Единственные

Пусть запихнет себе эти скобки сам знает куда!

Я злюсь, пока жду такси. Уже на заднем сиденье авто, слегка успокоившись, пишу ему:

«А разве можно как-то выжить в этом мире и при этом не стать циником?»

«Нужно, Поля. Обязательно нужно».

Глава 4

Следующие два дня проходят в какой-то болезненной суматохе. Я постоянно проверяю телефон в ожидании сообщений от сестры. Она редко пишет, в основном спит. Мы не обсуждаем случившееся, будто не были в этой ванной втроем. Не боролись за ее жизнь. Пару раз я пыталась что-то рассказать про Илью, поделиться, как он ругался из-за случившегося:

– Хоть бы в черте города экспериментировали, раз уж уповают на естественность! «Скорая» еле нашла ваш поселок! А если бы не нашла? Мы бы с тобой, моя боевая подруга, вдвоем могли не вытянуть.

– Акушерка заверяла, что все пройдет хорошо, – лепетала я в оправдание сестры.

– У нее экстрасенсорные способности, я полагаю? Вся эта кухня – вне закона, потому что лицензию на проведение домашних родов в РФ получить нельзя. Соответственно, нет никаких регламентов, правил. Сплошная импровизация от и до! Тебе самой не жутко?

Еще как…

Но Мия упорно оставляла подобные сообщения без ответа.

Ей было неинтересно. Она вообще стала не от мира сего с тех пор, как связалась с этим Арсением. Кажется, нажаловалась папе, потому что следующий наш телефонный разговор отец начал с фразы в приказном тоне:

– Не вмешивайся, Полина. Я сам во всем разберусь.

И оставь сестру в покое, пусть восстановится.

С одной стороны, я была с ним согласна: к чему сейчас махать шашкой? Случившегося не исправить. Главное, что все живы. Но с другой… почему хотя бы не попытаться привлечь ту женщину к ответственности? Да и Арсения, чтоб ему самому пережить подобное!

– Когда Мия подает на развод? Это единственное, о чем я хочу знать.

– Поля, ну что мне с тобой делать?!

– Полина поняла, Полина молчит! – От досады закусываю губу.

– Кстати, слышал, что ты не ходишь на учебу.

Да, это сейчас особенно важно. Мир погибнет без очередного экономиста.

– Всего пару дней пропустила. Для меня случившееся тоже стресс. Папа, я так испугалась! Господи, папочка, скоро ты приедешь?

– Послезавтра. Ты ходила к психологу?

– Да.

– Хорошо.

Дальше мы замолкаем. Оба не знаем, что сказать. Я чувствую себя крайне уязвимой, потому что позволила себе сорваться на эмоции. Он не представляет, что с этой уязвимостью делать. Мы давно не общались искренне и начистоту. Наверное, с появления в наших жизнях Насти. Вот, кстати, еще один человек, к которому я якобы ревную. Не Поля, а всадник Ревности, отравляющий жизнь всем, кто услышит топот ее боевого коня. Еще один предвестник апокалипсиса! Я закатываю глаза и вздыхаю.

Отец словно видит это, хотя между нами много тысяч километров, – все же он неплохо меня знает. Как облупленную! Переводит тему:

– Скинь мне номер того врача, что прибыл первым и принял мою внучку.

– Он не возьмет денег. Он приехал, потому что я пор… просила. Он друг. – Ловлю себя на том, что улыбаюсь. Впервые за день. – Мой друг.

– Посмотрим. Но номер скинь, предложить-то надо. Нехорошо.

– Ну да, бесплатно-то со мной никто не станет общаться, – бубню я.

– Повтори-ка? Что-то со связью, плохо слышу.

– Ничего, пап, это телевизор. Сейчас скину. Ты напиши потом, взял он деньги или нет.

– Зачем?

– Просто интересно.

А еще важно. Почему-то очень для меня важно.

– Ты мне ничего про него не хочешь рассказать? Сколько ему лет? Откуда у тебя взрослые друзья? – Папин голос становится не то игривым, не то строгим. Что-то между.

Таким же тоном дальние родственники интересовались, есть ли у меня женихи. Когда мне было девять.

– Па-а-апа-а-а, – тяну укоризненно. – Хорошо, я напишу.

Сбросив вызов, я возвращаюсь к делам. Смотрю расписание занятий на завтра, гадаю, как бы незаметно испортить Насте настроение… И еще размышляю, пригласит ли Илья меня на свидание? На настоящее, полноценное свидание!

Он очень отличается от всех парней, с которыми я до этого флиртовала или дружила. Большинство из них мечтают закрутить роман с дочерью бизнесмена Барсукова. Заглядывают мне в рот, охотно идут на контакт. Ветров же все время переносит наши встречи! Динамит меня, притворяется, что есть дела поважнее!

Я, Полина Барсукова, предложила ему заняться любовью! Да половина парней нашего универа умерла бы от радости. Вторая половина – стянула бы трусы немедленно. Ветров же пообещал как-нибудь угостить кофе.

Зачем-то в очередной раз пробегаю глазами все наши переписки. Он забавный! А еще так смешно отреагировал на предложение стать моим первым. После этого начал обращаться ко мне «моя девочка». Будто я уже «его». Какая идиотская банальщина! Аж волоски дыбом от этих его слов. И приятно так, сладко на душе. Я попала в беду, и мой парень сорвался, приехал и спас мою сестру. Ради меня.

Мой парень.

Курил сигарету из моих рук…

Дела у меня в последнее время идут не очень хорошо – я часто ссорюсь с друзьями, много времени провожу в одиночестве. А с ним мне как-то… иначе, что ли? Он взрослый и будто с другой планеты. Не такой взрослый, как папины друзья, но почти такой же надежный. С ним я робею и не решаюсь спорить. Все больше слушаю.

Сверху всплывает окошко. Короткое сообщение от отца: «Взял».

Всего одно слово, но я сразу понимаю, о ком речь.

Осторожно откладываю сотовый на стол и смотрю в окно. Молчу. Только сердце колотится.

Ну вот, все правильно. Врач выполнил работу, получил за это вознаграждение. Щедрое. Ничего личного. Вообще ничего личного.

Что же оно так колотится-то! И слезы подкатывают.

Глава 5

Илья

– И как там твоя принцесса? – спрашивает коллега во время операции.

Часовой остеосинтез бедренной кости подходит к концу, пациент, несмотря на преклонный возраст, переносит хорошо. Близится вечер, четвертая плановая операция – народ устал и хочет отвлечься.

Интересно, еще хоть кто-то не в курсе событий, что происходят в моей личной жизни? Которой я занимаюсь, на минуточку, в нерабочее время.

А с чего все началось? Главврачу позвонил «сам Барсуков», как мне передал потом завотделением дословно… Хотя даже не так. Он сказал: «САМ Барсуков позвонил и поблагодарил!»

За спасение роженицы и новорожденного меня поощрили уважительным хлопком по спине, а потом, конечно, отругали, что полез. Случись беда – искали бы крайнего. Родственники крайними быть не любят, акушерку ищи по городу. Она уже и номер телефона сменила, наверное. Будет лгать и отпираться до последнего вздоха, уверяя, что ее там не было.

А я такая удобная мишень. Врачебная ошибка и прочее. Завотделением хирургии – мужик отличный, как отец нам всем родной. Вот только я бы лучше сиротой остался.

Меня прямо с утра вызвали в кабинет. Не успел зайти и закрыть за собой дверь, как услышал:

– Тебя переводят на новое место.

Я аж дар речи потерял. Смотрел на завотделением – ему хорошо за шестьдесят, высокий тучный мужчина, до сих пор блестящий хирург. Взгляд – суровый, погоняло – Пушкин, потому что Александр Сергеевич. Он хмурился и кивал, дескать, такие вот новости. Рядом с ним еще один хирург и его лучший друг – Чернов. Личность неприятная, если не сказать противная, погоняло среди коллег – нелитературное. Смотрел на меня с сочувствием.

Ппц.

– Хоть не на Камчатку? – спросил сразу, припомнив свое первое распределение в такие дальние дали, что сбежал оттуда в горячую точку. От смертельной скуки.

Тот губы поджал, насупился. Молчал, не зная, как мне сказать.

– Я ж только с декабря работаю, полгода не прошло. – Понимал, что бесполезно, но вот так сразу принять новости не получалось.

На лице Пушкина не было ни тени улыбки.

– Я боролся, но ничего сделать не мог, – оправдывался он. – Сам понимаешь, сверху дали сигнал. – При этом бросил скорбный взгляд на потолок: там пыльная люстра. Он тоже думал о том, что хорошо бы ее помыть, на пару секунд забыв о моей судьбе.

– Меня и так постоянно на всякие сборы гоняют.

Между прочим, это удовольствие дополнительно не оплачивается. А неудобств – масса.

– Ты себя блестяще показал, Ветров. И за твои заслуги перед Отечеством мы переводим тебя… добровольно-принудительно… в гинекологию, – закончил Пушкин. И начал ржать.

Я моргнул, потом чуть сильнее сжал челюсти. Дебилы.

– У них там снова нехватка. Ольга Дмитриевна на пенсию ушла! – вторил Чернов. – Сказали, такие находчивые ребята им нужны!

– Парень с боевым опытом, нервы крепкие, то, что надо в гинекологии! – продолжал Пушкин, уже покраснел весь, слезы вытирал. Хохотал так, что аж хрюкал.

Я против воли почувствовал, как слегка лихорадит.

В гинекологию, ну да. Смешно. Очень. Тоже улыбнулся, оценил шутку. Не скоро мне забудут позавчерашний подвиг.

– Роддома у нас тут нет, уж извиняй, но если сильно тянет.

– Издевайтесь сколько угодно, – тоже начал посмеиваться, подыгрывая Пушкину. Можно было, конечно, и съязвить, но тем самым я лишь подогрел бы их ажиотаж. Так что лучше было не нарываться.

– Какого хрена, Илья? – Пушкин вдруг сменил тон, всплеснув руками.

– Так получилось. Я был поблизости и приехал раньше «Скорой». Что, нужно было сидеть рядом и ждать, пока сердцебиение плода вовсе прекратится?

Он встал из-за стола, принялся мерить кабинет широкими шагами и заламывать руки. Потом подошел ко мне и похлопал по спине.

– В нашем госпитале нет родильного отделения.

А знаешь почему? – не унимался Чернов.

– Потому что служат в основном мужчины.

– А у них что?..

– Матки нет, – сдался я.

– Какой молодец! Анатомия – пятерка! У мужиков хер, а не вагина. Но ты, я смотрю, на все руки мастер! Хоть бы намекнул, я б тебя пристроил вон в четвертый родильный. Или в перинаталку, – все не унимался Чернов с матерным погонялом. Нетрудно догадаться, откуда оно появилось.

Но при этом я понимал, к чему они оба клонили.

– Опыт у меня есть, – сказал решительно. Тут слабину дашь – съедят. – Я знал, что делаю. Все расписал в рапорте. Там три страницы мелким почерком.

Пушкин смотрел на меня долго. То на одно плечо голову склонял, то на другое. Как на дурачка или уродца.

– В Сирии обстоятельства были разные, – продолжил я. – Там не спрашивали специализацию, опыт, знания. Если врач – значит, работай. Можешь спасти – спасай. Я оказался в схожей ситуации и действовал. За каждое движение могу ответить. Итог – обе пациентки живы.

– Но сейчас мы не в Сирии, а в России. В Красноярске. В мирное, мать твою, время. Але!

– Я понял.

Он нахмурился.

– Тебе повезло, запомни это. И на рожон больше не лезь. Вообще к этой семье не лезь. Держись от них подальше.

– А то что? – спросил, приподняв брови.

– А то карьеру свою похоронишь. Что я твоим родителям скажу? Кто им поможет? Военную ипотеку хоть дождись. Игорь Андреевич за тебя поручился перед Барсуковым, но терпение у него не железное.

Повисла пауза. Меня не отпускали, поэтому я стоял и молчал.

– Я не шучу, Илья. Полезешь к дочери САМОГО Барсукова – тебя через годик и правда отправят в какой-нибудь Северодвинск.

– Надеюсь, у них там хороший роддом.

Пушкин сощурился, потом всплеснул руками.

– Иди работай. Пока все.

Я кивнул, развернулся и направился к двери. Он меня окликнул уже у самого выхода:

– Илья, тебе не хватило войны?

– Я просто хотел помочь. Знал, что у меня получится. Был уверен.

Тот лишь покачал головой.

Два года службы по контракту наложили отпечаток. Сам не заметил, а окружающие говорят об этом. Что изменился. Тяжелее стал по характеру и более замкнутым.

– Она не принцесса, – улыбаюсь я. Под маской не видно, но по глазам коллеги считывают. – Она мажорка.

Хорошее слово, хлесткое. Полностью ей подходящее.

В ответ все смеются. Почему мы так много говорим о Полине? Потому что я новенький и все лезут ко мне в душу. И не дай бог случайно ляпнешь – слухи бурным потоком пронесутся по всей больнице. Даже пациенты, должно быть, шушукаются. Илья Ветров принял роды у одной из дочек самого Барсукова (да кто этот мужик такой-то?! Надо хоть погуглить). А со второй – крутит роман.

Две дочки, везде отметился.

– А есть разница между принцессой и мажоркой?

– Да, еще какая, – объясняю. – И слава богу! Потому что на роль принца я тяну не особо.

– А на чью роль тянете, Илья Викторович? – хихикает медсестра Женя.

Хорошенькая, между прочим. Но замужем. Облом по всем статьям. Кстати, в гинекологии девчонок работает больше. Может, и правда поменять специализацию?

– Вот здесь подержи, – командует хирург. – Смотри, у как вышло. Видишь?

Киваю.

– Дальше шей.

Принимаюсь за работу.

– Жень, я тяну на роль сомнительного парня. Такие крайне интересуют мажорок, пока те не становятся принцессами.

– Это такие этапы развития в королевском дворце?

– Думаю, да. Из куколки в бабочку.

Полинка – самая настоящая куколка. Ладная, свежая, яркая. Такими, по-хорошему, только издалека любоваться. Я был польщен, когда она меня свайпнула в Тиндере. Первая.

– Когда уже операция закончится и вы заткнетесь, – вздыхает коллега.

– Если вам неинтересно, Михаил Геннадьевич, не слушайте! Илья Викторович, так что там с этапами взросления мажорок?

– Сомнительный парень, у тебя сегодня двадцатичасовая смена. Не забывай об этом.

– Ску-ука, – тяну я.

– Принцессам еще нравятся рыцари, – мечтательно вздыхает Женя.

– А их родителям – не особо, – бубнит зануда Михаил Геннадьевич, – в том числе их заработные платы. Этих рыцарей.

– Зато форма красивая, – не сдается медсестра.

– Женя-Женя, – укоризненно качает головой хирург.

Я же ей быстро подмигиваю.

Возвращаюсь домой следующим ранним утром. А в обед меня будит звонок с неизвестного номера.

Глава 6

Полина

Папа всегда непростительно щедр, когда дело касается дочерей. Думаю, он не поскупился и в этот раз. С лихвой компенсировал Илье из Тиндера причиненные неудобства. Наверное, мне больше не стоит чувствовать себя должной. И такой благодарной.

Спасение жизней – это ведь тоже работа. Требует ли она какого-то особенного восхищения или отношения? Кто-то продает яблоки, кто-то – газ. Кто-то делает мебель, кладет плитку во время ремонта… Каждый занят своим ремеслом.

Мне становится зябко, и я подхожу к окну. Закрываю его, забираюсь на подоконник – он очень широкий – и обхватываю колени. Интересно, найду ли я свое предназначение?

Телефон вибрирует. Бросаю взгляд на экран – это Олеся, моя близкая подруга. Вообще, моей самой близкой подругой, буквально частичкой души, всегда была сестра. Мы жили в соседних комнатах, все свободное время проводили вместе. Потом Мия переехала к мужу, и мне пришлось как-то выкручиваться самой. Папа по-прежнему много работал, няня стала мне вроде как не по возрасту, но вместо нее у нас поселилась Настя.

О, что это? Неужели снова топот копыт всадника Ревности? Кыш-кыш, лошадка, у нас тут взрослая девочка.

Я морщусь и встряхиваю плечами, словно скидывая невидимые оковы. Быстро открываю сообщение. Олеся зовет в клуб – потанцевать, поболтать, развеяться. Сначала отказываюсь: из-за Мии совсем нет настроения. Да и подвиг Ильи, ставший проплаченным, будто утратил героизм. Но в итоге принимаю приглашение.

Бросаю взгляд на часы – половина восьмого. Вторая пятница мая. Дом совершенно пустой. Как обычно. Криком кричи – только эхо ответит. Настя читает в своей спальне в конце коридора. Прийти к ней и пригласить вместе поужинать – для всадника Ревности это уму непостижимо!

– Ура! – радуется Олеся. – Пойдем в новое место, там очень круто! Влада с Галкой тоже будут.

Напоследок я еще раз листаю фотографии Ильи из Тиндера. Не без труда отрываюсь от его светлых глаз и принимаюсь рассматривать детали одежды. На трех фотографиях это футболки и джинсы, на двух – рубашки и брюки. А еще его шею обнимает одна и та же тонкая золотая цепочка. Кажется, с кулоном. Многократно увеличив картинку и прищурившись, я понимаю, что Илья носит крестик. Судя по всему – всегда. Наверное, не снимает его даже в душе. Странный он какой-то. Смешной.

Но денежки-то взял.

Бизнес-такси останавливается напротив клуба, мы выходим из машины и на пару секунд замираем. В таких заведениях я еще не была.

С важными лицами проплываем мимо охраны, на ходу доставая паспорта. Покупаем билеты и через минуту оказываемся внутри.

Ну, блин, вау.

Пытаюсь не таращиться, но не очень-то получается.

Музыка здесь другая, люди другие. И запахи. Сложно объяснить… Всего так много, что я не успеваю следить за обстановкой. Обхватываю себя руками и зябко потираю открытые плечи. Олеся под большим впечатлением – ее глаза возбужденно горят, она так пялится на окружающих, что хочется ее стукнуть.

Я веду себя естественно.

– Первый раз здесь? – кричит на ухо Влада.

– Каждое затмение я встречаю в клубе «Затмение»! – язвлю.

Она хохочет так, будто эта шутка смешная. Платить за ужин и напитки снова предстоит мне, поэтому любая моя шутка моментально взлетает в топ.

– Идем же, Поль! Что ты будешь пить? – Влада тащит меня в сторону бара.

Хотя совершеннолетней я стала только в прошлом месяце, мы с девочками и раньше тайком выбирались в ночные клубы, чтобы выпить по коктейлю и потанцевать. Но… там все было как-то иначе. Внезапно мне хочется оказаться в своей родной «Эре», где принципиально не круто. Но зато безопасно и понятно.

Делаю вид, что не робею. Минут пятнадцать мы, обескураженные, тянем напитки, заказываем по второму коктейлю. Я поздно вспоминаю, что ничего не ела с самого утра, и приятное тепло согревает изнутри. Плечи сами по себе расправляются, щеки розовеют.

Бросаю взгляд на сотовый – еще три сообщения от Ветрова. Весь вечер меня атакует в Ватсапе – я принципиально не читаю. Только селфи в сторис выкладываю.

– Наша любимая песня!!! – кричит Олеся в полном восторге.

Я прислушиваюсь и действительно узнаю нашу песню в новой обработке. Мы соскакиваем с высоких стульев и бежим танцевать.

С каждым движением становится все лучше. Легче. Веселее! И еще очень тепло. Так, что даже жарко! И почему я раньше боялась? Вокруг все улыбаются, танцуют, все непременно будет хорошо! Только сердце колотится все сильнее и сильнее. Сначала это будто приятно: дает силы, энергию. А потом мне становится душно.

– Давайте что-нибудь поедим! – кричу я на ухо Владе.

Та размышляет пару секунд, а затем кивает.

Ценник здесь, конечно, нехилый.

– Берем все, что хотим! Не стесняемся! – объявляю я покровительственно.

Коктейли ударяют в голову, придавая смелости. Я открываю Ватсап и читаю от Ветрова:

«Привет! Как у вас сегодня дела? Есть новости?»

«Але, моя девочка. Мне не нравятся твои глаза на фотографиях».

«Игнор?»

Пф, на этот раз его «моя девочка» только раздражает. Вообще, подобные выражения – признак профессиональной деформации. Когда я выяснила, что он военный, хоть и врач, многое прояснилось. Некоторым парням в форме трудно преодолевать нормы субординации, и они начинают переносить их в личную жизнь. Понятно, что с начальством не поспоришь, а вот дома… Это мне объяснял отец, потом я еще почитала.

Расслабленно-покровительственные «моя маленькая», «моя девочка» – первый звоночек. Я прищуриваюсь, и в голове рождается план.

«Привет, Илья! Мы тут с подружками вышли развеяться. Не хочешь приехать? Клуб «Затмение». Представлю тебя девочкам», – быстро пишу и отправляю.

Он думает секунд пять.

«Да, скоро буду».

Я киваю самой себе и объявляю:

– Планы меняются.

Глава 7

Илья

Ну да, где еще могут веселиться мажорки?

ВИП-клуб для тех, кому бабло некуда девать.

Прикуриваю сигарету, пока ищу место для парковки. Дрянная привычка, пора с ней завязывать. Я и так долго держался: как перевелся на четвертом курсе в Томский военно-медицинский институт из Красноярской медакадемии – с тех пор ни-ни. Потом его, правда, закрыли, и доучивался я уже в Питере. Так вот, физические нагрузки убивали. Военный врач – это тот же самый врач, только он должен уметь еще и маршировать, бегать наравне с солдатами, прыгать с парашютом в полной экипировке. Стрелять тоже нужно уметь.

Нет, врачи, разумеется, не воюют и кровь не проливают. Но если ты ведешь колонну с ранеными в полевой госпиталь, а впереди внезапно оказывается неприятель, то сложить руки и уповать на совесть и сострадание противника – та еще глупость.

Всех перебьют. А кто попадет в плен… лучше не попадать. Ни за что на свете.

В мирное время все совсем иначе. А там, где я был. Постоянный адреналин в крови и ежесекундная готовность спасать людей во всех смыслах этого слова. У меня есть боевой опыт, поэтому со мной иногда так трудно. А еще мне самому бывает непросто. В некоторых мирных ситуациях. Обыкновенных и привычных для окружающих людей.

Моя бывшая девушка вам может порассказывать. Банальная история любви – ординатор и медсестра, банальная жизнь, банальный разрыв. Потому что Северодвинск, которым мне угрожал Пушкин, – это, в общем-то, отличный город, бывает и похуже. Намного хуже, уж поверьте мне. Когда день за днем только и делаешь, что лечишь сопли срочникам и отбиваешься от них же отборным матом, потому что солдаты знают наверняка: ты единственный во всей округе, у кого есть спирт.

Смотрю на вход в элитное заведение. На хрен мне это надо?

Казалось бы.

Но в последние дни я закрываю глаза и мысленно оказываюсь на крыльце того огромного особняка у речки. Руки и одежда в крови роженицы. Рядом восемнадцатилетняя девчонка, напуганная до смерти. Курю ее сигарету и чувствую, как кровь несется по венам. Чувствую себя живым.

Приходится немного пободаться с охраной, после чего меня наконец пускают в «Затмение». Захожу, оглядываюсь – типичная тусовка тунеядцев, которые я никогда не понимал. Зачем на это все тратить время? Когда столько нового можно прочитать и изучить дома.

Хотя признаю, лгу. По юности мне хотелось оказаться среди всего этого веселья, хватануть легкой жизни. Кайфануть. Но нужно было выбирать. Денег на профкурсы по хирургии у меня, конечно, не было. Я в военный институт-то перевелся в основном из-за стипендии – тогда еще можно было это осуществить. Поэтому мы с товарищем тренировались шить на старых коврах. Аккуратно разрезали, а потом сшивали. Раз за разом, раз за разом. Секрет, разумеется, никому в этом не признаюсь. Какие уж там клубы.

Быстро прохожу по первому ярусу, поднимаюсь на второй и застываю.

Капец какая она, конечно, красивая. На секунду мне даже кажется, что мир вокруг нее останавливается. Тускнеет, сливается в темный фон. И лишь Поля танцует в черном коротком платье с оголенными плечами. Платье свободное, я бы даже сказал, на мешок похожее. Но Полина двигается, и фигурка легко угадывается. Она не тощая, в отличие от многих своих ровесниц: и попа, и бедра на месте. Небольшая грудь в контрасте. Изумительно просто.

В голову противным голосом Богомолова на мгновение врывается известная песня: «Ты попал, парень, в клетку-у-у».

Я сглатываю скопившуюся слюну.

На нее смотрят другие мужчины – меня это раздражает. Слишком молода, слишком красива. Короткая вспышка гнева, которую быстро гашу. Мирное время. Все вокруг хорошие. Врагов нет.

По крайней мере, не мне с ними разбираться. Пусть бойцы из отряда выезжают. Были вместе в последней командировке, так наслушался баек.

Я подхожу к Полине и слегка улыбаюсь, чтобы не испугать.

Она вскидывает глаза. Темные, наивные. И тоже улыбается. Кладет руки на мои плечи, тянется, приподнимаясь на цыпочки.

Наклоняюсь навстречу и вдыхаю запах ее кожи и каких-то дорогущих духов.

Она шепчет мне на ухо:

– Я так рада, что ты приехал! Огромное тебе спасибо, Илюш.

Терпеть не могу, когда мое имя коверкают, но мне нравится, как она произносит шипящую «ш». Мне на ухо.

Кладу руки на ее талию. Тоненькая такая. У меня мысли путаются в голове. Ладно, признаю, не избалован я женским вниманием. Не урод внешне, все на месте, но банально некогда было. Все время некогда. То ковры, то такие места обитания… Да, Северодвинском меня не напугать. А, к черту!

Наклоняюсь ниже и целую ее. Вот прямо так сразу, без предисловий. Мы вместе в аду побывали – как еще назвать минуты, когда человеческие жизни находятся на кону. Ее сестра так намучилась, бедная – сил уже не было тужиться, когда головка плода наконец встала в таз и ребенок пошел. Счет был на секунды: у меня с собой ни вакуума, ни щипцов, конечно, не было. Откуда? Как Мия ее вытужила – одному Богу известно.