Кибуц Галуёт

От этих грустных мыслей стало немного веселее. Женя перевел взгляд от толстой ветки на дорожку, по которой в его фантазиях должна бежать обезумевшая от горя Верочка, но увидел Лену. Лицо у Лены было грустное, несчастное, в глазах стояли слезы. Жене даже на миг показалось, что тело его уже висит на дереве, и он наблюдает за Леной с небес. Вот сейчас она закричит и без сил упадет на землю. Лена, действительно, вскрикнула и тяжело села на камень.

– Нога… столик упал, когда я убирала виллу. Точнее, столешница, гранитная, она не была прикреплена, я столик подняла, а она упала и прямо на ногу… – И только тут Женя увидел, что одна нога у Лены распухшая, сине– красная, огромная, и к ступне, которая не поместилась бы теперь ни в один ботинок, трогательно привязана веревочкой картонка.

План созрел мгновенно.

– К врачу, срочно к врачу в Тверию! – Из несчастного, прибитого жизнью скитальца Женя вмиг превратился в сгусток энергии. – Я возьму у Гарри кибуцную машину, по такому случаю он даст, и повезу тебя в травмопункт!

Женя побежал искать Гарри,весело напевая: «Увезу тебя в травмпункт я, увезу к седым пескам…. Мы поедем, мы помчимся на машине, на кибуцной…».

А Лена поплелась домой, посмотреть, вернулись ли из школы дети.

Марина, старшая, как всегда сидела в кресле и читала книгу, а Вика носилась возле дома на велосипеде. Саша спал перед ночной сменой. Лена стала будить его и просить присмотреть за Викой. За Марину она в данной ситуации не беспокоилась. Девочка полностью ушла от действительности в мир книг, и вряд ли поднимется со своего кресла до ночи. А вот Вика, напротив, в последнее время стала совсем неуправляемой. Саша с трудом открыл один глаз, посоветовал ей забрать своих детей с собой, напомнил про зарплату и еще добавил что-то неразборчиво. То есть Лена, к сожалению, разобрала, но решила, что это было неразборчиво, со сна, и ей это послышалось. Но в травмопункт ехать сразу расхотелось, лучше она останется здесь, с Викой. А нога… Что ж, Саша потом раскается, и дочки всплакнут. Даже не оторвались от своих дел, не подошли к больной матери. Хорошо, чтобы об этом узнала и та сволочь из Сохнута…

От грустных мыслей ее оторвал настойчивый автомобильный гудок.

Опытный Женя предусмотрел эту ситуацию. Он лихо подкатил к домику Лены на кибуцной машине вместе с Верочкой. Узнав о таком несчастье, Вера сменила гнев на милость, сразу же согласилась присмотреть за детьми, накормить их ужином и даже пыталась переодеть Лену из рабочей одежды во что-то соответствующее предстоящей поездке в город. Но старые, потертые штаны Лены никак не хотели слезать с распухшей ноги, а разрезать их Лена категорически отказалась. Вера аккуратно подвернула штанину, закатала ее до колена, привязала потуже картонку к ступне и, тяжело вздохнув, отпустила мужа с подругой в Тверию.

Не успели они выехать за территорию кибуца, как Женя стал жаловаться на сексуальную холодность Верочки, на ее постоянные попреки и свое бесконечное одиночество.

– А ведь это она, стерва, притащила меня в Израиль! Променять Питер на этот убогий кибуц! Дурак, какой я дурак! Белые ночи, влюбленные пары на набережной Невы, толпы туристов! А работа у меня была, можно сказать, романтическая: я по ночам хлеб развозил по магазинам и всякую там свежую выпечку. И вот представь, еду я по Питеру, мосты развели, народ возбужденный, магазины закрыты…. А у меня в машине, кроме мучного, всегда было несколько ящиков водки на продажу! Понимаешь?! Да ничего ты не понимаешь! Я за одну белую ночь столько имел, сколько ты за год в своем совхозе на Камчатке не получала! Да слышал я про твои ранние помидоры! Но все это фигня, уж поверь мне. Пачки, пачки денег. Руки уставали их считать! И вот на нашей тусовке появилась она, загадочная иностранка, Верочка, только что из Туниса! Сколько в ней было заграничного шарма! И я влюбился, как дурак. Как мальчишка! На беду, она ответила взаимностью, я приглянулся ей пятой графой! И вот я здесь! А сколько раз я спрашивал ее: «Верочка, скажи правду, Израиль – это Европа?» «Европа, Женечка, Европа», – отвечала эта иностранка и игриво ласкала меня. А где теперь эта игривость, где эти ласки? Так я тебе отвечу, Лена, отвечу честно, там же, где и эта Европа… А я вот смотрю на тебе, Лена, и восхищаюсь. И муж у тебя ухоженный, и дети воспитанные, еще и работать умудряешься, и как тяжело работаешь! Да ты, Лена, просто цены себе не знаешь, ты такая…такая… да, ты просто трехжильная!

И Женька аккуратно притормозил перед травмопунктом, до которого они уже успели доехать.

– Иди, Леночка, иди. Осторожно ступай, береги ногу. А я по магазинам прошвырнусь и часа через два заеду за тобой.

Как только Лена захлопнула дверцу машины, Женька ударил «по газам» и, напевая: «На машине на кибуцной…», скрылся за поворотом.

«Шалом, ма нишма(Как дела)?! – радостно бросилась к Лене девушка-секретарша. Посмотрев на распухшую ногу, покачала головой: «Русья, Чернобыль…» и протянула Лене номерок в очередь к ортопеду. Лена нашла свободный стул и села. Народу было много, но больные все продолжали и продолжали поступать. Кто хромал на костылях, кого вкатывали на кресле-каталке, а некоторых даже вносили на носилках. И для всех у девушки-секретаря было готово радостное приветствие: «Шалом, ма нишма?» – как будто встречала они не больных в травмопункте, а дорогих гостей на вечеринке.

Наконец-то подошла очередь Лены. Врач, строгий пожилой мужчина, внимательно выслушал рассказ Лены, поправляя неправильно произнесенные на иврите слова, заставляя употреблять глаголы в прошедшем времени, а не в инфинитиве и правильно пользоваться предлогами: «Стол не падать, а упал. Не в ногу, а на ногу», – терпеливо объяснял он пациентке. Потом, заставив Лену еще раз повторить весь рассказ, но уже без лингвистических ошибок, поставил диагноз:

– Это перелом, несомненно, перелом. Кость сломалась! – И, подумав, что, возможно, Лена не знает этих ивритских слов, схватил со стола карандаш и с треском разломал его пополам:

– Теперь поняла? – Он поднес к лицу Лены острые обломки карандаша, радуясь своей находчивости. – Теперь ты будешь знать два новых слова: «перелом» и «кость». А сейчас иди на рентген. Уверен, что это перелом. Но по правилам больничной кассы должен предоставить тебе полное обслуживание.

Через час Лена протянула врачу рентгеновские снимки. Доктор уверенно взял их, посмотрел на свет и вдруг закричал по-русски:

– Блин, кость цела! Да как же так? Ведь по всем признакам, это перелом!

– Вы говорите по-русски? – удивилась Лена. – Тогда зачем вы заставляли меня все рассказывать на иврите?

– Для тебя же старался. Ты должна использовать любую возможность, чтобы практиковаться в языке. Иначе ты его никогда не выучишь. Никогда! А сейчас ступай домой и приложи к ноге что-нибудь холодное. Надо же, кость цела!

Доктор швырнул Лене рентгеновские снимки, как будто она была виновата в неправильном диагнозе.

Через полчаса появился разрумянившийся и веселый Женька. Ему хотелось еще оттянуть момент встречи с Верочкой, и план у него был уже готов!

– Тебе фатально не везет, – Женя с трудом изобразил скорбное выражение лица. – Я хочу помочь тебе. Мы сейчас поедем в Капернаум, там в Церкви Двенадцати Апостолов ты поставишь свечку. Ничем не рискуем, но я уверен, поможет.

Переубеждать Женю уже не было сил. Поехали в Капернаум. По дороге Женя опять жаловался на сексуальную холодность Верочки, но ничего нового для себя Лена уже не узнала. На комплементе «ты – трехжильная…» Женя притормозил на стоянке недалеко от церкви.

– Ты посиди здесь, – он указал Лене на пыльную скамеечку. – А я сбегаю, посмотрю, открыт ли храм, в крайнем случае, разыщу батюшку, попрошу у него ключ, по такому случаю, он даст…

Женька убежал, а Лена положила распухшую ногу на скамейку и стала с ужасом разглядывать ее. Вид у ноги был страшный, да и сама ноющая боль превратилась в острую, почти нестерпимую. Нога настолько распухла, что старая штанина начала расходиться по шву. Картонка, привязанная к ступне, почти стерлась и была сейчас на размер меньше распухшей ноги.

Она отвязала картонку и положила рядом с собой. От веревок на ступне остались красные рубцы. «Пусть нога отдохнет. Она такая страшная. Да и я, наверное, жутко выгляжу. Вот бы посмотреть в зеркало»… – подумала Лена. Она вдруг вспомнила, что не умывалась и не расчесывалась после работы, а также ничего не ела и не пила. Потом махнула рукой на эти мелочи. Все равно вокруг никого нет, какая разница, как она выглядит.

Но Лена ошиблась. На стоянку заехал шикарный автобус. Из него вышли иностранные туристы и чинно пошли по направлению к церкви. Увидев Лену, они начали возбужденно переговариваться между собой, полезли за кошельками, и тут, к ужасу Лены, на картонку начали сыпаться доллары.

– Не надо, не надо, я не нищая! – Закричала Лена на русском, потом на иврите, а потом просто заплакала. Но туристы поняли слова Лены неправильно. Они стали гладить Лену по голове, перекрестили ее, а одна верующая даже крепко расцеловала в обе щеки, три раза по христианскому обычаю.

Дальше Лена уже ничего не помнила. Она очнулась в своем кибуцном домике. Вера заботливо положила лед к ноге и холодную повязку на лоб. Саша уже был на работе, девочки спали, но обиднее всего было то, что об этом не узнала та сволочь … из Сохнута.

Собрание

Вера стояла на автобусной остановке и обдумывала ситуацию: мужа надо было срочно менять – это ясно. И страну тоже желательно поменять, даже не страну, а регион. Надо брать значительно севернее, подальше от Африки.

– Можно вам задать один вопрос? – неожиданно обратились к Вере две стоявшие рядом женщины. – Вы верите в Бога живого? Верите, что Создатель желает своей пастве только благо?

– Ну, допустим….

– Тогда мы приглашаем вас на наше собрание «Евреи, верующие в Христа». В этот шабат будет особая молитва, к нам приезжают братья по вере из Финляндии.

Что ж, Финляндия, это совсем не плохо. И Верочка тут же стала решать организационные вопросы. Ее, Лену и девочек (это, чтобы не вызвать преждевременных подозрений у ревнивого Женьки) заберут прямо из кибуца на микроавтобусе «братьев по вере». А вечером вернут назад.

Лену долго уговаривать не пришлось. Она уже почти вылечила ногу и практически не хромала. Но все равно очередной шабат не предвещал никакой радости. Саша весь день будет спать перед ночной сменой, а она с девочками часами гулять по кибуцу от одной загородки с колючей проволокой до другой, разглядывая бедуинских коров, пасущихся на каменистых склонах.

Таким образом, неожиданно для себя, Вера и Лена с дочками оказались среди евреев, верующих в Христа.

Девочек забрали на детские занятия, Верочка сразу куда-то упорхнула, а Лена зашла в большой зал, полный верующих. Она с облегчением отметила, что люди вокруг приятные, доброжелательные, празднично одетые. На сцене стояли электроорган и две гитары.

– Прославление! – Закричал кто-то.

И тут же на сцену выскочили двое молодых парней. Они ударили по струнам и бодро запели. Через мгновение к ним присоединилась красивая девушка. Она играла на электрооргане. Зрители стали раскачиваться в такт и поднимать к небу руки. Все это больше было похоже на дискотеку в школе, где училась Лена, чем на богослужение.

После Прославления по рядам пустили пластиковое ведерко для сбора пожертвований. Несколько человек по очереди рассказывали, какие чудесные изменения произошли в их жизни после того, как они стали отдавать десятину.

Наконец, появились братья по вере из Финляндии. Как объяснил пастырь, на них недавно снизошла божественная сила, и теперь они ездят по свету, исцеляют больных и помогают страждущим.

Из зала вышли желающие исцелиться. Братья возлагали им на плечи руки, шептали молитву, и люди падали на спину, как подкошенные. Видимо, такое исцеление было здесь не в новинку, так как падающих подхватывали и осторожно укладывали на пол.

Неожиданно и Лена оказалась перед братьями. Один из них положил ей руки на плечи. Руки были горячие, и от них, действительно, исходила какая-то положительная энергия. Лена зажмурилась. Руки слегка подтолкнули ее назад, но она не упала. «Молись, сестра, молись!» – Кричал ей кто-то так, как когда-то в роддоме кричала акушерка: «Тужься, милая, тужься». Лена молилась изо всех сил. Но тогда после потуг раздался детский крик, а сейчас ничего не произошло. Она так и не упала в заботливо расставленные сзади руки. Просто отошла от братьев и вышла на улицу.

Во дворе был уже накрыт стол с легким угощением: нарезанные на четыре части питы, хумус, соленые огурцы и оливки. Стояли кувшины с холодной сладкой водой, а на соседнем столике дымился электросамовар, окруженный вазочками с пакетиками чая, сахара и кофе.

К Лене подбежала младшая дочка Вика.

– Мама, смотри, нас учили рисовать голубя!

Голубь в изображении Вики был очень похож на цыпленка из кибуцного курятника, такой же длинноногий и несуразный.

Тут же к ним подскочила Верочка:

– Я тут смотрела комнаты для обездоленных, – радостно сообщила она. – Найду там для себя временное пристанище, если нас все-таки выпрут из кибуца за долги. А Женька пусть катится на все четыре стороны. Ну, а ты как? Вижу, что тоже развеялась немного! Ой, какая курочка-ряба, – Верочка похвалила Вику. – Рисуй, рисуй, детка, вырастешь, художницей станешь!

И Верочка снова куда-то ускакала.

Старшая дочь Марина к столу даже не подошла. Она сидела в тени оливкового дерева и увлеченно читала Библию.

Лена выпила немного воды и снова зашла в зал. Во втором отделении продолжалась проповедь пастыря.

Говорил пастырь на английском, а красивая девушка-пианистка синхронно переводила проповедь на русский. Лена с интересом слушала. Пастырь обрисовывал Всевышнего в образе доброго председателя профсоюза, раздающего нуждающимся по их просьбам: кому здоровье, кому материальный достаток, кому детей. Раздавал щедро, но только членам своего профсоюза, и только тем, кто регулярно платит взносы.

Напоследок помолились еще раз и разошлись по машинам.

Вера и девочки тут же заснули. А Лена смотрела в окно.

Вот они проезжают реку Иордан. К святому месту идет группа желающих креститься. Впереди идет пастырь. За ним верующие, у каждого в руках только что купленная белая крестильная рубашка.

Чуть дальше к могиле праведника Рамбам поднимается группа мужчин в черных сюртуках и черных шляпах.

По озеру Кинерет плывут несколько кораблей с паломниками. Паломники сидят на палубе. Поют псалмы, поднимают глаза к небесам и изредка подглядывают в листочки с текстом.

А по улицам Тверии уже спешат в синагогу верующие евреи. У мужчин в руках аккуратно сложенный талес и книга священных писаний. Женщины одеты в нарядные шабатние платья. Скоро начнется вечерняя молитва.

Мимо проносятся туристические автобусы. Они спешат к вечерне в Церковь Двенадцати Апостолов и в Церковь Нагорной проповеди.

Напряженный будет сегодня вечер в небесной канцелярии. Много просьб и молитв вознесутся к небу.

* * *

В кибуц вернулись затемно. Лена взяла спящую Вику на руки, осторожно разбудила Марину и повела полусонную девочку к их временному жилищу. В окне горел свет, и это было странно, потому что Саша давно должен был быть на работе.

Саша вышел им навстречу. Спокойный, добродушный, уверенный в себе.

– Я ушел с этого жуткого завода. Мы переедем в Хайфу, пойдем на курсы, найдем нормальную работу. Девочки будут учиться в городской школе. Все устроится…

Дом третий

Демократ Дима

Рано утром Лена сделала Саше бутерброды в дорогу, дала бутылочку холодной воды и, проводив до автобуса, пожелала удачи. Саша поехал в Тверию на центральную автобусную станцию, где должен был пересесть на автобус, идущий в Хайфу. Он был полон решимости начать новую жизнь. О деталях своего плана он намеревался подумать во время долгой дороги. Но словоохотливый русскоговорящий сосед помешал ему.

– Откуда приехал? – обратился он к Саше с традиционным вопросом.

– С Камчатки, – ответил Саша.

Сосед тут же процитировал стихи:

Реквием над тундрой, над тайгою

Вновь звучит от перелетных стай.

Краткою осеннюю порою

Слышит эту песнь суровый край,

Где молчат могильные траншеи…5

– Ты, наверное, внук ссыльных? Политических заключенных? Наследник узников ГУЛАГа? – Подмигнул ему сосед.

– Да нет, – стал оправдываться Саша. – Мы с женой попали на Камчатку по распределению после института.

– Не бойся, – сосед ласково приобнял Сашу. – Здесь тебе уже не надо скрывать правду. Тем более от меня. Перед тобой демократ, демократ до мозга костей. Я забыл представиться, меня зовут Дима. Фамилия самая что ни наесть еврейская – Коган. Слышал обо мне?

– Да как-то не пришлось, – сознался Саша – Простите, а кто вы?

– Я был достаточно известной фигурой в кругах диссидентов. Переправлял даже свои статьи на «Голос Свободы», под псевдонимом, конечно…

– Закрой окно, – закричал вдруг Дима на иврите соседу, сидевшему напротив.

– Ты что, не понимаешь, кондиционер работает, воздух охлаждает!

– Мою жену укачивает, ей душно, – сказал сосед.

– Душно! Вы элементарной физики не знаете! Кондиционер не справляется с объемом воздуха, если открыты окна! Уроды, они даже не знают, что напротив них сидит почти знаменитый физик!

– Вы физик? – вежливо поинтересовался Саша.

– И еще какой! Подавал огромные надежды в институте! Пока не выгнали за инакомыслие!

А к вам еще не приходили,

Еще не взламывали дверь?

Как в страшной сказке или были

Где человек страшней, чем зверь?6

– Самиздат! Автор не известен, мне, по крайней мере, – продолжал Дима. – В той стране тоталитарного режима все должны были маршировать строем и прославлять партию! А я демократ, демократ до мозга костей. Мне чуждо любое насилие. Им не понравилось это, и они выгнали меня, никто не посмел заступиться! Хорошо хоть, что не сгноили в Магадане, как твоих несчастных родителей!

– Мои родители, к счастью живы и здоровы, – перебил его испуганный Саша. – И они тоже планируют перебраться в Израиль.

– А вот это правильно, – одобрил демократ. – Вот увидишь, как легко им будет дышаться здесь. В стране истинной демократии. Постепенно они забудут свои страхи, перестанут по ночам прислушиваться к шагам за дверью… Нет, я не могу больше терпеть, когда вопреки всем законам физики при работающем кондиционере открывают окна!

Дима подошел к окну и с силой захлопнул его.

Пассажир вскочил и снова открыл окно.

Дима тут же «дал ему в глаз». Водитель резко затормозил. От удара и торможения упрямый пассажир не удержал равновесие и стал падать в проход. Он наверняка разбил бы себе голову, но Саша вовремя схватил его.

– Вы в порядке? Успокойтесь! Все закончилось ….

– Ошибаешься, дружок, для тебя все только начинается, – зловеще прошептал на ухо Саши полицейский, к несчастью ехавший в этом же автобусе, и ловко застегнул наручники на его руках. Второй полицейский уже тащил к выходу упирающегося демократа.

Дальнейшие события Саша помнил плохо. Вот сидят они в полицейском участке. Дают показания. Допрашивает его полицейский на русском языке, а записывает показания на иврите. За фанерной перегородкой допрашивают демократа. Вдруг из-за перегородки высовывается полицейский и громко спрашивает:

–Парни, кто знает, как на иврите будет слово «падла»?

Со всех сторон высказываются различные версии. Полицейский вежливо благодарит за помощь в переводе и записывает в протокол наиболее понравившийся вариант.

* * *

Дима вышел из заключения через несколько дней. Он соорудил шалаш на берегу Кинерета, прямо у въезда в Тверию. Шалаш украсил плакатами: «Жертва полицейского произвола», «Жертва израильского насилия» и стал ждать репортеров. Но на его шалаш обратил внимание только местный бедуин, имеющий доходный бизнес по другую сторону дороги.

Весь день бедуин сидел на циновках в своей бедуинской палатки и злобно покрикивал на детей и жену. Босоногие чумазые ребятишки резвились в грязи около палатки, а замученная тяжким трудом жена варила на углях крепкий кофе и чай из степных трав. Этими напитками она угощала мужа и многочисленных иностранных гостей.

Туристические автобусы часто останавливались около палатки. Экскурсоводы считали своим долгом показать гостям страны дикость первобытного строя. Туристы ужасались, охали, пили чай и кофе, фотографировались и оставляли хозяину щедрые «чаевые».

Вечером, когда темнело, и туристы уже ужинали в своих отелях, бедуин вставал с циновки, снимал маскировочный чехол со своего джипа, садился в него и заводил мотор. Радостные ребятишки заскакивали на заднее сидение, а жена чинно садилась впереди рядом с мужем. После трудового дня они возвращались в свою благоустроенную виллу, где принимали ванну, ужинали, смотрели телевизор и засыпали в удобных кроватях, чтобы хорошо отдохнуть перед новым рабочим днем.

Увидев палатку Димы, бедуин занервничал. Он опасался, что демократ перетянет на себя внимание интуристов и денежные потоки изменят направление. Но Дима проводил дни и ночи в гордом одиночестве. Интуристы, пресытившиеся в своих странах борцами за справедливость, по-прежнему сворачивали к палатке бедуина и оказывали ему посильную финансовую помощь.

Со временем бедуин даже проникся к Диме сочувствием, как к бизнесмену-неудачнику. Он угощал его кофе и подкармливал лепешками.

А Дима так и не дождался внимания прессы и властей. Его посетил только один человек, которого звали Игаль, и ему я хочу посвятить следующую главу.

Игаль

– Ленка, быстро собирайся, хватит реветь! – Верочка вихрем ворвалась в домик Лены. – Я познакомилась с таким человеком! Мой земляк! Наш, питерский! Его зовут Игаль. Он совсем недавно в стране, но уже столько успел! Первый преуспевающий бизнесмен из вновь прибывших. Первый в Тверии, разумеется. Сам преуспел и другим помогает! Он вытащит Сашу из тюрьмы. Вот увидишь, уже сегодня твой муж будет ночевать дома. Скорее поехали в его офис. Я записалась на прием. Через час он ждет нас!

Офис Игаля, расположенный в самом центре Тверии, сразу произвел на женщин приятное впечатление. Со вкусом обставленная приемная, красивый дизайн без выпендрежа и кича. Светло, просторно и как-то по-домашнему уютно. «По-домашнему, – подумала Лена. – Какое милое выражение. Как часто я произносила эти слова раньше и совершенно забыла их за месяцы репатриации». Ей сразу стало легко и спокойно. Она опустилась в удобное кресло и испытала чувство благодарности, как бездомная собака, вдруг нашедшая нового хозяина и положившая свое усталое, измученное постоянным страхом тело на подстилку в его доме.

Верочка пригляделась к секретарше. Это была не смазливая молодая девчонка, каких обычно берут на работу преуспевающие мужчины, а интеллигентная, приятная женщина средних лет.

– Добрый день, – вежливо поздоровалась секретарша, – меня зовут Хана. Игаль сейчас занят, но обязательно примет вас в ближайшее время. А я пока угощу вас чаем. Хороший чай с жасмином. – И Хана поставила на изящный столик заранее приготовленный поднос с заварным чайником, сахарницей и двумя чашечками. Перехватив восхищенные взгляды женщин, за которыми давно уже никто так не ухаживал, пояснила:

– Удивляетесь, что в офисе репатрианта хорошая дорогая мебель, а не та, которую в народе прозвали «сохнутовской», купленная по скидке от Сохнута? А это принцип Игаля: ничего временного, дешевого. Мы приехали сюда навсегда и должны чувствовать себя как в своем любимом доме. Мелочи так много значат для хорошего настроения! Вот, к примеру, эти чашки из тонкого фарфора – это вам не бумажные стаканчики. Я наливаю в них чай и вспоминаю сервиз своей бабушки. И сразу так тепло на сердце, так хорошо! И вообще я так благодарна Игалю, – продолжалаХана. – Я педагог, преподавала немецкий. Всю жизнь проработала в ВУЗе. А в Израиле немецкий, оказывается, никому не нужен. Путь у меня был один – в поломойки! Я и не надеялась на большее, когда пришла к Игалю убрать офис после ремонта. А он пригляделся ко мне и предложил должность секретаря! Работы, честно скажу вам, не много. Игаль сам ведет всю свою документацию, а зарплата у меня хорошая. Я даже о такой и не мечтала. Ах, Игаль, Игаль, золотой ты мой человек! Впрочем, вы сейчас и сами в этом убедитесь. Я не знаю вашу проблему, но с уверенностью скажу, что он обязательно поможет!

Игаль не разочаровал женщин. Первое впечатление было очень приятное: ухоженный, со вкусом одетый мужчина, и этот, давно забытый запах дорогого мужского одеколона вместе с ароматом только что сваренного кофе.