Созидатель. Вячеслав Заренков

Но она вдруг задумалась.

– А может, мне у вас квартиру купить?

«Шутка?» – пронеслось в голове. А вслух: «Можно, конечно». И показал планировку однокомнатной, самой маленькой по метражу.

– Однокомнатная подошла бы студентке, – она почти что обиделась. – Меня интересует побольше.

Из всех вариантов кандидатка в штукатуры выбрала максимально большую, трехкомнатную квартиру.

– Я готова заключить договор.

– В нашем договоре долевого участия для вас будут расписаны платежи по кварталам.

Через час договор был готов, его принесли шефу на подпись, и снова вошла скромная девушка-женщина в мятой зеленой куртейке.

– Итого, пятьдесят восемь тысяч условных единиц, – произнес Вячеслав Адамович.

– Я могу внести полную стоимость.

В руках у необычной посетительницы была только маленькая сумочка. В ней явно не поместились бы деньги. Тогда где же они?

– Давайте я дам вам машину, вы можете съездить домой за деньгами.

Она посмотрела на директора удивленно и немного хитро.

– У меня все с собой!

Дама расстегнула куртку, из правого ковшика своего бюстгальтера ловким движением вынула пачку, из левого пачку. В каждой по десять тысяч долларов. Повернулась спиной, чуть наклонилась, и стала вынимать пачки, видимо, из трусов, из передней части, из задней. Понятно, что наблюдать за этим невольным стриптизом джентльмену как бы и не прилично, но и отвести глаз невозможно: настоящий иллюзион!

Откуда она доставала последнюю, шестую пачку, он не заметил.

Теперь они все, перекочевав из интимных мест, лежали на столе Заренкова.

– Оплата у нас производится только в рублях! Деньги надо обменять в банке.

– Пожалуйста! Я готова отправиться в банк. Но… может, вы все-таки возьмете меня штукатуром?

«Всегда будьте позитивны!», – повторил про себя свою мысль Заренков.

Реклама как двигатель

Когда-то Ольга Красноперова превратила фанерную перегородку на даче Вячеслава Адамовича в великолепный пейзаж. Потом художница взялась за разработку эскиза акций ЗАО «ЛенСпецСМУ». Сделала черной тушью силуэт коттеджа, подобрала два шрифта, ручной и печатный, представила разные варианты.

– Отлично! – он кое-что сам подправил и утвердил. – Ручная работа! Эти акции никто не подделает. Теперь я вас попрошу найти бумагу с водяными знаками, чтобы мы могли их отпечатать… Кстати, а вы не хотели бы заняться у нас рекламой? Первый дом мы построили, и сейчас есть потребность в клиентах, частных инвесторах строительства. Без рекламы найти их непросто.

– Но рекламой я никогда не занималась.

– Вот и попробуйте!

Так в «ЛенСпецСМУ» появился рекламный отдел в лице одного человека. В числе прочих задач Ольга Викторовна приступила к подготовке первой пресс-конференции Заренкова. Информационный повод был очевиден: «Строительство жилья с привлечением частных инвесторов: опыт и перспективы компании «ЛенСпецСМУ».

Пресс-конференция прошла успешно. Журналисты забросали Заренкова вопросами, и сам Вячеслав Адамович понял, что открытость для СМИ его компании пойдет только на пользу.

Будущее строится сегодня

Как оказалось, «ЛенСпецСМУ» – хороший ньюсмейкер. Жизнь здесь кипела, новости рождались одна за другой. Ольга Красноперова наладила активное взаимодействие с питерскими журналистами. Она знала их поименно, угощала в офисе чаем. Неказистый дом на проспекте Энгельса, 99 теперь качественно справлялся с рекламной функцией. Внутри он выглядел сказочно. После перепланировки здесь была сделана качественная для того времени отделка: в кабинетах деревянные массивные двери, паркет, моющиеся обои, картины… Обои выбирал сам Заренков. Посетители, входя, замирали. Им всем требовалось пару секунд, чтобы прийти в себя: «Ого! Это вы сами так сделали? Своими руками? Мне бы такую отделку!»

– Ольга, надо что-то придумать еще! – Вячеслав Адамович старался опередить свое время, сделать еще один, пусть небольшой, шаг вперед. – Давайте разместим нашу рекламу в метро.

На первых баннерах текст был такой: «Вы можете получить квартиру от «ЛенСпецСМУ» за деньги, по долевому участию или за объем выполненных работ».

Про «объемы» – это, конечно, информация для фирм-подрядчиков. Но люди не поняли, и последовала целая лавина звонков: я готов участвовать в стройке как разнорабочий! Я – как столяр. Я – сварщик, каменщик или маляр…

И каждому приходилось объяснять, что речь идет о лице юридическом, а не частном.

– Вячеслав Адамович, давайте сделаем уже разъяснение, – просила Ольга Красноперова.

– Не надо, пусть звонят, пусть все узнают о нас.

Так весь Питер узнал, что они строят квартиры надежно и в срок. «ЛенСпецСМУ» – это предприятие, которому можно доверять.

Доверие пришло после того, как были построены первые три дома, качественно и без задержек. Тогда же появились и первые аферисты, которые попытались паразитировать на строительной фирме. Одна компания начала продажу квартир в новом доме Заренкова, не поставив в известность самого застройщика. Так могли бы появиться первые в современной истории обманутые дольщики. Но мошенников быстро вычислили. По указанному адресу выехала служба безопасности «ЛенСпецСМУ». Аферистов заставили вернуть деньги по заключенным фиктивным договорам, а дольщикам оперативно подобрали в том же доме другие квартиры.

В течение следующих двух-трех лет Ольга Красноперова облекла идеологию «ЛенСпецСМУ» в простую емкую формулу: «Будущее строится сегодня!» Так у компании появился рекламный слоган, который давно был на вооружении самого Заренкова. В своем дневнике он писал: «Просыпаясь, давайте себе наставление: «Сегодня старайся быть лучше себя вчерашнего». И тогда вы будете развиваться. Остановка наставлений ведет к деградации».

С неба на землю

Только на детей наставления никак не действуют. Дети ищут свой путь. В пять лет Дима Заренков хотел стать летчиком. Ну, или космонавтом. В то время это было модно – все хотели. Но уже в подростковом возрасте парень всерьез увлекся радиотехникой. Потом в городе стали появляться первые компьютеры. Дима с товарищами бегал на рынок, покупал какие-то платы, запчасти, собирал свою самодельную версию, как когда-то отец – свой первый фотоаппарат. Теперь он хотел стать программистом. Времена меняются, мода на профессии тоже. Хотя неизменно родительское желание увидеть в сыне преемника, продолжателя дела отца. Вячеслав Адамович тоже на это надеялся, но ломать планы сына не стал, оставляя ему право на выбор своего пути.

Хотя попытка направить Дмитрия по своим стопам все же была, но мягкая и ненавязчивая. Классе в восьмом-девятом Вячеслав Адамович давал сыну возможность подзаработать во время летних каникул. Вместе со своими товарищами Дима определялся в бригаду бетонщиков, каменщиков или плотников. Ребята выполняли работу подсобников. Заренков поручал молодежной команде строительство семейной дачи. Дача не чужая, своя, но за работу сыну и его друзьям он платил. Приезжал на выходные, давал задание на неделю – выкопать траншею под фундамент, поставить опалубку, залить бетон, сделать лестницу. Они старались, понемногу во всем разбирались, но…

Но Дмитрий Заренков поступил не на факультет ПГС, а в один из самых престижных инженерных вузов страны – Ленинградский институт аэрокосмического приборостроения. И группа у них подобралась сильная, и специальность серьезная – инженер-исследователь аэрокосмических приборов.

Из тринадцати человек, зачисленных в группу, диплом получили десять. Но на повестке дня встал вопрос: что делать с этим дипломом? Времена в стране смутные, сумбурные, космические программы были закрыты, и «Роскосмос» по сути уже не существовал.

И тогда Вячеслав Заренков пригласил сына с одногруппниками-выпускниками к себе.

– Приходите, попробуйте поработать.

– Кем?

– Для начала обычными электриками. Щипцы в руках держать умеете?

Вместе с Дмитрием пришла группа выпускников почти в полном составе. В это время кооператив «ЛенСпецСМУ» строил за городом коттеджи, инженерам-исследователям доверили проводить в них электрику. Стояла зима. В холодных нежилых коттеджах ребята промерзали насквозь. Возвращались домой усталые и сопливые, день ото дня все отчетливее понимая, что деньги просто так не даются, их зарабатывать надо.

Наверное, это было во многом похоже на курс молодого бойца. Трудности и боль ускоряли психическую перестройку. Вчерашние студенты становились мужчинами. Правда, не все прошли этот отбор. Из десяти человек осталось четыре.

С ними Заренков-старший приступил ко второму этапу своей педагогической программы – к подготовке руководящих кадров.

– А теперь задача такая. Каждый день будете приходить в этот офис, вот вам скамеечка. Сидите на ней и наблюдайте внимательно, как я работаю. К концу рабочего дня готовьте свои предложения: что бы вы на моем месте сделали иначе? Что, по-вашему, я сделал не так?

Идея необычная, смелая. Молодые люди критиковали Вячеслава Адамовича. Были дельные замечания, были жесткие. Особенно суров был к директору выпускник Александр Воронин. Он рубил жестко, без обиняков и компромиссов: «Вы сто процентов в той ситуации были не правы! Надо было сделать вот так!..»

За две недели четверка самых настойчивых многое здесь, в директорском кабинете, смогла повидать. Главное, они поняли, что такое руководить коллективом, какая это ответственность.

И тогда Заренков организовал для этих парней компанию «Электронстрой». Она должна была взять на себя весь комплекс работ, связанных с электроэнергией. Один стал директором, второй начальником участка, третий прорабом, четвертый мастером.

Забегая вперед, надо сказать, что «Электронстрой» и сегодня работает. И двое из той самой четверки по-прежнему здесь. Кстати, возглавляет компанию Александр Воронин, жесткий критик. Конечно, теперь это уже совершенно другой человек, уже состоявшийся руководитель.

Послушник Спиридон

Всю сложность и противоречивость политического и экономического периода российской истории начала девяностых годов ощутил на себе киприот Спиридон Георгакис. Он уже окончил лицей в Акрополе, отслужил в национальной гвардии, поступил в духовную семинарию апостола Варнавы в Никосии и был принят послушником в монастырь Божией Матери Киккской, когда встретился с Патриархом Московским и всея Руси Алексием II. Во время своего визита на Кипр Святейший посетил этот монастырь, а честь сопроводить его по обители выпала как раз Спиридону.

Он старался ничего не упустить, все показать и рассказать о своем любимом монастыре, а когда после экскурсии послушнику сообщили, что Патриарх хочет видеть Спиридона у себя, то разволновался не на шутку.

– Какие у вас планы на будущее? – спросил Святейший.

– Во мне зреет желание стать монахом. Но надо получить хорошее образование, – ответил Спиридон. – Хотел бы отправиться в Бостон, поступить в православный университет.

– Хорошо бы тебе приехать в Россию, чтобы учиться в Духовной Академии, – неожиданно сказал Патриарх и благословил послушника.

Вышел он от Алексия II совершенно ошеломленный. Как это – в Россию? Ведь языка он не знает, планы были совершенно другие…

– Патриаршее благословение промыслительно, – вразумил Спиридона игумен Никифор. – Собирайся в дорогу!

Так киприот из деревни Страволос стал студентом Московской Духовной Академии.

Ректор сразу предупредил иностранца: «Отче, у нас в Москве пока еще не принято ходить в подряснике по улицам».

– Но я привык к подряснику и ходить без него не могу, – ответил рясофорный послушник.

– Отче, я не благословляю вас передвигаться в нем по столице!

Но Спиридон ректора не послушал. И в одном из подземных переходов в самом центре Москвы на него напали цыгане, забрали все деньги и порвали подрясник.

Результат непослушания не замедлил сказаться.

Спиридон был в отчаянии. Он тут же позвонил на родину, своему игумену.

– Владыка Никифор, я послезавтра возвращаюсь на Кипр! Меня обокрали, побили…

– Терпи, брат, терпи!

А потом было первое богослужение в Лавре, и киприот увидел множество людей в храме, увидел их лики и вдруг ощутил, что Христос – здесь! Он вернулся в Россию! Да и сам духовный климат Академии идеально соответствовал запросам пламенной души Спиридона: утренняя молитва, служба при мощах преподобного Сергия, завтрак – молитва, учеба – молитва, вечерняя служба, ужин – и снова молитва!

– Владыка Никифор, я остаюсь!

Но в Академии не было курса русского языка. Со Спиридоном усердно занимался иеромонах Илларион (Алфеев, нынешний митрополит Волоколамский). Он через Евангелие от Иоанна преподавал киприоту церковнославянский, но, чтобы освоить русский язык, надо было переезжать из Сергиева посада в Москву и посещать занятия в Пушкинском институте. Но институт был закрыт – смутные, тяжелые времена…

Спиридон знал по-русски лишь «да», «нет», «мне нужен хлеб» – не густо для первого курса. И вдруг звонок с Кипра.

– Есть в Москве один профессор, который мог бы тебе очень помочь.

Встреча с этим профессором состоялась в здании посольства в Москве. Виктор Григорьевич Соколюк, умнейший человек своего времени, легенда отечественной неоэллинистики, переводчик-синхронист, историк – он был еще и глубоко верующим человеком, а по-гречески говорил лучше, чем греки.

Виктора Григорьевича вдохновил тогда тот факт, что он будет преподавать монаху.

– Невозможно выучить русский язык за три месяца. Но мы сделаем так, чтобы ты все понимал и мог разговаривать с профессорами, – обнадежил Соколюк. И вручил Спиридону видеокассеты с русскими классическими фильмами. – Ты будешь смотреть три фильма в день и станешь понимать русский характер. А вечером будем заниматься с тобой грамматикой, по одному часу.

Эти фильмы помогли понять Спиридону, как много общего у киприотов и русских. Это и похожее чувство юмора, и даже пословицы одинаковые. Например, эта: «Δεν έχουν σημασία χρήματα αλλά φίλοι» – «не имей сто рублей, а имей сто друзей»…

Пройдет почти двадцать пять лет, и одним из ста друзей послушника Спиридона, который к тому времени станет митрополитом Тамасосским, станет Вячеслав Заренков. Точнее – так: не «одним из ста», а одним из лучших друзей.

Но двадцать пять лет – срок немалый…

Новогоднее поздравление

Близился очередной Новый год. Раздался звонок из редакции публицистических программ на областном телевидении: «Мы хотели бы, чтобы Вячеслав Адамович поздравил жителей Санкт-Петербурга с наступающим праздником».

На съемку отправили восходящую звезду телеканала Елену Щербину. Это были те еще времена, когда на обычную съемку выезжала группа из семи-восьми человек. Едет редактор, помощник редактора, режиссер, звукорежиссер, осветитель, оператор и технический гений, который соединит все провода и на месте подпаяет разъемы. Водитель микроавтобуса тоже мог чем-то помочь.

И вот цыгане шумною толпой, по Бессарабии кочуя, бесцеремонно входят со своими колючими штативами и ослепительными фонарями и начинают свою непонятную жизнь.

– Где розетки? А почему шторы такие? Просто кошмар! Есть другой фон? Что у нас с естественным светом? Кажется, звук резонирует…

И тут вошел человек. Открытая, не натянутая на европейский манер, а своя, родная улыбка. Эта улыбка несет мир и заряжает позитивом пространство.

Вячеслав Заренков поздоровался с каждым за руку, сел, куда его посадили и начал говорить поздравительный текст, но… выходило не очень. Люди, камера – он сбивался. Один дубль, пятый, десятый. Все – заклинило человека.

Но вместо того, чтобы нервничать, психовать и срываться – а ведь все-таки вечер и пора бы домой! – вся команда работает на результат.

Потому что видно ведь, что человек перед ними хороший!

Как видно – не объяснить. Просто магия личности.

В итоге все получилось как надо. И смонтировали хорошо, и елочку подрисовали.

«Уважаемые жители Санкт-Петербурга…»

Это был его первый шаг навстречу городу и его людям. Пройдут годы, и люди ответят взаимностью: Вячеслав Заренков станет лауреатом поистине народной премии «Небесная линия».

Не корчма

Но еще задолго до того, как учредили «Небесную линию», Вячеслав Заренков приучил себя ее различать, эту границу между землей и небом, горизонт, на который он шел со своим коллективом.

В канун нового 1994 года в компанию устроилась Ирина Сысоева. Своему новому секретарю директор навалил на стол кипу документации. Да такой специфической, которую Сысоева за всю свою жизнь еще не печатала. Хорошо, что дома машинка была. Ирина брала работу с собой и со слезами отчаяния печатала «всю эту муть зеленую», чуждую лексику и цифирь. Но справилась в срок, догадываясь, что это своего рода проверка. Испытание на готовность к серьезной работе. Потом еще одно испытание – ей пришлось изучать компьютер, который водрузили на стол в приемной. Ирина плакала по ночам. Ничего ей не нравилось. Все казалось непонятным, неустойчивым, зыбким. Своей линии неба она точно не видела. Горизонт устилали тучи. Ее папа и мама, сестра и она – все работали на «ЛОМО». Это была настоящая трудовая династия. И трагедия, когда все пришлось изменить. На заводе перестали платить зарплату, и Сысоева обратила внимание на скромное объявление на остановке: «Организации требуется секретарь-машинистка».

Это куда же? В какую организацию? Неужели в «Корчму»? Была такая забегаловка неподалеку.

– Даже не вздумай звонить! – говорила мама.

– Звони, попытка – не пытка, – советовала родная сестра.

Сысоева всю жизнь проработала секретарем, с семнадцати лет. Начинала печатать у председателя профкома завода. И потом все выше и выше по начальственным кабинетам. Здесь она была как рыба в воде, все ее знали, все двери открыты. Но теперь открытые двери – это холодный сквозняк…

Она набрала указанный номер. Как тяжело далось ей это «алло».

– Алло, здравствуйте, вам требуется секретарь?

И вот она здесь. Дороги назад нет. Построили первый дом. Начали строить второй. В офис хлынули дольщики, жизнь закипела, да и коллектив ее принял.

Со временем Ирина стала отмечать, что Заренков требует от нее совершенно другого, не того, что все предыдущие начальники. Не просто сидеть и печатать, не только регулировать людские потоки в офисе: вам туда, а вам надо чуть-чуть подождать. Она должна добиваться выполнения его поручений. Все держать на контроле и «дожимать». Напечатан приказ – а как он исполняется? Это был новый уровень ее секретарской работы.

Когда уходил в отпуск кадровик, – она брешь закрывала собой. И канцелярией была, и секретарем сразу на пять человек. Универсальный солдат. Человек-оркестр. А ритм работы все нарастал. И количество сотрудников все увеличивалось.

Все свои

Постепенно здесь собирались свои. Те, кто давно уже знал Заренкова. Из «Позитрона» пришел Павел Евдокимов. Следом за ним, в январе 1995 года, на должность начальника производственно-технического отдела заступила Валентина Чулгаева. Когда-то они с Вячеславом вместе трудились на грандиозных объектах.

Валентина Ивановна пришла в маленький отдел, состоящий из четырех человек. Все сидели в одном кабинете, и не было ничего, кроме кипятильника. Даже за водой приходилось бегать в соседнее здание. Это потом уже, чтобы организовать питание сотрудников, Заренков решил обустроить чердак, мансарду двухэтажного здания, но не всю, а только правую его часть. Получилось небольшое, но очень уютное кафе. Первым большим праздником, который здесь отметили, стал пятидесятилетний юбилей Михаила Иванова.

Офис на Энгельса разрастался стремительно. Освоили левую часть мансарды, утеплили, отремонтировали – здесь разместилась служба технического надзора. Как-то незаметно и быстро появилась двухэтажная пристройка со стороны бухгалтерии. Следом одноэтажная – для службы энергообеспечения. И этого мало! Отделу снабжения срочно требовались новые квадратные метры офиса. Расширялся департамент застройки, который возглавил тоже свой человек, Алексей Ожерельев.

Департамент застройки

Алексей Семенович был в годах, человек старой закалки. За плечами высокие должности, управленческий опыт, два ордена Трудового Красного Знамени, орден Почета. Когда рухнул Советский Союз, Ожерельев выбрался из-под обломков и пришел в «ЛенСпецСМУ».

Он один делал больше, чем весь отдел, который впоследствии был сформирован, – департамент по земельным участкам. Департамент, как можно понять из названия, занимался добычей (а по-другому не скажешь) земли, на которой затем начиналось строительство. Строители эту землю называют «пятном». Есть пятно под застройку – живем и работаем. Нет пятна – не едим ни хрена!

В этом деле добычи, пробивания и оформления пятен Ожерельеву не было равных. Любую дверь открывал он ногой, невзирая на должности. Ничто не могло стать препятствием для этого человека, а уж тем более – смутить его. Но однажды…

Однажды Вячеслав Адамович все же увидел Алексея Семеновича весьма смущенным.

– Что случилось?

– Шеф, понимаешь, у меня просят взятку, а я даже не знаю, что это такое. Я в тридцать шесть лет стал директором крупного завода. Я двадцать лет руководил предприятием и взяток никому не давал. Что это такое – взятка?

– Это когда деньги даешь тайком, лично в руки.

– А сколько дать надо? За «пятно»? Вот дамочка эта мне говорит, что без взятки нельзя. А сколько ей надо?

Заренков не владел информацией о точной стоимости такого вида услуг. Городскую таксу знали те, кто занимался оформлением разрешений в строительстве. Взятка – это хоть и тайное дело, но кто и сколько берет, им известно.

– Так что же мне делать? – недоумевал Ожерельев.

Да, у шефа был принцип: взяток никому не давать. Ну, иногда, в виде исключения, можно оплатить труд, выполненный чиновником в нерабочее время. Это очень тонкая грань, но она все же есть.

А здесь речь конкретно о взятке. Причем ситуация щекотливая – уж больно участок хорош! Не дашь, и он точно уйдет к конкурентам, менее щепетильным.

Шеф смалодушничал: «Решайте сами, как поступить». Он понимал, что это не правильно, он позорно снимает с себя ответственность, но Алексей Семенович успокоил: «Ладно, шеф, не бери в голову, разберемся, решим как-нибудь».

Тайком от Адамыча собрали конверт, и заслуженный трудовой человек повез чиновнице мзду. Пожалуй, на одном этом эпизоде можно снять минифильм. Конфликт поколений, противоборство идеологий и много чего еще между строк. Даже кульминация для фильма готова.

Дама не постеснялась открыть конверт. Заглянула в него и отпрянула. Возмущение, обида, презрение – все смешалось у нее на лице.

– Что это? Я же сказала – зеленью! Зе-лень-ю!

Ожерельев вернулся на взводе.

– Шеф, что творит эта соплячка?! Зелень от меня требует!

Это их тогда озадачило. Ни один, ни другой еще не знали про зеленые деньги. Но просветили другие, дивясь их отсталости.

– Вот динозавры! Вы в каком мире живете? Не в курсе, что доллары называют «зелеными», «зеленью»?

Пожалуй, это был единственный случай, когда Ожерельев «спалился». К обиженной отечественными рублями даме его нельзя было посылать. Да он и сам кричал, что не пойдет.

Пришлось отправить к ней сотрудника молодого, обаятельного, с имиджем сердцееда и ловеласа. Он закружил чиновницу в вальсе давно позабытых эмоций и чувств, купил золотую цепочку и цветы вместо «зелени».

И все. Пятно согласовано.

Мяч в игру

– Не робей, у нас не соскучишься, – встречала Ирина Александровна Сысоева свою помощницу. Людей и дел становилось все больше, одной было не справиться. На укрепление наступательного рубежа (в приемную шефа) взяли новенькую, Татьяну Червинскую.

Работу для Тани нашла ее мама. Вере Павловне приснился загадочный сон: она отчетливо увидела рекламный баннер «ЛенСпецСМУ». Баннер этот имелся в действительности. Он извещал горожан о том, что компания продает квартиры в строящемся доме. Но для Веры Павловны это была совершенно конкретная весть – в этой компании должна работать ее дочь Таня.

Рано утром Танина мама, моложавая и очень позитивная женщина, позвонила в офис строительной фирмы.

– Здравствуйте, вам секретарь случайно не нужен? Женщина грамотная, исполнительная, умеет обращаться с компьютером.

– Сколько вам лет? – деликатно уточнили на том конце провода.

– Я не о себе говорю, а о дочери. Ей тридцать пять, – слукавила Вера Павловна. На самом деле Татьяне исполнилось сорок, но выглядела она замечательно.

– Секретарь нужен. Пусть приходит на собеседование.

Довольная собой Вера Павловна вошла в комнату к дочери: «А я тебе работу нашла!»

И все закрутилось. Печать документов, ксероксы, факсы, чай-кофе, звонки – телефон разрывался! Она таскала пакетами продукты из магазина, резала бутерброды, встречала и провожала гостей. День за днем Татьяна развивала в себе новый талант – четко принять информацию и доложить ее руководителю так, чтобы он все сразу понял. И в обратную сторону – донести посетителю то, чего ждет от него Заренков. Чтобы сам он не тратил на это свое время. Принять подачу. Ввести мяч в игру. Снова принять. В бешеном ритме. С максимальной реакцией. Как в волейболе, который она так любила.