрожали стёкла. Аяко не отдернула руку:

– В Токио во время тайфунов мы с Каем включали фонарики и рассказывали страшные истории.

– Какая твоя любимая? – спросил Хару, чувствуя, как тревога отступает.

– О сёрфере, который победил волну высотой с небоскрёб, – её пальцы сжали его ладонь. – Он понял, что нельзя бороться с океаном. Нужно стать его частью.

Они прождали в темноте час. Когда свет вернулся, Хару поднялся и подошёл к линии трёхочковых. Закрыл глаза, вдохнул запах дождя и пыли. Представил волну – не враждебную, а несущую. Мяч вылетел из его рук, описав идеальную дугу, и опустился в сетку без единого касания обода.

– Вот он, твой ритм, – прошептала Аяко.

По дороге домой ливень хлестал по спине, но Хару шёл, не сгибаясь. У поворота его ждал Такуми с двумя подручными.

– Уютно устроился с нашей должницей? – тот пнул мокрую банку из-под колы.

– Отстань, – буркнул Хару, пытаясь обойти.

– Или что? – Такуми толкнул его в грудь. – Защитит хромая принцесса?

Из-за угла метнулась тень. Аяко, без зонта, мокрая насквозь, встала между ними:

– Тронешь его – сломаю ногу. Не для вида.

Такуми засмеялся, но в его глазах мелькнул страх. Он плюнул:

– До завтра, Фудзивара. Деньги или последствия.

Когда они ушли, Аяко обернулась к Хару:

– Зачем шёл этой дорогой?

– Чтобы встретить тебя, – он снял куртку, накинул ей на плечи.

Она не стала отказываться. У канала, где вода вышла из берегов, она вдруг сказала:

– Кай ошибался. После тайфуна земля не крепче. Она голая. Но на ней можно построить что-то новое.

Дома Хару нашёл на подоконнике бумажного журавлика. Внутри записка: «Волны не вечны. Только сёрферы». Он положил журавлика в коробку с медалями отца – первая вещь, не связанная с баскетболом, которую он сберёг.

Ночью тайфун выбил стекло в его окне. Хару не стал заколачивать щит. Сел на пол, подставив лицо ледяным брызгам, и слушал, как город воет на тысячи голосов. Впервые за долгие месяцы внутри было тихо.

Утром школа походила на зону бедствия – поваленные деревья, лужи на полу, запах мокрой штукатурки. В спортзале тренер Ямада раздавал задания:

– Хару, Аяко – расчистить двор от веток.

Такуми фыркнул:

– Романтичная уборка.

Они работали молча. Аяко таскала толстые сучья, не щадя больную ногу. Когда Хару попытался взять тяжёлую ветку, она отстранила его:

– Не надо героя.

– Почему?

– Потому что сегодня ты не сёрфер, – она вытерла грязь со лба. – Ты – земля. И тебе надо восстановиться.

После уроков Кэнто вручил Хару конверт:

– Анонимка. Для тебя.

Внутри лежала фотография: Аяко в токийской форме, стоящая рядом с Такуми на каком-то тёмном складе. На обороте: «Она не жертва. Она должник».

Хару нашёл Аяко на крыше. Она смотрела, как рабочие убирают поваленное дерево.

– Значит, ты знаешь Такуми не из школы? – он протянул фото.

Она не удивилась:

– Его брат владел клубом, где играл Кай. Мы брали деньги на лечение после аварии.

– Почему не сказала?

– Потому что это мой тайфун, – она разорвала фото. – И я научусь его переждать.

Он взял её руку – холодную, с потёртыми костяшками пальцев.

– Больше не одна, помнишь?

Ветер принёс запах моря и сломанных веток. Аяко прижала лоб к его плечу:

– Тогда научи меня не бояться тишины после бури.

Когда они спускались, в разбитое окно ударил луч солнца. Хару поднял с пола баскетбольный мяч – мокрый, в грязи, но целый. Он бросил его Аяко:

– Считай, это новая волна.

Она поймала мяч на лету, и в её глазах вспыхнуло что-то похожее на надежду.

Вечером Хару вынес старую доску для сёрфинга отца во двор. Поставил вертикально, прижал ладонью. Доска качнулась, но устояла. Он сел рядом, глядя, как последние тучи уходят в море. В кармане зазвонил телефон – сообщение от Аяко: «Завтра в 6 утра. Зал. Принеси свою волну». Он улыбнулся, впервые за долгие дни не чувствуя под ногами зыбкой палубы. Тайфун ушёл, оставив мокрые руины и шанс отстроить всё заново.

5. Командная работа

Лампы дневного света зажглись над спортзалом с глухим жужжанием, выхватывая из полумрака следы мела на паркете – стрелки, круги, загадочные символы, оставленные тренером Ямадой после ночного анализа матчей. Хару провёл пальцем по холодной металлической скамейке, наблюдая, как первыми приходят младшеклассники: Сора с забинтованной щиколоткой осторожно переступал порог, а Юми тащила сетку с мячами, едва не спотыкаясь о собственную решимость. Воздух пахнул свежей грунтовкой и старыми надеждами.

– Всем построиться! – голос Ямады прозвучал неожиданно мягко. Он бросил на пол связку цветных жилетов. – Сегодня вы не игроки. Вы – нервная система одной команды. Если один нейрон даст сбой – тело упадёт.

Жеребьёвка броском мяча разделила команду неожиданно: Хару, Аяко и Кэнто оказались в синих жилетах, а Такуми, Сора и Юми – в красных. Такуми хмыкнул, поймав летящий к нему мяч:

– Значит, сегодня мы учимся дружить? Как трогательно.

– Учимся выживать, – поправил Ямада. – Стартовое упражнение: "Слепые пассы".

Правила оказались жёсткими. Игроки с завязанными глазами должны были передать мяч по цепочке, ориентируясь только на голосовые команды партнёра. Хару почувствовал, как повязка впивается в кожу, превращая мир в чёрную бархатную ловушку. Голос Аяко прозвучал слева:

– Шаг вперёд! Руки на уровень груди!

Мяч шлёпнулся в его ладони – холодный, липкий от пота.

– Теперь Кэнто! На три часа! – скомандовала Аяко.

Хару развернулся, но нога наступила на мокрое пятно. Он поскользнулся, мяч вырвался из рук. В темноте послышался смех Такуми:

– Нейрон сломался?

– Молчать, красные! – рявкнул Ямада. – Синие: мяч у Хару. Продолжаем!

Аяко не повысила голос:

– Встань на колено. Чувствуешь вибрацию? Кэнто стучит по полу справа.

Хару прислушался: да, глухие удары пальцев о паркет. Он пополз на звук, нащупал кроссовок Кэнто и вложил мяч в его руки. Выдох команды слился в единый стон облегчения.

– Следующий этап: "Живые щиты", – объявил тренер, когда повязки сняли. – Красные защищают корзину без правил. Синие должны забросить мяч, используя партнёров как эхолокацию.

Первый штурм провалился. Такуми толкался, Сора цеплялся за майки, а Юми, растерявшись, просто зажмурилась. Аяко схватила Хару за запястье:

– Запомни: я – твои глаза. Беги за мной, как тень.

Она рванула вдоль лицевой линии, увлекая за собой двух защитников. Хару увидел просвет у кольца – бросок! Но мяч сбил Такуми, прыгнувший со спины Кэнто.

– Урод! – вырвалось у Кэнто, хватаясь за плечо.

– Явный фол! – возмутился Хару.

Ямада свистнул, но не остановил игру:

– Жизнь не свистит. Играйте!

Аяко вдруг упала на пол, схватившись за лодыжку. Защитники замерли в нерешительности. В этот момент Хару понял её манёвр. Пока Такуми оглядывался, он проскользнул к щиту, получил пас от Кэнто и забросил мяч в тишине.

– Грязный трюк, – прошипел Такуми, поднимая Аяко.

– Стратегия, – она стряхнула его руку. – Ты защищал кольцо. Я защищала команду.

Финальное упражнение оказалось неожиданным. Ямада принёс старые спасательные круги с яхт-клуба.

– Привяжитесь верёвками по двое. Дистанция: десять кругов с препятствиями. Упал один – проиграли оба.

Хару и Аяко оказались скованы одной верёвкой. Первые круги давались тяжело: он тянул вперёд, она сдерживала темп, защищая ногу. У барьера из матов Хару споткнулся. Верёвка дёрнула Аяко, она упала на колени.

– Сорвал всё! – крикнул Такуми своей паре – Юми, которая плакала от усталости.

– Молчи и беги! – огрызнулась Юми неожиданно.

Аяко поднялась, вытирая кровь с ладони:

– Ритм, Хару. Как в шторм.

Он кивнул. Следующий круг они пробежали синхронно: на подъёме он притормаживал, на спуске она ускорялась. Их дыхание совпало, шаги стали единым стуком сердца. Когда финишная лента коснулась груди Хару, Аяко улыбнулась:

– Волна поймана?

Душ после тренировки стал откровением. Хару услышал, как Сора объяснял новичку:

– Видишь шрам у Аяко? Это не травма. Это когда её брат толкнул её из-под колёс грузовика. Она два месяца в гипсе, а он.

Хару распахнул занавес:

– Хватит сплетен!

– Но это правда! – Сора показал фото в телефоне: статья "Подвиг юного баскетболиста" с Каем на первой полосе.

В раздевалке Хару молча протянул Аяко телефон. Она взглянула на экран, лицо не дрогнуло:

– Кай не толкал меня. Он отшвырнул мяч, который выкатился на дорогу. Ребёнок побежал за ним.

– Почему не сказала?

– Потому что герои не плачут, – она натянула свитер. – А мне плакать хотелось каждый день.

На выходе их ждала неожиданность. Весь двор был уставлен столами с едой: суши, онигири, термосы с чаем. Родители Юми, владельцы маленькой пекарни, улыбались:

– Для нашей команды! Вы сегодня стали семьёй.

Такуми попытался пройти мимо, но Хару перегородил путь:

– Останешься?

– Не люблю сюси, – буркнул тот.

– А мисо-суп? – Юми сунула ему чашку. – Мама научила меня варить его как раз для команд.

За общим столом Аяко вдруг заговорила. О Кае, о токийском клубе, о долгах, которые остались после похорон.

– Мы играем не ради славы, – она обвела взглядом стол. – Мы играем, чтобы перестать бояться быть слабыми.

Хару положил руку на её дрожащее запястье. Кэнто вскинул чашку:

– За команду!

– За семью! – поправила Юми.

Позже, убирая остатки еды, Хару нашёл под скамейкой мяч. На нём кто-то вывел маркером: "Нейрон №7". Аяко рассмеялась:

– Теперь ты часть нервной системы.

– А ты?

– Я – импульс, – она тронула его грудь. – Который заставляет сердце биться чаще.

По дороге домой их догнал Такуми. Он швырнул к ногам Аяко конверт:

– Долг закрыт. Отец Юми заплатил.

– Почему? – удивилась Аяко.

– Сказал: "Команда – не поле битвы". Идите к чёрту.

Когда он ушёл, Хару поднял конверт:

– Что будешь делать?

– Верну деньги, – она сунула конверт в рюкзак. – Но сначала научу Юми бросать трёхочковые.

У канала, где фонари отражались в чёрной воде, Аяко остановилась:

– Сегодня я впервые не услышала свист тормозов во время паса.

Хару взял её руку. Ладонь была шершавой от мозолей, но больше не холодной.

– Значит, тайфун отступает?

– Нет, – она прижала его ладонь к своему виску. – Просто теперь у меня есть маяк.

Дома Хару развернул смятый листок из кармана. Рисунок: шесть лодок в бурном море, связанных верёвкой. Подпись: "Флотилия "Нейрон"". Он приколол его над кроватью, рядом с фото отца на сёрфе. Впервые за много лет ему не снились шторма.

Наутро в спортзале Ямада вручил им новые манишки. На спинах – не номера, а иероглифы:

– "Доверие", "Терпение", "Смелость", "Видение", "Единство", "Сердце".

Хару потрогал свой иероглиф – "Сердце". Аяко, получившая "Видение", кивнула:

– Теперь мы не команда. Мы – послание.

Мяч, брошенный Ямадой, взлетел под потолок. Шесть пар рук потянулись к нему в едином порыве.

6. Первая ссора

Дождь заливал Йокогаму третий день подряд, превращая дорогу в школу в полосу препятствий из луж и мокрых листьев. Хару шёл, уткнувшись в капюшон, но холод проникал глубже кожи – вчерашний разговор с матерью о переезде отца в Осаку оставил в груди колючую пустоту. В спортзале пахло сыростью и разочарованием: Ямада разбирал кассету с их провальным матчем против «Сэйбу», где Аяко трижды проигнорировала пас Хару в ключевые моменты. Кадр замер: мяч у её ног, Хару открыт под кольцом, но она бросала через трёх защитников. Свист. Промах.

– Фудзивара! – тренер стукнул указкой по экрану. – Здесь нужен был командный ход!

– Я видела шанс, – её голос звучал плоско, как бетон.

– Шанс? – Хару вскочил со скамьи. – Ты видела только свою славу!