Любовь падшего ангела

– Но как она могла быть нефилим? Они же.

– Не все погибли. Некоторые линии выжили, растворились среди людей. Серафина была последней из рода – он замолчал, будто понимая что-то ужасающее. – Последней из рода Летописцев.

– Летописцев? Азраил говорил, что вы были Летописцем.

– Да! – Габриэль вскочил с кушетки, начав лихорадочно ходить по мастерской. – Теперь я помню. Летописцы – это не должность, это раса. Гибридная раса ангелов и людей, созданная для хранения самых важных знаний. Мы записывали историю небес, пророчества, истинные имена творения.

– Мы?

Он остановился, посмотрел на неё с выражением, в котором смешались изумление и что-то похожее на благоговение.

– Элиза ваши способности, ваша родословная Реставраторы душ – это не просто люди с магическим даром. Это потомки Летописцев. Вы – моя сестра по крови.

Мир вокруг Элизы завертелся. Всё, во что она верила о себе и своей семье, рухнуло в одно мгновение.

– Это невозможно.

– Ваша прабабушка, которая лечила короля Георга – она была полукровкой. Ваша бабушка – тоже. Способность передавалась по женской линии, становясь всё слабее с каждым поколением. Но вы – он приблизился к ней, – в вас кровь Летописцев сильнее, чем в ваших предках. Именно поэтому вы смогли воздействовать на мою ангельскую память.

– Но тогда Серафина если она была нефилим.

– Она была моей родственницей. И когда я её спас, я не просто нарушил человеческую судьбу – я сохранил последнюю носительницу знаний Летописцев. А это знания, которые некоторые силы хотели бы уничтожить навсегда.

В воздухе мастерской что-то изменилось. Стало холоднее, а тени в углах сгустились. Элиза почувствовала присутствие чего-то чуждого.

– Мы не одни, – прошептала она.

– Да. И на этот раз это не Азраил.

Из тени у дальней стены выступили три фигуры в тёмных одеждах. Их лица были скрыты капюшонами, но от них исходила аура такого зла, что у Элизы перехватило дыхание.

– Габриэль, сын Света, – произнёс средний из пришельцев, и его голос был как скрежет металла по камню. – Ты восстановил то, что должно было остаться погребённым.

– Кто вы? – потребовала ответа Элиза, инстинктивно встав между незваными гостями и Габриэлем.

– Мы – Стражи Забвения. Мы служим равновесию между знанием и неведением. И мы пришли исправить ошибку, допущенную семь лет назад.

Сердце Элизы екнуло. Семь лет назад умерла её мать.

– Это вы убили Изабеллу Торнфилд?

– Твоя мать пыталась восстановить память серийного убийцы. Но этот убийца был не человеком – он был падшим ангелом, одним из тех, кто помнил Истинные Имена. Мы не могли позволить этим знаниям вернуться в мир.

Ярость, которую Элиза подавляла семь лет, вспыхнула с новой силой.

– Вы убили мою мать из-за каких-то абстрактных знаний!

– Не абстрактных. Истинные Имена – это слова, которыми был создан мир. Тот, кто знает их, может изменять законы реальности. Уничтожать миры и создавать новые. В руках падших ангелов эта сила стала бы оружием против самого Творца.

Габриэль сделал шаг вперед, и воздух вокруг него начал мерцать от едва сдерживаемой силы.

– Значит, вы убиваете всех, кто может восстановить эти воспоминания?

– Если необходимо – да. И сегодня мы заберём последних двух носителей крови Летописцев.

– Попробуйте, – прорычал Габриэль.

Стражи двинулись вперёд, и Элиза поняла, что началась битва не на жизнь, а на смерть. Но в отличие от утра она больше не была беззащитной девушкой, играющей с силами, которых не понимала.

Она была потомком Летописцев. И в её жилах текла кровь тех, кто когда-то стоял рядом с архангелами.

– Габриэль! – крикнула она, хватая с полки флакон с самой опасной из своих эссенций – Квинтэссенцией творения. – Вы помните ваше истинное имя?

– Что? – он обернулся к ней.

– Ваше имя в раю! То, которым вас называл Творец!

На лице Габриэля отразилось понимание. Он кивнул.

– Тогда произнесите его. И принимайте мою силу.

Элиза разбила флакон о пол. Квинтэссенция творения вспыхнула ослепительным светом, а затем потекла серебристыми ручейками по магическим символам на полу.

– Эль-Габри-Эль! – произнёс Габриэль, и его голос прогремел с такой силой, что затрещали оконные стёкла.

Мастерская наполнилась светом рождающихся звёзд. Разорванная аура Габриэля вспыхнула, восстанавливаясь не постепенно, а мгновенно, как молния, пронзающая небо. За его спиной развернулись крылья – не физические, а состоящие из чистого света и силы.

Стражи Забвения отшатнулись.

– Невозможно, – прошипел их предводитель. – Изгнанники не могут восстановить истинную форму!

– Могут, – сказал Габриэль, и теперь в его голосе звучала вся мощь архангела, – если их возлюбленная тоже несёт в себе кровь небес.

Он взглянул на Элизу, и в его глазах горел огонь, который был старше звёзд.

– Элиза Торнфилд, дочь Летописцев, – сказал он торжественно, – я прошу тебя стать моей спутницей в битве за право помнить и любить.

И в этот момент Элиза поняла, что её жизнь изменилась навсегда. Она больше не была просто реставратором душ из викторианского Лондона.

Она была воином в войне между памятью и забвением.

– Я принимаю, – сказала она, и её собственная аура вспыхнула золотистым светом.

Стражи Забвения атаковали одновременно, но теперь они сражались не с падшим ангелом и смертной женщиной.

Они сражались с силой самой любви, воскресившей мёртвое и вернувшей крылья изгнаннику.

Глава III. Отголоски рая.

Битва началась и закончилась в одно мгновение.

Когда объединённая сила Элизы и Габриэля обрушилась на Стражей Забвения, мастерская наполнилась светом такой интенсивности, что стекла окон не просто треснули – они превратились в сверкающую пыль, которая повисла в воздухе, как звёздная россыпь. Тёмные фигуры Стражей завизжали звуком, напоминающим одновременно рвущийся шёлк и скрежет металла по камню, а затем рассыпались, словно были сделаны из пепла.

Но их предводитель оказался сильнее остальных.

Он устоял под натиском света, хотя его капюшон сгорел, обнажив лицо, которое когда-то могло быть человеческим, а теперь представляло собой карту из шрамов и пустых глазниц.

– Ты думаешь, что победил? – прохрипел он, и его голос эхом отразился от стен. – Мы – лишь первые. За нами придут другие. Более сильные.

– Кто вас послал? – потребовал ответа Габриэль. Его крылья из света всё ещё сверкали за спиной, но Элиза заметила, что они становятся менее яркими. Восстановление истинной формы требовало огромных затрат энергии.

– Те, кто правит из тени. Те, кому выгодно забвение. – Страж начал отступать к разрушенному окну. – Совет архангелов – не единственная сила в небесах, изгнанник. Есть те, кто помнит времена до творения. И они не потерпят возвращения Летописцев.

– Времена до творения? – переспросила Элиза. – О чём он говорит?

Но Страж уже исчезал, растворяясь в ночном тумане.

– Семь дней, дочь Летописцев. Семь дней, чтобы отказаться от этого безумия. Иначе мы придём за тобой со всей силой Пустоты.

И он исчез, оставив после себя только запах серы и холодный ветер, врывающийся через разрушенное окно.

Габриэль тяжело опустился на колени, его световые крылья угасли. Элиза бросилась к нему, подхватывая под руки.

– Что с вами?

– Я переоценил свои силы, – сказал он, тяжело дыша. – Семь лет изгнания не прошли даром. Я больше не тот архангел, каким был.

Элиза помогла ему добраться до кресла у камина. В свете пляшущих языков пламени его лицо казалось изможённым, но в глазах горел новый огонь – огонь вернувшихся воспоминаний.

– Расскажите мне, – попросила она, усаживаясь рядом на низкий пуфик. – Что вы помните теперь?

Габриэль закрыл глаза, и по его лицу пробежала тень боли, смешанной с чем-то похожим на экстаз.

– Я помню утро творения, – прошептал он. – Первые слова, которые породили свет. Я стоял в первом ряду хора серафимов, когда Он произнёс: "Да будет свет". И свет был не просто светом – он был радостью, он был музыкой, он был любовью, материализовавшейся в сияние.

Элиза затаила дыхание. Она чувствовала, что прикасается к чему-то священному, к воспоминаниям о событиях, которые человечество знало только из древних текстов.

– Я помню создание первых людей, – продолжал Габриэль. – Адам и Ева были не единственными. Было множество пар, рассеянных по всей земле. Но в книгах осталась история только об одной из них, потому что именно их история стала символом. Я был назначен хранителем Эдема, записывал каждое слово, каждый жест первых людей.

– И тогда же родились Летописцы?

– Позже. – Габриэль открыл глаза, посмотрел на неё с удивительной нежностью. – Некоторые ангелы влюбились в дочерей человеческих. Это было запрещено, но любовь не знает запретов. От этих союзов родились дети – нефилимы. Они были сильнее людей, но смертнее ангелов. И в них соединились небесная мудрость и земная страсть.

– Но Потоп.

– Уничтожил большинство. Но не всех. Некоторые линии выжили, скрылись, растворились среди обычных людей. Летописцы были созданы как хранители памяти о тех временах, когда границы между небом и землёй были тоньше.

Элиза встала, подошла к разрушенному окну. Туман над Лондоном расходился, открывая звёздное небо. Где-то там, среди этих звёзд, был рай, который помнил Габриэль.

– Значит, во мне течёт кровь ангелов? – спросила она, не оборачиваясь.

– Очень разбавленная, но да. Именно поэтому вы можете видеть души, работать с их повреждениями. Именно поэтому ваше прикосновение может исцелить даже ангельскую память.

Элиза обернулась к нему, и в её глазах плясали отблески звёзд.

– А что вы чувствуете ко мне, Габриэль? Благодарность за исцеление? Или что-то большее?

Он поднялся с кресла, подошёл к ней. В разрушенной мастерской, среди осколков стекла и следов магической битвы, они стояли друг напротив друга – падший ангел и смертная женщина с каплей небесной крови в жилах.

– Я прожил тысячи лет, – сказал он тихо, – но никогда не знал, что такое любовь, пока не встретил Серафину. А теперь теперь я понимаю, что то, что я чувствовал к ней, было лишь отражением, тенью настоящего чувства.

– Габриэль.

– Элиза, – он взял её руки в свои, и она почувствовала тепло, которое шло не от кожи, а откуда-то из глубины его существа. – Я не знаю, что нас ждёт. Стражи Забвения вернутся, и в следующий раз они будут сильнее. Совет архангелов считает меня предателем. А теперь ещё и эти загадочные силы из времён до творения.

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что если мы останемся вместе, ваша жизнь будет в постоянной опасности. Возможно, было бы лучше, если бы я ушёл. Исчез. Спрятался где-нибудь на краю света, где мои враги не смогут найти меня.

Элиза высвободила руки из его ладоней и шагнула назад.

– И вы думаете, что я позволю вам это сделать?

– Элиза.

– Нет! – её голос зазвенел от гнева. – Семь лет назад они убили мою мать, потому что она пыталась помочь такому же падшему, как вы. Семь лет я жила с этой болью, не зная правды. А теперь, когда я наконец узнала, кто виноват в её смерти, вы предлагаете мне спрятаться?

Она подошла к столу с инструментами, взяла флакон с самой редкой из своих эссенций – Квинтэссенцией памяти. В хрустальном сосуде переливалась жидкость всех цветов радуги, напоминающая жидкий опал.

– Вы хотите вспомнить всё? – спросила она решительно. – Абсолютно всё, что знали в раю?

– Элиза, это слишком опасно. Если я восстановлю полную память.

– Тогда вы станете самым могущественным из всех падших ангелов. И у нас появится шанс победить тех, кто убил мою мать.

Габриэль смотрел на неё долго и внимательно. Потом медленно кивнул.

– Хорошо. Но есть условие. Если что-то пойдёт не так, если процесс начнёт меня изменять в худшую сторону – вы должны остановить меня. Любой ценой.

– Обещаю.

Она приготовила новый магический круг, используя серебряный порошок, смешанный с пылью, которая осталась от разбитых окон – в этой пыли была заключена энергия их совместной победы над Стражами. Габриэль лёг на кушетку в центре круга, и Элиза начала самый сложный ритуал в своей жизни.

Первые капли Квинтэссенции памяти она нанесла ему на лоб, и реакция была мгновенной. Габриэль выгнулся, его глаза распахнулись, но вместо зрачков в них пылали звёзды.

– Я вижу престол! – воскликнул он голосом, в котором смешались восторг и ужас. – Он сидит в свете, который ярче тысячи солнц, но лица Его я не могу разобрать никто не может.

Элиза продолжала работу, нанося эссенцию на определённые точки. С каждым прикосновением воспоминания Габриэля становились ярче, детальнее.

– Михаил я вижу Михаила! Он ведёт небесное воинство против против кого-то. Против тех, кто был до творения. Но кто они?

– Опишите, что видите.

– Тени. Существа из живой тьмы, которые были здесь до того, как прозвучало первое слово творения. Они хотят вернуть изначальный хаос, стереть всё созданное и вернуть вселенную в состояние пустоты.

Элиза почувствовала холод. Стражи Забвения упоминали "те, кто правит из тени" и "силы Пустоты". Неужели Габриэль видел их истинную природу?

– Продолжайте.

– Я был в библиотеке всех историй там хранятся не только записи о прошлом, но и все возможные варианты будущего. И я видел боже, я видел книгу о нас с вами.

– О нас?

– О падшем ангеле и смертной женщине, которые встретились в туманном Лондоне и изменили ход истории. В одном варианте мы погибаем уже завтра. В другом – живём тысячу лет и становится основателями новой расы. В третьем.

Он замолчал, его лицо исказилось болью.

– В третьем что?

– В третьем я убиваю вас собственными руками.

Элиза застыла, кисть замерла в воздухе.

– Почему?

– Потому что в этом варианте будущего я восстанавливаю не только память, но и первоначальную природу архангела. А архангелы мы не созданы для любви к смертным. В нас слишком много божественного огня, который сжигает всё человеческое.

В мастерской повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в камине.

– И что вы предлагаете? – спросила наконец Элиза.

– Остановиться. Не восстанавливать полную память. Остаться тем, кто я есть сейчас – не совсем ангелом, но и не совсем человеком.

Элиза посмотрела на него – лежащего в магическом круге, с лицом, искажённым борьбой между долгом и желанием, между божественной природой и человеческой любовью. И приняла решение.

– Нет, – сказала она твёрдо. – Мы продолжаем.

– Элиза.

– Будущее не высечено в камне. Эти книги показывают возможные варианты, но не неизбежность. Мы сами создаём свою судьбу.

Она обмакнула кисть в Квинтэссенцию памяти и коснулась его сердца.

Эффект превзошёл все её ожидания.

Габриэль вскрикнул, и из его тела хлынул поток чистого света. Но это был не тот мягкий золотистый свет, который исходил от него раньше. Это было пламя творения – белое, ослепительное, наполненное такой силой, что Элиза почувствовала, как её собственная аура начинает резонировать с ним.

– Я помню всё! – голос Габриэля прогремел, как хор тысячи ангелов. – Все тайны небес, все истинные имена, все слова силы!

Он поднялся с кушетки, и теперь его тело казалось сотканным из света. За спиной развернулись шесть крыльев – не световых иллюзий, как раньше, а настоящих, белоснежных, каждое перо которых пылало внутренним огнём.

Элиза отступила. Это был уже не тот Габриэль, которого она знала. Это был архангел во всей своей первозданной мощи.

– Смертная, – произнёс он, и в его голосе не было ни тепла, ни любви, только бесконечная, холодная власть. – Ты пробудила то, что лучше было бы оставить спящим.

– Габриэль, это я, Элиза.

– Я знаю, кто ты. – Он сделал шаг к ней, и воздух вокруг них начал плавиться от жара его присутствия. – Дочь Летописцев. Хранительница запретных знаний. И величайшая опасность для равновесия миров.

Сердце Элизы ёкнуло. Третий вариант будущего начинал сбываться.

– Твоя любовь ко мне и моя к тебе нарушают божественный порядок, – продолжал он, приближаясь. – Ангел не должен любить смертную. Архангел не должен испытывать человеческие эмоции. Это ослабляет меня, делает уязвимым.

– Но именно любовь вернула вам память!

– И именно она может стать причиной падения небес. – Он протянул руку, и в его ладони вспыхнул меч из чистого света. – Прости меня, Элиза Торнфилд. Но твоя смерть необходима для спасения всего творения.

Элиза поняла, что у неё есть секунды, чтобы что-то предпринять. Габриэль больше не боролся с собой – архангельская природа полностью подавила человеческие чувства.

Но у неё был козырь, о котором он не знал.

Она быстро произнесла заклинание на языке, который помнила из снов об Александрии – древнем языке жриц Исиды. И случилось чудо – слова подействовали. По мастерской пробежала волна силы, которая заставила Габриэля остановиться.

– Что ты делаешь?

– Использую дар, который передавался в моём роду тысячи лет, – ответила Элиза, продолжая плести заклинание. – Способность видеть истинную природу души. И знаете, что я вижу в вашей душе, архангел Габриэль?

Меч в его руке задрожал.

– Я вижу, что вы лжёте. Себе и мне. Любовь не ослабляет вас – она делает сильнее. Именно любовь ко мне позволила вам сопротивляться изгнанию семь лет. Именно любовь дала силы восстановить память. И именно страх перед этой любовью заставляет вас сейчас прятаться за маской бесчувственного архангела.

Свет вокруг Габриэля заколебался.

– Ты не понимаешь.

– Понимаю лучше, чем вы думаете. – Элиза сделала шаг вперёд, несмотря на смертельную опасность. – Вы боитесь не того, что любовь разрушит небеса. Вы боитесь того, что она может их изменить к лучшему.

Меч исчез из его руки.

– Элиза.

– Да, это я. Женщина, которую вы любите. Которая любит вас. И если небесам это не нравится, возможно, пришло время изменить правила игры.

Свет вокруг Габриэля начал меняться – из холодного белого он становился тёплым золотистым. Архангельские черты его лица смягчались, возвращая человечность.

– Я чуть не убил тебя, – прошептал он.

– Но не убили. Потому что любовь сильнее страха.

Он упал на колени, крылья за его спиной потускнели, но не исчезли совсем.

– Что со мной происходит? Я всё помню – и рай, и своё прошлое, и законы небес. Но при этом чувствую к тебе то, что архангелы чувствовать не должны.

Элиза подошла к нему, опустилась рядом на колени, взяла его лицо в ладони.

– Возможно, вы становитесь чем-то новым. Не архангелом и не человеком, а чем-то средним. Существом, которое помнит рай, но способно любить землю.

За разрушенным окном начинал брезжить рассвет. Первые лучи солнца проникли в мастерскую, осветив их лица.

– А теперь слушайте внимательно, – сказала Элиза. – У нас есть проблема. Стражи Забвения дали нам семь дней. Совет архангелов считает вас предателем. А ещё есть какие-то древние силы, которые существовали до творения.

– Хаосники, – кивнул Габриэль. – Теперь я помню. Они не были уничтожены, только изгнаны в межпространство. И если Летописцы вернутся.

– Они попытаются использовать наши знания, чтобы разрушить мироздание, – закончила за него Элиза.

– Именно. – Он поднялся, помог подняться ей. – Элиза, нам нужно найти других выживших Летописцев. Одни мы не справимся.

– Как их найти?

– Через родословные. Все семьи, которые на протяжении поколений имели дело с магией души, исцелением, предвидением – потенциальные потомки. Но сначала.

Он не закончил фразу, потому что в воздухе мастерской появилась новая фигура. На этот раз не враг – Элиза сразу почувствовала доброжелательную ауру. Это была женщина средних лет в простом тёмном платье, с седыми волосами, убранными в строгий пучок.

– Госпожа Торнфилд, – сказала она, слегка поклонившись. – Архангел Габриэль. Меня зовут Агата Моррисон. Я представитель подпольной организации, которая семь лет ждала этого момента.

– Какой организации? – насторожилась Элиза.

– Ордена Хранителей Равновесия. Мы – потомки Летописцев, которые не афишируют свои способности, но тайно защищают мир от угроз вроде Хаосников. И, госпожа Торнфилд, нам очень нужна ваша помощь.

– Моя помощь?

– Три дня назад в Йоркшире произошло событие, которое может изменить ход истории. Там пробудился один из Первородных – ангел, который существовал ещё до восстания Люцифера. И он не на нашей стороне.

Элиза взглянула на Габриэля. В его глазах она увидела смесь страха и решимости.

– Первородные, – прошептал он. – Я думал, они спят вечным сном.

– Видимо, события последних дней их разбудили, – сказала Агата. – И если мы не остановим его в ближайшие четыре дня, он откроет врата между мирами. А это значит.

– Конец всему, – закончил Габриэль.

Элиза посмотрела на свою разрушенную мастерскую, на рассвет за окном, на мужчину рядом с собой, который был одновременно ангелом и человеком, а теперь ещё и её судьбой.

– Значит, наше путешествие только начинается, – сказала она.

Глава IV. Опасные глубины.

Агата Моррисон оказалась не тем, чем казалась на первый взгляд.

Под её скромным видом провинциальной учительницы скрывалась одна из самых могущественных магичек Британской империи. Когда она сняла перчатки, Элиза увидела, что её руки покрыты татуировками – не обычными, а живыми. Серебристые символы медленно перетекали по коже, образуя новые узоры.

– Руны связи, – пояснила Агата, заметив удивлённый взгляд Элизы. – Они соединяют меня со всеми членами Ордена. В данный момент восемнадцать наших агентов следят за ситуацией по всей Европе.

– Восемнадцать? – переспросил Габриэль. – Это всё, что осталось от Летописцев?

– Активных – да. Но есть ещё спящие линии, семьи, которые не знают о своём наследии. Как госпожа Торнфилд до вчерашнего дня.

Агата подошла к развалинам мастерской, провела рукой над осколками разбитых флаконов. Её татуировки засветились ярче, и обломки начали медленно подниматься в воздух, собираясь в первоначальную форму.

– Впечатляющая магия восстановления, – заметил Габриэль.

– Семейный дар Моррисонов. Мы можем возвращать предметам их изначальное состояние. К сожалению, на живых существ это не действует.

За несколько минут мастерская приобрела почти первозданный вид. Только окна остались разбитыми – их магия не затронула.

– Теперь к делу, – сказала Агата, раскладывая на столе карту Британских островов. – Первородный пробудился здесь, – она указала на точку в Йоркширских долинах. – В аббатстве Рифо. Три дня назад местные жители начали сообщать о странных явлениях – животные покидают окрестности, растения увядают без причины, а ночью над развалинами видят огромную тёмную фигуру с шестью крыльями.

– Шесть крыльев, – пробормотал Габриэль. – Это серафим. Но какой из них? И почему он восстал?

– Мы не знаем его имени. Но знаем, что он делает – собирает Печати Творения.

Элиза нахмурилась. Это название ей ничего не говорило, но по лицу Габриэля она поняла, что речь идёт о чём-то крайне важном.

– Печати Творения, – повторил он медленно. – Семь артефактов, которые использовались при создании мира. Если их собрать вместе.

– Можно переписать законы реальности, – закончила Агата. – Именно этого и хочет наш Первородный. Он уже заполучил две печати – Печать Первого Света и Печать Изначальных Вод. Ещё пять находятся в разных местах по всему миру.

– И где они? – спросила Элиза.

Агата начала отмечать точки на карте.

– Печать Земли спрятана в катакомбах под Парижем. Печать Воздуха – в монастыре на Тибете. Печать Огня – в вулкане Везувий. Печать Живого Слова – в Ватиканской библиотеке. А седьмая, Печать Времени, считается утраченной.

– И наша задача – добраться до них раньше, чем это сделает Первородный?

– Именно. Но есть проблема. – Агата сложила карту. – Мы не можем разделиться. Каждая печать защищена магией такой силы, что только объединённые усилия архангела и полнокровного Летописца могут её преодолеть.

– Полнокровного? – переспросила Элиза. – Но я.

– В вас течёт разбавленная кровь Летописцев, это правда. Но после последней ночи, после того, как ваша сила смогла восстановить память архангела – Агата внимательно посмотрела на неё. – Что-то изменилось. Ваша аура стала ярче, плотнее. Я думаю, близость к Габриэлю пробуждает спящие гены.

Элиза почувствовала странное покалывание в кончиках пальцев. Теперь, когда Агата обратила на это внимание, она действительно чувствовала себя по-другому. Словно внутри неё проснулось что-то, что дремало всю жизнь.

– Но чтобы активировать этот потенциал полностью, – продолжала Агата, – вам понадобятся определённые ингредиенты. Крайне редкие и крайне опасные в добыче.